Никто

Нас резко мотнуло, да так, что Яшка, пребывавшее все это время в блаженном неведенье, пришло в себя, пытаясь собрать вместе все свои четыре ноги.

– Что дальше? – крикнула я Владу, который пытался найти равновесие.

– Закрепи его.

Шар, поколебавшись немного в разные стороны, остановился, словно пустил корни. Повисло молчание и напряженное ожидание подвоха.

– Хорошо. Теперь тебе нужно создать генератор кислорода.

– Господи, как?

– Тебе не нужны детали, и знания электролиза для тебя, в сущности, не важны, просто подумай о машине, которая будет разлагать воду на кислород и водород. Кислород внутрь шара, водород в открытый океан. Делай.

– Но как я…

– Делай!

Я закрыла глаза и подумала в точности о том, что сказала Влад. Не прошло и секунды, как что-то загудело, и в пузыре ощутился поток свежего воздуха. Правда, сам воздух был безвкусным, все-таки это не то же самое, что форточку открыть, но дышать стало намного легче. Я подняла голову – наверху появилась металлическая коробка, похожая на кондиционер, испускавшая воздух. От нее шла трубка, которая выводила газ наружу, где он небольшими пузырьками, похожими на ртуть, поднимался вверх.

– Молодец, Лера, – сказала Влад. – А теперь сделай внизу клапан. Но так, чтобы он открывался только наружу.

– Зачем?

– Лера, если бесконечно качать воздух в замкнутое пространство, то это самое пространство рано или поздно разорвет.

Внизу появился клапан, который начал исправно выпускать углекислый газ. Стало заметно легче. Легкие словно перестали сжиматься и расправились, наполняя тело кислородом. Когда мы осознали, что спаслись, мы заскакали от счастья. Яшка смотрело на нас, как на психов, округлив и без того большие глаза, но нам было решительно все равно, что подумает о нас Яшка, ведь оно, хоть и само того не ведая, тоже благополучно ускользнуло у смерти из-под носа. Хотя бы на время. Судя по всему, у Никто что-то на уме, и теперь уже даже я не могла даже догадаться, что он задумал. В общем-то, я никогда этого не знала, но знала степень доверия ко мне, а теперь все было тайной за семью печатями, и можно было лишь надеяться. Но я могла сопротивляться. Я по-прежнему кроила этот мир, как пожелаю, и просто так сдаваться я не собиралась. Все, что я могу, ограничено лишь пределами моей фантазии, а она у меня весьма бурная. И я дала ей волю.

Беря начало от нашего пузыря, в темноту водной толщи пролег тоннель, длиной до «того места, где океан заканчивается», а там разберемся как выйти на поверхность. Возможно, понадобится бур или взрывчатка, но сейчас об этом думать рано. Его оболочка точь-в-точь повторяла строением и самим материалом шар, в котором находились мы сейчас. Он светился тем же ровным светом, что и пузырь, так что дорога, которая вела нас к выходу, светилась на морском дне, слабо освещая рельеф песка. По всей длине, на каждом десятом километре висели те самые приборы, что давали кислород. Я даже благоразумно поделила огромное пространство на сегменты, которые будут отгорожены друг от друга перегородками, и как только сегмент будет пройден, перегородка должна была закрыться, а система воздухообеспечения выключиться. В моем представлении звучало очень умно, продуманно до мелочей и даже, не побоюсь этого слова, гениально. В какой-то момент меня даже обуяла гордость за себя любимую, но потом я подумала, что Влад легко найдет прорехи в моем плане, так что не стоит обольщаться понапрасну. Как только мой коридор дошел до нужной цели и стал абсолютно герметичен, в шаре появилась дверь-клапан.

Влад молча смотрел на мое творение, раскрыв рот. Глазами он пытался вглядеться, рассмотреть, что же там, в конце коридора, хоть это было и невозможно. Он с недоверием поглядывал на проход из пузыря в прозрачный тоннель и, как всегда, когда он задумывался, он с силой прохаживался ладонью по подбородку, который все сильнее зарастал темной, густой щетиной:

– Предлагаешь идти туда? – спросил он, поворачиваясь ко мне. Его брови сомкнулись, и я поняла, что идея ему очень не нравилась.

– Ничего другого нам не остается. Это все, на что хватило моей фантазии.

