Слабые люди

Надрывно раскашлявшись, все равно не изменил своего до странного горящий взгляд. Предположительно точно так же горят глаза у людей, вот-вот готовых прошептать триумфальное: "Эврика!"

–щелк-

____

Запись 000006. 30.04.2024. 05:55

В помещении темно. В темноте кресла заметное копошение.

"Целая неделя без дневного света и свежего воздуха. Окна зашторены, свет выключен. У меня нет сил даже включить музыку. Я больше не могу ею наслаждаться– даже самые тихие звуки отдаются болью в висках. Сейчас слышно лишь тиканье часов, хотя я бы сказал, что они не столько тикают, сколь пульсируют в моей голове в так сердцебиению. Они словно бы говорят мне: "Тик-так, Олик, твое время уходит, тик-так, Олик, тебе скоро конец!".

Тень О.Н. замолкла, затем замотала головой, закрыла уши и закричала:

"Я так больше не могу! Слишком сложно переживать все это одному! Почему нельзя было просто дать мне лошадиную долю морфия, чтобы я просто умер без мучений?! Что это за извращенное понятие о гуманизме в этой стране, где запрещено все, что должно приносить радость?!"

С грохотом приблизившись к экрану, О.Н. сшибает камеру с треноги и валится правой стороной лица к объективу. Едва заметен блеск его бегающих глаз. Он смотрит долго и упорно, словно стараясь не мигать и ни единой черточкой не выдать претерпеваемую боль, должно быть все еще надеясь на то, что таким образом она утихнет, станет привычной.

Нет.

"Зачем жить, если вся жизнь протекает сквозь бесконечные мытарства на ровном месте, в конечном итоге ожидаемо переходящие в муки и боль? Кто этот умник, что решил, будто так и надо, будто только боль делает нас людьми?!"

Помехи, шипение, пробивающиеся сквозь них крики. Экран почернел.

–щелк-

____

Запись 000007. 05.05.2024. 18:23

Тонкая трещина разделила экран на две неровные половинки.

Камера стоит на полу чуть наискось, откатившись на правый бок. Комнату заливает красноватый свет уличного фонаря. Заметны витающие в воздухе пылинки, медленно-медленно опускающиеся в бесконечном кружении на пустое кресло. Слышны вздохи, в нижнем левом углу кадра шевелится тень.

"Эх, как же хорошо!.."– трубный звук, словно воздух выпустили из шарика, – "Мне уже стократно лучше, спасибо."– утробный смех, из того же угла струится небольшой клуб дыма,– "Я сорвался, наверное, впервые за всю свою жизнь. Вспоминаю сейчас и не узнаю себя– ведь я обычно всегда умел держать в стабильности внешнюю невозмутимость, но эта, как ее, глиобластома все изменила! Зная о скверне внутри меня и точно зная, что эта головная боль не из-за какого-то дурацкого атмосферного давления, а из-за вполне материальной хреновины внутри моей собственной башки… я не могу оставаться спокойным! Мне не хочется терпеть, пытаться показаться кремнем! И тогда я просто кричу от боли и злости, что никому не нравится. Однажды за мной приехала полиция– соседи подумали, что меня убивают, сердобольные души, но вместо мертвого тела и нового дела они нашли только меня в неадекватном состоянии. Два дня в СИЗО. Никто и слышать не желал о моих проблемах– закрыли за решеткой и были таковы, не оставив ни воды, ни питья, так еще и в конце коридора. Как раз тогда у меня начались сильные судороги, и я полдня провалялся в луже собственной блевотины и крови, и только тогда было решено выпустить– жмурик за решеткой никого не устраивает. Надеялись, что скончаюсь по дороге домой…"-взрыв натужного смеха, – "Черта с два! Я живой, гниды! Этой срани меня так просто не взять! Я еще всех их переживу и буду танцевать на их рассыпающихся в пыль костях, готов свою почку за это под залог отдать!"

