Этой ночью я сгораю

– Тебя вызывала Прядильщица?

Не ожидала, что для упоминания об этом ей потребуется так много времени. В ответ я кивнула.

– Чего она хотела?

– Ничего.

Конечно, такой ответ бабушка не приняла.

– Прядильщица никого не вызывает просто так.

– Я дала ей обет молчания.

Бабушка оставила свои попытки не нахмуриться и со скрежетом отодвинула стул.

– Идите спать, – произнесла она угрожающе тихо. – Все вы. Нам с тобой, Пенни, давно пора немного побеседовать. С утра ты первым делом явишься в мой кабинет.

Весь ковен встал. Мы вышли, шурша подолами черных мантий по плитам. В столовой остались лишь мать и тетя Шара, сидевшие по обе стороны от бабушки. Уже в дверях я оглянулась, хотя делать этого не стоило. Это была дурная привычка, от которой мне придется избавиться, если я отправлюсь в дозор сегодня.

Мать уронила голову на руки. У моей сильной, несокрушимой, непоколебимой матери перехватило дыхание и затряслись плечи.

Я развернулась и зашагала прочь. Спички. Мне нужно найти спички.

Кабинет бабушки находился на четвертом этаже узкой башни в самом конце крыла Тернового ковена. Спички хранились там же, в запертом ящике. Но замки не представляли для меня особой сложности. Отец научил меня взламывать их вскоре после того, как вырастил мой кристалл. Помню, как в пять лет я крепко сжала в одной руке висячий замок, а в другой – шпильку. В тот день, потерянный во времени, как лицо моего отца, ветви цветущей вишни танцевали на ветру. Руки помнили тот урок, а в волосах у меня как раз была шпилька.

Я не рискнула зажечь свет. Вместо этого я подкралась к окну и отдернула шторы, чтобы выглянуть наружу. Ночь укутала Коллиджерейт в подернутую морозцем тишину. Обычно в это время года было тепло, однако теперь стены покрыты инеем, который нарядил плиты в сверкающие призрачные одеяния. Час назад колокольный звон возвестил об отбое. Во дворах нет ни души. Оттуда доносилось лишь звяканье сапог со стальными носами: дворцовая стража патрулировала Коллиджерейт всю ночь. Я задумалась, ходил ли ночной патруль по улицам города, раз те, кто живет за стенами, в плену точно так же, как и мы.

Под окном прошагали два стражника. Серебряные нагрудники сверкали в сиянии фонаря, которое растворялось в тенях между ними.

Я не то чтобы нарушила границы, однако мне не полагалось находиться в этом месте. Но я видела, как наказывали и за меньшие провинности, так что подождала, пока патруль не ушел из поля зрения, а затем опустила штору на место и поспешила к бабушкиному столу. Отец гордился бы тем, как быстро я справилась с механизмом замка. Я взяла всего один спичечный коробок – если взять больше, скорее всего, это заметят.

Я спускалась по лестнице, как вдруг до меня донеслось шипение и высокий шепот:

– Кто идет?

Вот черт! Нельзя, чтобы меня увидели. Только не со спичками в кармане: это запрещено. Если это Золоченый, мне, как и Элле, придет конец. Паника пронзила меня до костей, но я ее подавила. Если мне удастся убедить того, кто бы это ни был, что я выполняю поручение бабушки, мне все еще может сойти с рук.

Сердце бешено колотилось, но я свернула за угол. На лестничной площадке этажом ниже, глядя прямо на меня, стояла стражница, который провожала меня к Прядильщице. Она прислонилась к двери. Одета она была в свободные черные брюки с карманами в боковых швах и облегающий черный свитер. Она забрала волосы с лица в небрежный пучок. Сейчас она не при исполнении.

Узнав меня, она сузила глаза.

– Ты!

Она всем телом перегородила мне проход на лестничную площадку и скрестила руки на груди. Однако с ее телосложением никак не закрыть все пространство. Если я правильно все рассчитала, то смогла бы пройти мимо нее. Но пока я отсиживалась на занятиях о Смерти, слушая лекции о туманных призраках и обучаясь магии, ее так же усердно натаскивали в казарме. Она набралась сил и выносливости, освоила мастерство владения мечом и легко вывела бы меня из строя. Я тоже неплохо владею мечом, но у меня его нет. Стальной взгляд предупредил, что мне мимо нее не проскользнуть.

– Тебя здесь быть не должно.