– Не густо, – он отвернулся от меня и снова уставился в коридор, без конца. Это был еще один вариант моста, что я прокинула через горы в густой молочный туман, только теперь ниже уровня моря, под миллиардами тоннами воды. Он поверил мне однажды (по крайней мере, сказал, что поверил), так почему бы не сделать это снова? Да, полагаю, моя выходка с заморозкой целого океана слегка пошатнула мои позиции с точки зрения доверия, но давайте будем честны – я всегда была не самого уравновешенного характера, о чем было неоднократно сказано самим Владом, а потому ждать от меня чего-то, логически обоснованного и взвешенного, по меньшей мере, странно. Видимо Влад прочитал мои мысли, а потому угрюмо кивнул и сказал.

– Пошли. Только прежде, давай переоденемся во что-то сухое.

***

Шли мы молча и никуда не торопились. Да и куда торопиться, зная, что ты в западне? На нас обоих, кроме Яшки естественно, давило, помимо миллиардов тонн воды, висящее над нашими головами, черное облако, которое вот-вот должно было разразиться чем-то, о чем мы совершенно ничего не знали. Ощущение грозы повисло в воздухе, а дождь все никак не начинался.

Я придумала нам нехитрую одежду – по паре джинсов и свитеров, потому что, как ни странно, в тоннеле было очень тепло, и даже песок морского дна был приятно-прохладным, но не ледяным, как мне казалось, должен был быть. Яшка категорически отказался от свитера, но зато с удовольствием натянул джинсовый комбинезон на все свои четыре ноги. Обуваться он тоже не захотел, а вот мы с Владом с удовольствием взяли по паре легких кроссовок и двинулись в путь, оставив всю тяжелую одежду в пузыре.

Первые пять километров мы шли, словно по минному полю. Уж больно ненадежной казалась конструкция, да и сама мысль об огромном океане над головой сводила кишки и скулы. Яшка ко всему происходящему отнесся с философским пониманием – ему уже было все равно, куда его тащат, лишь бы снова не в Урал. Когда мы прошли первый отсек, первую десятку километров, перед нами возникла перегородка. Нерешительно мы переступили через нее, и как только все трое оказались по ту сторону, перегородка неслышно закрылась, отрезая от нас первую часть тоннеля. Свет в нем погас, а воздухонагнетатели отключились. Мы стояли и смотрели в темную мглу, где еще минуту назад находились сами. Черный безжизненный коридор выглядел таким мёртвым, словно его покинули миллион лет назад. И почему-то стало страшно. Жутко смотреть в него, словно смотрел в глаза мёртвому. Я резко отвернулась и мысленно зареклась оборачиваться назад. Владу тоже стало не по себе, это было видно по хмурым бровям и губам, ставшими двумя тонкими, белыми полосками, но внешне он был сдержан и молчалив. Яшка чувствовало, что что-то не так, ориентируясь исключительно на нашу реакцию, словно само оно потеряло всякую связь с внешним миром и совершенно перестало мерить мир своими категориями, а возможно, их у него никогда и не было. Ничего не оставалось, кроме как идти вперед. Мы посмотрели на коридор, расстилающийся впереди нас, и только теперь пришло понимание, что же меня так напугало – нам только что представилась картина того, что случится с нами, если что-то в моем тоннеле пойдет не так. Именно так будет выглядеть это «что-то» – холодное, мертвое, черное. По коже пробежали мурашки, меня слегка передернуло, и я тяжело сглотнула слюну, словно она была из песка.

– Пошли, – тихо скомандовал Влад и медленно побрел вперед.

Прошагав наверное целую вечность, мы все еще не чувствовали усталости, словно ее заморозили внутри каждого из нас. Мы прекрасно понимали, что день уже давно подошел к концу и надо бы сделать привал, но ноги послушно шли, и никак не выдавали усталости. Мы превратились в роботов, или зомби, отключив всякую обратную связь с нашими телами, мы неустанно гнали их вперед, словно пытались загнать их до смерти. Во всем происходящем вокруг нас и внутри, была какая-то безысходность, словно мы идем по длинной, длинной деревянной доске, перекинутой за борт корабля и на том конце зияющая пропасть, а потому нам совершенно незачем спешить. Идти, в общем, тоже незачем, но не сидеть же на месте в ожидании чего-то, на другом конце сегодняшнего дня, или завтрашнего. Рано или поздно поход этот обернется для нас чем-то, к чему мы совершенно не готовы, и вот тогда…

– Лера, давай останавливаться на ночлег, – сказала Влад тихо, когда мы перешли очередной рубеж, и за нами закрылась еще одна створка. Я кивнула, даже не глядя на него. Мне безумно захотелось побыть одной. Чтобы ни одна живая душа не находилась рядом в ближайшие несколько часов. С моей лёгкой руки из основной магистрали коридора вышло ответвление, которое выросло в три небольших шара, наподобие первого, но чуть больше. Стены были матовыми, в каждой комнате была своя воздушная система и матрас с постельным бельем. Влад мой намек понял сразу и, молча, прошагал в центральный шар. Там за ним закрылась перегородка и отрезала сегодняшний день. Яшка не без сомнения посмотрел на комнату слева, а потом на меня.

