Девушка за границей

Эль Кеннеди

Девушка за границей

Эту книгу я посвящаю всем лондонцам.

Всякий раз, приезжая в ваш волшебный город,

я будто возвращаюсь домой

© 2023. GIRL ABROAD by Elle Kennedy

© Анна Иевлева, перевод на русский язык

© RAJEL.ART, иллюстрации

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Август

1

Он повсюду следует за мной. Я-то думала, что отделалась от него, выбравшись из окна спальни и вернувшись в прачечную через площадку перед бассейном, но не тут-то было: пусть папу я и не вижу, но его бестелесный голос продолжает вещать – на сей раз о том, как совсем недавно прямо возле станции лондонского метро кого-то пырнули ножом. У нас на столе стоит колонка «Эхо», и папин голос разносится как раз из нее. Сам он находится где-то в глубине дома и оттуда зачитывает мне криминальную статистику британской столицы.

Вот только я не слушаю. Отрешившись от всего, что он говорит, я вынимаю из сушилки одежду и тащу обратно в свою комнату, где почти весь пол занимает внушительных размеров крепость из чемоданов и коробок. У меня было несколько недель, чтобы собрать вещи. Тем не менее каким-то образом я умудрилась отложить дела, занимающие больше всего времени, на самый последний момент. Примерно через час мне ехать в аэропорт.

– Возросло число преступлений с применением холодного оружия, превысив отметку в шесть тысяч…

Папа снова заводит свою шарманку, и я выключаю колонку у себя в комнате. Как только выберусь из Штатов, попрошу кого-нибудь отрубить ему интернет, а не то он себя до сердечного приступа доведет.

У меня вибрирует телефон, и я уже ожидаю увидеть на экране надпись «Папа», но это моя лучшая подруга Элиза, так что я включаю громкую связь и швыряю мобильник на кровать.

– Прости, что не смогла приехать, – произносит она вместо приветствия. – Мы уже должны были вернуться, но маме ведь надо было разругаться с парковщиком! Придралась к вмятине на бампере, хотя я уверена, что она сама же ее оставила, когда в очередной раз врезалась в пикап нашего ландшафтного дизайнера, так что мы все еще…

– Все нормально. Правда. Ничего страшного.

Я начинаю складывать рубашки и легинсы, поспешно распихивая их по несессерам. Сборы приобретают лихорадочный характер, потому что, если верить стрелке часов, толком все сложить я точно не успею. В итоге я в отчаянии пытаюсь засунуть сорок фунтов мятой одежды в чемодан, который, кажется, вот-вот лопнет. Еще несколько дней назад я представляла свой отъезд тщательно организованным, но от этого замечательного образа не осталось и следа.

– Но ты же меня бросаешь! – притворно хнычет она в неизменно ироничной, будто неохотно-заинтересованной манере. Элиза считает, что если утром она проснулась, а конец света еще не настал, то день прошел даром, а я принадлежу к скромному числу людей, которых она в этом несчастном мире не слишком презирает. Просто очаровательно. – Я целый год не увижу тебя. Я буду скучать.

Я в ответ фыркаю.

– Ты там не перенапряглась, пока рожала это признание?

– Было больно, – согласно вздыхает она. Элиза никогда ни в ком не нуждалась и никогда ни по кому не скучала, это факт.

– Я ценю твои усилия.

Так или иначе, я знаю, что мой отъезд ей не безразличен.

Честно говоря, я завидую ее умению во всем полагаться на себя. Тому, насколько ей комфортно наедине с собой, ее безразличию к тревогам, сомнениям и страхам. Ее можно без предупреждения высадить в любой точке земного шара, и она будет вполне довольна сложившейся ситуацией, если, конечно, сумеет найти, где выпить чашечку приличного кофе.

Телефон пиликает – мне кто-то звонит. Я обещаю Элизе набрать ее, как только сяду в самолет, и отвечаю на звонок, не глядя на экран. Честно говоря, я ожидаю, что позвонят мои будущие соседи. Учитывая разницу во времени и расстояние между Нэшвиллом и Лондоном, скорее всего, нам уже не удастся поговорить – разве что когда я заявлюсь на порог своей новой квартиры.[1]

– Алло?

– В Лондоне женщины в возрасте от шестнадцати до двадцати девяти в восемь раз чаще становятся жертвами…

– Папа, серьезно? Ты поговорил с доктором Ву о своей разбушевавшейся паранойе и сепарационной тревожности?[2]

– Доченька, послушай. Лондон – опасный город для молодой женщины. Я там шесть месяцев провел, ты же знаешь.

Да. Все знают. Он там жил, пока писал, а потом и записывал свой третий альбом, причем не где-нибудь, а на Эбби-Роуд в честь которой «Битлз» назвали свой одиннадцатый студийный альбом и в честь которой тридцать два года после них назвали меня.