Я скрестила руки совсем как она и сделала вид, что у меня есть какое-никакое преимущество: я стояла на лестнице выше нее.

– Тебя тоже не должно здесь быть. Ты же не при исполнении.

Вдруг откуда-то снизу башни послышались шаги.

На лице стражницы промелькнула нерешительность. Секунда колебания, за которую я было подумала о том, чтобы развернуться и сбежать обратно в кабинет бабушки, спрятаться там и надеяться, что меня не найдут. Я могла бы вернуть спички и скрыть улики. Но не успела я улизнуть, как она крепко схватила меня за руку и боком втащила в ту самую дверь, на которую только что облокачивалась.

Я уловила щелчок от поворота ключа, отчего сердце забилось еще быстрее.

– Что…

Она зажала мне рот ладонью. Острие клинка кололо меня с левой стороны, между пятым и шестым ребром. Одно движение руки – и стальное лезвие пронзит мне сердце.

– Тихо, – прошептала она. Это прозвучало как приказ, но в конце она словно запнулась.

Она была напугана.

Она оттолкнула меня к стене, отпустив руку и прижав предплечье к моей груди. Я по-прежнему ощущала лезвие ее меча и не стала сопротивляться.

Я ничего не слышала, кроме ее дыхания возле моего уха и своего собственного, слегка учащенного. От нее пахло хозяйственным мылом и жасмином. Чьи-то ботинки простучали по каменной лестнице и остановились на площадке.

Я моргала в темноте. Мы слушали, как стихал звук шагов. Каждый стук стальных носов по камню был тише предыдущего. Она отпустила меня и отступила назад вместе со своим острым клинком и ароматом жасмина.

На головке спички вспыхнул огонек, которым она коснулась фитиля свечи. Между нами задрожало коптящее пламя. Оно лишь подчеркнуло тревогу в ее глазах. Оказалось, мы были в чулане. Все полки были заставлены тяжелыми банками с травами. На нижней полке стоял деревянный ящик с этикеткой, на которой почерком моей бабушки было выведено: «Спички». Я запомнила это на потом; взломать чулан было гораздо безопаснее, чем кабинет бабушки.

Тишина затянулась. Дело плохо. Просто ужасно. Причем для нас обеих. Если ее застукают в чулане с ведьмой, она будет наказана. Я ждала, пока она заговорит.

– Пенни, – произнесла она. – Тебя ведь так зовут, верно?

Я не ответила, даже не шелохнулась.

Она выпрямилась, пронзив меня взглядом. При свете свечи он казался еще темнее. Прядь черных волос выпала у нее из пучка и слегка закрутилась, словно танцевала в мерцании огонька. Когда она вновь заговорила, ее голос зазвучал по-армейски, как в нашу прошлую встречу.

– Доложи о цели своего визита.

Я по привычке опустила глаза.

– Я проверяла, закрыла ли бабушка свой кабинет.

– И как, закрыла?

Я кивнула.

– А что бы ты сделала, если бы он был не заперт?

Стражница окинула взглядом мои руки, бедра, талию, карманы, на которых не было выпуклостей от ключей, выпирающих сквозь ткань, – и в одном из которых я спрятала украденные спички.

– Сказала бы ей, чтобы она сама его заперла, – сказала я тихо, но твердо и через силу подняла взгляд.

Она знала, что я лгала. А я знала, что здесь ей не место. Если она меня отпустит, то окажется в моей власти. Я буду знать. Не так уж много, но достаточно, чтобы остановить ее. Я не знала ее имени, но узнала ее номер, звание и полк.

– Призови тьму, – прошептала она. Это был не совсем вопрос, но в то же время она будто что-то спрашивала. Я в растерянности покачала головой, и она натянуто улыбнулась.

– Нам бы пригодилась еще одна терновая ведьма.

– Кому это – вам?

Она посмотрела на меня оценивающим взглядом.

– Сопротивлению. Нас весьма заинтересовала твоя встреча с Прядильщицей.

– Ну конечно…

Смотритель пресек бы сопротивление в зачатке задолго до того, как оно набрало бы силу.

– Мне пора. Если меня застукают…

Она прервала меня с застывшей улыбкой:

– Тебя уже застукали. Вот же я.

С такой же улыбкой я ответила ей:

– И поэтому мы прячемся в чулане?

Я пошла на огромный риск. Но так у меня появился шанс на спасение. Хотя бы сейчас.

