Моялера

– Просто знаю – и все. Может быть, потому, что он мог сделать это тысячу раз, но не сделал. Я знаю, он легко сожрет меня, и был момент, когда ему почти это удалось, и все же… Я здесь, перед вами. Живая и невредимая.

Я отодвинула край свитера и показала свое левое плечо, на котором красовалась жемчужная цепочка отметин тонких острых зубов.

– Ну, почти невредимая, – сказала я улыбаясь.

Ирма всплеснула руками и закрыла ими рот, Игорь испуганно смотрел на шрамы, не веря собственным глазам, а Косой внимательно посмотрев на них, спросил:

– Это оно сделало?

– Он, – четко ответила я. – Никто – он, а не оно.

Повисла тишина. Где-то в воздухе витал правильный ответ, и то самое недостающее звено было рассеяно над нами, как аромат. Нужно было лишь собрать его воедино и понять, что оно такое. Ответ был близко. После долгого молчания Косой, наконец, заговорил:

– Если ты веришь ему, если ты готова поставить свою собственную жизнь на то, что Никто может помочь нам, я тебе верю. Я тебе доверяю. Верю тебе, значит, верю твоему чудовищу, кем бы оно ни было. Действуй.

– Как? Я уже пыталась. Я пробовала, но ты же слышал Влада. Он…

– Влад – мужчина, – перебил меня Косой. – И все, что я вижу, говорит лишь о том, что Влад просто боится за тебя. Боится, что ты не вернешься к нему, боится за твою жизнь, боится навсегда остаться без тебя. Страх, гнев, отчаянье, ревность – вот что я вижу. Это – все лишь эмоции, и к решению проблемы они не имеют никакого отношения. Злость туманит его разум. Он перестал понимать, трезво оценивать ситуацию.

– Ну и что мне с этим делать?

– Господи, Лера! – а дальше прозвучали слова, которые я ожидала услышать от Ирмы, но никак не от Косого, с его хмурым лицом и непроглядной суровостью. – Ты же женщина, в конце концов! Бог ты мой, неужели ты не знаешь, как заставить мужика делать то, что ты хочешь? Честное слово, я порой поражаюсь тому, как нелепо ты себя ведешь. В большинстве случаев ты могла бы получить желаемое за сотые доли секунды, научись ты слушать свое женское начало. Но ты почему – то упорно пытаешься доказать, что длинный и тернистый путь – единственный путь по которому могут идти женщина и мужчина. А, тем не менее, есть путь гораздо короче и в миллион раз эффективнее.

– Косой, ты вообще о чем? – завизжала я, чувствуя, как лицо мое покрывается краской.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, так что перестань строить из себя дурочку. Иди и уговори мужика сделать по-твоему.

– Ты что, предлагаешь мне… – и тут я совершенно изменилась в лице, чувствуя, что вот-вот вспыхну ярким пламенем.

– Господи… – обреченно прошептал Косой и посмотрел на Ирму. – Нам всем конец.

Ирма весьма красноречиво вскинула брови, отобразив все свои эмоции на лице. Затем они оба повернулись ко мне, и теперь уже заговорила Ирма:

– Зайчик мой, Косой не говорит, что нужно отдаться мужчине, ради спасения мира. Хотя и можно было бы. Он говорит, что еще ни один мужчина не устоял против теплого слова и нежного объятья. Тем более, такой уставший. Уговорить можно и словом, просто нужно это слово знать и знать, когда его сказать. Понимаешь? – сказала Ирма, подмигнув мне.

Я ушам своим не верила и, тем не менее, я слышала то, что слышала. Тут на мою беду послышались шаги, и в гостиную вошел Влад, еще более сонный, чем был до завтрака. Он не спеша шел к нам, еще не зная, что за его спиной организовался мятеж, который был в руках не самого опытного революционера. И вот, когда Влад подошел к нам и сел на свое место, вся шайка из двух заговорщиков и одного подельника поднялась на ноги и бодро объявила о том, что и правда пора бы поесть. Влад недоуменно уставился на них, не понимая, где они были полчаса назад с этой же самой идеей.

– Я же вас звал, – возмущенно сказал он.

– Ты знаешь, родной, – сказала Ирма, поднимая все свои сто с лишним килограммов веса, – Мы и правда не понимали, как хотели есть. Мы перекусим, а ты подожди нас, ладно?

Глядя на то, что я остаюсь сидеть и, очевидно, никуда не собираюсь, Влад спросил:

– А что, Валерию вы с собой не берете?