Снова смех, теперь уже с примесью рыданий. В кадре появляется его лицо– все такое же мертвенно-бледное с словно сконцентрированными сгустками крови вокруг глаз, выражающих неприятное удивление. Ложась на левый бок и поджимая руки под голову, точно маленький ребенок, готовящийся отойти ко сну, О.Н. смаргивает слезу.

«Я не помню, где был последние четыре дня, но нашел окровавленные тряпки и парочку глубоких то ли аккуратно нанесенных порезов, то ли произвольных ран, которые каким-то образом остались чистыми. Тряпки я сжег, руки… а что с ними сделать-то?"– глубокий вздох, – "С каждым новым днем уверенность в том, что я схожу с ума, крепнет и стынет, становится прочнее булыжника, а в скором времени станет таким же тяжелым. Я все больше начинаю думать о том, что являюсь самым настоящим непроизвольным психом, место которому в белой комнате, обитой подушками, и нигде больше! Мне говорили, несколько раз подряд повторяли, что будут осложнения и их никак не избежать, что опухоль может и будет влиять на все мыслительные функции, но я надеялся, что меня это минует! Как оказалось– нет, хотя можно было обойтись и без осложнений, так как в своей жалости к себе я без чьей-либо посильной помощи опустился на самый нижний уровень в ожидании, постучат ли со дна, подаст ли кто голос, готовый обещать мне, что там, подо дном, лучше. Потому что хуже уже просто некуда."

–щелк-

____

Запись 000008. 13.05.2024. 11:45

Неожиданно яркий свет солнца– совсем ненормальное явление для места, в котором жил О.Н. Самого мужчины в кадре нет– есть лишь привычное кресло с ободранными подлокотниками и выкорчеванным поролоном из его спинки. Наконец, раздался его голос– где-то вне, немного отдаленный.

"Я тут вернулся к смыслу жизни, опять. Снова эта мысль: "Ты потратил жизнь впустую, ты самый настоящий неудачник!". И еще: "Вспомни хотя бы одну из твоих детских мечт, которая воплотилась в жизнь. Что, не помнишь? Ну еще бы, ты ж болван!". И еще… и еще… и еще… Я полностью разбит, уничтожен, унижен. И кем? Самим собой! Какое же это странное ощущение, когда тебя унижает собственное "я". Да какое там "странное", скорее уж невосполнимо поганое! Ненависть и отвращение к самому себе выводит меня из себя, толкает снова и снова задаваться вопросом: "А могу ли я вообще полюбить себя? Или я настолько ущербен и пропащ?". Что же мне делать? Обычно у людей, подобных мне, просыпается невыносимая тяга к жизни, жажда сделать что-то сверх того, что им приходилось выполнять почти что каждый день, но вот я… У меня ничего этого как нет, так и не возникло. Разве что раньше я хоть как-то тешил самого себя смутными надеждами, что пройдет еще немного времени и что-нибудь придумаю или подвернется действительно стоящее дело, посвятив которому всего себя я смог бы сказать: "Ну, теперь-то я сделал что-то важное, достойное запоминания, значит, я прожил достойную жизнь!". Еще немного подожду и куда-нибудь отправлюсь, где буду действительно нужен! Но день за днем я возвращался в исходную позицию и даже ухом не шевелил от досады. Я улыбался своей самой лучшей лицемерной улыбкой в лица моих родителей, наемных друзей и женщин… Хотя стоп! Где же они, мои друзья? Почему они не со мной? Ха. Все просто– они не были, не являются и никогда не будут моими друзьями. Так, чисто коллеги по развлечениям, но не друзья. Гнусные лицемеры, поджавшие хвост сию минуту, как пропала с моего лица торжествующая мина, как только я перестал возникать в их поле зрения с пачкой денег наготове! Они наверняка знают от Саши, что со мной, почему я не выхожу на связь, и решили, что их это не касается. И правильно– о чем говорить с мертвецом? От него так и исходят миазмы смерти, он способен убить любую положительно ориентированную атмосферу в кругу близких людей, вырубает ее своей обреченностью на корню. К чему эти переливания из пустого в порожнее? "Всем привет, ребят! Простите, но я умираю!" "Эй, народ, я понимаю, что обсуждение футбола и баб куда интереснее, но никто не хочет послушать о том, как у меня в мозгу зреет опухоль размером с бычье яйцо?" "Ну право, народ, послушайте кто-нибудь, как я страдаю!" А в ответ– тишина. И это будет правильно."

