Никто

– Ну и на этом спасибо, – сказал Влад, отряхивая с себя воду. Я отвернулась, отошла от них, забираясь как можно глубже к стволу, села на песок, уперлась спиной о теплую кору дерева и предалась горестным рыданиям, жалея любимую себя, на что ливень весьма предсказуемо, усилился втрое, сплошной водной стеной окружив нас троих. Влад и «Я» молча сели поодаль от меня и никому из них не пришла в голову мысль, что меня просто необходимо пожалеть. На самом деле Влад подумал об этом, но сделать этого не захотел, а «Я» просто не знало, каково это – пожалеть, и слава Богу. Одна мысль о том, что оно прикасается ко мне своими мокрыми, серо-синими руками, похожими на две дохлые, склизкие селедки, приводила меня в дрожь от отвращения. Под дубом повисло тягостное молчание, изредка прерываемое моими всхлипываниями.

А где-то настолько далеко от огромного дуба, что почти на другом краю мира, расставив огромные, непропорционально длинные руки, стояло трехметровое чудовище. Оно подняло лицо к небу и улыбалось той самой улыбкой, от которой становилось не просто жутко – кровь стыла в венах. Оно было счастливо, и где-то в глубине широкой груди рождался звук, похожий на урчание, переходящее в гулкое рычание. Дождь хлестал по его телу. Длинные белые волосы прилипли к лицу, шее и спине, по ним струилась вода, сбегая по шершавой, темно-серой коже, а ярко красные узоры горели словно пламя. Длинный тонкий хвост медленно и плавно ходил из стороны в сторону. Ему было хорошо. Никогда еще ЗДЕСЬ не было дождя. Никогда. Чудовище засмеялось, низким клокочущим рыком. Теперь, когда она тут, все будет по-другому. Она сделает его счастливым. В общем-то, он уже испытывал что-то, отдаленно похожее на счастье, только его чувства были не такими, как у людей, а потому само понятие счастья, при сходном содержании, обретало совсем иную форму. Человек не смог бы распознать в том, что творилось внутри чудовище, счастье, а сила, с которую оно рождало внутри его тела, разорвало бы на части даже самого крепкого из людей. И, тем не менее, это, со всей ответственностью, можно было бы назвать счастьем, в котором купалось жуткое создание. И все, что оно испытывало сейчас, можно было облечь в одно единственное слово, которое вмещало в себя целую вселенную, и оно тихо произносило, смакуя его сладость:

– Лера…

***

Дождь прекратился сразу же, как только у меня иссякли силы. Я сидела отдельно от Влада и «Я», которые, за то время, пока лило как из ведра, навострились общаться. Влад что-то говорил, «Я» писало в ответ, и, судя по всему беседа их затянула, потому как они даже не заметили, что дождь закончился. Я сидела с распухшими глазами и красным носом, ненавидя себя за бесхребетность, Влада за чёрствость, а «Я», просто за то, что оно тут есть. Мне было совершенно непонятно, как можно вот так взять и перестать любить человека. Я исподтишка покосилась на Влада, глядя, как он самозабвенно общается с «Я», и подумала, что никогда не встречала столь странного человека. Я не смогла его забыть спустя год, море пролитых слез и одного сногсшибательного принца, хоть тот и оказался страшным чудовищем из какой-то параллельной вселенной. Даже пройдя через все это, я с уверенностью могу сказать – он мой единственный. Он же был совершенно равнодушен, и это никак не вязалось с той бурей эмоций, что жила в нем когда-то. Наверное, я и правда обидела его сильнее, чем могла понять. Тут же вспомнилась Ирма, и слезы вновь предательски навернулись на глаза. Я резко оборвала начинающуюся истерику и приказала себе вести себя, как подобает взрослой, вменяемой даме. Получалось плохо, но все же получалось.

– Валерия! – вдруг окликнул меня Влад с той стороны дерева. – Полагаю, приступ жалости к самой себе официально можно считать завершенным? Не соблаговолите ли Вы…

– Заткнись, Бога ради, – рявкнула я в ответ. Послышался низкий бархатный смех.

– Иди сюда, я тут кое-что разузнал у нашего быстроходного друга.

Я медленно и величаво поднялась, всячески пытаясь изобразить гордость и обостренное чувство собственного достоинства. Влад повернулся и посмотрел на мои старания. Выжидательно глядя на мой неспешный проход, он закатил глаза, вздохнул и помотал головой:

– Валерия, все уже давно поняли, что это привилегия, доступная лишь достойнейшим из достойнейших – сидеть с Вами под одним деревом. Но тащи уже свой зад быстрее.

