Тайная зависимость

Откуда в отце такое маниакальное волнение за близких? Это как-то передалось через наших родственников? Мой дедушка до жути любил свою жену, моя бабушку Катрину. Любил – слабо сказано. Он был помешан на ней настолько, что из ревности убил одного из Каррасов – дедушку Алекса.

– Я люблю тебя больше, чем ты думаешь. Пожалуйста, не расстраивай меня. – Отец целует меня в лоб. Он всегда так делает перед тем, как отпустить меня. – Договорились?

– Да. – Ни черта мы не договорились. Я так мечтаю избежать цепких рук, с каждым днем все настойчивее перекрывающих мне кислород, что приходится согласиться.

Порой мне кажется, жизнь Алики Хеймсон – ад. Конечно, это слишком громкое слово. Пока в мире процветает насилие, кража и продажа детей, женщин, наркоторговля, моя жизнь не может считаться адом. Скорее вереницей сменяющих друг друга неудач.

Многие мечтают родиться в моей семье, иметь такой же шикарный гардероб, королевских размеров комнату, возможность путешествовать, когда вздумается, иметь в окружении успешных парней (но они не успешные, им все дали родители, как и мне). Люди не знают, что стоит за этим изобилием. Какова его цена. Я бы с радостью поменялась жизнями, как в «Двое: я и моя тень». Мечтающие прожить в моей шкуре, фантазеры. Они придумали образ и грезят о его исполнении. Завидуют таким, как я. Смысла в этом нет. Моя жизнь – не рай.

– Чего так долго? – Не новость, что сестра дожидается в моей комнате. Катрина та еще сплетниц, любит быть в курсе всех событий.

– Шлепали по заднице за отсутствие.

– Серьезно? – Ахает младшая.

Она быстрым шагом направляется к двери, спеша уйти.

– Ты куда?

Сестра смотрит на меня, как на идиотку. Я спросила что-то не то?

– Как куда? К папе! Ты уже взрослая! Тебя парни должны шлепать по заднице, а не родной отец!

Я подавляю смех, скрывая улыбку ладонью.

Удивительно, мы часто ведем себя как заклятые враги, змеюки, которым почти нет дела друг до друга. На словах Катрина ненавидит меня. На деле всегда заступается, что бы не произошло. Сестринская любовь все же побеждает кишащий внутри нас яд?

– Я пошутила.

– А твои фотки с Киллианом тоже шутки?

Новая головная проблема.

Я жестом прошу младшую повернуть ключ в замке. Как только она исполняет просьбу, стягиваю юбку и топ, оставаясь в лифе и трусиках. Нужно принять душ, смыть с себя запах домогающегося ублюдка.

– К сожалению, нет.

– Да ладно! – Разевает рот сестра. Для нее я и Маккензи – новость мирового масштаба. Но все не так просто, мы не пара. – Отец Килла чуть ли не лучший друг нашего. Папа умрет от радости.

– Скорее от скорби.

Катрина хмурится, не допирая, что и к чему.

– Маккензи – моральный урод. Если бы не Алекс, Киллиан изнасиловал бы меня глазах у всей школы.

– Что за Алекс? – Катрина перемещается на кровать и ложится на живот, начиная болтать ногами в воздухе.

Да уж, с этими расспросами я дойду до ванной к утру.

– Каррас.

Сестра выпучивает глаза и переворачивается на спину, хватаясь за сердце. Ну, актриса! Ей пора задуматься о театральном. По предмету «Навыки лжи» ей уже можно ставить зачет. Благодаря мне она научилась более-менее уверенно лгать. Катрину с руками и ногами оторвут с такими внешними данными и умением вживаться в любые роли. Про фантазию сестры тихо молчу! В свои пятнадцать она таскает у меня бульварные романы и воображает неземную любовь, мужчину, за которого однажды выйдет замуж.