За кадром раздается шум, что-то в очередной раз разбилось. Еще минута и его громкий голос удивленно вопрошает:

"Сколько я уже отсутствую? Месяц? Год? Вечность? А может, всего день? В любом случае, никто из них не ищет меня, не звонит мне, не заходит в гости поинтересоваться, жив ли я, способен ли еще хоть на что-то помимо предания отчаянию. И все-таки я был прав! Иначе и быть не могло. Ну и черт с ними… Один справлюсь!"– пауза и огромный глаз вперился в обьектив, весь в кровавых прожилках и инсультивных пятнах, – "Погоди-ка, я вспомнил! Я не один, еще не до самого конца! Со мною ты, мой тайный друг, верно? Ты же меня всегда поддержишь в любой ситуации, да? Да! Да… Да-а-а!.."

С истеричным смехом О.Н. отдаляется от камеры и кое-как усаживается в кресле, пытается что-то сказать, однако его глаза закатываются и после непродолжительной борьбы он впадает в непродолжительный сон, который длится всего лишь жалкие полчаса. Вдруг его дрыгающееся тело подрывается с воплем и вновь сшибает камеру.

–щелк-

____

Запись 000009. 13.05.2024. 22:12

Еще одна трещина появилась на экране, проистекающая из первой. Слева раздается постоянные треск и шипение. Возможно, поврежден динамик. За кадром слышно тихое пение– так обычно родители напевают своим маленьким детям колыбельные, чтобы те быстрее уснули, не всегда заботясь о содержимом песни, больше внимания отдавая мягкости и интонациям самого голоса, как и тут– слова практически неразборчивы, сливаются в нечленораздельное мычание и подвывание, перекрывая еще менее слышную музыку, доносящуюся из маленьких динамиков. Звучит, как смесь из английского, исландского и исковерканного русского. Пение длится на протяжении двух часов, переходя от быстрого речитатива к душераздирающим завываниям, вносящим уныние в уже унылую атмосферу привычной комнаты.

«Слышишь эту музыку? Как думаешь, что это? Нет, друг мой, это не веселая серенада, не ода любви и даже не признание в ненависти. Это– музыка твоей смерти, твоей и моей тоже! Только вслушайся в нее! Она так похожа на бесконечное падение в бездну без дна. Забавная тавтология, но чертовски верная. С таким звуком могла бы течь кровь в наших венах, о да! Эта музыка символизирует начало конца– сначала долгое вступление, готовое ознаменовать затишье перед бурей, затем самая бурная ее часть, сотрясающее твое сознание призраком агонии, и, наконец, эпилог– ее самая яркая часть, самая музыкальная, самая заполненная, если пожелаешь! Это те самые моменты, когда силы покидают тело, когда начинает кружиться голова и подкашиваются колени, когда в глазах бегают разноцветные, мигающие, то исчезающие и тут же появляющиеся в другом конце поля зрения мушки, и лицо гудит от притока крови к голове!.. Ты сгибаешься в три погибели, упираешься во что-то руками, стараясь не упасть, блуждая глазами и пытаясь узреть напоследок хотя бы незначительную деталь своего окружения, будь то унитаз во время пьяного угара или некрасивая рожа дешевой проститутки, недовольно пыхтящей под тобой в ожидании, когда ты кончишь и дашь ей вымыть из себя всю выпущенную тобой мерзость! Черный шум закрывает собой свет и ты заново переживаешь то незнакомое, но одновременно такое родное ощущение, словно что-то невыразимо маленькое медленно падает вниз… и в ушах раздается гул, с которым это тело рассекает воздух и с каждым сантиметром, когда она, оно или он или нечто неопределимое, ускользающее от цепких сетей воспоминания приближается к прямой, бесконечной поверхности, гул нарастает, вибрации сотрясают все твое существо и страшное чувство приближающейся катастрофы накрывает тебя с головой! Ты пытаешься поймать эту вещь, этот вопиющий символ ускользающего сквозь пальцы мгновения, но он неумолимо опускается все ниже и ниже и вот он– страшный момент, столкновение неопределенного с неизбежным, от которого сотрясается весь твой естественный мир, издавая грохот и душераздирающий вой! Это– дедлайн всей твоей жизни, финальная черта, после которого следует лишь грустное эхо… всего лишь отголоски того, кем ты был когда-то, а потом… Потом лишь смерть.»