Она прищурилась, а затем открыла дверь, выглянула на лестницу и отступила, чтобы пропустить меня.

– Убирайся отсюда. И ни слова…

Но не успела она договорить, как я уже бесшумно сбежала вниз по лестнице, все ниже и ниже, пока не добралась до нижней площадки. Я проскальзывала по коридору от тени к тени, стараясь избегать света, льющегося от ламп, пока не оказалась у себя в комнате.

Я тихо закрыла дверь, и на меня накатило облегчение. Здесь я в безопасности. В этой комнате едва хватало места для кровати и приставного столика, но она была моей. Под кроватью аккуратными стопками с ровно совмещенными корешками лежали книги. Стены были сплошь покрыты картинами, которые я рисовала углем и черной тушью. Деревья и птицы, озера и ручьи – настоящее буйство обрывочных воспоминаний, лишенных красок. Я скучала по нашему миру. Мне не хватало воды и света, но больше всего мне не хватало красок.

Когда я улеглась в кровать, у меня задрожали руки. Никак не получалось унять мысли о Сопротивлении. Неужели кто-то пошел против Смотрителя? На такое и надеяться страшно. Это похоже на сказку, только куда более невероятную, чем в любой из тех книг, что я находила на втором этаже библиотеки. Надежда наполнила все мое сердце, пустила в нем корни и продолжала расти.

А что, если это правда?

Вдруг надежда во мне сдулась, словно корочку пирога прокололи ножом. В голове раскатывались слова Прядильщицы:

«Ты должна отыскать Эллу. Это вопрос жизни и смерти. Сегодня».

Я сунула руку в карман и схватила спички – мой талисман от страха, и вышла из комнаты, пока не передумала, потому что замысел этот был просто нелепым. Вниз по коридору, вниз по узкой лестнице, к деревянной двери с надписью «Flammae ac fumo».

Заперев дверь, я осмелилась зажечь свет. В этом зале, погребенном глубоко под землей, не было окон. Костер был сложен. Все было готово к тому, чтобы разжечь огонь. Увидев это, я мысленно запротестовала.

Я настолько сосредоточилась на том, что мне нужно сделать, что даже не думала о том, как я это сделаю. Глядя на почерневший от дыма шест, я поняла: принять решение – одно дело, но довести все до конца – совсем другое. Каким-то образом мне нужно было приковать себя, зажечь спичку и распевать в одиночку и при этом не кричать.

Мне нужна была помощь.

Единственным человеком, способным мне помочь, была та, ради поисков которой я нарушила правила. Это была Элла.

Я не знаю, под силу ли мне это. Я прошептала ее имя – мой оберег от сомнений.

Если сперва разжечь костер, я не смогу на него взойти. Но чиркать спичкой руками в кандалах ничуть не легче. Да и я бы не решилась приковать себя к шесту, чтобы утром бабушка нашла меня в зале, где мне не следовало быть, с контрабандой в кармане.

Сначала надо развести огонь – так будет безопаснее всего. Затем я надену на себя оковы и буду молиться, чтобы мои нервы выдержали – и что я приковала себя достаточно крепко, чтобы не сбежать. Таков был план. Не очень хороший, но ничего лучше я не придумала.

Пока я не успела себя отговорить, зажгла первую спичку. Огонь занялся, вспыхнул и потух. Второй я чиркала так, что красная головка стерлась до бумажной палочки. От разочарования загорелась третья.

Я бросила ее в солому, и голодное пламя принялось лизать сухой хворост. Поскольку этим вечером сожжения не предстояло, утром никто не занимался уборкой зала. Если все пройдет как надо, я представила, как окажусь здесь после возвращения из-за завесы. По сравнению с этим прибраться и заново заложить костер будет куда легче.

Под ребрами тугим клубком свернулся страх. Я дрожала так сильно, что мне едва удалось проложить себе путь мимо взявшегося огня и взобраться на помост. Во имя пресвятой Темной Матери! У того, кто придумал правила перехода в Смерть, явно было садистское чувство юмора. Мне удалось застегнуть первый наручник на запястье в ту же минуту, как меня покинули последние крупицы смелости. Стальные оковы туго защелкнулись. Пути назад нет. Я оставила ключ на столе у двери.

Меня охватила паника. А что, если у меня ничего не выйдет? Что, если я забуду слова?

А вдруг мне не хватит сил, чтобы в одиночку пройти за завесу между Жизнью и Смертью?

Под ногами нагревался железный помост. В воздухе сгущался дым.