Наивная. Как отец скажет, так и будет. Она выйдет за того, на кого Эйден ткнет пальцем. Мы не живем свою жизнь, за нас решали, решают и будут решать родители. Мама почти никакой роли не играет в этом чудовищном порабощении, но папа… Он предводитель Вакханалии.

– Ты произнесла фамилию злейшего врага. О, боже! Тебя теперь не то что зад надерут, тебя на кол посадят! А, если учитывать, что ты сказала: «Каррас» в одном белье… – Катрина прикасается ладонью ко лбу, делая вид, как мучается. – Мне страшно за тебя, сестра.

– Не прикидывайся. Ты спишь и видишь, как я умру, а ты переберешься в мою комнату.

Катрина оглядывается.

– Комната у тебя ничего, но не стоит твоей смерти. Не драматизируй.

Кто бы говорил. Мисс эмоциональность, которая трясется по поводу и без. Например, на прошлой неделе сестра полчаса плакала в мою подушку, потому что последние красные трусики с бантиками из новой коллекции урвала ее одноклассница. Цитирую: «Прямо перед самым носом. Уродка»! Мне с Джес приходилось выслушивать нытье Катрины и успокаивать вместо того, чтобы обсуждать наши секреты.

Я решаю напомнить, кто плакал в прошлый понедельник из-за двух ниток, но вовремя торможу с затеей. Если начну, от сестры покоя можно не ждать.

В ванной избавляюсь от оставшейся одежды. Вздыхаю, разглядывая свое тело в зеркале. Ненавижу его! Мало того, что оно не такое стройное, как мне хотелось бы, так его еще и грязные руки Киллиана касались. Чтоб Маккензи сдох вместе со своим папашей! На деле я не могу ничего сделать, так хотя бы разукрашу желаемую реальность в мечтах.

У нас уже был разговор с отцом по поводу Килла. Помню, как пришла к нему в слезах и, рыдая на его плече, рассказала о приставаниях Маккензи. Что сделал великий Эйден? Сквозь смех обозначил: «Это нормально, что парни пристают к девушкам». А после его двусмысленного намека: «Тебе уже пора», стало ясно одно – никто не станет меня защищать.

Не станет, если объектом моей любви не окажется человек с фамилией Каррас. Тогда отец зашевелится.

Насчет намека, я так и не поняла, что мне пора. Начать встречаться с парнями, лишиться девственности или быть изнасилованной?

Я живу в одном доме с монстром!

Тру мочалкой тело так яростно, что кожа горит. Не хочу, чтобы Маккензи остался на мне! Ненавижу его омерзительный запах дорогих духов! Если человек дерьмо, то никакой флакончик за тысячи долларов, не поможет замаскировать его сущность.

Тру, тру, тру. Бесполезно. Я все еще чувствую душок Килла на себе. На шее и груди, в которые он впивался. На талии, что он сжимал. Даже между ног я чувствую проклятого Маккензи. Это была его цель. Пока он не получит желаемое, не отстанет.

Знаю, что дура, но я подумывала расстаться с девственностью с этим уродом, лишь бы придурок отвял. Потом передумала. Я не стою такого унижения. Должен найтись способ, как отвадить от себя чокнутого. Пока я его не придумала, не нашла. Вера в то, что я найду метод, сильна.

Надежда во мне всегда умирает последней.

Разделываясь с телом, выхожу в комнату. Катрина по-прежнему лежит на моей кровати и, кажется, не собирается уходить. В ее руках книжка, а рядом включенный прикроватный светильник.

– Ты еще здесь?

– Да. Кстати, ты не говорила, что купила ее.

– Рейтинг видишь? – 18+. – Лучше верни туда, где взяла.

Родившая любовь к эротике у сестры затрудняет мое наслаждение романами. Например, я уже не могу, как раньше помечать маркером зацепившие моменты и ручкой оставлять записи. Катрина может взять книгу в любой момент, наткнуться на те мысли, что я бы хотела оставить в тайне.

– Тебе тоже нет восемнадцати. – Напоминает сестра. – Что насчет Маккензи? Ты не пробовала снова поговорить с папой?

