скачать книгу бесплатно
Внутри, поверх грозди дешевых украшений, которые бабушка почти и не носила, лежал сложенный пополам лист розовой бумаги, снаружи подписанный именем Талли.
Она медленно протянула руку, взяла письмо, развернула.
Милая моя Талли,
Пожалуйста, прости меня. Я знаю, как ты всегда боялась, что тебя бросят, оставят одну на белом свете, но уж столько мне было отпущено Господом. Я бы осталась с тобой подольше, если бы только могла. Мы с дедушкой будем присматривать за тобой с небес. А ты, главное, верь в это крепко, и никогда не будешь одна.
Ты была моей самой большой радостью в жизни.
С любовью, бабушка
Была.
Бабушки больше нет.
Талли стояла у дверей церкви, дожидаясь, пока схлынет вяло текущий мимо поток стариков. Некоторые из друзей бабушки узнавали ее, подходили выразить соболезнования.
Мне так жаль, милая…
…Она теперь в лучшем мире…
…Свиделись наконец-то с Уинстоном.
…Не хотела бы, чтобы ты плакала.
Она выслушивала каждого, потому что знала – так хотела бы бабушка, но к одиннадцати часам уже готова была вопить от отчаяния. Неужели они не видят, неужели не понимают, что перед ними, вся в черном, стоит семнадцатилетняя девчонка, у которой на всем белом свете никого не осталось?
Ей ужасно не хватало Кейти и всей семьи Маларки, но она понятия не имела, как связаться с ними в Канаде, а домой они вернутся только через два дня, так что придется выносить все это одной. Будь они рядом, эта ее семья понарошку, быть может, она смогла бы продержаться до конца службы.
Без них Талли не справилась. Вместо того чтобы сидеть и слушать жуткие, раздирающие сердце воспоминания о бабушке, встала прямо посреди погребальной службы и вышла на улицу.
Снаружи, под жарким августовским солнцем, она снова смогла дышать, но слезы стояли близко, едва не переливаясь через край, и все вертелся в голове бессмысленный вопрос: Как ты могла меня бросить?
Окруженная огромными полинялыми старомодными автомобилями, она отчаянно пыталась не разреветься. Пыталась забыть о том, что случилось, не думать о том, что с ней будет теперь.
Неподалеку треснула ветка, и Талли подняла голову. Сперва она не разглядела ничего, кроме беспорядочно припаркованных машин.
А потом увидела ее.
У самого края церковной лужайки, в тени высоких кленов, за которыми начинался городской парк, стояла, зажав в зубах длинную тонкую сигарету, Дымка. На ее худом как палка теле болтались затасканные вельветовые клеши и грязная блузка-крестьянка. По обе стороны лица свисали неряшливые занавеси волнистых каштановых волос.
Сердце Талли, не сдержавшись, радостно екнуло. Наконец-то она не одна. Может, Дымка и ненормальная, но ведь приехала, когда стряслась беда. Не переставая улыбаться, Талли бегом бросилась ей навстречу. Она готова была простить все: упущенные годы, все те разы, когда мать бросала ее. Главное, что она вернулась теперь, когда Талли нуждалась в ней сильнее всего.
– Слава богу, ты приехала, – тяжело выдохнула она, останавливаясь. – Ты поняла, как нужна мне.
Мать подалась к ней, споткнулась, рассмеялась, пытаясь удержать равновесие.
– Ты прекрасное создание, Талли. Все, что тебе нужно, – это воздух и свобода.
У Талли внутри все оборвалось.
– Нет, – она умоляюще взглянула на мать, – только не сейчас, пожалуйста…
– Всегда.
В голосе Дымки послышалась внезапная резкость, острота, не вязавшаяся с мутной безжизненностью ее взгляда.
– Я твоя плоть и кровь, и сейчас ты мне очень нужна. Кроме тебя, у меня никого нет. – Талли и сама слышала, что шепчет, но говорить громче не было сил.
Дымка двинулась к ней нетвердым шагом. В ее глазах отчетливо читалась грусть, но Талли было плевать. Псевдочувства ее матери появлялись и исчезали так же стремительно, как солнце в небе Сиэтла.
– Талли, посмотри на меня.
– Ну смотрю.
– Нет. Посмотри. Я не могу тебе помочь.
– Но ты мне нужна.
– В этом, блин, вся трагедия. – Дымка сделала долгую затяжку, спустя несколько секунд выпустила изо рта облако дыма.