– Ненавижу… – пробормотала я себе под нос и ускорила шаг.

Они сидели, как две подружки, поджав под себя ноги, плечом к плечу. Песок перед «Я» был изрыт и исписан, я мне пришло в голову, что нужно бы как-то раздобыть ему рот, а то бедняга сотрет себе палец. Глаза у Влада горели неподдельным любопытством, и было очевидно, что наткнулся на что-то интересное. Он увидел меня стоящей перед ними и сказал:

– Ты знаешь, что мы действительно здесь не одни?

Я вовремя спохватилась, когда чуть было, не ляпнула «Конечно, знаю». Представляю, как удивился бы мой милый Граф… Но у меня хватило ума разыграть удивление и сделать большие круглые глаза:

– Да ну?

Влад, в порыве азарта, моего вранья не заметил, не до того ему было, а вот «Я», похоже что-то заподозрило. Оно сощурило глаза, но еле заметно, словно его ослепило солнце, а затем кивнуло с выражением искренней заинтересованности на лице. И тут я заметила, что ведет оно себя странно. Поначалу никак не могла понять, в чем же дело, так слабо, так еле ощутимо проглядывались изменения, но свозили они во всем – в движениях рук, тела, глаз, во взгляде и мимолетных жестах. Что-то было не так, как вчера и если Влад не заметил, то я это уже совершенно отчетливо увидела. Но тут Влад сбил меня с мысли:

– Оказывается «Никто» – это имя. И он здесь главный. В общем-то он здесь единственное живое существо, не считая нашу сороконожку, – кивнул Влад на «Я». – Был единственным живым существом, пока не появились мы. «Я» говорит, он может все. Это он запер «Я» в стеклянной гробнице. А еще, тут ни разу не было дождя. До нас тут вообще ничего не было, кроме песка и ночи.

Я внимательно смотрела на Влада, поддакивая и всячески изображая удивление и участие, и если бы он не был так увлечен, он без труда заметил бы, как я бездарно вру. Но он не заметил. А вот «Я»…

– Кстати, мы тут подумали и решили называть «Я» – Яшкой. Так удобнее, и оно не против.

И тут до меня дошло, что Яшка – женщина. Девушка, если быть точнее, но оно определенно оказалось женского пола. Это было видно по наклону головы, по тому, как она прижималась плечом к Владу, не в силах устоять перед его обаянием, потому что ни одной женщине это не под силу, по взгляду, которым она смотрела на его губы…

– Отлично, – сказал я. – Если ты не против? – я посмотрела на нее. Яшка с готовностью кивнула, и я совершенно четко увидела, что она тоже врет. Ох уж эти женщины.

– А еще Яшка говорит, что ты знаешь, как отсюда выбраться.

Вот тут удивление разыгрывать не пришлось. Я раскрыла рот и удивленно уставилась на Яшку. Она смотрела на меня, на этот раз совершенно искренне кивала головой:

– Но я не знаю.

Но Яшка написала на песке:

– Не сейчас. Позже.

– Ты понимаешь что-нибудь? – спросила я, посмотрев на Влада.

– Не больше твоего, – он поднялся на ноги и стукнулся затылком о толстую ветку дерева. – Как тут низко все… Я предлагаю размять ноги. Понимаю, что идти некуда, но сидеть на месте я больше не могу.

Я согласилась, Яшка в полной боевой готовности выбежала из-под дерева и тут же забежала обратно, попарно задирая ноги. Мы подошли к краю, который отделял наш островок от всего остального мира. Там, где ветви раскидистого дуба заканчивались, песок был покрыт тонкой пленкой воды. Местность была ровная, и вода не собралась в лужи, а равномерно растеклась по всей площади, но, как бы странно это не выглядело, под дуб не заливалась.

– Да… Потоп ты устроила не шуточный, – задумчиво протянул Влад. – Может ты нам каноэ по быстренькому сварганишь?

С немым укором я посмотрела на Влада, всем своим видом давая понять, что пора бы уже заткнуться. На этот раз у меня был план.