– Смысл? Тот раз доказал, что он не станет меня защищать.

– А мама? Ты говорила с ней?

Думаю, Вел сама понимает, за кого вышла. Она явно не в восторге от мировоззрения своего мужа, но при этом всегда будет оставаться на его поле игры. Наша мать держится за призрачную выгоду, статус. Возможно, остается с отцом ради нас. Я слышу их ссоры. Они не такие частые, но случаются. В пределах дома папа с мамой настоящие, живые люди с проблемами, в обществе – куклы, у которых все идеально.

– Я говорила с ней после первого приставания Киллиана.

– Она не стала тебя слушать, как и отец?

– Почему же? Выслушала, но ничего не сделала. Катрина, ты же знаешь, она на стороне папы.

Мама никогда не станет перечить Эйдену. Она будет восхвалять его в глазах других людей, выгораживать, поддерживать. Вел не скажет плохого слова о своем муже, но во время их ссор, ее криков, я понимаю, что внутри нее много противоречий, сомнений по поводу выбора отца. Она никому не говорит о плохом, держит в себе. Отчасти мне жаль свою мать.

– Да. Надеюсь, скоро ты съедешь. – Катрина спит и видит, как моя комната достанется ей.

– Мне кажется только ради своего восемнадцатилетия и окончания учебы я и живу.

Мы обе смеемся.

Не знаю, разрешит ли мне отец переехать раньше окончания школы. В мае мне будет восемнадцать. Это мало что значит. Мама поздно отдала меня получать образование из-за моих частых болезней. Я смогу поступить в колледж, когда мне будет девятнадцать.

Моя дальнейшая жизнь, пока остается загадкой.

– Ненавижу, когда ты заставляешь меня врать. – Признается младшая, распуская свои роскошные, кудрявые волосы.

Господи, почему она родилась такой красивой, а не я? Чем старше становится Катрина, тем больше я ущемляюсь. За ней уже парни ухаживают, а у меня так никто и не появился. Кроме извращенца в лице Маккензи.

– Ты ничего такого не делаешь. Не договаривать – не значит врать. – Подмигиваю, переодеваясь в пижаму.

Необычно, что мы вот так просто общаемся. Давно у нас не было спокойных разговоров. Обычно наши диалоги состоят из претензий, колкостей, допросов.

Мы обе молчим. Не знаю, о чем задумалась сестра, но все мои мысли об Алексе. Я даже забываю о Гост, что собиралась позвонить. Судя по атмосфере в доме, сбежать к Джес не лучшая идея. У нас итак напряженные отношения с отцом. Мне не хотелось бы накалять ситуацию еще больше.

Я подношу палец к губам и проваливаюсь в свои мысли. Алекс Каррас – парень, что на год старше меня. Выпускник. Симпатичный, в моем вкусе. В сети он известен, как гонщик. Каждые выходные его лента пестрит новыми видеокадрами с трассы под бурлящие кровь треки. Я не пропускаю ни одно.

Суббота для меня как церковная служба для верующего человека – неотъемлемая часть поддержания духовной жизнь. В каком-то роде Алекс дает мне смысл просыпаться и жить с понедельника по пятницу. Бессмысленные пять дней. Выходные я считаю искушением, десертом, ради которого можно потерпеть ненавистные первое горячее, второе блюдо.

– Эй! – Щелкает перед носом Катрина, пугая меня.

– Что?

– Ты не слышишь звонок?

Точно! Наверное, Джес не терпится узнать, как прошла тусовка.

Не успеваю ответить, как приходит сообщение:

«Что Каррас хотел от тебя?»

Гост бредит? Какой еще Каррас?

«?»

«Да, у нее горячка, наверное, началась», – успеваю придумать, пока жду ответ.

«Алекс звонил и спрашивал твой новый номер. Он разве не писал тебе?»

Мое сердце ускоряет ритм. Кровь долбится о стенки, отбивая чечетку. Зачем Каррасу мой номер? Зачем ему я?

А дальше происходит нереальное.