– Почему? – спросила Талли. «…ты меня не любишь?» – хотела добавить она, но так и не успела облечь свою боль в слова, служба вдруг закончилась, парковку наводнили запакованные в черное люди. Талли отвела взгляд, всего на одно мгновение, чтобы утереть слезы. Но когда повернулась обратно, матери рядом не было.
Женщина из соцзащиты была сухая, как хворост. Вроде бы пыталась говорить правильные вещи, но, стоя у двери в комнату Талли, так и норовила глянуть на часы.
– Я все равно не понимаю, зачем мне собираться. Мне скоро восемнадцать. Дом в собственности, кредита нет – точно знаю, я сама весь год платила по счетам. Я вполне способна жить самостоятельно.
– Нас уже ожидает адвокат, – только и сказала соцработница. – Ты ведь почти готова, правда?
Талли положила в чемодан пачку писем от Кейти, захлопнула крышку, щелкнула замком. Сказать «готова» у нее не повернулся язык, так что она просто подхватила чемодан и забросила на плечо свою плетеную сумку.
– Наверное.
– Замечательно. – Соцработница стремительно развернулась и зашагала к лестнице.
Талли обвела свою спальню долгим прощальным взглядом, точно впервые видя все то, что давно привыкла не замечать, – бледно-лиловое постельное белье с оборками, широкую белую кровать, шеренгу покрытых пылью пластмассовых лошадок на подоконнике, куклу миссис Бизли[44 - Изначально кукла девочки Баффи, героини американского комедийного сериала «Дела семейные» (1966–1971). В 1967 году после успеха сериала в США начали производить и продавать аналогичных кукол.] на комоде, шкатулку для украшений с «мисс Америкой» и крохотной балериной в розовой пачке.
Бабушка обставила эту комнату специально для маленькой девочки, которую много лет назад бросила здесь мать. А теперь все эти вещи, которые она с такой заботой выбирала, рассуют по коробкам и бросят пылиться в темной кладовке – как и связанные с ними воспоминания. Сколько пройдет времени, прежде чем она сможет вспоминать о бабушке без слез?
Талли закрыла дверь, проследовала за соцработницей по притихшему дому, спустилась по ступенькам крыльца и подошла к видавшему виды желтому «форду-пинто», который был припаркован на улице.
– Чемодан положи в багажник.
Талли повиновалась, затем залезла на пассажирское сиденье.
Едва соцработница повернула ключ зажигания, из динамиков оглушительно заорала музыка: «Не переставай верить в нас» Дэвида Соула[45 - Дэвид Соул (р. 1943) – американо-британский актер и музыкант. Сентиментальная песня Don’t Give Up on Us (1976) – его главный хит.]. Она поспешно выключила магнитолу, пробормотав:
– Прошу прощения.
Талли, сочтя, что извиняться за Дэвида Соула стоит не больше, чем за кого угодно еще, лишь пожала плечами и уставилась в окно.
– И очень соболезную по поводу твоей бабушки, если я еще не говорила.
Талли молча вглядывалась в свое искаженное отражение в боковом стекле. Как будто негатив лица – бесцветный и бесплотный. Примерно так, вообще говоря, она себя и чувствовала.
– Судя по всему, она была исключительной женщиной.
Талли не удостоила эту реплику ответом. Да и сил говорить у нее не было. Встреча с матерью будто высушила ее изнутри. Опустошила.
– Ну вот мы и приехали.
Они остановились возле хорошо сохранившегося викторианского особняка в центре Балларда[46 - Район на северо-западе Сиэтла.]. Написанная от руки вывеска гласила: «БЭЙКЕР И МОНТГОМЕРИ, АДВОКАТЫ».
Талли ненадолго замешкалась в машине. А когда вышла, соцработница уже понимающе ей улыбалась.
– Чемодан брать необязательно.
– Я все равно возьму, спасибо.
Собранный чемодан надо держать при себе – уж что-что, а это Талли прекрасно понимала.
Соцработница кивнула и повела ее по вспоротому травой бетонному тротуару к белой двери. Войдя, Талли присела в чересчур затейливо украшенном фойе, рядом с пустым секретарским столом. По стенам, оклеенным узорчатыми обоями, были развешены умилительные портреты большеглазых детишек. Ровно в четыре к ним вышел плотный лысоватый человечек в роговых очках.
– Здравствуй, Таллула. Я Элмер Бэйкер, адвокат твоей бабушки.