– А она уже завтракала, – бодро соврала Ирма.

Влад посмотрел на меня, я кивнула, чувствуя, как ссохшийся желудок сжимается до размеров горошины.

– Ну ладно, – неуверенно произнес он. – Только сильно не задерживайтесь.

Вся троица усердно закивала, сопровождая свои действия полным согласием на словах, а потом вышла из гостиной.

Мы остались вдвоем. Влад принялся читать собственные записи, а я как можно незаметнее смотрела на него, гадая, о каком именно слове говорила Ирма. И тут мне открылась истина – я совершенно не понимаю, что мне нужно делать. Все это время мне не удавалось убедиться в том, что я – полный профан по части обольщения мужчин. Как-то времени не было. Но теперь правда предстала передо мной во всей красе – я смотрела на мужчину небесной красоты и гадала, как же к нему подступиться, словно он был упрямым ишаком. Я прикидывала в уме варианты, но все они отдавали такой пошлятиной, что стыдно было даже подумать о том, чтобы претворить их в жизнь. Я перекраивала сценарии, пытаясь найти хотя бы точку отсчета, не говоря уже о дальнейшем развитии событий, но все, что выдавало мое жалкое женское начало, было похоже на дешевый любовный роман в мягкой обложке. Ну почему я – не Влад? У него это получается естественно и красиво, словно он с этим умением родился и самых яслей умел обворожить даже свою собственную няньку. А мне-то что делать? Как поступать тем, кого природа обделила знанием того, что есть привлекательность и каковы ее законы? С меня сошло семь потов, пока я, исподлобья глядя на Влада, рисовала в уме картины обольщения. И чем дольше я это делала, тем отчетливее становилось чувство, что я первая человекоподобная обезьяна, которой достался учебник по квантовой механике. Ну не знаю, что мне с ним делать!

Первым не выдержал сам Влад.

– Лера, – сказал он тихо и устало. – Если ты немедленно не прекратишь пялиться на меня, я тебя отправлю на кухню ко всем остальным.

Ну все, пора!

– Влад… – сказала я так томно, как умею, отчего он, удивленно вскинув брови, поднял на меня глаза. В ожидании продолжения такой многообещающей фразы он смотрел на меня своими синими глазами, и все, что я смогла сделать – это констатировать, естественно не вслух, что ему очень идет легкая щетина. На этом – все.

Я выдохнула и ничего не сказала.

Выступление окончено. Всем – спасибо, все – свободны.

Влад, понимая, что я снова заблудилась где-то между сознанием и речью, вернулся к изучению своих записей.

Мне лишь оставалось изобретательно ругать саму себя за полное отсутствие во мне чего-то женского. Ну не Амалия я, и не Ирма и даже не Ольга, в которой женственность уже плещет через край, а ей, между прочим, всего восемнадцать. Я – это я.

И вот тут я поняла, что искать то, чего в тебе нет и изначально не предусмотрено заводом-изготовителем, смешно и нелепо, так же, как бесполезно искать третью педаль на автомобиле с автоматической коробкой. Нужно пользоваться тем, что есть в распоряжении. Какой смысл мечтать об отбойном молотке, если у тебя в руках только детская пластмассовая лопатка? Есть то, что есть, и другого не дано. А что я умею лучше всего? Правильно! Рушить и ломать. И тут уже не важно – ломать вещи или их сложившийся порядок. Главное – вывести из равновесия определенный алгоритм, большего не требуется.

– Ну что, нашел что-нибудь? – спросила я тоном, который заранее предполагает ответ.

Влад помедлил, прежде чем отвечать, но все-таки сказал:

– Найди я что-нибудь, разве бы я сидел здесь с тобой в ожидании озарения?

– Думаешь, оно придет?

Влад посмотрел на меня, пытаясь понять, к чему я веду, но решил не утруждаться, и снова уставившись в исписанные листы, пробормотал:

– Хотелось бы верить.

– А если не придет, что тогда? Вдруг ты…

– Лера, мне сейчас немного некогда. Иди, поиграй в другой комнате.

– Например, в лаборатории?

– Очень остроумно.

– Почему бы нам не достроить библиотеку?

Влад снова поднял на меня глаза:

– Наверное, потому, что сейчас не время, или потому, что мы в тупике, или из-за дамоклова меча у нас над головами, ну или потому, что нет настроения. Выбирай, что тебе больше нравится.