Тот, чьи фото я втайне от всех листаю ночами, присылает сообщение. Неужели рай бывает здесь, во время земной жизни? Тридцать одно слово, а я уже готова впасть в кому.

«Алика, привет. Это Алекс Каррас. Видел тебя сегодня на вечеринке. Надеюсь, ты не сильно злишься, что я взял номер у Джес (она была против этой идеи). Киллиан тебя больше не тронет».

Глава 3

Алекс

Перед тем, как переговорить с Маккензи, придирчиво осматриваю Алику. Не сделал ли Килл ей больно? Не остались ли от рук козла отпечатки на ее теле? В порядке ли она? Вроде, все в норме.

Девушка поспешно поправляет юбку и удаляется, не глядя на меня. Не знаю, что у нее с лицом. Надеюсь, она не плакала.

Одноклассник перенимает внимание на себя:

– Войсу отдельный респект.

Под моим сбитым с толку взглядом, парень продолжает:

– Я про ролик с участием Дэйсона Карраса. – Посмеивается здорово выпивший Маккензи. Он так проигрыш отмечает?

– Что?

Киллиан придвигается ближе, обжигает дыханием мою шею. Я, как ужаленный змеей, отскакиваю от него. Что за нелепую близость он устроил? Придурковатый Маккензи до слез заливается смехом и бьет меня по плечу. Не знаю более мерзкого ублюдка, чем он.

От злости сводит мышцы. Я разминаю шею, стискивая челюсти и едва удерживая себя в руках.

Покоя не дают два вопроса.

Что между ним и Аликой?

Что насчет моего отца?

– Все только и болтают о твоем папочке, который в очередной раз спасает тебя. Ты жалкий, Каррас.

Предохранители слетают. Я не думая, хватаю ублюдка за ворот и припечатываю к стене. Безжалостно ударяю его тупой башкой о стену, слыша хруст. Маккензи жалобно стонет. Один толчок и напускная уверенность Килла дает трещину. Думаю, если добавить удар в челюсть, то…

Выродок достает из кармана телефон, показывает раздел «Сплетни» издания Page Six. На фоне черного экрана желтым горит знакомая надпись – эксклюзив. Под сияющей кнопкой громкий заголовок:

Забавы миллиардеров: чему Дэйсон Каррас учит своих сыновей?

Я пробегаюсь по тексту ниже и сжимаю кулаки. Мой отец здесь ни при чем, его снова выставляют, как виновника всех моих поступков. Уроды!

Закон, как всегда не смог дотянуться до «золотого» ребенка. Алекс Каррас устроил погоню по улицам Нью-Йорка, достойную голливудского фильма. Сын влиятельного бизнесмена сопротивлялся задержанию правоохранительных органов, тогда на помощь выехал отец и откупился де…

Я не дочитываю, замечая, что помимо текста есть видео. Запускаю.

Десять секунд – их хватает понять, чтобы разобраться в случившемся. Мой отец на кадрах. Я уничтожу Войса! Агрессия становится неконтролируемой. Я вымещаю огниво озлобленность на том, кто под рукой. Маккензи получает сполна.

Я бью его в нос, по голове, заряжаю по челюсти и с каждым ударом мне мало. Хочу еще, еще, еще! Наверное, так люди слетают с катушек, творят то, что ломает их жизнь, бесповоротно меняет весь ход событий. Я ломаю не Килла. Я ломаю себя, свое будущее.

– Мое первое и последнее предупреждение. Заикнешься о моем отце или будешь лезть к Хеймсон, я тебя сломаю, ублюдок. По поводу Алики хорошо меня услышал?

Килл еле языком вяжет, произносит что-то отдаленно-похожее на «да».

Вокруг крик, истошные вопли, чужие руки на моем теле. Парни пытаются оградить свирепую тварь в обличии меня от Маккензи. У меня одно в голове не укладывается: какого черт вы так не орали, не связывали Килла, который чуть не изнасиловал девушку на ваших же глазах?