Талли проследовала за ним в небольшой кабинетик на втором этаже, где стояли два мягких кресла и антикварный стол красного дерева, усеянный желтыми блокнотами, какими обычно пользуются юристы. В углу, жужжа и грохоча, напольный вентилятор гнал к двери поток теплого воздуха. Соцработница села у окна.
– Сюда, сюда. Присаживайся, пожалуйста, – сказал адвокат, пробираясь к собственному креслу за изящным столом. – Итак, Таллула…
– Талли, – тихо поправила она.
– Точно. Айма говорила, что тебе так больше нравится.
Он поставил локти на стол и подался вперед. Его глаза черными жучками смотрели из-за толстых увеличительных линз очков.
– Как ты знаешь, твоя мать от опеки отказалась.
У Талли едва достало сил кивнуть, хотя накануне она весь вечер готовила длинную речь о том, что вполне способна жить самостоятельно. Оказавшись в этом кабинете, она почувствовала себя беспомощной, маленькой.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо, и Талли передернуло от этих слов. Она успела по-настоящему возненавидеть эту дурацкую, бессмысленную фразу.
– Понятно, – сказала она, тайком сжимая кулаки.
– Наша миз Каллиган подыскала для тебя замечательную семью. У них на попечительстве уже находятся несколько подростков. И самое прекрасное, что ты сможешь продолжить учиться в своей старой школе. Этому ты наверняка рада.
– Вне себя от счастья.
Мистер Бэйкер на мгновение опешил.
– Разумеется. Ну что ж. К вопросу о твоем наследстве. Айма оставила тебе все свое имущество – оба дома, машину, банковские счета и ценные бумаги. Также она распорядилась, чтобы ты продолжала ежемесячно выплачивать содержание ее дочери, Дороти. Твоя бабушка считала, что это единственный способ не потерять ее из виду. По нашему опыту, Дороти вполне готова регулярно выходить на контакт, если знает, что получит деньги.
Он кашлянул, прочищая горло.
– Итак, если мы продадим оба дома, тебе еще довольно долго не придется переживать о финансах. Мы позаботимся о том, чтобы…
– Но мне ведь тогда будет негде жить?
– Мне жаль, но так распорядилась Айма. Она хотела, чтобы ты могла себе позволить учебу в любом колледже. – Он на мгновение поднял на Талли взгляд. – Однажды ты получишь Пулитцеровскую премию. Так она, во всяком случае, сказала.
Талли поняла, что вот-вот расплачется, – но не рыдать же на глазах у этих людей. Она вскочила на ноги:
– Мне в туалет надо.
Лоб мистера Бэйкера рассекла озабоченная складка.
– А, да, разумеется. Это внизу. Первая дверь налево от входа.
Талли схватила чемодан и поволокла его с собой. Выйдя в коридор, она закрыла дверь и прислонилась к стене, отчаянно стараясь сдержать слезы.
Не может быть, чтобы ее отправили в приемную семью.
Она взглянула на свои часы – памятные, к двухсотлетию Независимости.
Маларки возвращаются завтра.
Глава седьмая
Домой из Британской Колумбии они ехали целую вечность. Кондиционер в машине сломался, из бесполезных вентиляционных решеток сочился теплый воздух. Все были потные, грязные и уставшие. Но мама с папой все равно рвались петь песни. Еще и требовали, чтобы дети подпевали.
Кейт едва выносила тупость происходящего.
– Мам, ну скажи Шону, ну пусть он перестанет меня трогать за плечо.
Брат рыгнул и залился смехом. Собака разгавкалась как ненормальная.
Тем временем папа, сидевший за рулем, подался вперед и включил радио. Из динамиков зазвучал голос Джона Денвера: «Слава богу, я не городской»[47 - Джон Денвер (1943–1997) – американский кантри-певец и автор песен, один из самых успешных музыкантов в истории фолк-музыки. Песня Thank God I’m a Country Boy была записана в 1974 году.].
– Вот что я буду петь, Марджи. А если они не хотят подпевать… то и ладно.
Кейт уткнулась в книгу. Машину так болтало, что слова перед глазами расплывались, но какая разница, она уже сто раз читала «Властелина колец».
«Я рад, что ты здесь со мной. Вдвоем не страшно, даже в конце»[48 - Перевод Н. В. Григорьевой, В. И. Грушецкого.].
– Кейти. Кейтлин!
Она подняла голову:
– А?