При этих словах музыка замолкает. Внезапный хлопок. Вопль. Камера опрокинулась на правый бок, открыв взгляду стену за креслом, пол и в следующую же секунду рухнувшего замертво О.Н. Он не движется, глаза раскрыты. Насколько можно видеть из камеры– зрачков не различить, но сами белки глаз не шевелятся. О.Н, возможно, пребывает либо в трансе, либо в тяжелейшей апатии. Или умер.

Спустя три часа подает признаки жизни. Тянет руку к камере. Из носа течет струйка крови.

–щелк-

____

Запись 000010. 18.05.2024. 03:02

Камера стоит в углу комнаты. Знакомое кресло загораживает обзор, потому видно лишь освещаемую уличным фонарем половину. Здесь царит полнейший погром. Стены забрызганы чем-то красным, возможно, что и кровью. Столик завален книгами и сигаретными окурками. Весь пол усыпан разбитым стеклом. Дверной проем, видимо ведущий на кухню, обуглен. Здесь был пожар. Сомнительно, что во время предыдущей записи. Причина сомнений– отсутствие дыма и огненных всполохов в предыдущей записи.

Внезапно в соседней комнате включается музыкальный центр– играет мелодия. Мрачная и тоскливая, она наполнена безысходностью и страхом. В кадре появляется О.Н. Одет в грязные шорты, светит голым торсом, походя собой на бюджетную версию Кристиана Бэйла в фильме «Машинист». Медленные, с рывками, движения. Свистящее дыхание. Он двигается подобно роботу, настолько его движения были механизированы. Он начинает качаться в… нет, тактом назвать ее нельзя. Она протяжная и заунывная, как и его пение. Раскинув тощие кочковатые руки, О.Н. начинает кружиться на месте. Стекло звенит и хрустит под ногами, но ему все нипочем. Каждый раз, как тело разворачивается лицом к камере, на нем играет все та же застывшая в безумной улыбке гримаса. Серые зубы словно сливались с кожей, приобревшей аккурат такой же оттенок. Контрастировал лишь зазор между челюстями, бездной чернеющий посреди серого полотна. С губы стекает струйка слюны, зацепившаяся за торчащую колтуном бороду, обвиваясь вокруг выбившихся волосков. Музыка длится пятнадцать минут. Едва она кончилась, О.Н. приближается к экрану, склоняет голову набок.