Каждый присутствующий видел сцену с Хеймсон и Маккензи. Часть хихикала, снимая их на камеру. Часть смотрела как сцену в кинотеатре, попивая пиво и закусывая начос с кусочками чили – чтоб они им поперек горло встали. Ни у одного человека увиденное не вызвало отвращение или тень сожаления. Хоть у кого-то возникло желание помочь? Нет. Если люди хотят помочь, они делают, а не думают. Вопросов, желаний не возникло, раз никто не подошел убрать подонка от девушки.

– Алекс! – Подбегает Войс, пытаясь удержать меня.

Зато, какое рвение у всех ограничить меня. Никому не понравилась идея, что я хочу раскрасить морду Маккензи? Люди-дно.

– Какого хрена, Уолтон? – едва сдерживаю гнев, проговаривая сквозь зубы.

Друг удерживает за плечи. Я, как торнадо, вырываюсь из его рук. Войс немаленький, немного выше, спортивного телосложения, но даже ему не удается уравновесить меня. Ни физически, ни ментально.

– Я же просил тебя! – Спешу на улицу, зная, что Уолтон бежит следом. – Просил же!

– Я… я не хотел.

– И ты смотрел мне в глаза весь сегодняшний день? Поддерживал, желал удачи на старте.

Видимо, я делаю что-то не так, раз вокруг меня подобные люди.

– Алекс, это вышло случайно. Я думал ты в курсе.

– В курсе? – повторяю его фразу. Наигранно. Жестко. Не пытаюсь скрыть боль. Мы близки, я никогда не прятал и не буду скрывать перед Войсом свои эмоции.

«Друзья ли?», – пошатывается мое убеждение.

– Да. Я думал мы проехали эту историю. Мой косяк, но я думал, ты закрыл глаза на него.

На моего отца ополчились все журналюги, формирующие мнение общественности. Это ударит по папе. Снова.

– Ты слишком много думаешь. – Подсчитываю количество «думал» Уолтона. Запредельное число для трех предложений. – Меняй тактику.

Если я в гневе, лучше меня не трогать. Но, если открою рот, не заткнусь. Выскажу все, что думаю об оппоненте.

– Хорошо. Как мне загладить перед собой вину?

Его вопрос на руку. Надо перевести все в шутку и покончить с дерьмом. Я не хочу терять друга, а выяснение отношений в порыве злости, ведет к потере. Поговорим позже, когда остыну.

– На колени, Войс! – Сдерживая смех, командую.

Становится легче. Ярость утихает из-за внезапно-зародившейся затеи.

– Каррас, ты спятил?

Безапелляционно:

– На колени, Уолтон!

Лучший друг уже было косит свои коленные чашечки, как из меня вырывается позитив. Я смеюсь, как умалишенный. Потеряв всякий ориентир, хватаюсь за живот и бью по капоту своего автомобиля.

– Я пошутил, Войс.

Он хмурит редкие светлые брови и, проходя мимо, толкает плечом.

– Куда же ты? – Иду за Уолтоном. – Войс! У меня есть причина злиться, похлеще. Давай еще расплачься из-за безобидной шутки! Через неделю твоего друга не станет, давай будешь обижаться после моей смерти.

Войс оборачивается.

– Какой же ты идиот, Алекс!

Мы по-братски обнимаемся, забывая об обидах. Уолтон дурак, я умом не блещу. Тандем, как никак. Мы нужны друг другу.

– Что насчет Маккензи?

– Надо убираться.

– Логично. Но я не об этом. Ты за что его так?

Понимаю ошарашенность Войса. Уолтона не было десять минут, а я успел проехаться по роже Киллиана. Друг всегда завидовал моей уравновешенности. Годы заездов научили сдерживать напряжение внутри, но сегодня исключение.

Алика

Киллиан тебя больше не тронет.

Мои руки дрожат.

– Катрина, ущипни меня!

Сестра слабо щипает, перед этим задав тупой вопрос: «Зачем». Я его игнорирую, а она делает то, о чем я прошу.