Через пять минут мы трое бодро вышагивали по пустыне. На каждом была пара резиновых сапог, а на Яшке две пары. Настроение мое стало потихоньку выравниваться. Шли мы молча, каждый мог подумать о своем. Позади остался огромный дуб, который становился все меньше и меньше по мере того, как мы покрывали метр за метром. И тут я подумала о том, как легко смогла создать что-то исполинское, невероятно большое. Конечно я была расстроена и эмоции бушевали во мне, лились через край, но в итоге с точки зрения затрат собственных сил оно не стоило мне ничего. Видимо, вся моя злость ушла на этого исполина. Мне стало любопытно, что я еще могу?

Я шла замыкающей, впереди шел Влад и между нами Яшка. Я подумала о большой раскидистой пальме, высоченной с длинными листьями и посмотрела на песок метрах в десяти от нас. Поначалу ничего не происходило, но мне казалось, что я чувствую, как мир начал вибрировать под моим напором, словно ему не нравилось беспрекословно выполнять мою волю. Я настаивала, мысленно представляя себе пальму, мир упорствовал, и я начала ощущать, что это не вопрос силы, а скорее желания – чем сильнее я чего-то хочу, тем проще и быстрее оно получалось. Например, резиновые сапоги – без них идти дальше было бы можно, но уж очень не хотелось хлюпать по воде голыми ногами – получились быстро и просто. А главное, совершенно четко подходили размером всем троим. А вот чашка кофе, о которой так мечтал Влад, определенно оставила бы меня без сил. Я снова посмотрела на то место, где запланировала огромную пальму. И она появилась там. Выросла из-под земли в одно мгновенье, взрывая собой ровную гладь песка, разрывая безупречную линию горизонта. Раз и все.

Влад и Яшка остановились как вкопанные, а потом, как будто репетировали, одновременно повернулись ко мне:

– Ты аккуратнее там, – хмуро сказала Влад. – Подвесишь кого-нибудь из нас на своем творении.

Я примирительно улыбнулась и кивнула. Мы обогнули пальму. Яшка рассматривала ее во все глаза, и мне показалось странным, что она видит подобное впервые, и чтобы показать ей, какими еще бывают деревья, я нацелилась на пятачок в нескольких метрах от нас. Внезапно, мокрый песок разлетелся в разные стороны, словно от взрыва, и из земли появилась огромная, величественная сосна. Ее длинный, толстый ствол быстро полз вверх, унося раскидистую крону высоко к небу. Яшка пискнула от восторга и понеслась к дереву, бегая вокруг него и разглядывая морщинистую кору. А я поняла – окружающий мир сдался мне, подчиняясь моей воле, потому, как для этой сосны, я не приложила ровным счетом никаких усилий. Итак, я и эта вселенная, где бы она не находилась, нашли компромисс – она не перечит мне, а я делаю ее прекрасной. И понеслось.

Поймав кураж, я возводила одно дерево за другим и делала это так быстро, что в течение каких-то десяти минут перед нами вырос редкий лесок, из самых разнообразных деревьев, какие только можно было вообразить. Лесок стал густеть, появился подлесок, травы и кустарники. Здесь пальмы соседствовали с елями и березами, огромные папоротники устилали землю вперемешку с ярко-красными маками, а трава, мягкая и нежная, сплошь и рядом покрылась ягодами и грибами. Были и растения, ставшие результатом моего буйного воображения, такие, как огромное карликовое дерево, и ива с иголками вместо листьев. И конечно море цветов. Здесь меня совершенно ничего не сдерживало, и все мои фантазии безудержно переплетались между собой, сочиняя такое, от чего у меня самой глаза лезли на лоб. Мой лес все рос и рос, стремительно увеличиваясь в размерах и становясь все гуще и гуще. Но темное небо без звезд и луны плохо сочеталось с густым лесом и высоченными деревьями, ведь когда трава закрыла собой светящийся песок, стало темно, как в шахте. Оказавшись в кромешной тьме, я услышала недовольное ворчание Влада и нелестные отзывы о невысоком качестве моего ума. Я подумала о светлячках, но, почему-то, как я ни старалась, ничего у меня не вышло. Даже приблизительно. Расстроившись, я, недолго думая, просто понавесила светящихся шариков прямо в воздухе, совершенно хаотично, на разной высоте, разных форм, а главное разных цветов. Они словно гирлянда вспыхнули среди зелени леса, нежно разбавляя кромешную тьму.