– Ты ведь понимаешь, – начинаю я, с трудом застегивая очередной чемодан, – что в глазах остального мира Соединенные Штаты считаются жестокой и варварской страной, где обществом правит преступность, да?

– Ты же не в кино в деловом центре Нэшвилла собираешься, – парирует он, полностью игнорируя мои слова. – Лондон – большой многонациональный город. Там можно сесть в кеб и исчезнуть с лица земли.

– Твоя дочь на семестр едет учиться за границу, а ты устраиваешь марафон «Заложницы». Доктор Ву вряд ли скажет, что это здоровый защитный механизм.[3]

– Ну Эбби.

– Ну папа.

– Тебе девятнадцать. В Великобритании в этом возрасте уже можно алкоголь употреблять. Что ж поделать, если я не в восторге от мысли о том, что моя крошка отправляется на другой континент жить с незнакомыми мне людьми и ходить по клубам, где ее будут спаивать засранцы-англичане?

– Не то что американские засранцы.

– Ну Эбби.

Теперь я окончательно уверилась в том, что папа слетел с катушек. Он никогда не ругается в моем присутствии. За ужином со мной он медленно потягивает вино из бокала и вообще почти не пьет. Папа перестал гастролировать, когда мне было одиннадцать, и с тех пор идет на любые крайности, чтобы как-то нейтрализовать образ рок-звезды Ганнера Блая и вылепить из себя идеального отца. Я до сих пор считаю, что больше всего его шокировали фотографии в таблоидах, на которых он выносит меня, еще совсем кроху, из автобуса, в котором группа гастролировала в то время. В зубах у него сигарета, в одной из рук бутылка виски, в другой – я. Он тогда хорошенько перепугался. Распереживался, что я, когда вырасту, пополню ряды прожженных отпрысков знаменитостей, дегенератов, которые то в реалити-шоу снимаются, то лечатся в клинике от очередной зависимости, то орут как резаные в программе «Взгляд». И при всем этом боялся, что с ним я буду общаться только через сплетни на страницах желтой прессы.[4]

Иными словами, я люблю папу, но он нервничает так, что превращается в психа, и его гиперопека начинает действовать на нервы.

– Пап, уверена, ты бы предпочел, чтобы я окончила колледж, сидя взаперти у себя в спальне, но я могу о себе позаботиться. Пора перерезать пуповину. Я уже большая девочка.

– Ты не понимаешь. Я знаю, как легко пара бокальчиков превращается в пару бутылок… или чего-нибудь еще более проблематичного…

Ой, да ради всего святого…

– Так, мы можем вернуться к этому чуть позже? А то у меня тут такие дебри, ты не представляешь.

Я вешаю трубку, не дожидаясь ответа. Если пойти у него на поводу, он совсем себя накрутит.

Заявку на программу обучения на втором курсе в лондонском университете Пембридж я подала по инициативе преподавателя истории Европы и была в тот момент в умопомрачении после просмотра «Острых козырьков», «Короны» и «Острова любви». Хотя оценки за первый курс у меня были превосходные, а преподаватели с радостью написали рекомендации, я ни на мгновение не верила, что меня и правда примут. А потом получила сообщение по электронной почте, и вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Внезапно пришлось поведать моему сверхзаботливому отцу, что я собираюсь уезжать не только из родного дома, но и из страны.[5]

Великий день уже настал, но справляется папа так себе.

– Может, у них есть программа обучения онлайн.

Я чуть не подпрыгиваю. Стоило зарыться в шкаф в поисках одежды, а папа уже стоит посреди комнаты.

– Господи, папа! Для человека своего возраста ты пугающе скрытный.

– Так что скажешь? – напирает он. – Учиться по интернету будет гораздо удобнее.

– Удобнее для тебя. И забудь об этом. Все будет как запланировано. С минуты на минуту приедет машина. Я уже отправила соседкам по квартире оплату за первый месяц аренды.

А в ответ, к слову, не услышала ни слова. Я хватаю телефон, а там пара непрочитанных сообщений с очень длинного номера. К такому надо привыкнуть.

Ли: Здорово, малышка. Жду не дождусь нашей встречи. Мы уже подготовили твою комнату, а заодно несколько подарочков к новоселью – Джеки и Джейми думают, тебе понравится. На почте указания, как добраться до квартиры. Не верь тому, что говорит гугл, там сплошная фигня. Завтра увидимся. Или сегодня? Мы уже сбились со счета:)

– И почему же я ни разу не поговорил с этими соседками? – спрашивает папа, и от беспокойства морщинки на его лице становятся еще глубже. – Мы же ничего о них не знаем. Вдруг ты приедешь, и окажется, что на самом деле твоя квартира – склад рядом с портом, и какие-нибудь мужики только и ждут, как бы надеть тебе на голову мешок.