"Знаю, ты думаешь, что я сошел с ума, но лично я считаю, что даже в таком безумии есть свой смысл. Ты видел, как я танцую, как расправляю руки и кружусь, при этом невольно улыбаясь, и думал то, что подумал бы любой другой на твоем месте, но я снова скажу тебе… Я скажу тебе, что мечтал сделать что-то подобное в детстве, когда был вынужден часами просиживать за учебниками, лишь бы не получить тумака от отца– он считал, что любое время, проведенное в развлечении без личной пользы для себя– потерянное время. Он считал, что мне нужно только работать. Так же, как и ему на протяжении всей своей жизни. И я был послушным мальчиком, я делал, как он велел. И сейчас я просто решил наверстать упущенное и напомнить и тебе и самому себе: я все еще жив, мой друг! Вот что я хотел тебе сказать. Я все еще способен найти что-то хорошее в этом бесконечном потоке бесцветного и безвкусного бытия, и в моем случае этим снова стала она– Музыка! Я снова способен ее слышать и ощущать, беспрекословно отдаваться ее энергии! Она действительно помогает справляться с болью, пусть даже и не дает надежду на спасение, но это и не важно, ведь музыка– единственное явление, которое в полной мере отражает наши эмоции, нашу суть как человечества в общем, так и в индивидуальном смысле! Через музыку можно передать то, чего не передашь словами, а ее эмоции неподдельны, невероятно искренни! Она не способна лгать. Она снимает маски, срывает их вместе с клочками кожи в остатках клея "Момент", причиняя боль, но и так же даруя панацею для души."

Очень долгая пауза, во время которой О.Н. словно впадает в транс, не мигая, почти не дыша, но все так же глядя в камеру, будто бы ничего важнее в этом мире для него уже не существовало. Наконец, медленно, будто бы пробуждаясь, он мигнул.

"Просто знай– я все еще жив."

–щелк-

____

Запись 000011. 22.05.2024. Время не определено.

Снова кресло и восседающий в нем О.Н. На его лице застыла маска скорби. Еле слышным голосом и едва шевеля слипшимися в сухую корку губами он начал говорить:

«Наверно, тебе интересно, как я себя чувствую, да?"– он осмотрел себя, пересчитывая ребра, – "Никак. Я перестал чувствовать. Совсем… Изредка бывают проблески боли, но они так мимолетны, так несущественны, что я даже не успеваю обратить на них внимание, не говоря уже о том, чтобы придать этому осмысленную характеристику. Я больше не чувствую вкуса еды, не чувствую вкуса воды, хотя помню ее сладость… и иногда горьковатый привкус металла. Эх… как бы я хотел вновь все это почувствовать!.. Чтобы это действительно оказалось всего лишь временной галлюцинацией, которая вскоре спадет с меня… Но нет! Не суждено. Пребывая в этом шоковом состоянии, я снова чувствую, как теряю себя. Дьявол, это ведь никогда не кончится, так? Меня так и будет бросать вверх и в тот же момент швырять вниз так глубоко, что вновь и вновь будет спираться дыхание и помрачаться рассудок! Я снова на дне и… не знаю, смогу ли вылезти отсюда, вдохнуть хоть крупицу кислорода!.. Я не могу контролировать себя, не могу заставить поверить, что не все еще потеряно. Иногда становится так тяжело, что хочется лечь и умереть сию же минуту. Не хочу больше ждать."

О.Н. медленно сползает на пол.

–щелк-

____

Запись 000012. 25.05.2024. 02:34

О.Н. сидит в кресле. На его коленях лежит миска, доверху наполненная сырым мясом. Медленно опустив две веточки, – два жутких пальца– О.Н. вытаскивает один кусочек. Немного попридержав, опускает его на длинный язык, призывно вытянувшийся меж зубов. Затем О.Н. начал медленно со смаком разжевывать пищу и смотреть в камеру. На его лице не читалось никаких эмоций, а черные угольки глаз нервировали похлеще взгляда змеи– отступай, не отступай, все равно набросится. Причмокивая губами, О.Н. вытер их смятым руковом рубашки и осклабился.

"Здравствуй, друг мой. Мы снова встретились! Уже соскучился по мне? Нет?"– лицо наконец изобразило подобие грусти, – "Что ж, грустно это слышать, но тут уж ничего не попишешь!"

Пауза. Миска постепенно пустела, ознаменовав конец трапезы скрежетом ногтей по донышку. Снова вытерев рот и бороду рукавом, О.Н. пощелкал пальцами и продолжил говорить.