Я закашлялась, но прошептала слова, которые должны были пропустить меня. Они застряли в горле как комок, который появляется перед тем, как заплакать.

Огонь лизал лодыжки, пожирая меня заживо. С каждым вздохом жар обжигал легкие.

Однако в моей крови, словно ледяная вода, текла магия. Я устремилась к Смерти, и под влиянием моих слов, в точности так, как говорилось в книгах, раздвинулась туманная завеса.

Подол платья загорелся, кожа зашипела, но я продолжала нашептывать.

И я горела.

Горела.

Горела…

Боль была всепоглощающей. Она не прекращалась.

Из легких вырвался крик, но я его проглотила.

Если я закричу, то пропаду. Так же, как Элла.

Что я натворила? Мне не пережить этого в одиночку.

Вдруг раздался рев. Я зажмурилась. И передо мной предстала она – граница между Жизнью и Смертью. С бескрайней высоты в бездонную пропасть ниспадал серый туман. Я оказалась так близко к завесе, что могла протянуть руку и прикоснуться к ней. А еще в ней был зазор, ровно такого размера, чтобы я сквозь него проскользнула.

Мне нужно всего лишь сделать шаг.

Сперва мне необходимо отделиться от собственного тела и оставить его гореть в огне. Вот только душам не по нраву покидать бренные оболочки. Тела им нравятся не меньше, чем сама жизнь. Моя душа крепко вцепилась в тело, как и я. Пальцы вцепились в постамент. Один из ногтей сломался под корень, но я этого почти не почувствовала. Я боролась с желанием открыть глаза. Если я сделаю это, зазор захлопнется, и у меня не хватит ни сил, ни времени, чтобы запеть снова.

Я вырвала душу из тела со звуком, напоминающим глухой стук и резкий треск расколотого надвое бревна. От завесы исходила прохлада. Она несла освежающее облегчение после смерти в языках пламени. Меня охватило непреодолимое желание обернуться к своему горящему телу, чтобы попрощаться с ним.

Я зажмурилась еще крепче.

Не смотри назад. Не смотри назад!

Я сделала еще один шаг.

Глава 7

Замерев на пороге между Жизнью и Смертью, я заморгала в тусклом свете загробного мира. Внутри меня, как и снаружи, воцарилась тишина. Ребра вздымались, но воздух не наполнял легкие. Сердце за диафрагмой стало тяжкой ношей. Оно лежало мертвым грузом, освобожденным от прямых обязанностей. Меня тревожило и то, что привычных ударов пульса не было слышно.

Я осмотрела свою руку. Ногтевые ложа выглядели нежно-розовыми, но едва заметный шрам на ладони – напоминание о поражении на тренировке с Милой – разгладился и исчез. Даже кожа очистилась от прошлого.

Я думала, что знаю чего ожидать от Смерти. Но сколько бы книг я ни прочла, к реальности все равно оказалась не готова. В книгах Смерть описывали безмолвной. Однако меня окутала такая гробовая тишина, что у нее даже был свой собственный странный звук – легкий, пронзительный гул пустоты. В некоторых главах ландшафт подробно описывали как бесплодную пустыню с серым песком и прохладным неподвижным воздухом. Но у этого серого цвета было множество приглушенных оттенков радуги. Спокойствие двигалось без малейшего ветерка. В воздухе витали ароматы сосновой хвои, мха и только что прошедшего дождя. Это были воспоминания о следовавших мимо душах.

Это были пустоши эха и несбывшихся мечтаний. Они существовали вне времени, не ветшая и не изменяясь. Тишина липла к коже желанной лаской небытия. Она означала, что те, кто сегодня пересек завесу, приняли свою кончину.

Недавно почившие души следовали мимо меня. Вот прошаркала рука об руку пожилая пара: по мере ходьбы их шаги становились все увереннее. Молодая женщина с белокурыми волосами укачивала крохотное дитя. Вслед за ними скакала маленькая девочка, окутанная шелковистым туманом. Она сверкнула мне улыбкой. Глубокие впадины под острыми скулами позволили мне предположить, что голод сожрал ее заживо.

Я следила за тем, как они направляются прямо к Пределу, мерцающему вдалеке. Белое сияние превращало серые дюны в серебристые волны. Я наблюдала за тем, как они исчезали, и решила проверить свою связь с Жизнью. Призрак моего кристалла висел на шее на серебряной цепочке. Линия жизни вела к нему, и я с облегчением выдохнула. Я привязана: другой конец прикреплен к моему кристаллу в Жизни.