– Сильнее!

Младшая выполняет мою просьбу.

– Ауч!

– Что произошло?

Одной рукой я прячу телефон за спиной, другой выпроваживаю Катрину из своей комнаты. Предсказуемо: сестра сопротивляется.

– У меня важный разговор с Джес. Давай, иди.

– Нет. Мне интересно. Звони ей.

– Такие разговоры не для маленьких девочек.

Катрина складывает худые руки на груди и не двигается с места.

– Думаешь, я не знаю, что такое секс? – Вот это смелое заявление!

– Определенно знаешь. Ты же произнесла слово. Иди-иди.

– Алика! – Вскрикивает она, когда мой телефон летит на кровать, и я принимаюсь за нее. – Нет! Я не уйду!

Написал парень, который мне нравится. Я выпровожу Катрину без зазрения совести и глазом не моргну! Сегодня моя ночь будет посвящена Алексу. Ежедневных пересечений с сестрой мне хватает. К тому же, я пока не готова говорить младшей о Каррасе. Мало ли, еще отцу разболтает.

– Ну, пожалуйста! – От бессилия стонет она.

– Я все тебе расскажу. Обещаю, но позже.

В этот раз Катрина легко сдается. Я захлопываю дверь, но не запираюсь.

В нашей семье есть дурацкое правило – никаких замков на ночь. И ввели его с сентября из-за моих активно-начавшихся вечерних прогулок с Джес. Подозреваю, отец опасается, что я начну водить домой парней. А это чушь высшей марки! Во-первых, у нас на входе охрана. Во-вторых, я ни разу в жизни ни с кем даже не целовалась. Неужели он думает, что я способна привести кого-то в свою постель. Мой максимум – представлять подобное в мечтах.

– Да, Джес. – Шепчу, сама того не понимая.

– Он тебе написал?

Я закусываю губу и от счастья падаю в мягкие простыни, пахнущие печением с шоколадом – моим запахом, мной. Шелк простыней окутывает мою кожу. В блаженстве я закрываю глаза и произношу заветное:

– Да.

Алекс Каррас написал мне.

Думаю об этом и не верю своему счастью. Тереблю нежное кружево розовой пижамы в ожидании ответа подруги. Гост молчит, а я не осмеливаюсь на вопрос. Молчание мне кажется идеальным. Каррас – моя отчасти сбывшаяся мечта.

Я всегда боялась думать об Алексе. Он был под запретом из-за своей фамилии, из-за отношений между нашими семьями, которые вдребезги разбивают каждую из моих фантазий. А сегодня… Каррас ведь первый подошел ко мне. Первый отыскал мой номер и написал.

– Алика, ты меня слышишь?

– А?

– Что было на вечеринке?

Ох! Не хотелось бы вспоминать о Маккензи и его дрянных руках, но ради Джес прокручиваю детали вечера. Когда заканчиваю свой подробный рассказ, слышу на том проводе совсем не то, что ожидаю. Где же визг, писк, бурная реакция подруги?

Сухость в голове Гост понижает градус моего настроения:

– Может, ему просто нужен был Килл?

Джес серьезно?

– И поэтому он написал мне… – Я перечитываю сообщение, чтобы до нее наконец дошло.

– Знаешь, я полдня провалялась в кровати и вот, что поняла. Я и Риз… я слишком много фантазирую. – Подруга шмыгает носом все чаще, она вот-вот расплачется. – Придумала себе то, чего в самом деле не было. Мы поговорили сегодня. Он никогда не любил меня и как девушка я его не привлекаю.

– Это его слова? – У меня у самой наворачиваются слезы от истории Гост.

Тихое с оттенками стыда:

– Да.

Получается, намеки Риза, о которых говорила Джес – это ее собственные выдумки? Ничего в самом деле не было? Я сжимаюсь в крохотный комок на кровати и думаю о том, каково моей лучшей подруге. Она же парила, когда говорила о мужчине. Сегодня пришлось пройтись по дробленным стеклам иллюзий?

