скачать книгу бесплатно
Назад мы вернулись воодушевлённые. Съездили явно не зря. Но на службе нас ждал сюрприз.
– Ну, наконец-то, – облегчённо воскликнул встретившийся нам на лестнице Зильберман. – Где вы пропадаете? Идите скорее в отдел. Шеф рвёт и мечет.
Мы удивлённо вскинули брови.
– Он же сам отправил нас на стройку.
– Ну и что? А меня отправил в проектный институт. Однако, вернул. Я там даже и поговорить ни с кем толком не успел.
– Да что такое случилось?
Дима пожал плечами.
– Пока не сообщает. Но, судя по каменному выражению лица, что-то серьёзное.
Я посмотрел на Чурсина. Он выразительно выпятил губу. Неужто эхо Масловского взрыва докатилось и до нас?
Когда мы зашли в отдел, в наши уши ударил грозный окрик:
– Где вы шляетесь?
– Михаил Степанович, вы же…
– Я не давал команду гулять полдня!
– Да какие полдня?..
– Сядьте!
Выпады нашего шефа были обидны и несправедливы. Но мы видели, что он на взводе. Мы понимали, что это неспроста. Ведь он даже не поинтересовался результатом выполнения своего поручения. А это значит, что в наше отсутствие действительно произошло что-то супернеординарное. Поэтому мы сочли правильным не возникать и послушно сели на свои места. В комнате воцарилась тишина.
– Ну что, все в сборе? – спросил, оглядев нас, Орлов. Он подался вперёд, сцепил руки в замок и, понизив голос, проговорил: – Значит, так. События приняли новый оборот. Дела, которые мы ведём, решил забрать к себе ДГБ.
– Вот горе-то! – сыронизировал Чурсин. – Да пусть забирают. И слава богу!
– Не спеши радоваться, – оборвал его шеф. – Дела забираются вместе с нами. Мы будем продолжать по ним работать, но только уже под ихним контролем.
Зильберман присвистнул.
– Это как?
– А вот так. Решение о нашем переводе принято на самом верху. Ситуация очень серьёзная. Чем именно она серьёзная, и какими чревата бедами – это вам объяснят на Большой Девицкой. Туда мы сейчас и направимся.
Название Большой Девицкой улицы всегда произносилось в Воронеже несколько приглушённо и с трепетом. Ведь на ней располагался «серый дом» – так в народе окрестили губернское управление Департамента Государственной Безопасности. Это здание имело недобрую славу. Ходила упорная молва, что в его подвалах нашли свою смерть сотни людей, останки которых до сих пор не захоронены подобающим образом. Наиболее массовые расправы пришлись на второе десятилетие века – период подавления набиравшего силу террора. Управляемые и щедро оплачиваемые германскими спецслужбами «революционеры» не гнушались никакой крови, чтобы расшатать государственный устой. Другого выхода, кроме как ответить террором на террор, власти не нашли. Клин, как известно, вышибают клином. Сейчас трудно судить, правильную ли линию взял возглавлявший тогда правительство Столыпин, но его присущие законам военного времени действия принесли требуемый результат: «революционный пожар» был потушен, и начавшая было скатываться в пучину потрясений страна вернулась на путь созидания.
С тех пор прошло уже много лет, но аура, наведённая творившимися в этих стенах ужасами, и по сей день давала о себе знать. Я не отношу себя к мнительным, подверженным безосновательному страху натурам, но должен признаться, что проходя мимо «серого дома», всегда чувствовал себя как-то не по себе, как-то не в своей тарелке. В меня всегда вселялось ощущение, будто я нахожусь под каким-то незримым, не видимым человеческому глазу колпаком.