До сих пор мне удалось безошибочно пройти четыре этапа: я сгорела без крика, открыла завесу, отделила собственную душу от тела без посторонней помощи и удержала свою линию жизни, не оборвав ее. Это хорошее начало.

Но это только начало.

Завеса сверкала вдаль в обе стороны – безмолвный водопад, сотканный из тумана. Каждая нить была текучей и переменчивой. Если бы я ушла в дозволенный дозор по Смерти, я бы свернула налево и держала бы завесу закрытой, осматривая ее на предмет повреждений, пока в Жизни не наступил бы рассвет. Возможно, мне бы пришлось иметь дело с потерянной или сопротивляющейся душой и отправить их все за Предел, куда им и дорога. Ведь не все души спокойно идут по направлению к истинной смерти. Некоторые из них нужно подтолкнуть, чтобы они не поддавались искушению и не оглядывались назад.

Если же они оглядывались, то превращались в туманных призраков, и задачей Тернового ковена было изгнать их. Сегодня мне совсем не хотелось выяснять, чем это на деле отличается от описанного в книгах.

Представила себе черную униформу вроде той, которую военные носили не при исполнении. Одна магическая вспышка – и вместо платья на мне уже камуфляж. Приятно наконец-то воспользоваться чарами. Я зарылась пальцами ног в прохладный и влажный песок, совсем как на берегу реки в нашей деревне на рассвете. Затем опустилась на корточки и торопливо нарисовала кончиком пальца изогнутый кинжал. Удерживая в сознании его образ, я снова прибегла к магии, и настоящее, осязаемое оружие легло мне прямо в руку.

Одетая и вооруженная должным образом, я сосредоточилась на недостающей частице себя – Элле. Ее линия жизни тянулась вдаль от завесы. Она была почти невидимой и слабой, как взмах крыльев бражника в пустой комнате. Я последовала за ней, хотя оставлять завесу за спиной было крайне безрассудно. Я шла медленно и осторожно. Если наши линии жизни перепутаются, мы обе погибнем.

Линия жизни Эллы трепетала. Ее вибрации эхом разносились в тишине камер моего сердца. И тогда я пустилась бежать. Шаги отдавались по сырому песку, волосы развевались по ветру. Мне бы стоило их заплести, чтобы убрать с лица. При этой мысли волосы заплелись в тяжелую косу, которая спускалась по спине. Я улыбнулась. Несмотря на ту боль, что мне пришлось пережить, оказаться здесь, на свободе, стало в своем роде утешением.

В этом нет ничего удивительного. Во всех книгах о дозорах по Смерти, которые я прочитала, говорилось, что терновым ведьмам смерть необходима точно так же, как угольным ведьмам необходимо пламя. Без нее мы пропадем. Впервые за многие годы я почувствовала, что оказалась на своем месте.

Линия жизни Эллы вела меня вперед, все дальше и дальше по нескончаемому морю серого песка. Я остановилась, чтобы сориентироваться – осторожно, не оглядываясь через плечо – и осмотреть Предел, оценивая медленное течение душ. Все они выглядели слабыми и тонкими, ни одна из них не казалась плотной или старой.

Вдруг на песчаные дюны легла тень – какое-то пятно возникло посреди пустоты. Я заморгала и протерла глаза. Это мираж? Игры моего разума? Стая призрачной нежити мчится к завесе? А может, ко мне? Но я ни в чем не нарушила правила. Я не оглядывалась назад, не выказывала ни сомнения, ни страха…

Сердце в груди задрожало, словно забыв, что здесь в нем нет нужды. Я сжала кинжал покрепче. Мне стоило бы создать оружие побольше, поострее и пострашнее. Я вышла из себя в нарастающем приливе чувств.

Я осторожно двигалась к темному участку. Он не отступал, но и не приближался. Он не сдвинулся с места, но определенно был реален. С каждым моим шагом он приобретал все более четкие очертания. Он становился все явственнее, камень за камнем, пока примерно в ста метрах от меня не выросла черная крепость.

Я снова остановилась, сопротивляясь желанию присесть на корточки и уменьшиться, и смотрела на то, чего здесь не должно быть. Черные стены вздымались вверх из самой пустыни. За ними сверкала зелень, а над ней возвышались блестящие красные вершины, увенчанные рваными черными флагами. Здание в Смерти. Деревья за стенами. Я сильно ущипнула себя за руку, едва сдержав писк. Что бы это ни было, оно реально – и совсем не то, что создала бы я при помощи воображения и чар.