Мы довольно глубоко забрели в чащу леса, который я, с щедрой руки, нагородила на многие километры вперед, когда выяснилось, что густой мрачный лес, где недостаток солнца встречается в большим обилием воды, которая стояла повсеместно, неизбежно превращается в… болото. Сначала редко, но потом все чаще начали встречаться болотца. Поначалу неглубокие. Мы проваливались по щиколотку и благополучно выбирались из скользкой, липкой грязи, которая, казалось, сразу же впивалась в ноги своими щупальцами. Влада периодически прорывало очередным приступом насмешек в мою сторону, но все заканчивалось лишь обидными шутками и колкостями в мой адрес, а это не страшно. Но вот мы вышли к огромной топи, которая простиралась на добрый километр в длину, и Бог его знает, сколько в ширину, поскольку все скрывалось в зарослях осоки и тростника. Влад уставился на зеленую поверхность болота и задумчиво сказал:

– На это мы не рассчитывали, верно? – он повернулся и смерил меня ехидным взглядом, потом отвернулся, потер подбородок. – Сапоги тут не помогут. Ну что ж, полагаю пора возвращаться. Идти дальше бессмысленно.

Но тут Яшка впервые за все время подала голос. Вернее заскакала, указывая пальцем на противоположный берег болота. Просматривался он хорошо и, судя по тому, как выглядел, был довольно устойчив и крепок. Но зачем нам туда идти, было совершенно не ясно. Мы, в общем-то, шли в никуда, бесцельно брели отчасти ради того, чтобы спастись от скуки, отчасти, чтобы создать видимость того, что мы не просто просиживаем штаны. Успокоить собственную совесть, так сказать. Но лезть на рожон не было никакой необходимости. По крайней мере, так думала я, так думал Влад, но Яшка так не думала. Она требовала, просила, настаивала, как умела на том, что болото нужно перейти. Влад смотрел на нее и думал, что это значило?

– Влад нам не нужно туда, – сказала я тихо, но тут Яшка повернулась ко мне и отрицательно замотала головой, да так отчаянно, что я побоялась, как бы бедняга не открутила ее ненароком.

– Зачем? Что нам там делать? – спросила я ее, но она лишь выпячивала разноцветные глаза и упрямо указывала рукой противоположный берег.

– Полагаю, там что-то важное, раз оно так настаивает, – размышлял Влад. – По крайней мере, оно еще ни разу не ошиблась, верно?

– Что ты имеешь в виду?

– Все, что оно говорит, рано или поздно сбывается.

Влад посмотрел на меня. Я молча смотрела на него, поскольку возразить мне было нечего.

– Что если там то, что нам нужно? – снова заговорил он.

– А что нам нужно? Все, что могло нам пригодиться, я уже сделала.

– Ну, допустим не все.

– О чем ты?

– Ну, я так и не дождался кофе…

– Думаешь, на том конце болота чашечка душистого, свежезаваренного «эспрессо»?

– Почему бы и нет? – улыбнулся Влад.

– Это не шутки, Влад. Тут запросто можно утонуть.

– Я же с тобой, – сказал он и хитро прищурился в глядя мне в глаза. Он прекрасно знал, как больно эти слова полоснули меня по самому нежному, и, судя по блеску в его глазах, ему это нравилось. Мне стало обидно. За что ты так со мной? Ничего из того, что я делала, не было сделано для того, чтобы обидеть тебя, так зачем же ты изгаляешься? Видимо он увидел, прочитал в моих глазах и отвел взгляд. То ли совесть проснулась, то ли стало скучно…

– Ладно, пошли, – и с этими словами он потер руки, закатал рукава рубашки, штанины до колен и двинулся к болоту. Яшка опередила его и поспешила в самую жижу, чтобы найти подводные кочки, которые стали бы нашим мостом. Кочек и правда было много, но не на каждую можно было бы надеяться. Яшка весила вдвое меньше, чем я, не говоря уже о Владе, который весил никак не меньше восьмидесяти. Если бы он неудачно выбрал опору, мы вряд ли смогли бы вытащить его, даже вдвоем. Очевидно, Яшка это прекрасно понимала и со всей ответственностью проверяла каждый крошечный островок суши, прежде чем указать на него Владу. Тот беспрекословно следовал ее советам, ни разу не усомнившись в ее правоте, чем Яшка, похоже, безумно гордилась. Глаза ее горели, движения стали быстрыми и собранными. Она поминутно оглядывалась на Влада, проверяя, все ли в порядке. Я шла следом за ними, и глядя на эту картину, думала – неужели я тоже так выгляжу? Неужели тоже заискивающе ловлю каждый его взгляд, жадно хватаюсь за каждое, вскользь брошенное слово и вьюсь лентой под его ногами? Господи, хоть бы не так, потому что это весьма и весьма прискорбно. Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как сильно отстала. Влад и Яшка развили космическую скорость, Яшка за счет легкости, а Влад за счет скорости и ловкости. У меня не было ни того ни другого, а потому, когда они победно приземлились на той стороне, я все еще была на середине.