– Все к чему? Не всегда то, что нам может показаться – правдиво. Если хочешь правды, спроси у человека напрямую.

– Но Алекс написал.

– Знаю. Знаю. Просто не хочу, чтобы ты попала в ловушку.

Я ценю благожелательность Гост. Однако, на мой скромный взгляд, ее меланхолия не к месту. Не тогда, когда ее подруге написал парень, который нравится. Я продолжаю выслушивать сложности жизни Джес и совсем остываю. Фитиль счастья гаснет под действием отравляющего воздействия речей подруги.

– Да завтра. – Когда мы прощаемся, никаких жизненных сил не остается.

Я столько всего хотела написать Каррасу, о многом спросить, а по итогу пишу ничего не вызывающее:

«Спасибо, Алекс»

Возможно, он хотел поговорить с Маккензи, а я представляла помеху. Так ведь было: Каррас подошел к Киллу и позвал на разговор. Все по факту, кроме одного. К чему была последняя фраза от Алекса?

Спустя два часа парень так ничего и не ответил на СМС. Конечно, а чего я ожидала услышать? Пожалуйста? Глупости какие-то.

Когда собираюсь лечь спать, раздается стук.

Либо родители пришли напомнить, не запирать двери на ночь, либо… я так и знала. Открываю.

– Катрина?

– Я все слышала. Рассказывай, если не хочешь, чтобы я рассказала папе про Алек… – Маленькая заноса в моей тощей заднице.

Я закрываю сестре рот, не дав договорить про Карраса. Затаскиваю младшую внутрь. Катрина забирается под мое одеяло. Я ложусь с другой стороны. Она не даст мне уснуть, пока все не выведает. Собирать сплетни в ее крови.

– Что? – Раздражаюсь под взглядом сестры. Она жаждет подробностей.

Не хочу утолять ее голодный на информацию мозг, но приходится. Начинаю с чего попроще – факта.

– Алекс сегодня защитил меня от Маккензи.

– Это я уже слышала. – Фыркает и закатывает большие карие глаза.

– Больше нечего рассказывать.

– Он тебе нравится?

А вот этого я никак не ожидала. Лгу:

– Симпатичный парень, не более.

Катрина смеется и принимается щекотать меня, приговаривая:

– Значит нравится. Он тебе нравится, Алика.

– На свете много симпатичных людей.

– Дело не в этом. Когда ты говоришь про Карраса, твои руки в беспокойстве прихорашивают волосы.

Я изгибаю брови. И что с того, что я трогаю волосы?

– Алекс тебе нравится. Помнишь, как Розингс часто поправляла волосы в присутствии Романа? Это же невербальные сигналы! – И откуда она в пятнадцать обо всем знает? Такая маленькая, а уже сексуально-просвещенная. – Сигнал, которым Розингс намекала на симпатию к герою. А дальше, что было? Ты же помнишь? Она родила от Романа в конце книги!

Чушь какая! Средней Хеймсон надо разграничивать влажные фантазии и реальность.

– Ложись спать, Катрина.

Я не стану обсуждать такие вещи с младшей сестрой. Достаточно того, что она таскает мои романы втайне от всей семьи. Узнав, папа бы выпорол ее за такие вещи. Нахлебаемся мы еще с Катриной.

– Нет. Ну, Алика! – Она не оставляет меня в покое.

Не девочка, а беда. От Хеймсон не продохнуть. Сестра лезет обниматься, душит в своих детских и в то же время крепких объятиях.

– Что плохого в том, чтобы признаться?

Она еще маленькая, наивная. Не понимает многих вещей. Ей еще не разбивали сердце. В Катрине пока пылает огонь, она верит в неземную любовь, в легкость жизни, в то, что она самая-самая любимая всеми девочка, верит в счастливый и красивый брак с единственным и на всю жизнь. В мой мир грез метко стреляет отец. Раз за разом он подбивает мои пушистые крылья, проливая на землю воодушевленную кровь.