– Не бойся, – сказала я. – Мы будем рядом. Если что, смело приходи.

Оно долго рассматривало мое лицо, а затем кивнуло и пошло в свою комнату. Там оно упало на кровать, и, подозреваю, мгновенно уснуло. Меня тоже не нужно было уговаривать. Я зашла в крайнюю правую комнату и с нескрываемым наслаждением смотрела, как закрывается за мной перегородка, отделяя меня от всего мира, оставляя меня в полном одиночестве. Уже раздевшись и улегшись в кровать, я, сама не знаю для чего, сделала прозрачной часть стены выходящей в открытое море. Смотреть там было не на что, ведь океан по-прежнему был стерилен, но мне показалось, что так уютнее.

***

Меня разбудило чувство, что на меня смотрят. Я открыла глаза и посмотрела на прозрачный кусок стены, прямо напротив меня – с той стороны, прямо на песке лежала гигантская голова большой белой акулы, которая смотрела на меня. Остального тела видно не было, потому как его скрывала мгла, но свет, льющийся из шара выхватывал морду огромной рыбы, четко очерчивая каждый контур. Она уставилась на меня круглыми черными глазами, рот ее был приоткрыт, и оттуда виднелись бесконечные ряды острых белых зубов. Она пристально смотрела на меня, взгляд ее был осознанным и пустым одновременно. Я смотрела, как черные глаза всматриваются в меня, и нутро мое сковало холодом. Она понимала, что я проснулась, она увидела, как побелело мое лицо, и в ее глазах я увидела… удовольствие. Огромный рот растянулся, обнажая острые лезвия зубов, в широкой улыбке… Я закричала.

Подскочив на кровати, я быстро поняла, что кричала лишь во сне. Резко повернувшись к куску прозрачной стены, я с облегчением поняла, что никакой акулы там нет. Пока успокаивалось сердце, я вслушивалась в ночную тишину, гадая, разбудила ли я кого-то? Нет, все спали. А за прозрачной перегородкой черная водная тьма простиралась по-прежнему безжизненно. Ну, теперь уже не совсем безжизненно. Пришел, наконец-то.

Я поднялась и быстро вышла в импровизированный коридор. Было очень тихо. Коридор был пуст. Влад и Яшка спали. Я прошла по короткому коридору и вышла в основной, большой. Сразу справа от меня закрытый проход, за которым темнел черный, уже безжизненный коридор, который мы вчера пересекли последним. Я отошла от него, словно за ним зона радиации, но все еще заворожено смотрела в черноту. Что-то там настолько притягивало мой взгляд, что я долго не могла оторваться. Было жутко, страшно, но в этом страхе было что-то приятное, щекочущее нервы, заставляющее фантазировать и воображать всякую нечисть по ту сторону перегородки. Хорошо, что я не умею создавать живое, а иначе в пустых коридорах уже бродили бы восставшие мертвецы и склизкие пришельцы.

Я отошла от перегородки и подошла вплотную к круглой стене тоннеля, вглядываясь в темноту за прозрачной, гибкой стеной. Тьма была такая густая, что казалось вечной, концентрированной, словно чернила, которые материализовались в момент сотворения вселенной. Удивительным было то, что она пугала своей пустотой. Ни для кого не секрет – тьма пугает тем, что в ней спрятано. Но это тьма была жуткой именно потому, что была стерильной. Огромные кубометры безжизненной воды.

– Ну же, – сказала я тихо. – Раз уж разбудил, выходи.