Влад обернулся и увидел, в каком плачевном я состоянии и, наверное, побоялся, что я снова всех затоплю. Он обрался было возвращаться за мной, но Яшка остановила его. Она жестом приказала ему оставаться на берегу, а сама отважно двинулась мне навстречу. Я увидела, как она скачет с кочки на кочку ко мне, и, признаться честно, мне полегчало. В нескольких метрах от меня она остановилась и начала указывать мне кочки, на которые нужно было наступать, периодически проверяя некоторые из них. Дело пошло быстрее, но все же не так быстро, как хотелось бы. Влад периодически кричал мне с того берега самые ласковые, на его взгляд, оскорбления, разглагольствуя о том, что современная физическая подготовка в высших учебных заведениях проводится из рук вон плохо. Я тихо называла его сволочью и спокойно продолжала свой путь. Примерно на двух третьих пути у нас с Яшкой возник спор – она указывала мне на кочку, которая не внушала никакого доверия. Хлипкая, узкая и полуразвалившаяся она казалась совершенно ненадежной, в то время как чуть подальше была широкая и плотная. Но Яшка настаивала. Пришлось поверить ей, ведь Влад был прав – не доверять ей не было причин. Я шагнула и тут же провалилась в грязную мерзкую жижу по пояс. Я вскрикнула, а через мгновенье почувствовала, как сильно, как быстро меня засасывает вниз:

– Яшка, помоги! – крикнула я, протягивая ей руку. Вот тут я и увидела то, что все это время скрывала эта четырехногая мерзавка – она смотрела на меня холодным немигающим взглядом, не двигаясь с места. Она не испугалась, не застыла в нерешительности, она хладнокровно смотрела, как меня засасывает трясина, и самым жутким было то, что ее это не беспокоило. Равнодушный взгляд смотрел, как густая черная жижа подбирается к моей груди и ни один мускул на худом, тонком лице не дрогнул. Голубой и зеленый глаза смотрели на меня так, словно я уже была мертва, и все, что ей оставалось, это любоваться тем, как меня затягивает вниз.

– Влад! – крик мой был похож на звериный вопль, отчаянный и неистовый. Я не знала, услышал ли он меня, потому как паника полностью охватила меня. Липкая грязь тянула меня вниз, и я чувствовала ее холод на своей шее. Все происходило так быстро, что я просто не успевала думать – мысли, как стая крыс на тонущем корабле, метались во все стороны, спасаясь бегством из моей головы. Моя шея ушла под воду, и жижа начала заливать мои уши. Я подняла лицо к небу, закрыла глаза и набрала воздуха в легкие, закрыв рот, но тут крепкая рука резко схватила меня за шкирку и грубыми, сильными рывками потащила меня наверх.

***

Мы сидели на берегу и молчали. Меня еще потряхивало, но теперь только время от времени и не сильно. Сидела я потому, что колени меня не слушались и все время норовили подогнуться. Яшка весьма сообразительно села подальше от меня, спрятавшись за большой спиной Влада. Он, как и я, был по уши в грязи, но он-то просто вымазался, доставая меня из трясины, а с меня в, буквальном смысле, текла и капала на пол мерзкая, липкая жижа, которая намертво вцепилась в кожу и одежду и затекла в такие места, о существовании которых я до сего дня даже не догадывалась. Странно, но после того, как я чуть не отправилась к праотцам, мне не хотелось плакать и биться в истерике. Истерика была там, в воде, а сейчас осталась лишь бесконечная усталость. Яшка опасливо поглядывала на меня из-за спины Влада, а сам Влад был уставшим и смотрел лишь на землю под своими ногами. Ничего не хотелось говорить, хотелось лечь спать и ни о чем не думать.

