Слабые люди

О.Н. пьет чай, придвинув к ногам прикроватный столик. Выражение лица задумчивое, немножко грустное. Глаза с прежней печалью глядят в камеру.

"Даже странно, как быстро радость от пережитого сошла на нет. Куда же это могло деться?"-с сокрушенным видом проведя ногтем по лбу, О.Н. продолжил, – "Я помню, как начал свой рассказ о себе в первой записи… И у меня сложилось четкое понимание того, что начал я не в том ключе, слишком мало о себе рассказав. Если я делаю эти записи, значит, делаю их для того, чтобы кто-то, заинтересовавшийся моей жизнью, смог узнать больше. Может, даже понять меня. Следовательно, у меня появилось желание рассказать о себе более полно. Так, чтобы зритель понимал, что то, что видно внешне, не всегда соответствует внутреннему. Надеюсь, что ты простишь мне мою сентиментальность, мой таинственный наблюдатель. Если, конечно, не выключил камеру после того треша, что творился раньше. Надеюсь, такого больше не повторится– я постараюсь держать себя в руках."

Сперва отпив из кружки, О.Н. отодвинул столик к стене и взял камеру. Неуклюже пересел с ней в кресло, положив на сведенные колени.

"Начать, думаю, можно с одной небольшой истории из тех, что принято рассказывать, говоря о себе. В общем, дело было так: мне исполнилось восемнадцать лет, когда родители отправили меня в институт, еле-еле дождавшись результатов экзаменов. Первое, что я услышал после оглашения результатов, было не "Поздравляю, сын, мы так тобой гордимся– ты даже не представляешь!", но "Дуй, сынок, в экономисты." Их план заключался в том, чтобы я отучился на одну специальность, со второго курса совмещая заочным обучением на техника по ускоренным курсам. Мне выдали папку с документами и сослали в общежитие, в этот спидозный муравейник, полный мух и их личинок, причем описание адресовано скорее не насекомым, но остальным обитателям этого места, имеющим руки, ноги, мозги и человеческий интеллект, столь несправедливо доставшийся им, а не, допустим, собакам. Помню, как в момент, увидев здание, я первым делом подумал: "Как это развидеть?", ведь я увидел серое обшарпанное здание с коричневыми, все в выщербинах, коридорами, дверьми из прогнившего дерева да покрошенную штукатурку на потолках. Отдельного упоминания заслуживают окна– в двадцать четвертом году, когда у каждого более-менее зарабатывающего гражданина имеются стеклопакеты из пластика, в общежитии были все те же старые окна из дерева. Почерневшие рамы, валяющиеся на карнизе хлопья краски. Фу, одним словом. Я спал и видел, как просыпаюсь у себя дома, в относительно уютной атмосфере без окружавших меня шакалов, так и норовящих что-нибудь стащить, будь то кастрюля свежесваренных пельменей или паршивая пара еще не дырявых носков. Естественно, проснувшись в реальности на матрасе с подозрительными бурыми пятнами, я не сдерживаясь издавал стон досады и ругался на чем свет стоит, но шепотом, чтоб остальных не перебудить, потому что вставал раньше всех– нужно было перепрятать ценные вещи, чтобы их не нашли. После этого я ел наспех сваренную лапшу с кое-как прожаренными котлетами, внутри которых вечно попадались то кусочки, подозрительно смахивающие на картон, то хрящики или черные горошины, то вовсе кусок проволоки, и шел по переходу прямиком в институт с чувством загнанности и безвыходности своего положения, на которое сам же и подписался в добровольном порядке. У меня было, помню, такое подавленное состояние, что временами я попросту впадал в тяжелую апатию и ничего вокруг не замечал. Всю мою мыслительную активность заело на одной мысли– покончить жизнь самоубийством или тянуть резину до конца? Да-да, я и раньше над этим задумывался… вернее, всю свою сознательную жизнь."

Долгая пауза, во время которой О.Н. перекладывает камеру на пол и сам же усаживается подле нее, спиной упираясь в кресло. Чуть помолчав, снова продолжает.