Сначала ничего не происходило, но я продолжала вглядываться в темноту. А потом появилась она – большая белая акула. Огромная, метров десять, может двенадцать, в длину, она выплыла из темноты, лениво шевеля плавниками и длинным, сильным хвостом. Она подплыла вплотную к тому месту, где стояла я, и уткнулась носом в воздушную подушку, разделяющую нас. Огромная рыбина застыла на одном месте, вглядываясь в меня черными, блестящими глазами, медленно изгибаясь боками, которые наполовину скрывал мрак, но я почти видела ее огромный хвост, плавно виляющий из стороны в сторону. Она смотрела мне прямо в глаза, по-человечески изучая меня. Она медленно открывала и закрывала огромный рот, а ее жабры опадали и поднимались. Я смотрела на нее и чувствовала, как заходится мелкой дрожью мое тело. Сердце скакало в груди, словно дикое животное в клетке, сбиваясь с ритма, отдаваясь в барабанных перепонках. Огромный монстр завис прямо передо мной, разглядывая меня, изучая и, кажется, чувствуя, как бешено несется по венам кровь. Она чувствовала мой запах, и то, как пробегает электрический разряд по моему телу, сокращая мышцы, заставляя меня дрожать. А потом она улыбнулась мне. По-человечески. Огромная пасть, разъехалась в разные стороны, обнажая ряд плотных, белоснежных зубов, уголки рта приподнялись, придав морде совершенно человеческое выражение издевки.

– Ну, привет, – сказала я хриплым, еле слышным голосом.

Акула захохотала. Беззвучно, неслышно. Было видно, как раскрывается огромная пасть, обнажая язык и жабры, которые трепыхались, словно крылья бабочки, как сотрясается живот. По серой спине, словно трескалась и рвалась грубая кожа, обнажая ярко-красные мышцы под толстой броней, вспыхнули и поползли узоры, от головы к хвосту, сплетаясь в красивом, причудливом, совершенно неповторимом узоре углов, линий, завитков. Глаза вспыхнули красным. Она обернулась вокруг себя, быстро и ловко, и передо мной возник Никто. Он мягко приземлился на песчаное дно, а его узкое серое лицо растянулось в фирменной улыбке от уха до уха, и я услышала нежное:

– Здравствуй, МояЛера.

Меня заколотило, пробил холодный пот, а живот скрутило в тугую пружину. Я чуть было не закричала, но изо рта вылетел лишь сдавленный стон, больше похожий на хрип. Огромный монстр смотрел на меня из-за прозрачной перегородки сверху вниз и улыбался острыми кинжалами зубов, жемчугом переливающихся в полумраке. Красные глаза хищно смотрели на меня, разглядывая каждый сантиметр моего тела. Он жадно облизнулся и жабры, все еще отчетливо просматривающиеся на его шее, в последний раз вспорхнули, осели и сровнялись с кожей, исчезнув, словно их и не было.

– Я так соскучился по тебе… – сказал он и медленно уселся на песок. – Выходи поиграть.

Он улыбнулся еще шире, притворяясь моим лучшим другом, но глаза его буквально жгли мою кожу. Я физически ощущала боль от его взгляда. Я попыталась было сказать хоть слово, но горло было таким сухим, что саднило. Я молча покачала головой.

– Боишься?

Я кивнула.

– Правильно, МояЛера, так и должно быть, – он опустил глаза вниз и начал рисовать причудливые завитки, медленно водя длинным когтем по песку. Линии получались нечеткие, расплывчатые. – Наконец-то ты начала воспринимать меня правильно, – последнее слово он подчеркнул, желая показать царственность своего положения и безвыходность моего. – Но все же, – он сделал паузу, а потом поднял на меня хищный взгляд, – ты скучала по мне не меньше чем я.

Как только он это сказал, в моей груди вспыхнула такая боль, что я согнулась пополам. Но боль эта была странная – ноющая, въедливая, пробирающаяся прямо к моему сердцу, охватывая его тонкими щупальцами. А потом я поняла, что это не боль – это желание. Непреодолимое , пылающее, заставляющее меня дрожать и скулить, как побитая дворняга. Все, чего хотело мое сознание, это вцепиться в огромное тело, почувствовать рельеф узора под собственными пальцами на толстой, шероховатой коже, ощущать его исполинскую ладонь на моей спине и знать, что над моей головой уже занесена звериная лапа с длинными острыми когтями.

– Не надо… – тихо прохрипела я. – Перестань.

Боль слегка отпустила, но не пропала совсем. Она тихо пульсировала внутри меня, заставляя думать только о том, как же выбраться наружу.

– Тебе надо подышать свежим воздухом, – сказал Никто.

– Я там захлебнусь, – совсем неслышно шептала я.

– О нет, нет, МояЛера. Захлебываешься ты сейчас.

И тут же сухое горло начало сжиматься, грозясь схлопнуться, а легкие заныли, словно я задержала дыхание. Я попыталась вдохнуть, но стало лишь нестерпимо больно, словно все, от гортани до плевры, выстлано тонкими иглами. Дыхание со свистом вырывалось из меня, но обратно не заходило. Никто смотрел на меня и больше не улыбался. Он заворожено разглядывал мое побелевшее лицо. Моя агония доставляла ему удовольствие совсем иного характера, нежели может выразить улыбка.

Я рванула к перегородке неработающего коридора. Она послушно отворилась, выпуская меня в темный коридор, и как только она снова закрылась за моей спиной, я кинулась к округлой стене, приказала выпустить меня, зажмурилась, и шагнула сквозь нее.

Вода мгновенно окружила меня, полилась в мои легкие, заливая уши, нос и рот. Я чувствовала, как легкие прогнулись под напором воды. Давление иглами воткнулось в барабанные перепонки, я стиснула зубы, зарычала и… задышала. Вода входила и выходила из меня, наполняя тело кислородом, сухое горло смочила влага, и теперь оно расправлялось, как раздувающийся воздушный шар. Такое знакомое, заложенное в нас инстинктами, дыхание в воде заставило меня вспомнить Водяного и дно глубоко озера. Главное первый вдох, а потом это так же естественно, как дышать воздухом.

Я открыла глаза и посмотрела на Никто. Огромный зверь смотрел на меня немигающим взглядом кобры. Огромная грудь медленно понималась и опускалась, тонкие губы плотно сжались, пряча за собой тонкие острые зубы. Я ощутила себя глупым кроликом, который сам вышел навстречу удаву. Сердце стучало в ушах, кишки сжимались, и я все еще я не могла надышаться. Огромное чудовище поднялось на ноги и медленно зашагало ко мне. Нас разделяли всего несколько метров, но эти секунды превратились для меня в вязкое липкое желе, которое заморозило приближение ко мне жуткого, голодного животного, неограниченного ничем, кроме собственных желаний. Дыхание мое стало таким частым, что закружилась голова, сердце колотило грудь изнутри, грозясь сломать ребра, и когда между нами не осталось ничего, кроме пары сантиметров океана, я сжалась в комок и закрыла глаза.

Глава 9. Колыбель

– МояЛера, ты все еще не доверяешь мне, – сказал мне Никто, и я почувствовала прикосновение его рук к моему лицу. Только вот руки были человеческие – ладонь была большая, но не огромная, теплая, несмотря на то, что мы были окружены холодной водой, но при этом само прикосновение выдавало своего хозяина – грубоватое, в нем было что-то жадное, что-то, что заставило меня мгновенно открыть глаза. Передо мной во всей красе возвышался Ваня, мой безумный эльф. Он смотрел на меня и улыбался. Глаза его – голубой хрусталь, а улыбка такая нежная, что я совершенно растерялась. Страх все еще кипел во мне, подбрасывая мое тело крупной дрожью, но на смену ему приходило недоумение.

– Что ты задумал? – спросила я и удивилась, как приглушенно звучал мой голос сквозь толщу воды.

Ваня изогнул бровь, невинно уставился на меня, и, застенчиво улыбаясь тонкими губами, произнес:

– Я? Ничего.

Он так старательно делал наивный вид, что создавалось впечатление, что мы не на дне океана под слоем водной толщи, а где-то на светской вечеринке, и вопрос мой совершенно не уместен.

– Что за маскарад? – я отодвинулась от него и его руки медленно отпустили мою шею, к которой они спустились.

Он улыбнулся, блеснув зубами, совершенно человеческими.

– Я подумал, что в человеческом облике я нравлюсь тебе больше. Решил внести некое разнообразие.

– Сумасшествие, а не разнообразие.

Он засмеялся снова:

– Почему?

– Человек в белом строгом костюме на дне океана смотрится жутко, – я отошла еще на шаг и окинула недоверчивым взглядом тонкую, стройную фигуру стоящего передо мной мужчины. Такой же элегантный, изысканный и утончённый, только теперь, когда я знала, что скрывалось за этой маской, весь этот карнавал пугал меня еще сильнее. – Почему нас не раздавило?

– О чем ты?

– Мы на дне океана. Нас должно было расплющить. Ну, не тебя, наверное, но меня точно.

– Это не твой мир, и ничто тут никому ничего не должно. Тем более тебе. Прогуляемся?

– Куда?

– Хочу показать тебе кое-что.

– Ради этого ты нас чуть не утопил?

– О, нет, нет. Это было ради забавы. И ты не утонула бы МояЛера, ни в коем случае. Твой придаток, возможно, но не ты.