Я сидела и вспоминала первые десять минут после того, как мы все благополучно оказались на противоположном берегу, отдуваясь и отряхиваясь. Влад, еле сдерживая гнев, а получалось у него это всегда паршиво, кинулся орать на Яшку, чаще всего повторяя «какого черта», и требовать объяснений. Яшка, напуганная до полусмерти, просто села на землю, закрыла голову руками и спряталась в самой себе, ничего не отвечая и никак не реагируя. Думаю, если бы сейчас ей предложили ее старую добрую хрустальную гробницу, она, не секунды не сомневаясь, забралась в нее самостоятельно. Влад ничего не понимал, но требовал, требовал и требовал, того чего она дать не могла – логического обоснования своим действиям. Я смотрела на происходящее и ясно и отчетливо понимала, что никакой логики тут нет и быть не может. Здесь были сплошные эмоции, и объяснять тут нечего – дама просто и весьма изящно попыталась избавиться от соперницы. А вот что стало для меня откровением, так это то, что Влад не видел, что Яшка – она. Он по-прежнему воспринимал ее, как оно, а потому, все произошедшее не имело для него никакого смысла. У меня же просто не было сил что-то объяснять, и я просто молча слушала, как радуется во мне спасенная жизнь.

В конце концов, когда мы все успокоились и сели на траву, пришло опустошение и усталость, в которой мы трое кутались, как в огромное одеяло.

– Идемте спать, – сказала я, подводя черту под сегодняшним днем. Никому в голову не пришло противиться. У меня хватило сил, чтобы недалеко от этого места появился крохотный водопад с чистой водой. Мы с Владом по очереди помылись и, как могли, постирали одежду. На Вопрос Влада можно ли ему ходить, в чем мать родила, я, поморщившись, наскоро соорудила одеяло для него, а заодно и себе. В итоге, с ног до головы, закутанные в теплые пледы, словно две гусеницы, мы пошли спать, оставив одежду сушиться на одной из берез. Мы нашли огромную раскидистую ель, чьи лапы плотным занавесом спускались до самой земли. Мы залезли под нее и спрятались от окружающего мира плотной стеной иголок. Было тепло, тихо, темно и удивительно вкусно пахло еловыми иголками. Сон пришел сразу.

Проснулась я от того, что услышала легкий шелест травы. Таким тихим и неспешным он бывает тогда, когда кто-то не спеша идет по лесу, наслаждаясь тем, что его окружает. Этот кто-то прошагал мимо нашей ели, вернулся и остановился напротив того самого места, где лежала моя голова. Я увидела голые ноги, длинные, широкие ступни, а потом в узком проеме между землей и плотными хвойными ветками появился красный глаз, который смотрел прямо на меня. Я чуть не завизжала, да вовремя закрыла руками рот. Вместо глаза появилась акулья пасть, которая тихо прошептала:

– Привет.

Я чуть Богу душу не отдала. Честно говоря, первым порывом было разбудить Влада и спрятаться за его спиной. Никто, кем бы он ни был, пугал меня до кончиков пальцев, и страх этот был мерзкий, пронизывающий, как иглы, вгоняемые под ногти. С другой стороны я подозревала, что Влад для него не представляет ценности, а потому он легко разделается с ним одним махом правой руки. Той, на которой когти острее, чем ножи. Влад был моим довеском, нежелательным побочным эффектом, которого не трогают лишь потому, что он не приносит вреда, а потому я не имела права вмешивать его в историю.

Я медленно выползла из-под ели и посмотрела на Никто – огромный, с темно-серой кожей, исписанной кровавыми узорами, всемогущий хищник, чей взгляд заставлял меня дрожать. По спине пробежал холодок, от которого меня передернуло. Он увидел это и его улыбка, до этого весьма скромная, расползлась от уха до уха, разрезая лицо пополам. Красные глаза улыбались и жадно смотрели на меня. Где-то в глубине его необъятной груди, как раскат грома, прокатился глухой рык. По коже прибежали мурашки. Я не в силах смотреть на страшное лицо, опустила глаза, как провинившийся ребенок, и смотрела, как медленно и лениво виляет из сторону в сторону длинный тонкий хвост. А потом поймала себя на том, что глядя на огромную ладонь в тонкой белой перчатке, еле сдерживаю себя, чтобы не протянуть к ней руку. Странно, но чувство страха сплелось с желанием прикоснуться, превращаясь в совершенно новое ощущение, которое я не могла описать. Оно было непривычным, острым, жгучим, но с ярким, сладким послевкусием, не похожим ни на что другое, что приходилось испытывать. Тихое, еле ощутимое. Я легко справилась с ним, а потом подняла глаза и посмотрела в лицо Никто: