Моялера

Я стояла и смотрела на огромную глыбу, растущую из земли, и никак не могла понять, почему я была так уверена, что увижу крохотные кристаллы, размером не больше мизинца. Передо мной высился шестигранный кристалл метров двух в высоту, не меньше полуметра в диаметре. Это была полупрозрачная порода темно-малинового цвета, в которой прозрачные части соединялись с плотными, непрозрачными кусками не похожего ни на что в этом мире камня. Они соединялись в единое, и словно витражи, преломляли свет, заставляя солнечные лучи блуждать внутри кристалла, распадаясь и снова собираясь воедино. Сам по себе камень не вызывал никаких эмоций. Не внушал он ни страха, ни тревоги. Камень как камень. Если бы не мертвые тельца животных, лежащие рядом с ним. Кролик и две белки лежали так, словно застыли или замерзли. Они не были покалечены или задраны зверем. Тела были целыми и невредимыми.

Игорь взял в руки кролика, повертел в руках, принюхался, посмотрел шерсть, а потом положил его в сумку.

– Мы уже и забыли, когда в последний раз приходилось охотиться, – сказал он, серьезно глядя на кристалл. Он аккуратно взял белок и отбросил их в кусты. Там их подберут другие хищники. – Звери не понимают. Почему-то никак не научаться обходить их стороной. Обычно зверье быстро соображает, что к чему, но тут… – он оглядел кусок камня сверху вниз. – Не понимают. Не чувствуют, что ли…

– Игорь, почему они мертвы? Я в смысле, как их убили?

– Ну, точного механизма мы не знаем. Просто знаем, что камень вытягивает жизнь за секунды. Раз – и все. Стоит прикоснуться – и поминай, как звали.

– Что, просто прикасаешься – и все?

– Ага. Но тут все, главным образом, зависит от того, насколько большой камень и насколько маленькое живое существо. Чем больше кристалл, тем сильнее его мощь, чем больше объект, тем лучше он сопротивляется. То есть, для взрослого человека кристалл размером с палец не страшен. Граф даже умудрился добыть один такой. Теперь он у него в лаборатории. А вот к такому огромному подходить нельзя.

– А зачем Владу кристалл?

– Не знаю. Он с ним эксперименты ставит какие-то. Я никогда не спрашивал. Косой знает. Они оба пропадают в лаборатории. Спроси у него, если хочешь. Ну или у Косого, – добавил поспешно Игорь и опустил глаза. – В общем, это не секрет.

– Понятно. И много таких в лесу?

– Сейчас уже довольно много. Они растут каждый раз, когда выпадает день. Старые становятся еще больше, а в других местах вырастают новые, совсем еще маленькие.

– Подожди, подожди… Что значит «выпадает» день? Как это?

Игорь посмотрел на меня, потом прошелся ладонью по волосам и неопределенно пожал плечами.

– Даже не знаю, как это объяснить. Просто пропадает день. Я не знаю, как это происходит. Просто однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что один день просто вылетел. А потом приходит это неприятное чувство, словно у тебя украли что-то. Забрали прямо из-под носа. Сложно это объяснить. Ну а потом и так видишь. По скотине, например, по продуктам, но в основном по этому ощущению чего-то упущенного, украденного. Не знаю, сложно описать это. Как будто весь мир ушел на виток вперед, а ты остался стоять на месте.

– Боже мой…

Мы замолчали. Я пыталась понять все то, что Игорь рассказал, но сложно осознать подобное. Тем более, сложно сложить правдоподобную картинку из того, что ты сам лично никогда не переживал.

– И как эти кристаллы растут? – спросила я.

– Мы не знаем.

– Вообще ничего?

– Знаем только, ОТКУДА они начали расти.

***

Мы сидели за небольшим столом на кухне. Ирма уже накрыла на стол и с чувством выполненного долга поглощала какую-то птицу. Мы все ели с большим аппетитом, но с еще большим азартом мы разговаривали, так что никого не смущал разговор с набитым ртом. Только я молчала, потому что, задав один вопрос, я выслушивала как минимум три варианта ответа, каждый из которых хоть чем-то, да отличался.

Нас было четверо, но накрыто было на пятерых. Я, Косой, Ирма и Игорь сидели за столом, по местным меркам довольно скромным – пять метров в длину и три – в ширину. Откуда у них мания к непомерно большим вещам, никто мне ответить не смог. Мы все сидели за одним углом, рядом друг с другом и разговаривали. Влад обещал подойти через полчаса, что меня не обрадовало. Несмотря на то, что каждый считал необходимым наше с ним тесное общение, мне это казалось совершенно лишним. По крайней мере, в данный момент. И, судя по всему, Влад тоже не торопился встречаться со мной лично. Вот и прекрасно.

Разговор был настолько бурным, что мы едва успевали закидывать ложки в рот. Мы перебивали друг друга, говорили глупости, смеялись, снова возвращались к теме, но быстро переходили к совершенно другим вещам и снова шутили, баловались и несли полную ерунду, среди всего прочего умудряясь при этом поговорить по существу.

Выяснилось, что где-то на севере обитает некий Умбра, так его называют люди, которым «посчастливилось» жить в непосредственной близости от этих мест. Этот Умбра (что переводится как тень, или мрак), получил свое имя из-за того, что служат у него те самые тени, которые разрушили старый замок Влада. Они – не люди, хотя внешне напоминают человека по строению – как правило, тела их имеют ноги, руки и голову, но легко трансформируются во что угодно и при желании могут быть как лужей под ногами, так и лошадью, пасущейся на лугу. Ни глаз, ни рта, ни носа, в общем ничего, что выдавало бы в них живое существо, у них нет. Да и не живые они, в общепринятом понимании этого слова. Да, они двигаются, и очень быстро, они кровожадны и безжалостны. Они едят, причем, как правило, все, что попадается на пути, вплоть до эмалированных кастрюль и дохлых кошек. То есть, любая материя подойдет. В том числе и человек. Они грабят соседние деревни и в близлежащих поселках уже давно знают признаки приближения теней. В те недолгие несколько минут, когда становится ясно, что тени вот-вот нападут на городок или деревню, никто не оставит на улице даже злейшего врага. Все, что не спрятано в доме, они съедают подчистую, не оставляя ни крошки. Но в дома не заходят. Никогда. Они проносятся ураганом и оставляют улицы чистыми. Они действуют, как единая биомасса, некая черная туча, из которой то и дело появляются жуткие твари, которые до омерзения похожи на человека, но при этом ведут себя как неживое, до жути кровожадное существо. На человека они глядят, как голодные волки, но при этом совершенно четко следуют каким-то неписанным инструкциям. Рассказывали случай, как зазевавшаяся семья забыла закрыть ворота. Старший мальчишка, лет семи, выбежал, чтобы ворота закрыть, и тут видит, как из общей массы отпочковалась одна тварь, встала в проеме ворот и смотрит на него. Парень испугался, застыл. А тварь стоит, вертит в разные стороны головой без лица и жадно втягивает воздух, дергается, словно хочет переступить порог, да не может. Топчется на месте, хрипит, хрюкает, но дальше черты, за которой начинается дом, не ступает. Мальчишка тогда перепугался до заикания, но тварь не тронула его. Постояла, помялась, помучилась, но потом исчезла в общем потоке черной мерзости. Так все поняли, что есть у них какое-то общее сознание, отправная точка, если можно так сказать, а если еще проще – есть кто-то, кто руководит этими жуткими марионетками. Самого Умбру никто в глаза не видел, он никогда не спускался к людям и ничем себя не выдает, но его присутствие так сильно ощущается, особенно в те минуты, когда черная туча накрывает ваш дом, что никто не сомневается в его существовании. Так или иначе, но люди сначала поняли, что он есть, а потом и нашли его логово.

На севере, недалеко от скалистых гор, где ничего не растет, и нет живности, посреди плато, испещренного клыками гор, высоко в небо уходит длинный узкий, столб. Черный, он странно отражает свет – очень похоже на графит. Матовый, приглушенно переливаясь металлическими бликами, он преломляет свет, словно солнечные лучи не отражаются, а проходят куда-то сквозь него и там теряются. Высотой до небес, шириной оно не больше обычной входной двери. Просто огромный черный столб – вот и все, что о нем известно. Это и есть жилище Умбры. Никто не знает, что скрывает собой столб и как можно в нем жить, ведь кроме этого столба ничего нет, но то, что это и есть его дом, известно доподлинно из уст тех, кто возвращался оттуда живым. А еще об этом рассказала женщина. Та единственная, что видела его лично, та единственная, что входит в эти врата и выходит оттуда живой и невредимой, та единственная, что называет Умбру своим хозяином. Проклятая. Неизвестно откуда, но совершенно точно известно, что это не легенды и не выдумки. Женщина и правда есть. Она не сумасшедшая, как многим хотелось бы верить, потому как люди и правда видели, как она появляется и исчезает в основании черного столба. Все, что она говорит о нем – нет более могущественного существа во всей вселенной. И люди верят. Приходится верить.

– Так вот именно от этого черного столба и расходятся во все стороны кристаллы, забирающие жизнь, – сказал Косой. – Там их миллионы, миллиарды. Они так плотно стоят друг к другу и такие огромные, что подойти к жилищу Умбры нет никакой возможности. Они окружают черный столб со всех сторон на несколько десятков километров вокруг, торча из земли на десятки метров, а самые высокие из них доходят до средины самого столба. Пройти туда невозможно, с воздуха не подобраться, потому как негде приземлиться, а главное – совершенно непонятно, как туда попасть, даже если ты у самого входа. Кроме того, тени охраняют это место, как голодные цепные псы.

– А как же женщина туда попадает? – спросила я.

– А ее впускает Умбра.

– Как?

– Не знаю, но говорят, она легко обходит кристаллы, прикасается к ним, наступает на них ногами, цепляется руками и они не причиняют ей вреда.

– Так может, и сама женщина – не человек, а тень?

– Нет. Она человек. Об этом тоже совершенно точно известно от единственной женщины, которая знает ее лично. Она – просто человек, как ты и как я, в этом нет сомнений, потому что раньше она и жила, как простой человек, в деревне неподалеку от жилища Умбры.

Мы замолчали. Я думала, а все остальные пили чай и смотрели в свои кружки.

– Так она спускается к обычным людям? – наконец, спросила я.

– Да, – ответил Косой.

– И они не причиняют ей вреда? Я в том смысле, если она на стороне зла, должен же был найтись хоть кто-то, кто захотел бы отыграться на ней?

– Никто ни разу не пытался. Все прекрасно понимают – тронь ее хоть кто-нибудь, и Умбра перестанет быть столь милостивым. Умбра не побрезгует и поведет свои тени в дома людей, и тогда… Сама понимаешь, от добра – добра не ищут. Пока есть возможность, люди хранят хрупкий, но все же мир и берегут равновесие. Кроме того, она ничего не просит, не делает ничего плохого. Наоборот. Она приносит игрушки детям. Самодельные, ручной работы, из соломы или тряпок, из глины и бумаги. Очень красивые и совершенно безвредные. И детям они очень нравятся. И сама женщина – тоже. Говорят, она красива и молчалива. Со взрослыми практически не разговаривает, но с детьми общается с удовольствием. Рассказывает сказки, придумывает небылицы, отвечает на вопросы, но никогда не говорит о своем хозяине. Никогда.

– Так зачем она спускается?

– Послушать людскую речь.

– А что, Умбра с ней не говорит?

– Не знаю. Видимо, нет.

– А вы-то ее видели?

– Нет. Да и зачем? Что нам это даст? Тронуть ее нельзя, выпытать из нее что-то – тоже. Она просто спускается призраком к людям, в которых ей нет никакой нужды, одному Богу известно – зачем. Нам она ничем не поможет и не навредит. Этакая нейтральная сторона, если можно так выразиться.

Снова повисло молчание. Я пыталась нарисовать ее в своей голове и почему-то представляла ее с длинными каштановыми волосами, невысокую, но стройную. Я бы даже сказала – миниатюрную, с кротким взглядом карих глаз и тонкой, гибкой шеей. Мне казалось, если дети любят ее, в ней должно быть что-то кукольное, что-то прекрасное и изящное, как фарфоровая статуэтка.

За окном прогремел раскат грома. Шел восьмой час вечера, было уже темно, а потому яркая вспышка осветила небо за горными пиками, раскрашивая мир в холодно-голубой цвет. Ирма посмотрела на часы:

– Опять наш Граф засиделся в кабинете, – сказала Ирма.

Ирма, Косой и Игорь переглянулись, а затем бросили беглые взгляды на меня и потупили глаза в столешницу.

– Сходи за ним, родной, – попросила Ирма Игоря. Тот кивнул и с готовностью поднялся, но Косой его остановил.

– Я сам схожу. Сиди.

Он поднялся и вышел из кухни. Я поднялась и поблагодарила Ирму за ужин.

– Зайчик мой, ты поможешь мне помыть посуду, – сказала она тоном, не терпящим возражений.

– Ирма, родная, у тебя для этого есть посудомоечная машина, – сказала я и кивнула в сторону машины, которая с открытой пастью ждала свою порцию грязной посуды.

Ирма нахмурилась и смерила меня недовольным взглядом.

– Помочь тебе ее загрузить? – спросила я, ехидно улыбаясь.

– Не надо, – пробурчала она, а потом сменила тон на ласковый и тихий. – Просто посиди со мной, милая.

Я подошла к ней, обняла ее и поцеловала в щеку.

– Не сегодня.

Я вышла из кухни медленно и размеренно, но как только скрылась из поля зрения ведьмы, прибавила скорости и поспешила удалиться как можно скорее, про себя думая о библиотеке.

Через пять минут после моего ухода в кухню зашел Влад, усталый и хмурый. Он подошел к Ирме, поцеловал ее в лоб и сел за стол. И пока Ирма наливала чай, а Влад накладывал в тарелку остывший ужин, который Ирма поспешила забрать и подогреть, грянул ливень, да такой сильный, что его дробь слилась в единый гомон воды. Дождь лил как из ведра, застилая собой весь мир, окутывая замок водой, отделяя его от всего остального мира, делая дом еще уютнее и теплее.

Глава 4. Вожделение

Дождь шел уже три дня, заперев всех в замке без возможности выйти куда-то дальше, чем в конюшню. Все эти три дня я старательно избегала Влада. На то была очень важная причина.

Библиотека.

Вам кажется, что это не может стать причиной? Что ж, я легко могу переубедить Вас, по крайней мере, тех из вас, кто, как и я, считает библиотеку святыней, вместилищем самых великих мыслей и идей на земле, кто так же трепетно относится к этому месту, как своему дому и кто не мыслит себе жизни без нее.

Библиотеку я нашла довольно быстро. Она оказалась в самом центре, как по горизонтали, так и по вертикали, но утопленной в самую глубь скалы. Она была спрятана от дневного света и, видимо, предполагалась уединенной и нелюдимой. К этому я отнеслась спокойно, хотя многим в этом замке настоятельно советовала бы читать чаще и усерднее.

Предо мной предстали большие двери из резного белого камня. Я улыбнулась, глядя на то, какими большими и красивыми они были. Я в предвкушении толкнула тяжелую дверь и…

Если и можно как-то выразить человеку свою неприязнь и максимально раскрыть потенциал своего сволочизма, то только таким изощренным, изуверским способом, каким сделал это мерзкий земляной червь, лежалый, трехнедельный носок, маразматичная навозная муха по имени Влад!

Вся библиотека – крохотный нужник, три на три метра с низким, грязным потолком, где из мебели были лишь старый стол на кривых ногах и трехногий стул, подпертый черенком от метлы, надежно привязанный веревкой. На столе аккуратно, одна на другой, лежали три книги – Моби Дик, Приключения Мумми-Троля и Война и Мир (первый том). Все. Все! Это был удар ниже пояса. Это был запрещенный прием, который недвусмысленно говорил о том, что ни о каком перемирии речи не шло изначально. Это война, друзья мои, холодная и беспощадная! Пленных не брать! В переговоры не вступать! Врага казнить на месте!

Спустя сорок минут, может быть, час, мысли о публичном линчевании потихоньку отпускали мое воображение, и я уже могла связно мыслить не только о том, как в старину людей заживо варили в кипятке, но и о том, что в конце концов ничего другого я ждать не имела права. Сколько я знаю Влада, а это (страшно подумать) уже почти четыре года, я ни разу не могу вспомнить такого чуда, чтобы хотя бы раз в неделю мне не приходили в голову мысли о разнообразных способах нанесения увечий или применения заклятий Вуду на практике. Была в этом человеке острая потребность делать гадости, но почему-то именно я всегда становилась жертвой его больного воображения. И это притом, что последними его словами было обещание сделать меня королевой всего того, что у него есть. Королевой, блин! Вот бы сейчас карабин, помповое ружье, ну или базуку, на худой конец. Я оглядела свои царские покои еще раз и вышла из этого прибежища скорби, напоследок помянув Влада самыми мерзкими ругательствами, какие только отыскались в моей голове.

Все три дня дождь лил, как из ведра, застилая собой белый свет. Обитатели замка совершенно спокойно относились к заточению, так как, независимо от погоды, всем и каждому было чем заняться. Всем, кроме меня, разумеется. Старательно избегая столкновения с хозяином замка, я бродила по замку теми тропками, которыми, по моему мнению, ему ходить не приходилось, и пока мне удавалось угадывать. Ирма смотрела на мои старания, как удав на чахлую, больную мышь, брезгуя попробовать ее на зуб. Иногда она пыталась как-то объяснить мне, что взрослой даме не пристало вести себя, как юродивая, и что библиотека не может быть причиной раздора между двумя любящими людьми. На что я старательно объясняла ей, что слово «любящие» здесь совершенно не уместно, и что причиной раздора стала не библиотека, а чье-то патологическое желание делать мелкие гадости. В конце концов, Ирма пускалась в дебри объяснений, что люди – разные, и каждый выражает свою привязанность, как умеет. Есть люди, которые просто не умеют выражать нежные чувства так, как делают это другие, и это не столько их вина, сколько их особенность. Странно, но он и правда не умеет показывать свои чувства так, как пишут в романах и стихах, но это не значит, что чувства не искренни. Я в свою очередь заявляла, что происходящее не имеет никакого отношения к выражению привязанности, скорее, к желанию отыграться за мелкие обиды. Ирма вздыхала, называла меня балдой в сотый раз и принималась за свои дела. Сколько бы я ни просила дать мне задание или хоть самое незначительное поручение, она лишь отмахивалась от меня, как от назойливой мухи. Говорила – если нет дел, то не грех и поспать часок – другой, что я периодически и делала. Но просыпаясь через час или полтора, я снова бродила по замку подобно призраку в поисках чего-то интересного. Ирма называла это суточной миграцией и говорила, что если бы мы с Владом не были такими обидчивыми, то мне сейчас было бы не до скуки, и вместо того, чтобы скитаться по коридорам, я бы уже нянчила второго сына. Или дочку. В этот момент я просто не находила слов, а лишь зажмуривалась и убегала куда глаза глядят, лишь бы не слышать рассуждения на тему моей несуществующей беременности.

В поисках чего-то интересного я дрейфовала из крыла в крыло, старательно избегая верхних этажей, но иногда по ошибке все-таки забредала туда, куда изначально идти не собиралась. Так я увидела, что собой представляет бальный зал и большая гостевая. В общем-то, они были выдержаны в том же стиле, что и весь остальной замок, с той лишь разницей, что бальный зал был разукрашен пышно и дорого прекрасными люстрами, шикарными тканями и мебелью, а гостиная была чуть скромнее. Панорамные окна и огромное пространство в сумме с высоченными потолками делали эти помещения головокружительно бесконечными, словно ни конца, ни края им нет, а вид из окон открывался просто потрясающий. Вот бы сделать здесь библиотеку…

Иногда я натыкалась на людей. Встретила Анечку и сильно удивилась, увидев ее уже взрослой, красивой девушкой. Как оказалось, она помолвлена с тем самым молодым человеком, что так отчаянно строил ей глазки на балу. Свадьба запланирована на следующее лето. Я порадовалась за нее совершенно искренне, и поинтересовалась, почему не этим летом.

– Сейчас творятся не очень хорошие вещи, – сказала Анечка, опустив глаза в пол. – Конечно, все прекрасно понимают, что все будет хорошо, но все-таки немного жутковато. Не хочется омрачать такое событие плохими мыслями.

Я лишь кивнула в ответ, подумав, что все-таки люди тут на редкость оптимистичны – есть твердая убежденность в том, что следующие лето будет лучше, а не хуже. Я вот, например, так думать не умею.

По нескольку раз на дню я встречала Игоря, который неизменно был чем-то занят, и тогда у меня появлялась возможность занять себя хоть чем-нибудь. Я помогала ему переносить стулья, выбивать ковры или выносить мусор. Один раз даже принимала участие в покраске ящиков, которые хранились в подвале, и эти несколько часов пролетели как мгновенье. Пока мы с ним занимались общим делом, мы болтали о глупостях и мелочах, но благодаря этому легкому и непринужденному общению, я поймала себя на мысли, что у себя дома, в своем мире, я совершенно спокойно обходилась без общения с другим человеком сутки напролет. Я могла неделями не общаться ни с кем, кроме коллег по работе, да и там я слыла молчуньей, ко мне обращались редко и исключительно по рабочим вопросам. Но здесь мое одиночество оживало и становилось крошечным колючим ежом, который копошился внутри меня, никак не желая улечься на место и спокойно лежать.

Как-то во время такой непринужденной болтовни я спросила Игоря, почему я не вижу Ольгу. Он улыбнулся своей теплой улыбкой с легким оттенком смущения на губах, и сказал, что Ольга почти все время проводит наверху.

– Вы же говорили, что не поощряете ее влюбленность? Зачем же вы позволяете ей проводить столько времени с Владом?

– Мы и не поощряем. И она не с Владом. Она убирает кабинет Графа, помогает ему в мелких поручениях, и читает его книги. Сам он в большей степени находиться не в кабинете, а в лаборатории, поэтому, на самом деле, видятся они очень редко. Просто ей нравится быть в его кабинете, прикасаться к его вещам и читать то, что читает он. Ей кажется, что все это частично заменяет ей самого Графа.

– По мне – так не самая лучшая стратегия.

– Согласен. Все остальные тоже так думают, и Влад в первую очередь, но это меньшее из зол. Раньше она вообще ходила за ним по пятам, как хвостик, так что улучшение на лицо, – он немного помолчал, а затем хохотнул и поднял на меня глаза. – Правда, сейчас стало немного похуже, – он улыбался мне тепло, но с хитринкой в глазах. – Ведь теперь в замке ты. Она, конечно, еще не совсем взрослая, но уже прекрасно понимает, чем это грозит, видит, как поменялся Граф с твоим приходом.

И тут во мне взыграло женское любопытство. Исключительно честолюбие, а не то, что мог бы подумать любой нормальный человек.

– А как поменялся Граф? – спросила я и увидела, как глаза Игоря смеются вслед за губами.

– Нет, – сказал он, смеясь и мотая головой. – Я ничего тебе не расскажу.

– Почему? – смущенно ответила я, чувствуя, как краснеют щеки.

– Потому что Граф знал, что ты будешь спрашивать. Сказал, если тебе будет что-то интересно относительно его персоны, ты придешь к нему сама.

Я смутилась и, опустив глаза в пол, решила умереть от стыда прямо здесь и сейчас. Но попозже. А сейчас просто нужно запихать подальше свое любопытство и впредь не давать ему воли. Но чувство того, что меня уели, не встречаясь лично, довольно сильно задело мое самолюбие. Поэтому однажды , когда я без задней мысли шла по одному из многочисленных коридоров и услышала низкий знакомый бархатный голос, который волной лился из – за поворота, я поспешила ретироваться, да так скоро, что едва себя не выдала. Никогда не думала, что буду бегать от кого-то в столь солидном возрасте.

В ночь, когда третий день ливня плавно переходил в четвертый, я долго не могла уснуть. Я ворочалась с боку на бок и ложилась головой то на восток, то на север, заплетала ноги в невероятные узлы в надежде, что вдруг это поможет уснуть, а уж сколько раз я пересчитывала всевозможную живность – и представить сложно. Я думала о том, что здесь, к сожалению, нет моего снотворного, и я осталась совершенно безоружной перед своей бессонницей. Вот она и грызла меня потихонечку. Устав от бесплодных попыток уснуть, я встала, закуталась в халат и вышла из комнаты.

Ночной замок спал, мирно дыша каждой комнатой, словно клеткой тела. Тишина, темная, теплая и уютная окутывала каждый уголок, принося красивые сны и спокойствие всем, кроме меня. Я неспешно шла по коридору, ловя себя на мысли о том, какое это по-детски приятное чувство – бодрствовать, когда другие спят. Есть в этом что-то жутковато-притягательное. Мне казалось, что я делаю что-то запретное, но от этого гораздо отчетливее становилось ощущение легкой кошмарности, покалывающей твое нутро. Как будто за каждым поворотом тебя поджидает монстр или приведение, и каждый раз поворачивая за угол, испытываешь чувство легкого восторга, смешанного со страхом и предвкушением от ожидания нового поворота. Интересно, есть ли кто-нибудь в замке, кто тоже не спит в три часа ночи? Мне стало любопытно, и я мысленно попросила замок привести меня к нему, если таковой найдется. И ноги пошли. Сами собой, как и обычно, они выбирали дорогу, меняя направление так, как мне бы самой в голову никогда не пришло. Я просто подчинилась заклинанию и шла дорогой, которая была мне совершенно не знакома, и которая странно петляла, то поднимаясь, то опускаясь, запутывая мой внутренний компас, сбивая с толку гироскоп, и в конечном итоге я совершенно перестала понимать, где именно я нахожусь. Как я буду возвращаться? А, не важно. Просто иногда глупое пустое любопытство до того берет верх, что ради того, чтобы узнать несусветную глупость, цена которой – ломаный грош в базарный день, ты готов горы свернуть и идти вопреки здравому смыслу по горящим углям, прямо в пасть льву. Вот и сейчас мне стало интересно, кто же еще не спит. И только когда я вышла на небольшую площадку, где огромные резные двери из белого мрамора, открытые настежь, распахивали передо мной такую знакомую, но все же немножечко иную, перекрашенную временем, но легко узнаваемую картину, я поняла, куда пришла. Огромный камин, в котором сонно догорал огонь, отбрасывая золотые тени на книжный стеллаж во всю стену, забитый книгами доверху, небольшой ковер с высоким плотным ворсом и низенький столик, сидеть за которым можно лишь на полу, панорамное окно щедро сыплет звездами в мрачную комнату, а откуда-то слева, из-за стены , выглядывает угол тяжелого письменного стола. Ничего не поменялось внутри, лишь немного изменилось снаружи, двигаясь в ногу со временем и исполняя старую песню на новый лад.