"Я вновь вспомнил, что мне предлагали доктора, но только сейчас осознал, как сильно все мое нутро противится этому! Странное нежелание идти им навстречу накрывает с головой и я превращаюсь в капризного ребенка, который не хочет есть творожную запеканку, потому что его от нее тошнит, в упор не признавая правоту старших, терпеливо внушающих ему, что эта еда полезна для здоровья. Никогда не любил творог, а ведь, как знать, может, он бы и стал тем ингредиентом, что спас бы меня от глиобластомы! Шучу, конечно, ни хрена б не спас, а стал только очередным микро-разочарованием в огромной куче более крупных. И вот, стоя перед выходом из квартиры, я всякий раз убеждаю себя, что мне не просто нужна– не-об-хо-ди-ма их помощь! Что действительно нужно их послушать, в самом деле нужно попытаться спасти себя, а не сдаваться без боя! Однако мое "не хочу" пересиливает все мои потуги! И как итог– у меня не хватает сил даже потянуть за ручку. В конце концов я просто падаю на свою пятую точку и проваливаюсь в забытье, валяясь на холодном полу, ничуть не заботясь о том, что проснусь с простудой или застуженными почкам. Прихожу в себя уже в кресле и не помню, как оказался в нем! Словно кто-то невидимый и неощутимый без конца поднимает мое тощее тело и кладет в кресло. Но все же в большей степени вероятно, – если совсем не очевидно!– что это я сам в беспамятстве ползу к креслу, к единственному островку… нет, не надежды… Я.. я даже не знаю, как это объяснить, честно!.."

О.Н. замолкает, чуть почесывает себя по виску, пытаясь вспомнить, что же именно ему хотелось сказать.

–щелк-

____

Запись 000013. 07.06.2024. 18:23

На этот раз О.Н. предстал в совершенно ином виде: коротко остриженная борода, неловко зачесанные назад волосы, приоткрывающие впадающее темя, а также женская ярко-оранжевая в желтый цветочек сорочка. Видимо, единственная оставшаяся чистой вещь в этом бедламе. Света в комнате нет, единственный источник– все тот же красный фонарь. Он сидит все в том же кресле, прижимая руки к подолу, прикрыв промежность.

"Может, мне стоит покончить с этим?"– вымолвил тихий голос, но глаза дико блеснули в свете уличном просвете между штор, – "Покончить с собой! Почему нет? Я уже пропал! Мне ничто не поможет! Не лучше ли закончить мои страдания здесь и сейчас? Точно говорю– лучше! Уж лучше смерть сразу, чем тяжелое ожидание, верно я говорю, да? Да? Да?"– одернув себя, О.Н. вздохнул и встал с кресла, чтобы сразу исчезнуть из кадра.