Я быстро подползла к нему , выхватила у него из – под носа бумаги и, снова сев на свое место, победно посмотрела на него. Влад вздохнул и устало спросил:

– Валерия, чего ты хочешь?

– Ты же знаешь, если проблема застряла, нужно отвлечься.

– Отвлечься? А кто тогда будет заниматься решением той самой проблемы? Неужто сама?

– Твой мозг уже давно нашел решение, а иначе ты бы не бродил кругами. Просто нужно дать ему передышку. Немного времени, чтобы он смог сформулировать то, что уже понял.

Владу мое предложение показалось заманчивым, но он всячески старался не показывать виду, что и сам рад выбраться отсюда куда угодно, лишь бы подальше от бесполезной кучи бумаги.

– Ну пожалуйста, – настаивала я, давая ему возможность сделать вид, что это крошечное послабление, минута слабости, которую он хочет позволить себе – моих рук дело. – Ты же понимаешь, что когда мне становится скучно, я начинаю рушить все вокруг себя. Ты обязан обезопасить всех, и себя в том числе.

Влад смотрел на меня, пристально изучая мое лицо. Он никак не мог понять, чего я на самом деле пытаюсь добиться, но прекрасно понимал, что какая-то конечная цель у меня все-таки есть. Но голова его, усталая, загруженная кучей мыслей уже перестала четко отличать полезное от бесполезного. И он сдался:

– Отвлечься, говоришь?

Я кивнула.

Он изменился в лице за мгновение. Из нахмуренного и усталого, он превратился спокойного и усталого. Жесткость и сосредоточенность ушли, оставив лишь бесконечную пустоту.

– Ты вообще спал сегодня?

– Пару часов, – кивнул он. – Но иногда мне и этого более чем достаточно. Я не хочу спать.

– Тогда будем строить библиотеку.

Он засмеялся тихо и устало:

– Нет, Валерия, на такие подвиги я сегодня не способен, – потом он задумался о чем-то, глядя на меня, а затем сказал. – Идем.

Он поднялся с пола и выжидательно посмотрел на меня, и пока я поднималась на ноги, я чувствовала, как желудок опускается вниз. Его «идем» могло означать все, что угодно, но что бы это ни было, я была вынуждена натянуть на лицо ошалелую беспечность и ринуться в бой с полной самоотверженностью. А не то Косой и Ирма съедят меня живьем.

Мы вышли из гостиной и стали петлять коридорами, поднимаясь наверх. Я мысленно приготовилась к тому, что мы идем в кабинет, но когда мы прошли мимо кабинета, минули двери лаборатории, перед нами оказался крошечный закуток – маленькое ответвление коридора, которое было совершенно незаметным, если только ты не знал, что оно там есть. Эта была узкая лестница, ведущая наверх, шириной рассчитанная на одного человека. Влад пошел первым, я – следом за ним. Лестница была винтовая и довольно крутая, так что по тому, как быстро мы поднимались вверх, можно было судить, что путь мы держим на самую вершину горы, хотя до сего момента я была уверенна, что самыми верхними комнатами были кабинет и лаборатория. Оказалось, что – нет. Но когда мы, наконец, пришли, все что я смогла сделать – это безмолвно открывать и зарывать рот, не в силах произнести ни звука.

Это была обсерватория. Маленькая, по меркам замка, да и для обсерватории небольшая, но такая удивительная, что я захлебнулась от восторга. Круглая комната была похожа на кратер вулкана, окруженная со всех сторон каменными стенами, а вместо полотка была огромная линза. А еще, несмотря на то, что на дворе было раннее утро, здесь была непроглядная ночь. Увеличенные линзой звезды, рассыпанные по ночному небу, были так близко, словно поселились на самом потолке. Я с раскрытым ртом ступила на пол и тут же отдернула ногу – пол был мягким. Абсолютно весь, от края до края, пол был устелен толстым матрасом от стены до стены, на котором в огромном количестве валялись подушки разных размеров и форм, разноцветные, словно конфетки, они устилали матрас так плотно, что почти не оставляли свободного места. Все освещение, что здесь было – звезды, которые светили, словно точечные светильники, от которых лился голубоватый, красноватый, зеленоватый свет.

– Просто невероятно, – прошептала я.

Влад разулся и ступил на мягкий пол. Он повернулся ко мне.

– Идешь?

– Спрашиваешь!