"Правда, я очень хорошо подавлял подобные мысли, что порой даже приходил к ложной мысли, будто я полностью избавился от них, обуздал себя. Но от этого они не переставали роиться в моей голове, просто становясь более тихими, заполняя собой фон, а не передний план, так и оставаясь внутри моей головы."– новый глоток,– "Дело в том, что я провидел свое будущее, с легкостью предсказал его точь-в-точь как оно и случилось. Просыпаясь каждое утро еще в школе, я говорил себе: "Скажи им "нет"! Ну же, скажи!", и все же вставал, следовал расписанию– душ, завтрак сквозь рвотные позывы, утренняя пробежка от дома до школы и сама школа– великая и ужасная обитель пропащих душ. Ха. То еще местечко, уж поверь мне."– подбородок О.Н. нервно дернулся, напряглась шея, – "Средоточие стольких ублюдков в одном месте представлялось явлением невозможным, однако школа с поставленной задачей справлялась на ура, за что ей и медаль ей в довесок к остальным. Впрочем, это не важно! Вернемся к институту– все равно разницы никакой. Там меня уже не мучили желания причинить кому-либо физический вред с целью выставить себя ненормальным, неспособным к жизни в социуме. К ним на смену пришло желание убивать. Если в школе я хотел сломать конкретных людей по конкретным причинам, в ту пору казавшихся мне ну очень важными, то в институте никакого повода уже не нужно было– стоило кому-то косо на меня посмотреть, улыбнуться или начать шептаться– все, крыша съезжает напрочь! Меня начинало трясти, в голове только и были раз за разом назревающие планы уничтожения нежелательного для моего безопасного существования человека. Не знаю, в чем дело– в комплексах ли иль я просто ненормальный или действительно существовала некая опасность, которую я чувствовал инстинктивно… С трудом, с большим трудом проучившись бок о бок с этими людьми три с половиной года, я ушел тут же, как получил заветный диплом со степенью. Даже не стал прощаться. И там, стоя на улице меж ручейков воды– шел ливень, а дорога размыта, превратившись в миниатюрную версию Гранд-Каньона, – я снова понял, что не убежал от противного, но придвинулся к нему вплотную. Осознание этого до жути отвратного факта так нахлынуло на меня, что я не раздумывая кинулся под машину. Мою жизнь спас незнакомый человек, посоветовавший обратиться к знакомому психиатру, к которому я ни за какие коврижки не согласился обратиться. Я же ни капли усилий не приложил к тому, чтобы почувствовать себя лучше. После бездумно отданного согласия родителям я пустился во все тяжкие– нещадно запил, начал курить гашиш, перешел на легкие наркотики, спал с такими же легкомысленными женщинами всех возрастов, что само по себе достойно презрения. На одной даже чуть было по дурости не женился, да и то пронесло лишь потому, что налакался, а наутро в своей постели вместо нее обнаружил левого мужика. Нет, с этим типом ничего не случилось, просто моя тогдашняя дама сердца сочла смешным «подбросить» его мне. Мы очень сильно поссорились и на следующее утро ее нашли мертвой от передоза. Сплошной стыд и срам– подобное так широко распространилось, что даже мои неведающие родители обо всем прознали и, после краткой беседы с психиатром, задались вопросом о срочной принудительной госпитализации. Тут-то мне в голову что-то шарахнуло и я завязал. Вернулся к ним, доделал все, как они велели, стал вновь послушным мальчиком и примерным работягой. О совершенных мной ошибках негласно было решено забыть и жизнь пошла своим чередом, приведя меня сюда."

О.Н. снова остановился. Сосредоточенный взгляд в нечто поверх объектива, так захватившее его безраздельное внимание. Впрочем, надолго не отвлекло. Горестный вздох.

"Смиренность не помогла, лишь убила все лучшее, что я пытался в себе сохранить. Не в буквальном смысле, конечно. Дальше резона рассказывать все равно нет– ничего не происходило. Дом-работа, работа-дом. Ни отпусков в опаленные солнцем курорты, ни краткие моменты агонизирующей молодости, заливающейся алкоголем. Только работа и дом. И женщины сроком аренды на полгода. Вот и все. Вся моя жизнь не стоит и плевка. Не хочется этого говорить вслух, но это так– моя и, скорее всего, твоя жизнь именно такие. Спланированно пустые. Иначе с чего бы ты тратил свое время на просмотр этого дерьма? Мы с тобой– как и все другие вокруг нас– лишь клоны. Ни у кого нет ТОЙ САМОЙ жизни, все лишь являют собой набор выполняемых по круговой траектории стандартов и стереотипов, под которые нас прогнула общественная норма в лице наших родителей. Я не понимаю тех лицемеров, кричащих «Жизнь прекрасна!». Это ведь слова, словоблудие и ничего не боле. Ни ты, ни я не можем сказать, что прожили свои дни достойно."