Я подумала о реакции, которая должна была бы быть у Влада, узнай он, что его назвали придатком. А еще, что шутки ради топят только камешки в луже, и снова вспомнила, что он не человек, и кем бы он ни был, нельзя воспринимать его действия с моей точки зрения. Он по-прежнему с легкостью руководит кукольным представлением, откуда то, где его не достать. Все происходящее для него – игра, в которой мы некоторые переменные, и будь на то его воля, он сотрет нас с доски и начнет другое, более интересное уравнение. Здесь под толщей воды эта перспектива казалось более чем реальной. Понять бы, в чем задумка, в чем смысл моего пребывания здесь?

– Ты так много думаешь, МояЛера, – тихо сказал Ваня и снова сократил расстояние между нами до нескольких сантиметров, а затем наклонился к моим волосам и шумно вдохнул. Я услышала утробное урчание откуда из глубины его груди, которое прошлось вибрацией воды по моей коже. Я сжалась, задышала часто, быстро и закусила губу. Сердце снова подскочило к горлу.

– Ты же говорил, нам нельзя быть слишком близко, – дрожащим голосом проблеяла я и сама разозлилась на то, как трусливо звучал мой голос. Ваня открыл глаза. Теперь они были полностью залиты красной лавой, переливающейся под длинными ресницами.

– Это для вдохновения… – сказал он тихо и улыбнулся той самой улыбкой, которая разрезала его лицо пополам, обнажая длинные кинжалы зубов.

А в следующее мгновение он подпрыгнул, быстро и резко, словно вода не держала его, не делала вязкими движения, не оказывала сопротивления. Он исчез в темноте надо мной, но через несколько секунд из-за моей спины выплыла большая белая, проплывая всего в нескольких сантиметрах от моей руки, она легонько задела ее своим острым носом. Я не выдержала и вскрикнула. Я понимала, что это Никто, что это Ваня, что это, кто бы он ни был, не акула, но слишком уж реалистичным было ее огромное серое тело, с кровавыми узорами вдоль всей спины. Она кружила вокруг меня, заставляя меня трястись мелкой дрожью и слушать звон собственных зубов. Сердце колотилось в ушах, кричало, пыталось предупредить меня и заставляло бежать, прятаться, спасаться, не зная, глупое, что бежать некуда. Завершив еще один круг, акула остановилась справа от меня, выставив передо мной левый плавник и огромный бок. Она приглашала меня взяться за нее, обнять огромное тело, почувствовать под толстой кожей мрачное, жуткое нечто, живое и жадное. Я понимала, что страх, в конечном счете, если как следует его вымариновать, заставить меня с криком убежать в прозрачный коридор, а после, одному Богу известно, что произойдет. Настоящая или нет, но думаю, она сожрет меня, сделай я хоть один шаг назад. Владу с Яшкой тоже не спастись. Наверное, они даже не успеют понять, что произошло. И я быстро шагнула вперед, повинуясь желанию Никто. Я положила руку на шершавый бок и почувствовала, какой грубой была его кожа. Там, под ней переливалась, струилась жизнь. Она была теплой. Я безо всякого сомнения оперлась ногой о грудной плавник, ведь огромное тело не покорилось бы мне так просто, и быстро забравшись на спину, схватилась за спинной. И как только я вцепилась в него мертвой хваткой, огромная рыба сорвалась с места и ринулась в темноту. Водный поток подхватил меня и оторвал от необъятного туловища. Я еще крепче вцепилась в плавник, подтянулась к извивающемуся подо мной телу, и обвила ногами огромный торс. Я зажмурилась, и впилась ногтями в толстую кожу. Поняв, что у меня просто нет сил, чтобы удержаться, Никто сбавил скорость. Стало легче, и я зачем-то открыла глаза – кромешный мрак – и больше ничего. Когда не стало света, когда вокруг сомкнулась темнота, я вся превратилась в осязание. Я ощущала под собой плавные, тягучие движения сильного тела, ощущала тепло, которое росло, согревая меня и шершавую, грубую кожу, которая больно, словно наждачка, царапала мою. Но боль от царапин была каплей в море по сравнению со страхом, который разрастался во мне. Куда мы плывем? Что он хочет мне показать? Я знала лишь, что стремительно удаляюсь от того места, где могла чувствовать себя в относительной безопасности, от тех, кто мог бы встать на мою защиту, все глубже уходя в глубину черного мрака, где темнота настолько концентрирована, что ее начинаешь чувствовать кожей. И когда мы остановились, от меня не осталось ничего кроме трясущейся оболочки.