Я быстро скинула обувь и шагнула вперед. Упругий матрас податливо прогнулся под ногами, и я восторженно пискнула. Влад улыбнулся, и усталый взгляд его смягчился. Он смотрел на то, как меня распирает от восторга и вся его усталость сошла на нет, словно ее и не было. Он смеялся, глядя, как я скачу по матрасу, как ненормальная, падая на гору из подушек и поднимаюсь снова, чтобы, собрав подушечный Эверест, снова упасть на нее с диким воплем. Он с улыбкой наблюдал за тем, как я, раскрыв рот, поднимаю голову, глядя на звезды в нескольких метрах от меня. Я тянула руки вверх, надеясь зацепить одну из них, в надежде, что она упадет мне к ногам, и тогда я спрячу ее в собственный карман.

– Как здорово! – пищала я, прыгая на месте и глядя на то, как звезды прыгают вместе со мной, то увеличиваясь, то уменьшаясь в огромной линзе. – А почему здесь ночь? На улице же утро?

– Это магия, Валерия. Если допустить, чтобы на линзу попали солнечные лучи, то все здесь станет углем, не успев даже загореться. Поэтому здесь всегда ночь.

Он прошел в центр комнаты и уселся на пол.

– Иди, я покажу самое главное.

Я подбежала к нему и села рядом, прижавшись плечом к его плечу. Он спрятал белые зубы за красивыми, слегка полноватыми губами и задумчиво пробежался взглядом по моему лицу. Я смотрела на него, совершенно забыв обо всех моих коварных планах завоевания.

– Смотри, – сказал он и взмахнул рукой

Внезапно линза расцвела неизвестной мне планетарной системой наподобие нашей солнечной, только гораздо больше. Там было вдвое больше планет, а в самом центре звезда втрое больше нашего солнца, непривычного бело-голубого цвета. Он махнул рукой, и эта система сменилась другой, в которой всего две планеты вращались вокруг двойной звезды, и одна из них поглощала другую, а потом была система планет, где центром была огромная черная дыра, вращая собой время и свет. Звезды сменяли друг друга, соединяясь в галактики, сменяемые туманностями. Одна за другой они мелькали передо мной, распускаясь словно цветы, сверкая планетами, сыпля светом как искрами, завораживая каруселью света и тьмы. Как же это было красиво. Я забывала дышать, наслаждаясь тем, как прекрасна, как величественна вселенная. Я могла бы там жить.

Я могла бы там жить, если бы Никто был сейчас со мной. Если бы он мог вот так, запросто, зайти в мою комнату, взять меня за руку и забрать туда, где столько света, но всегда темно, где небесная механика остаётся равнодушной к нашим попыткам ее понять, и где нет места для всего человечества. Там могут быть только двое. Я и мое чудовище. Я смотрела на огромную линзу, которая транслировала нам виды разноцветных галактик и все больше и больше убеждалась, что только тот, кто не был там, может считать это подарком. Влад – не Никто. Он не может дать мне то, чего я хочу, но он дает то, что может. Всего лишь. Он старается, и смело отдаст мне последнее, что у него будет, но это не то. И я бы и рада сказать, что мне этого достаточно, но не могу.

И пока мы сидели плечом к плечу, мне все отчетливее чувствовалось, что его тепло – не то, что мне нужно. Мне нужнее холод и страх. Я сидела и злилась на саму себя за то, что не могу, не умею быть благодарной, что не могу радоваться тому, что есть, а ведь у меня сейчас все, чего бы только хотелось девушке в моем возрасте. И возникает совершенно логичный вопрос, который Влад задает мне все время. Что же мне еще нужно? Откуда во мне эта жадность? Почему бы не остановиться на том, что есть сейчас? Почему мне так не хочется иметь то, что само идет ко мне в руки? Почему вся моя сущность упорно игнорирует счастье вокруг меня и заставляет меня с ненавистью к самой себе желать чего-то, что – не мое и моим никогда не будет? Мысли эти вертелись в моей голове, создавая ураган, в который неминуемо засасывало все мое хорошее настроение. Сначала я просто хмурилась, пока Влад, не замечая моего состояния, восхищенно разглядывал картинки неизведанных галактик. Это – всего лишь картинки! Это совершенно не то же самое, что быть там! Можно сколько угодно сидеть на берегу океана, изучать состав воды, прибрежного песка, расписание приливов и отливов, но это ни на миллиметр не приблизит тебя к пониманию, что такое океан. Но если сделать шаг, и войти в воду… Влад хочет, чтобы я всю жизнь просидела на берегу и изучала расписание приливов и отливов, лишь бы я не промочила ноги. Он не понимает, меня, а самое обидное, что это не его вина. Я поняла, что плачу.

– Это все настоящие звезды, – говорил Влад. – Магия просто позволяет увидеть их, разглядеть до мельчайших подробностей. Представь, можно увеличить любую планету, заглянуть под атмосферу, увидеть, есть ли там жизнь. Можно увидеть самые далекие галактики, можно узнать, есть ли конец всему этому, и если он существует, увидеть его собственными глазами.

Он посмотрел на меня и замолчал. Я молча вытирала слезы, глядя на пол перед собой. Я не хотела больше видеть этого и боялась поднять голову.

– Лерка, ты чего?

Одним взмахом руки он стер изображения с линзы и обнял меня, тихо шепча мне на ухо.

– Как же тяжело совладать с тобой. Господи, как же сложно понимать тебя, ты представить себе не можешь. Я делаю что-то для тебя, а сам думаю – как ты к этому отнесешься? И каждый раз не могу угадать. Ты – как генератор случайных чисел, только вместо чисел – эмоции. Что на этот раз? Что – не так? Я думал, тебе понравится.

– П-п-прости… – захлебываясь слезами, выдавила я.

Он прижал меня крепче и, зарываясь лицом в мои волосы, шею, плечи шептал, как заклинание.

– Ну что ты хочешь? Скажи. Объясни. Я все сделаю, только скажи, что тебе нужно?

– Ты не можешь… ты не умеешь… – шептала я.

Он застыл, отпустил меня и посмотрел мне в глаза. В них стремительно таяла нежность, которая только что рассыпалась по моим плечам его горячим дыханием. Мне стало так невообразимо тоскливо, что, совершенно не отдавая отчета, повернулась к нему и обняла, цепляясь за его теплое тело, как за спасательный круг.

– Ты прости меня. Пожалуйста, прости. Я отравлена, я испорчена и поэтому все живое вокруг меня болеет и страдает. Не нарочно, но с каждым разом все больнее и больнее. Ты ведь чувствуешь это? Понимаешь, но думаешь, что это пройдет. Не пройдет, Влад, не закончится. Только хуже становится, поверь. Веришь? Слышишь? Тебе кажется, что я специально обижаю тебя, а я ведь даже не пытаюсь это делать, оно само выходит. Что-то внутри меня изменилось, перевернулось, сломалось и теперь никогда на место не встанет. Не будет как раньше, понимаешь? Ты не был там, поэтому ты не знаешь, не понимаешь, как больно смотреть на это. Ты не был, поэтому тебе кажется, что это делает тебя ближе к космосу. Я была там, и это для меня напоминание о безвозвратно утерянном. Как калека, я смотрю на это, как на жестокое напоминание о своем увечье. Смотрю и помню то чувство, что рождает в тебе гравитация, когда ее слишком много, и вакуум, который раздирает на куски твой здравый смысл. Это напоминание о том, как я бесконечно далека от всего этого и больше никогда не почувствую это на себе. Боже мой, ну как же тебе все это объяснить, показать и дать ощутить хоть сотую долю того чувства, что рождается в тебе там, вне земли?

И тут меня осенило. Я подскочила, одержимая собственной идеей:

– Я могу! – выпалила я. – Я могу дать тебе это! Дать попробовать на вкус те ощущения, те эмоции, те мысли, что рождает космос. Идем, Влад. Идем же!

Я потянула его за руку. Он подчинился мне. Поднимаясь на ноги, он наспех обулся, спустился за мной по узкой винтовой лестнице, бегом – по коридору и – к дверям лаборатории.

– Открывай, – резко выдохнула я.

Он даже слова не сказал против, но глаза его были взволнованными. Он догадывался, что я хочу сделать, но пока не мог сообразить, что из этой затеи выйдет.

Двери открылись, мы влетели внутрь.

– Показывай, как это делается, – сказала я, указывая на крошечный кристалл на столе. – Как ты извлекаешь эмоции и мысли?

– Я сам, – сказал он. – Садись.

Я уселась на высокий табурет. Меня подбрасывало от нетерпения. Мне так хотелось увидеть, как же выглядит вселенная в пробирке.

Влад сел напротив и надел плотные перчатки и взял кристалл в руку.

– Думай о своем космосе.