Внутренняя обстановка губернского управления ДГБ словно подчёркивала собой особый статус этой организации. Здесь всё дышало властью. Властью несгибаемой, неумолимой и беспощадной. Мраморные лестницы; устланные красными коврами коридоры; блеклые тона стен; отсутствие каких бы то ни было узоров и орнаментов; однотипные, окрашенные белой масляной краской двери; грубый свет; мёртвая, почти что вакуумная тишина, в которой отчётливо слышались отдаваемые эхом шаги – всё это навевало настороженность и волнение, заставляя задуматься, сколь мелок и уязвим ты перед мощью государственной машины, внутрь которой тебя занесла вознамерившаяся втянуть тебя в приключения судьба.
Осторожно постучав в одну из дверей, Орлов заглянул внутрь.
– Можно?
Я с удивлением отметил, что властные нотки его голоса словно куда-то испарились и уступили место несвойственной ему ранее почтительности. Очевидно, наш шеф также оказался подвержен магии казавшихся жерновами стен. Он скрылся в кабинете, пробыл там несколько минут, после чего высунул голову в коридор и кивком пригласил нас зайти. Мы, затаив дыхание, переступили через порог.
Хозяин кабинета сидел в углу за огромным дубовым столом. Им оказался плотный, коротко стриженый, рыжеватый крепыш с настолько типичными, заурядными чертами лица, что мне затруднительно даже их как-то описать. Несмотря на то, что он был одет в штатское, – синий свитер и чёрные брюки, – в нём явственно угадывался высокий должностной чин. Скорее всего, полковник. Военная выправка, жёсткий взгляд и уже далеко не молодой возраст, – лет пятьдесят – пятьдесят пять, – позволяли предположить это с достаточной степенью уверенности.
«Полковник» молча указал на стоявшие вдоль стены стулья. Мы сели. Хозяин кабинета поочерёдно оглядел каждого из нас, и мы впервые услышали его грубый, точно отдающий металлом, голос.
– Меня зовут Константин Николаевич. Фамилия моя Цапко. Начну с того, что дам вам некоторую, пока ещё не известную вам информацию по делам, которые вы сейчас расследуете: делу об убийстве Здановского и делу об ограблении Сбербанка. А заодно и объясню, почему мы решили замкнуть эти дела на себе, и какие для этого были причины. Про НИИ погодных явлений вам, думаю, рассказывать не нужно. Чем там занимаются – не знают разве что маленькие дети. То, что Георгий Рудольфович Здановский на протяжении многих лет являлся его главным конструктором, вам, конечно, известно тоже. Это был прекрасный, грамотный специалист, неординарный, талантливый учёный. Его послужной список столь велик, что только секретный статус его разработок не позволяет открыто вписать его имя в гимназические учебники. Одним из направлений, которыми он занимался, было создание оружия нового типа, которое бы не убивало, не сжигало, не крушило, но которое бы, тем не менее, полностью обезвреживало противника. Объектом воздействия такого оружия является человеческий мозг. Точнее, электромагнитная частота, на которой он функционирует. Когда вы слушаете радиоприёмник, вы, время от времени, переключаете каналы. Услышали, что эфир засоряет какая-то безголосая курица, портящая хорошую мелодию, крутанули рычажок настройки частоты, и внимаете далее футбольный репортаж. Вот так же и человеческий мозг. Если заставить его переключиться на другую частоту, он начнёт отдавать нашему организму совсем другие команды, нежели отдавал до этого. Только что человек был весел и здоров, как вдруг, ни с того, ни с сего, начал демонстрировать явные признаки помешательства. Гипнотическое оружие, если его создать, станет самым мощным и эффективным из существующих ныне видов вооружений, потому что действует тихо и незаметно. Не надо ничего бомбить, не надо ни в кого стрелять. Направил условный луч на потенциального противника – и тот стал кротким, как ягнёнок. Делай с ним, что хочешь. На создание такого оружия Здановский угрохал десять лет. Но сделать его так и не смог. В конце концов, это направление прикрыли. Сочли бесперспективным. Главному конструктору, которому к тому времени было уже около семидесяти, выразили признательность за долгую службу во благо Отечества и отправили на пенсию. Но Здановский оказался очень упрям. Должен признать, что эту черту его характера мы явно недооценили. Он продолжал начатые исследования. Кстати, возможность для этого он отыскал довольно хитрую – устроился в свой НИИ сторожем, и ночью, когда в лабораториях никого не было, строил там свой агрегат. Руководство ему в этом не препятствовало. И, в конечно итоге, ему сопутствовал успех. Опытный образец гипнотического инфразвукового генератора появился на свет в начале февраля. Мы это проморгали. А вот германская разведка была начеку.
Цапко открыл ящик стола и достал оттуда два номера «Ведомостей». Я успел заметить, что один из них датировался февралём.
– «…В Воронеже, в подъезде собственного дома внезапно заснула гражданка Вера Ш. … В Воронеже, в вагоне электрички, внезапно заснули все пассажиры…». Такое не могло произойти само по себе. Для германской резидентуры, которая вела пристальное наблюдение за Здановским, это был сигнал к действию. Они поняли, что оба эти происшествия организовал именно он, чтобы испытать построенный агрегат, и откомандировали в Воронеж двух своих агентов. Вам они известны под фамилиями Кулахметов и Амиров. Эти фамилии, конечно, не настоящие. Настоящие их имена другие. Альберт Кулахметов – это Дмитрий Багров, а Родион Амиров – это Пётр Засулич. Оба – потомки иммигрантов, что сбежали в Европу в период «Столыпинских галстуков». Кадровые сотрудники СД. Особенно интересен Багров. Потомственный смутьян. На его деда, – кстати, его тоже звали Дмитрий, – в нашем архиве имеется целое досье: засветился по молодости членством в левых террористических группировках. В Россию они проникли нелегально, поэтому мы не смогли их вовремя отследить. О том, что они в Воронеже, мы узнали только после того, как МВД переправило нам ваш запрос. Почему, прибыв в Воронеж в феврале, они решились на похищение прибора только через три с лишним месяца – мы пока точно не знаем. Я полагаю, что они хотели получше изучить ситуацию, убедиться, что Здановский построил генератор нелегально, и что его аналогов больше нигде нет. Но пустить здесь корни они, судя по всему, планировали глубоко. Вы думаете Амиров-Засулич просто так устроился прорабом на ту стройку? Ничего подобного. В возводимом там доме должны были получить квартиры несколько допущенных к секретным разработкам инженеров. Были даже известны номера их будущих квартир. Установить «жучки» при отделочных работах – проще простого. И если бы Амирову удалось это сделать, инженеры оказались бы под «колпаком». Немцы были бы в курсе всех их исследований. Дома ведь мало кто держит язык за зубами. Но, как говорится, не сложилось. И слава богу. Убедившись, что гипнотический генератор существует в единственном экземпляре, и что добраться до него сравнительно легко, Берлин дал команду на проведение операции. В ночь с девятого на десятое июня Багров и Засулич проникают в квартиру Здановского. Им известно, что последний, сочтя, что хранить генератор дома небезопасно, поместил его в камеру хранения вокзала, но главную деталь прибора, так называемый «сердечник», без которого генератор всего лишь безвинная игрушка, всё же забрал с собой и спрятал в оборудованном дома тайнике. Они молотят хозяина смертным боем и, в конце концов, выпытывают у него, где записаны номер ячейки и шифр. Но ключ от тайника им заполучить не удаётся, поэтому они вынуждены его взломать. Похитив «сердечник», они отправляются на вокзал, но открыть ячейку не могут: неправильно переписали шифр. Вернуться сию же минуту в квартиру Здановского, чтобы его уточнить, нельзя: там работает полиция. Поэтому они решают дождаться следующей ночи. Эту миссию возложил на себя Багров. Присутствие в квартире вашего сотрудника Егорова становится для него полной неожиданностью. Он обращается в бегство, но погибает в результате несчастного случая. Прознав про аварию и догадавшись об её обстоятельствах, Засулич понимает, что времени у него в обрез, и решается на рискованный шаг. Он приезжает на вокзал и заявляет дежурной камеры хранения, что забыл шифр ячейки. Засуличу прекрасно известно её содержимое, поэтому дежурная без малейшей доли подозрения позволяет ему забрать стоявший там саквояж. Получив в свои руки столь мощное оружие, Засулич поддаётся соблазну резко разбогатеть, и с помощью прибора грабит Сбербанк. Но Берлин на это добро не давал. А вольности в разведке всегда наказываются. Засулич оставил за собой след, и чтобы этот след не привёл к провалу всей резидентуры, руководство СД принимает решение об устранении проштрафившегося сотрудника. Ему назначают ночную встречу на пляже и убивают. После этого следы генератора обрываются. Мы не знаем, где он. Мы не знаем, у кого он сейчас в руках. Но в том, что вчерашний взрыв Масловской радиолокационной станции является спланированной диверсией, мы не сомневаемся. Ведь эта станция контролировала воздушное пространство нескольких губерний. На поиски прибора брошены все силы. По указу Президента с сегодняшнего утра все военные объекты страны взяты под усиленную охрану. Ужесточён досмотр грузов и багажа на государственной границе. Мы даже пошли на нарушение Венской конвенции 1815 года, согласно которой дипломатический багаж освобождён от таможенного досмотра. Мы досматриваем абсолютно всё. Наша задача – не дать противнику вывезти прибор за рубеж. Если такое случится – боюсь, что мы обречены. Ведь других образцов гипнотического генератора больше нет. Вам ясна серьёзность ситуации?
Мы кивнули. По моей спине разлился неприятный холодок. Я посмотрел на лица своих напарников. Им тоже было не по себе. Даже Орлову.
Я выдохнул застывший в груди воздух. Как круто всё повернулось! То, что ещё несколько часов назад казалось обычным уголовным преступлением, внезапно переросло в проблему государственного масштаба. Чёрт бы побрал этого Здановского! Сидел бы на своей пенсии и смотрел себе телевизор. Нет, его на изобретательство потянуло. Но эти «рыцари плаща и кинжала» тоже хороши. За такими изобретателями нужен постоянный контроль. А они только ушами хлопали. Да, штуку Здановский сконструировал, конечно, мощную. Если генератор попадёт к немцам, и они на его основе сделают более мощную модель, нам полное «кранты». Они нас просто поработят. Так же, как в сороковые годы поработили всю Европу: Британия, Франция, Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Чехословакия, Польша – всё оказалось под их пятой. В Россию они тогда сунуться побоялись. Слишком уж мы были сильны. Но теперь, получив в свои руки гипнотическое оружие, вполне могут на это решиться.
– К операции по поиску похищенного генератора решено привлечь и вас, – продолжал Цапко. – С этого момента ваше рабочее место здесь. Вы всецело подчиняетесь мне. Делу, которым нам с вами предстоит заняться, присвоен статус особого. Это дело государственной важности. Всё, что его касается, составляет государственную тайну, за разглашение которой – расстрел.
Я поёжился. По моей спине пробежал неприятный холодок. «Ну что, дружище, – подумалось мне, – ты хотел приключений? Вот ты их и получил. Наслаждайся на здоровье».
Закончив вводную часть и дав нам возможность осмыслить услышанное, Цапко приступил к раздаче инструкций.
– Для того, чтобы найти генератор, нужно установить, кто разделался с Засуличем, – подчеркнул он. – Круг поисков широк. Вашей группе предстоит отработать версию о возможной причастности к убийству одного из членов карточного клуба «Четыре туза», где ошивался Багров. Начнёте прямо сейчас, без раскачки. Времени на поиск улик нет. Дорог каждый час. Поэтому, как говорится, идём ва-банк. Этих картёжников – пятнадцать человек. Распределите их между собой и хорошенько потрясите. Даю установку на самый, что ни на есть, жесточайший «пресс». Мурыжить до тех пор, пока не расколются. Если, конечно, есть, в чём раскалываться. Отпускать лишь в том случае, если в невиновности не останется никаких сомнений. Если среди этих субъектов есть убийца, и вы его проморгаете – пеняйте на себя. О результатах доложить не позднее восьми часов.
Наш шеф замотал головой.
– Это нереально. Сейчас начало третьего. Их нужно ещё найти и привезти. За такое время мы однозначно не управимся.
– Искать никого не надо, – парировал «полковник». – Вся картёжная братия уже здесь. Наши ребята их уже собрали. Они внизу, в изоляторе.
– Ну, тогда другое дело, – пробурчал Орлов и взял протянутый ему список.
Придя в себя от столь крутого служебного виража, мы приступили к выполнению задания.
Картёжники заметно нервничали. Это было понятно. Им ведь не сказали, зачем их оторвали от работы и привезли в «серый дом». Больше всех был напуган Рябушинский. Увидев меня, он побелел, как полотно. Очевидно, он решил, что его задержание каким-то образом связано с моим недавним визитом, и терялся в догадках, что он сделал не так.
Всех подозреваемых мы, – в смысле, я, Зильберман и Чурсин, – разделили между собой поровну – по пять на брата. Орлов, на правах начальника, допросов не производил. Он лишь наблюдал, как мы работаем, поочерёдно заглядывая к каждому из нас, и, в случае необходимости, помогал усилить напор.
Лично у меня результат был отрицательным. Собственно, он виделся таковым с самого начала. Невиновность порученных мне людей просматривалась как сквозь стекло. Один – артист кукольного театра, второй – мелкий банковский клерк, третий – студент, четвёртый – коммивояжёр, пятый – учитель гимназии. Их добропорядочность просматривалась на лбу. Когда работаешь в полиции и общаешься с массой народа, поневоле вырабатываешь в себе навык с ходу определять, кто может чего-то натворить, а кто даже на фалангу мизинца не способен нарушить условную границу законопослушности. Мои «клиенты» подозрений не вызывали. Но, несмотря на это, допросы я проводил по всей форме, в строгом соответствии с наставлениями Цапко: психическая атака, грозные обвинения в пособничестве иностранной разведке, обещание сурового возмездия. Мои «подопечные» смотрели на меня расширенными от ужаса глазами: какой шпионаж, что за бред? Артист – тот даже лишился чувств. Натура творческая, эмоциональная, ранимая. Пришлось его отпаивать. Мне искренне было перед ним стыдно, хотя я, разумеется, постарался это скрыть.
У Чурсина тоже было пусто. А вот у Зильбермана кое-что наклёвывалось. Объектом его подозрений стал Рябушинский.
– Скользкий господин, – отозвался о нём наш шеф. – Юлит, перескакивает с пятого на десятое, несёт всякую дребедень. Дима не зря в него вцепился.
– А может он просто перепуган? – предположил Сергей.
– Может и перепуган, – пожал плечами Орлов. – А может и намеренно строит из себя идиота, ибо есть, что скрывать.
– Да никакой он не убийца, – вступил в разговор я. – Он действительно немного чудаковат.
– А ты, что, его знаешь?
– Немножко знаю. Сталкивался.
И я подробно поведал обстоятельства своего знакомства с Рябушинским.
– Ну да, представить, что ему по силам нанести смертельный ножевой удар, конечно, трудно, – согласился наш шеф. – Но в жизни ведь встречаются и сюрпризы. Его протекция Багрову-Кулахметову выглядит подозрительно. А только ли в человеческом участии здесь дело? А не скрывается ли за ней что-либо ещё?
– Вы хотите сказать, что Багров ему заплатил? – хмыкнул я.
– Я хочу сказать другое, – пристально посмотрел на меня Орлов. – Почему Багров захотел познакомиться именно с твоей Лизой, а не с кем-нибудь ещё? Багров – немецкий разведчик. Он ничего не делает просто так. Она определённо была ему для чего-то нужна. Что ты знаешь о своей подруге, о её родителях и о роде их занятий?
– Немногое, – пожал плечами я. – Она студентка филологического факультета, любит театр. Мать – член попечительского совета университета, который возглавляет Рябушинский.
– А отец?
– Про отца она ничего не говорила. Да я и не интересовался.
– Вот и плохо, что ты не интересовался, – повысил голос наш шеф. – Этими дамочками придётся заняться. Их нужно немедленно доставить сюда.
Меня передёрнуло.
– Михаил Степанович, а нельзя ли как-нибудь помягче?
– Нет у нас времени на «помягче», – отрезал Орлов.
– Но можно хотя бы, чтобы они меня здесь не видели? – чуть ли не умоляюще попросил я. – Поймите ситуацию.
Наш шеф вздохнул. В его глазах вспыхнула усмешка.
– Ладно, жених, так и быть. Обойдёмся без тебя. Прячься…
Глава четырнадцатая
Софья Павловна нервничала. Это явствовало из беспокойного выражения её глаз. Когда к тебе домой на ночь глядя внезапно врывается контрразведка, и без всяких объяснений волочет в «серый дом» – такое вряд ли не даст трещину в душевном равновесии. К чести Лизиной «маман» следует сказать, что, несмотря на властвовавший над ней стресс, она мужественно пыталась демонстрировать самообладание и старательно рисовала перед Орловым тот властный и надменный образ, который я удостоился наблюдать во время нашей последней беседы возле её дома.
– По какому праву вы притащили нас сюда? – грозным тоном вопрошала она, придав своей позе королевскую величавость. – Это беззаконие и произвол! Имейте в виду, я буду жаловаться на вас прокурору!
– Софья Павловна, мы приносим вам извинения за доставленные неудобства, – учтивым тоном проговорил наш шеф. – Но наш вопрос не терпит отлагательств. Мы бы хотели поговорить с вами о человеке, который известен вам под именем Альберт Кулахметов.
Лизина «маман» картинно всплеснула руками.
– Ах, вот оно что! Я знаю, откуда дует ветер. Вам наговорил про него этот полицейский, Роман. Пользуясь своим служебным положением, он решил очернить в нашей памяти образ своего соперника, невзирая даже на то, что того уже нет в живых. Браво, браво! У меня отпали насчёт него последние сомнения. Он окончательно расписался в осознании собственного ничтожества. Он мучается от своего бессилия. Он чувствует свою ущербность перед интеллектом и яркостью личности Альберта. В добросовестной конкуренции он оказался ему не по зубам…
– Я не понимаю, о каком Романе вы говорите, – умиротворяюще произнёс Орлов, делая новую попытку перевести разговор в спокойное русло.
Но Лизина «маман» явно сочла его стремление к миролюбию за признак слабости. В ней исчезло напряжение, она почувствовала себя свободнее, в её голосе зазвучали хозяйские нотки:
– Да всё вы понимаете. Передайте ему, что надо уметь проигрывать достойно. И пусть он научится реально оценивать свой социальный статус. Я его ни в чём не обвиняю. Он, конечно, не виноват, что родился в простой семье, и что его родители не смогли далеко продвинуться в табели о рангах. Но если он не глуп, он должен понимать, что в этом мире каждому сверчку отведён свой шесток.…
Я вскочил с места и едва не вышиб разделявшее нас полупрозрачное стекло, которое скрывало меня от её глаз. Во мне словно извергся вулкан. «Его родители не смогли далеко продвинуться в табели о рангах… Каждому сверчку отведён свой шесток…». Да кем возомнила себя эта тщеславная особа? С чего она взяла, что может расставлять людей, словно шахматные фигуры на игровой доске? Неужели наш шеф намерен и дальше с ней сюсюкаться? Неужели он не видит, что по-человечески разговаривать с ней бессмысленно? Она не умеет смотреть прямо. Она способна направлять свой взгляд только вверх или вниз…
– Молчать!
Стол, за которым сидел Орлов, едва не проломился от удара его кулака. В глазах нашего шефа заиграли молнии.
– Кудахтать будешь в своём курятнике! А здесь будешь отвечать на мои вопросы! Чётко и внятно! Или тебе объяснить, где ты находишься? Так я тебе враз это объясню.