О.Н. замолчал. На сей раз взгляд переместился куда-то влево и недосказанная мысль витала где-то вдали.

–щелк-

____

Запись 000029. 01.07.2024. Время неизвестно.

День. О.Н. сидит в залитой солнечным светом лужайке и с наслаждением поедает шоколадное мороженное. На кисти правой руки красуется свежее тату– бледная сорокопутка, потрошащая мышь.

"Решил себя побаловать. Да, больно уж похоже на рыпанье старика, стремящегося вернуть утраченные годы молодости в приступе маразматичной тяги к глупостям юных лет. А я скажу только: "И что?"– пожав плечами, выудил из кармана часы на цепочке, блиставшие серебром на солнце, – "Десять часов утра, дамы и господа, но такое ощущение, будто уже полдень! Везде ходят люди– все в легчайших накидках и шляпках. Немного нелепо, учитывая размеры некоторых, но кто я такой, чтобы указывать им, как надо одеваться? На небе, как ты можешь заметить, ни облачка. Почему у нас дома нет такого же тепла? То вечная мерзлота и сырость, то туманы и вечно дующий с севера ветер. Иногда бывало тепло, не спорю, но в редкие дни, когда солнце проглядывало сквозь облака, а так– сплошное "бр-р-р"! И вспоминать тошно. Другое дело здесь! Мюнхен! Скажем– тот же север, однако тепла здесь предостаточно. Ночью, правда, холодновато, но это бич здешних бездомных, если таковые вообще остались, а не мой. А каков контраст! Наши серые стены и их– разноцветные полотна, архитектурные массивы, бесчисленное разнообразие форм! Правда, не так красиво, как в Стокгольме, если судить по тем же фотографиям, но спешить мне некуда– я хочу посетить интересующие меня места по порядку, не выбиваясь из графика. У меня в планах поехать в Италию, посетить Англию и Францию, затем махнуть в Сеул. Разумеется, все упирается в бюджет, потому приходится жестко экономить практически на всем– на лекарствах, еде, новой одежде и новой камере. Эта вся покорежена, но еще работает, потому надо лишь своевременно заменять аккумуляторы, а их у меня в загашнике с лихвой найдется, уж поверь! Правда, сдается мне то, что камера явно трет часть записей, но почему-то я особого значения этому не придаю. Должно быть, благоприятное окружение так на меня влияет, что я просто не могу о чем-то беспокоиться за исключением боязни рецидива. Без лекарств приходится туго, но это тот крест, который, увы, придется тащить за собой. О, видели бы вы лицо банкира, когда я пришел менять всю свою наличку на доллары! Глаза распахнулись как у совы– уж где умора!"

Оглянувшись назад и убедившись в том, что никого рядом с ним нет, О.Н. с заговорческим видом приблизился к камере, приложив обе ладони ребрами к уголкам губ.

"Я заметил тут столько улыбающихся лиц! Все с виду такие добрые и порядочные, успевай только удивляться подобному дружелюбию! Даже если они тебя не понимают– а они не понимают, потому что ты с девяноста пятипроцентной вероятностью являешься бестолочью, не додумавшейся заранее захватить русско-немецкий разговорник, – то в лепешку расшибутся, но помогут. Придется– на языке жестов будут объяснять, проявляя поистине ангельское терпение. Особенно мне понравилась семейная чета пожилых людей– я искал железнодорожную станцию, не зная, что единственный поезд уже ушел, но они мне быстро разъяснили это. На вопрос, когда же следующий, сказали "Next evening!", а я сначала и не допер, что за "ивенинг" такой и с чем его едят– не такой уж из меня примерный ученик вышел, каким я себя представлял. Тогда женщина просто перечислила по порядку: “morning, day, evening, night”. Мы с ними распрощались, и я направился в отель– дорогущий, зараза! – только у ресепшена сообразив, что все еще улыбаюсь, как и все они улыбаются мне."– расслабленная улыбка,– "А дома наверняка у каждого по трупу в подвале закопано, зуб даю!"

И с веселым смехом, радуясь отмоченной шутке, откидывается назад.

–щелк-

____

Запись 000030. 03.07.2024. 08:45

Со стуком кадр оживает. Видимо, камера упала и включилась. Состояние О.Н. снова сменилось в худшую сторону– впав в прострацию, он сидел и раскачивался, раскинув руки, словно загипнотизированный под медленный отстуки мелодии, доносившейся из новенького проигрывателя со вставленной флешкой. С начала записи сразу с середины играют Massive Attack, песня "Angel". Внезапно вскочив и закружившись в танце, О.Н. подпевает вокалисту своим хриплым голосом:

"Her eyes… she's on the dark side…

Neutralize…

Every man in sight…"

И, продолжая петь и танцевать, схватил первый попавшийся предмет– лампу. Обнимаясь с ней, внезапно запустил в стену и затянул бесконечное: "Love you, love you, love you…" Вновь закрутился на одном носке подобно юле.