Я закрыла глаза , и снова, как и всегда – легко и просто, воспоминания о самом восхитительном, что было в моей жизни, заполонили мою голову, отражаясь болью в сердце. Космос раскрылся передо мной, и заполнил собою все, чем была я. Все, что я есть, стало черной бездной, без конца и края, безжизненной и живой одновременно. Я ощутила легкое прикосновение к указательному пальцу, и почувствовала, как вытекает из меня моя черная дыра, тонкой струйкой стекая по пальцу. Как величие, наслаждение и боль, превращаясь в материю, покидают меня. Стало грустно и спокойно. Не все, но крохотная часть теперь жила вне меня.

Я открыла глаза. В крохотной бутылочке, заполняя её наполовину, переливалось странная жидкость. На жидкость она была не похожа, скорее, на черный, блестящий песок, растворенный в чернилах. Это было странно, но очень красиво.

– Это оно, – сказала я Владу. – Это космос, я знаю.

Влад с сомнением вертел в руках бутылочку. Взгляд его недоверчиво метался между мной и черной жидкостью, и как всегда, когда ему приходилось принимать решение, он задумчиво потирал подбородок и губы рукой.

– Ты предлагаешь мне… – он вопросительно посмотрел на меня.

Я кивала.

– Другого варианта нет, ты же знаешь, – я заерзала на стуле. – Ты увидишь все и поймешь меня. Все, что я пытаюсь объяснить тебе, словами передать невозможно, но ощущениями… Ты увидишь все моими глазами. Узнаешь, что такое космос и поймешь, что его не надо бояться. Он не страшный.

– Мы сейчас о космосе, или о твоем Никто говорим.

– Это все слишком сильно переплетено…

– Ты хочешь сказать, что это, – и он красноречиво посмотрел на бутылёк. – И есть твой Никто.

– О нет, нет. Никто – не такой.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю – и все.

– Глупости. Как ты можешь знать, если не видела?

Я задумалась. И правда, откуда я это знаю? В том, что Никто – не такой, я была совершенно уверена, и тут у меня не было сомнений. Но откуда я это знаю?

– Давай проверим, – с вызовом сказала я Владу, на что тот, без тени сомнения ответил:

– Давай.

Он снова взялся за кристалл и сказал.

– Ну что ж, подумай…

– Уже, – перебила я его.

Он ухмыльнулся, и, покачав головой, грустно сказал.

– Знаешь, Лера, когда-нибудь мне это надоест. Я устану от тебя и твоих выкрутасов, и…

– Уйдешь.

Он поднял на меня глаза. Я смотрела на него без вызова, но и без сожаления.

– Я знаю, Влад. Не думай, что я, и правда, совершенно не отдаю себе отчета в том, что происходит. Когда-нибудь я останусь одна, и, наверное, быстрее, чем ожидаю, но ничего не могу изменить. Ты уйдешь, как ушла Сашка, как отошли в сторону бабушка и дедушка. Они не могут бросить меня, сердце им не позволяет, но могут отвернуться и, по возможности, не смотреть. Что они и сделали.

– И что, тебя это устраивает? Ты этого добиваешься?

– Нет.

– Тогда зачем ты это делаешь?

Я пожала плечами и отвернулась. Нечего мне было ответить. Я и сама не знаю – зачем.

Он вздохнул и спросил:

– Готова?

Я кивнула. Когда тонкая игла кристалла прикоснулась к пальцу, и тонкая струйка потекла в пустой бутылек, я не ожидала ничего другого и то, что открылось для меня, оказалось, давно уже не секрет. Мой мозг, механизм гораздо более сложный и умный, чем вся я вместе взятая, уже давно сложил воедино то, что я никак не могла, и уже давно узнал результат, только мне почему-то не захотел рассказать. Бутылек быстро заполнялся светом. Бело-голубым , холодным, который лился, как вода, но я знала, что если не закрыть пробку, он, испаряясь, поползет вверх, тонкими щупальцами вылезая из бутылки, превращаясь в туман. Это был свет на дне кратера, где когда-то, миллиарды лет назад, появилось огромное чудовище. А еще я поняла, что же это. Как называется то, что Влад только что плотно закрыл крышкой в крохотной бутылке.

– Это Никто?

Я кивнула. Протянула руку и взяла бутылку. В мои руки она легла приятной, прохладной тяжестью. Я повертела ее в руках и подумала, что теперь мне понятно, кто такой Никто, но пока непонятно – как. Я положила бутылёк в свой карман.

– Валерия, мы вроде уже обсуждали это? – нахмурился Влад.

– Влад, я ничего плохого с этим не сделаю, честно. Поверь мне, я – аккуратно. Вот это, – и я подтолкнула бутылек с черным песком ближе к нему. – Тебе. А это – мое. Прости, но это мое.