В стенах нет ни ворот, ни входа, ни дверного проема. Внутрь не попасть. Но линия жизни Эллы вела прямо туда. Она насквозь пронизывала сплошной черный камень. Голова шла кругом от того, насколько все это невероятно: стены, которых быть не должно, запертая за ними Элла и дверь, которой нет. Дерзость зеленой дымки листьев по ту сторону стены – дерзость жизни в Смерти.

Вдруг по стенам разнесся крик, взбаламутив песок у моих ног. Линия жизни Эллы извивалась и дрожала.

– Элла! – выкрикнула я ее имя и тут же зажала рот рукой.

Моя привязь к Жизни натянулась в знак предупреждения. Там приближался рассвет – а значит, мое время в Смерти истекло.

Мне хотелось броситься к Элле. Я хотела стучать по стенам, пока меня не пропустят внутрь, и греметь зачарованными камнями, посаженными в песок. Если бы я могла нарисовать нужную вещь, воплотить ее в жизнь, у меня получилось бы создать свой собственный дверной проем. Но мне нужно было действовать осторожно, а не очертя голову. Мне следовало быть умнее, а не вспыльчивее. Я понятия не имею, что там, и если бы я туда попала, это могло бы еще больше навредить Элле. И у меня нет времени. Только не сейчас. Скрепя сердце я отвернулась.

Я бросилась к завесе, но меня настиг очередной крик.

«Не оглядывайся», – прошептала я себе, когда крики Эллы стихли. Пусть мне этого и хотелось.

Когда я приблизилась, туман взревел, но я пробормотала слова, которые позволили мне пройти обратно. На этот раз завеса ощущалась на коже не прохладной, как шелк, а липкой, как патока из кастрюли на плите. Струйки тьмы и света цеплялись за пальцы, впивались мне в горло, обхватили запястья и талию.

Я сделала что-то не так. Наверняка так и есть. От паники у меня свело мышцы. Пульс остановился, и испуг пронзил меня насквозь, как ледяная вода.

Смерть не хочет меня отпускать. Домой, мне пора возвращаться домой… Я держала в уме это слово и шаг за шагом пробиралась обратно к жизни. Моя линия жизни вибрировала от напряжения. Боль пронзила грудь. Недолго думая, я схватила линию жизни, чтобы уменьшить давление. На мгновение ока она возникла в поле зрения. Она была черной и сверкала. Я изумленно моргнула, и она исчезла.

Я пробралась сквозь туман и упала в темноту. Вернулась к жизни, но бросила Эллу.

Глава 8

Я совсем забыла. Возвращаясь обратно к жизни, нам положено представить себе свою кровать, но из-за паники это вылетело у меня из головы. Когда я проснулась от того, что пыль щекотала нос, сквозь дрему послышался шепот матери с мягким упреком:

«Не паникуй, а не то пропадешь, Пенни».

Я запаниковала и почти пропала. А может, так оно и было? Я оказалась не в своей кровати, а на твердых половицах. Это не моя комната.

Здесь царит кромешная тьма, а воздух застаивался десятилетиями. Однако в нем таятся знакомые запахи кожи, бумаги и пчелиного воска.

Книги.

Я попала в библиотеку.

Это плохо, но могло быть хуже.

Тени слева от меня рассекла зеленая искорка. Другая сверкнула справа. Раздался тихий шелест, словно кто-то перевернул страницу. Должно быть, у меня разыгралось воображение. Попыталась встать, как вдруг что-то дернуло меня за подол. Я вздрогнула и задела стопку книг. Они упали на пол и рассыпались с таким грохотом, что у меня сердце в груди замерло. Тени рассыпались по полу к стеллажам, и тьма немного рассеялась.

Моя линия жизни натянулась, а значит, близится рассвет. Мне нужно проникнуть в кабинет мисс Элсвезер, где хранятся запасные ключи, и вернуться в Терновое крыло, чтобы меня не застукали.

Изумрудные искорки сверкали в темноте, а не в моем воображении – в этом я была почти уверена. Они мерцали, освещая нарисованную на стене восьмерку и отполированные до блеска перила. Я стояла в самом низу лестницы, ведущей на девятый этаж. Неужели я думала о девятом этаже, пересекая границу? Почему я здесь оказалась?