Пять минут спустя возвращается с ножом в руках. Находится в крайнем возбуждении, руки дрожат, глаза все так же горят, постоянно облизывает губы. Внезапно они растянулись в улыбке, обнажив давно не чищенные зубы в жуткой улыбке. Тихо смеясь, О.Н. приставил нож к солнечному сплетению. Обхватив поудобнее и прикусив нижнюю губу, нажал и внезапно в дверь забарабанили со страшной силой. В панике О.Н. сшибает камеру брошенным ножом– в этот раз на левый бок. Рядом уже лежит нож, обломав острие о щель в половицах. Орошенное кровью лезвие. Голые и до жути костлявые ноги О.Н. носились то в комнату, то на кухню, то затихали в коридоре и тут же раздавались вновь. Затем О.Н., стоя у дверного проема лицом к камере, надевает халат. В области груди, на футболке, видно кровавое пятно. Быстро развернувшись, срывающимся голосом спросил: "Кто?!". Ответ не заставил себя ожидать– к О.Н. зашла в гости налоговая инспекция. В течении следующего получаса происходит словесная перебранка между представителем власти и О.Н. Итог– О.Н. в ярости схватил нож и неуклюже пытался открыть дверь, которая все время "запиналась" об ковровую складку. Шибко сообразительный налоговик успел бежать, раздаваясь громогласными угрозами подать на О.Н. в суд за вооруженное нападение, на что был послан на три священные. С полчаса О.Н. собирал вещи, затем схватил камеру, забыв ее выключить. По кадру было видно, насколько быстро проносились мимо лестничные пролеты, двери, машины, как и сокрушительно-позорное падение на полном ходу– нога споткнулась о провал в асфальтовом покрытии. Отборная ругань, пара пинков по разваливающемуся покрытию, затем в течении часа О.Н, издавая жутко булькающие хрипы, бежал изо всех сил. Далее происходит длинный простой в очереди, и в результате своего нетерпения и духоты в помещении, от которого запотело стекло объектива, О.Н. сорвался на визг и был вышвырнут из здания охраной. Вновь и вновь ругаясь, понося чьих-то безымянных родственников, распинаясь примерно десять минут на тему того, как пройдется по "всем им" катком, он тем не менее смог успокоиться– хотя, скорее всего, просто голос сорвал, – и отправился к близлежащему банкомату. Сняв круглую сумму, О.Н. поселился в гостинице, в номере с желтыми обоями и кроватью со стальными ножками. И только тогда замечает, что съемка еще ведется, а заряд почти на нуле.

"Да твою же за ногу!"

–щелк-

____

Запись 000014. 12.06.2024. 14:53

Надо отметить, что смена обстановки, пусть даже и кратковременная, пошла ему на пользу– О.Н. выглядит гораздо лучше. Мешки под глазами исчезли, щеки еще не округлились, но уже не столь темны, губы обрели цвет. Однако печаль в глазах осталась на месте. Медленно вращаясь под складками веков, они медленно осматривали грязные и изорванные стены собственной квартиры, провели взглядом по чему-то, находящемся вне кадра, после чего уставились в центр объектива– в глаза предполагаемому зрителю.

"Неплохо выгляжу, не так ли?"

Говорит поразительно спокойным голосом и даже улыбается, откусив кусок хлеба, что держал в руках.

"К сожалению, меня быстро нашли и привели к ответу. Пришлось оплатить все долги, возместить пени, а вдобавок еще разок поваляться в больничке. Я провел несколько дней под капельницей и, скорее всего, седативным. И, видимо, не одним, потому как до сих пор немножко торможу и абсолютно спокоен, а под лоб будто ваты набили, серьезно!"

Медленно покрутив и повертев головой, явно насладившись хрустом своих суставов, О.Н. продолжил:

"Странные ощущения… вроде бы и чувствую тело и подвластно оно мне, но все не то! Ощущается все не так, как обычно, будто я не есть само это тело, но некий индиффиренцированный пилот в переставшем быть моим собственным теле. Нет, я все еще могу протянуть руку, взять что-нибудь в нее, но в то же время я этого не чувствую. Я вижу, как рука пролетает перед моим лицом, я точно знаю, что это реально, но я не чувствую, как она движется. Это словно не моя рука, а какой-то роботизированный суррогат-протез, какие сейчас инвалидам ставят! И самое невероятное– больше нет никакой тяжести в теле, оно словно обрело невесомость! Это так странно… Точно говорю– колоть меня успокоительным начали после того, как увидели ранку на груди. Догадываться даже не пришлось– мое общее состояние, моя реакция– все говорило в пользу версии о том, что я подвержен аутоагрессии, а потом– сюрприз-сюрприз! – они прочли мою карту. Сразу все сомнения отпали: "Вы, дорогой, латентный суицидник и вам лучше обратиться к психиатру!" Есть хочется. К сожалению, утерянные чувства еще не все чувства– голод все еще чувствуется в полной мере. Не могу никак сообразить– организм издевается надо мной или пытается помочь, сейчас, например, подсказывая, что мне нужно подкрепиться? Как будто я какое-то малое дитя, а не его полноправный хозяин…"