Я удовлетворённо усмехнулся. Всё правильно, Михаил Степанович. С ней нужно только так.
Не ожидавшая от Орлова такого преображения Софья Павловна испуганно осеклась.
– Сядь как следует! – во всю мощь своих лёгких рявкнул наш шеф.
Лизина «маман» вздрогнула и после некоторого колебания придала своей позе некоторую покорность.
– Вот так будет лучше, – констатировал Орлов и, холодно глядя на неё, процедил: – Теперь я разъясню тебе, кто ты такая. Ты государственная преступница. Сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении тебя уголовного дела по статье «измена Родине». Эта статья предусматривает высшую меру наказания – смертную казнь. К твоей дочери, кстати, относится тоже самое. Так что на электрический стул сядете обе.
Софью Павловну едва не хватил удар. Её взгляд наполнился ужасом.
– Какой электрический стул? За что? – едва слышно пролепетала она.
– За пособничество иностранному шпиону.
– Какому иностранному шпиону?
– Багрову Дмитрию Александровичу, – пояснил наш шеф, – агенту германской разведки. Впрочем, тебе лучше известно его фальшивое имя – Кулахметов Альберт Фаильевич.
Лизина «маман» схватилась за сердце. Орлов продолжал нагнетать.
– Только не надо меня убеждать, что ты не знала, кем он является на самом деле. Не надо доказывать, что тебе невдомёк все его деяния. Он совершил ряд убийств, нанёс огромный ущерб безопасности нашей страны, и будь он жив – он бы пошёл под «вышку» вместе с тобой. Но ему повезло – он сравнительно безболезненно попал на небеса. А вот тебе нет. Так что вкусишь по полной программе. Суд будет открытым. Казнь – прилюдной. Кем ты при нём была? Курьером? Радисткой? Какие задания выполняла? Кем и когда завербована? Отвечай, если не хочешь, чтобы тебе силой развязали язык. Здесь это умеют, уж поверь.
И тут, словно в подтверждение его слов, со стороны раздался страшный крик. Это кричал Рябушинский, с которым продолжал работать Зильберман. Было такое впечатление, что его резали по живому. Софья Павловна вжала голову в плечи. Её руки затряслись.
«А ты, оказывается, не так крепка», – злорадно подумал я.
Насчёт курьера и радистки наш шеф, конечно, блефовал. Насчёт электрического стула и прилюдной казни – тоже. В этом и заключается особенность «пресса» – обрушить на допрашиваемого обвинения во всех мыслимых и немыслимых грехах, внушить ему, что его дело – труба, перепугать до полусмерти, и после этого выведать требуемую для следствия информацию. Он расскажет всё, абсолютно всё, о чём, конечно, осведомлён, лишь бы только сбросить с себя ярлыки всех навешенных на него грехов. Правда, срабатывает такая методика не всегда. Точнее сказать, не со всеми. Тёртому уголовному калачу голословные обвинения, сколь бы ни были они страшны – как об стенку горох. Расколоть его можно только доказательствами. А Софье Павловне уголовный мир был чужд, положения уголовно-процессуального кодекса не известны, поэтому она сдалась без боя. На её лице отразилась паника.
– Да что вы такое говорите! Мы ничего такого не совершали. Мы ничего такого не делали. О том, что этот Кулахметов шпион, я узнала только сейчас от вас.…
Лизина «маман» оправдывалась битый час. Подробности её разговоров с «Кулахметовым» сыпались, как из рога изобилия. Из их бурного потока я особо выделил один момент – Багров несколько раз осторожно интересовался Лизиным отцом. В этом определённо был смысл. И вскоре выяснилось, какой. Лизин отец, Николай Дмитриевич Троекуров, ранее работал не где-нибудь, а в НИИ погодных явлений.
– Вам известно такое имя – Здановский Георгий Рудольфович? – возбуждённо спросил Орлов.
– Да, – кивнула Софья Павловна, – это Колин непосредственный начальник. Коля работал в его отделе и был его правой рукой.