Песня повторялась раз за разом, словно заевшая пластинка, но ему было все нипочем– О.Н. просто продолжал танцевать и петь в течение нескольких часов, пока не свалился и не уснул мертвецким сном.

Вместе с сигналом разряжающейся камеры, его тело начало трясти.

–щелк-

____

Запись 000031. 06.07.2024. 23:34

Случилось: О.Н. снова слетел с катушек. Незнакомая комната. Это не его номер– тут слишком много книжных шкафов. Это даже не гостиница, но и не библиотека. Изображение чуть кривовато– ненадежно закрепленная штативная головка с камерой отъехала в бок. Отходя от камеры, О.Н. пнул лежащее ничком тело, после чего сгорбился в три погибели, не переставая смеяться во весь голос, неестественно выгнув шею и приговаривая: "Не-е-е-ет! Нет-нет-нет!" Проходит еще несколько минут, прежде чем откатывающееся и накатывающее с удвоенной силой веселье откинуло его тело на спину. Упираясь одним лишь затылком, О.Н. приподнимается на носках, все еще держась за живот.

"Это была не смешная шутка, герр Шефер! Зря вы открыли свой чудесный рот, заполненный столь невероятно ровными зубами и этим исключительным скользким языком!"

С этими словами О.Н. выудил из края кадра банку со водянисто-кровавой жидкостью. Внутри плавал оторванный язык. Уже в более спокойном состоянии покручивая банку в своих руках, О.Н. с минутной периодичностью посматривает на тело.

«Зря вы вообще завели этот разговор, Шефер. Нельзя говорить умирающему, что его смерть– лишь результат естественного отбора. Нельзя насмехаться над тем, кому нечего терять. Вы, должно быть, практикуете это очень давно, раз были столь смелы, но я слишком долго позволял окружающим то, чего им нельзя было делать, спуская им с рук все, что угодно. Наверняка вы сейчас жалеете обо всем, что наговорили и, полагаю, не только мне. Это правильно! Человек, умеющий признать свою ошибку, лишь показывает свою силу. Будьте сильным, герр Шефер, ну же, скажите, что вы были неправы!"

Шлепнув труп по спине, О.Н. вновь рассмеялся, в следующую же минуту рухнув на бок, захлебываясь в потоке кровавой рвоты. Совладав со своим телом, он привстал и проковылял вне кадра.

"Видишь, с чем мне приходится жить? Слишком больно. Тебе этого не понять– ты же здоров, черт тебя побери! Был… здоров. Люди вроде себя слишком много о себе воображают, представляя, будто имеете куда больше права на лучшую жизнь, на достаток, на все блага, что есть в этом мире! Ваша любимая селекция, чтоб вы знали, это субъективная херня, очередной способ отсортировать или вовсе вырезать неугодных, оставляя с "правильной стороны" только своих, вот только где гарантии, а? Где гарантии, что это не ваши любимчики являются или вскоре встанут в ряды того самого "мусора", который вы столь яро презираете, равняя с ними калек моральных и физических? У вас нет права решать, имею ли я право на жизнь или нет, но вы тем не менее нарушили мое право, потому я нарушил ваше– на целостность. Если вы выживете, то более не посмеете даже задуматься о том, кто на что имеет право. Право, право, право, право! Сделайте это слово вашим личным табу, не то я вернусь и закончу начатое!"

–щелк-

____

Запись 000032. 07.07.2024. 12:21

О.Н. стоит на кухне и готовит кофе, активно жестикулируя и кривляясь на камеру словно приклеенной улыбкой. Он больше не похож на самого себя– лицо потепнело, безумные глаза не источают и капли печали. Это– не он.

За кадром стонали люди. Вдруг заплакал ребенок. Безумец дернул подбородком, а его голова осталась склоненной к правому плечу. Схватил сковородку, он вышел из кадра и моментом спустя оттуда раздались звуки сильных ударов. Вопли, ругань, вой из родительских глоток слились в сплошную адскую какофонию, а сковородка служила ее аккомпанементом.

Помехи. Кадр сменился на голую стену. Его голос за кадром вещает:

"Эти люди живут не так, как следовало. Они тоже слишком много вообразили о себе. Еще сегодня утром, наблюдая за ними из окна, я видел, как мамаша натравила свое чадо на другого ребенка, спровоцировав конфликт. А когда ее мерзкая личинка получила по зубам, задалась целью устроить скандал, не забыв при этом еще и сыну затрещину отвесить. Интересно то, что папаша, видя это дело, даже не вмешивается! Тупой жирный боров, чтоб его! Его скотина-жена усердно лепит из ребенка себе подобное, а этот хмырь даже не шевелится! Тьфу. Такие, как они, не должны жить. Именно из-за таких вот свиней мы катимся в евсеево гузно! С виду эти ублюди добропорядочные граждане, но стоит копнуть глубже и сразу же обнаруживаешь такую навозную кучу, что волей-неволей придешь в ужас. Еще забавнее моменты, когда такие вот экземпляры во весь голос чревовещают о «плохих родителях-садистах, травмирующих бесценную психику ненаглядных деточек, тем самым взращивая очередной сорт отборнейших моральных уродов и клятых убийц!" и в то же время ДЕЛАЮТ. АБСОЛЮТНО. ТО ЖЕ. САМОЕ! Поразительное, непритворное, как бы это бредово ни звучало, лицемерие! Откуда, вот откуда, скажи мне, в людях столько неуемной наглости? Ума не приложу, а головою приложусь! Меня всегда злили подобные, особенно бабы. Напрочь отбитые. Ума ноль, зато гонору!.. Вызывающе кличут себя людьми, а сами даже руки после туалета не моют. Кого, блять, только не ебут, от кого только не рожают! Я не могу спокойно на это реагировать, я желаю… исправить это любым способом! Пусть даже и…"

О.Н. на секунду промелькнул в кадре, и с той стороны, куда он метнулся, тут же возросли стенания пленников. Вновь раздались удары и ругань.

–щелк-

____

Запись 000033. 09.07.2024. Время неизвестно.

В кадре все та же стена, но к ней плотным рядом поставлены трое– отец, мать и сын, у всех троих смуглая кожа. Первые жертвы, чьи лица пробиваются по базе данных. Кредитные истории в порядке, но у обоих взрослых по три привода в полицию по одной и той же статье– насилие. У женщины разбит нос, лицо и рубашка залиты кровью. На мужчине и его сыне живого места нет. Одежда изорвана. Они стараются не шевелиться, все как один со страхом смотря на О.Н., стоящего вне кадра. Губы дрожат, но ни единого звука. Они так напуганы, что даже не в силах прикрыть с собой ребенка.

"Вы знаете, что я не хотел этого. Вы заставили меня, люди, заставили! Ежель б жили правдиво, как люди, а не бездумные приматы, то были бы вам счастье и уют! Но вы отбросили все принципы морали, вцепились в выгоду и упорно пытались перетянуть ее одеяло на себя, мешая не только себе, но и другим людям! Вы указывали им, как жить, отбирали все, что заблагорассудится, а неугодных запугивали и избивали! Да, я знаю! Я знаю, какие вы мрази отъявленные! Все, что вы сегодня пережили– целиком и полностью ваша заслуга! Я не виновен, не виновен, нет! Я– лишь орудие справедливости! Я выбираю, кто человек, а кто лишь зверь, грязное животное, заслуживающее лишь пулю в лоб, потому что я знаю, что есть человечность и мой вам вердикт– в вас ее нет и никогда уж не будет! Надеюсь, что ад существует и вы будете гореть в нем вечно"

Выстрел, вопль, еще выстрел, плач, выстрел, тишина. Все три тела сползают по стенке, оставляя широкий кровавый след.

"Если не я, то кто?"

–щелк-

____

Запись 000034. 14.07.2024. Время неизвестно.

Слабо освещенная комната– черные обои, усеянные бронзовыми листьями, резной шкаф позади кресла, в котором и восседает О.Н., смакующий очередной глоток коньяка, искоса посматривая в объектив. На левом плане диктор в новостной телепередаче весело вещал на немецком.

Прилагается дословный перевод:

"Добрый вечер, дорогие зрители, с вами я– Ганс Зигглер, и с вами ваша любимая программа "И снова чертово сегодня!". Сегодня я затрону тему цепочки убийств, произошедших в славном городе Мюнхен. На этот раз жителей терроризирует психопат-убийца, жаждущий насилия и беспредела. Полиция проводит расследование по делу Ульрика– какое специфическое имя у бедняги, ха-ха, – Шефера, тело которого нашли в одном переулке в неблагополучном районе города. Источники утверждают, что лицо жертвы было изуродовано, но также подмечают, что умер он от потери крови до того, как наступил шок вследствие всех травм, так что мы полагаем, что ему было очень, о-очень больно! Основная причина тому– оторванный, кажется, вручную язык жертвы, который убийца унес с собой! Возникает вопрос– зачем? Полиция пока не дает нам ответ на сей любопытный вопрос. Стоит заметить, что жертву нашли по чистой случайности во время одного из вызовов по другому поводу– без документов и денег, в изорванной одежде, откуда и доставили в морг сразу после того, как о пропаже заявила жена Ульрика по имени Лола Линдерманн,– и даже не спрашивайте меня про фамилию, будто вы сами не знаете, в чем дело!– которой пришлось ждать положенные два дня, прежде чем трубить тревогу! Ей только и оставалось, что прибыть на опознание и констатировать факт– мертвый как пить дать. Следователи опросили всех посетителей бара, в котором жертву видели в последний раз, и им даже не пришлось их искать– это постояльцы, заядлые футболисты и выпивохи и по факту являются большой дружной семьей, о которой мы делали репортаж пару месяцев назад во время чемпионата по футболу. Милости-пряности, дамы и господа, но все как один указали на некоего мужчину, с которым пил в день пропажи покойный, описав его почти одинаково– высокий, средней комплекции, с темными волосами средней длины, но с залысинами, а так же усы, перетекающие в бакенбарды. Более подробное описание внешности будет при составлении фоторобота, а пока запомните одну важную деталь– у подозреваемого большой шрам наискось прямо на лице! Увидите такого– тут же звоните по телефону…"

Конец фразы был заглушен стоном О.Н., до этой секунды возмущенно грозившим кулаком телевизору, но в следующую же согнувшегося в спазме боли.

"И, если бы все ограничилось всего одним убийством в этот чудесный выходной, так нет же! На днях была найдена мертвой целая семь…"

–щелк-

____

Запись 000035. 14.07.2024. 23:54

О.Н. прислонился спиной к унитазу, вытер лицо окровавленной салфеткой. В глазах боль.

"Мерзкий Ганс… Покрыл меня будь здоров! И самое поганое, что все, сказанное им, является чистой правдой! А ведь никто из нас не любит всей правды о себе, особенно когда ее выносят на публику даже при отсутствии уверенности в ее истинности. Мы не любим, когда нам обмывают косточки, строят теории вокруг наших эмоциональных проблем, предполагают наличие физических недостатков, точно провоцируя на ответную агрессию! Вот же сукин сын! Да, я не могу ничего сказать против из того, что не было бы расценено, как бездумный вопль больного, или переиначено на их же собственный лад, но если б этот напыщенный паяц только знал, какой этот свинтус Ульрик на самом деле урод… Если бы он только узнал, что расхваливаемый им человек является закоренелым расистом– тут же бы открестился от него и не преминул добавить вслед, что все, что я сделал, было правильно! А я знаю, что он сказал бы это, потому что данное мнение– популярное мнение! Стоит только внести чуточку ясности, осветит ситуацию под нужным углом– и вот он я, уже не злобный убийца, но радикальный борец с неравенством! Романтика, мать ее. А пока этот болван знай себе заводит шарманку: "Мы потеряли замечательного человека, да-да, его жена бедная и несчастная, да-да, надо ей помочь, да-да, перечислите деньги на такой-то счет, да-да!" Мразь. Просто мразь."

Кровавый плевок размазался по стеклу объектива.

Отвратительно.

"Но, когда он завел речь о той семейке ущербов, которых я тебе показал, мой дорогой зритель, у меня пропал дар речи. ИХ! – и назвать несчастными бедолагами! Невероятного уровня идиотия. Почему таким, как я, не дают шанса высказать свою точку зрения, рассказать все, как есть, не боясь сиюминутного ареста? Почему всяким уродам дают все права, избавляя от ответственности, а мне– нет? Разве я не заслуживаю их только потому, что избавил общество от люмпенизированного сорняка, отравляющего все общество, пусть даже и одного? Я напишу им– мне нужно высказать все, что я думаю. Воспользуюсь старым добрым клеем и вырезками из журналов– все по классике, так сказать! Напишу этому прохвосту, какая он задница, и мне если не полегчает, то уж точно станет веселее."