– Уф, как ты меня утомил.

Я быстро набираю ответ Ли и убираю телефон в карман.

– Я нашла их на том же сайте, где Гвен. Она тоже искала, с кем жить, когда поехала на семестр за границу, – напоминаю я. – Все пользователи там проверенные, а этих даже университет порекомендовал. Всё путем.

Мне все никак не разобраться с часовыми поясами, так что нам пока не удалось ни поговорить по телефону, ни созвониться по видео, поэтому официального знакомства до сих пор не было. Только писали друг другу на электронную почту и в мессенджерах, причем обычно в тот момент, когда собеседник спит. Впрочем, наше с Ли цифровое общение за последние пару недель меня вдохновило. Пока она кажется милой. Старшекурсница, а значит, повзрослее меня будет. И с ней живут еще две девочки.

– Мне было бы спокойнее, если бы я мог с ними поговорить, – ворчит папа. – А еще лучше с их родителями.

– С родителями? Смеешься? Я же не к подруге с ночевкой поехала. Они взрослые люди.

Папа щурится, поджимает губы.

– Меня это совершенно не утешает.

– И я советую тебе проработать это с доктором Ву.

Я усмехаюсь через плечо, и папе мое выражение лица явно не по душе.

Он садится на край кровати, запускает пятерню в лохматую шевелюру, почесывает щетину. В такие моменты я почему-то всегда спохватываюсь, до чего странно быть дочерью Ганнера Блая. Отчасти именно поэтому я не хотела, чтобы будущие соседки знали, кто мой отец; решила подождать, пока не заселюсь. Иначе ситуация может… усложниться.

Всю жизнь меня окружали люди, которые притворялись моими друзьями, лишь бы подобраться к отцу поближе. Никогда не знала, кому доверять. Отношения постоянно оказывались пустышкой, а от разочарований из раза в раз менее больно не становилось. Папа перебрался из Лос-Анджелеса на ферму на окраине Нэшвилла, лишь бы убраться подальше от искателей славы и подхалимов, осесть и жить тихо. И ему удалось. По большей части. Иногда в наше окружение по-прежнему просачивается групи-другая. Какая-нибудь фанатка или артист, ищущий трамплин для собственной карьеры. Иногда – просто предприимчивый человек, жаждущий продать фотографии и посплетничать с репортером «TMZ».[6][7]

Я рано узнала, что надо остерегаться подводных камней и гадюк, – они повсюду. Поэтому и соцсетями не пользуюсь. Стараюсь не усугублять отцовский невроз. Вот только хотелось бы, чтобы он дал мне немного личного пространства – хотя бы на развитие собственных неврозов.

– Доченька, послушай, – вздыхает он. – Я знаю, что тяну тебя ко дну со всем этим, но и ты помни, что раньше я ничего подобного не делал. Ты же мой ребенок. Любому отцу страшно отпустить свое чадо на волю, навстречу собственной жизни. Я как раз в твоем возрасте был, когда подписал контракт на звукозапись, и каждую ночь проводил в новом городе. И постоянно влипал в неприятности.

– Я слышала, – сухо замечаю я.

Он улыбается и опускает голову.

– Поэтому ты знаешь, что мне прекрасно известно, в какой темный лес может угодить девушка, приехавшая одна в большой город.

– Ага. Как я понимаю, именно так я появилась на свет.

Он, насупившись, откашливается.

– Вроде того.

Ни для кого не секрет, что Нэнси была групи и повсюду следовала за папой, пока не оказалась наконец в его гостиничном номере. Вместе они были недолго, а остальное – история рок-н-ролла. Фанатки ужасно непостоянны.

Правда в том, что я – результат юношеской неосторожности. Судьба дочери Ганнера Блая не лишена недостатков, и один из них заключается в том, что ты постоянно слышишь рассказы о его многочисленных проделках и похождениях, в то время как собственных у тебя нет. Всю жизнь он сдувает с меня пылинки и оберегает от всего мира; я живу за плотной печатью его вины и сожалений. Папа, конечно, хочет как лучше, и я ценю это, но ведь я уже в колледже. Хотелось бы испытать хотя бы капельку разнузданного дебоширства, свойственного девушкам моего возраста.

– Я просто пытаюсь объяснить, что беспокоюсь о тебе, вот и все, – он встает и берет меня за руку. – В моей жизни все и всегда были неправильными. Кроме тебя.

– Думаю, «Биллборд» и целая стена «Грэмми» с тобой не согласятся.

– Все это не имеет никакого значения в сравнении с тобой, ясно?

Глаза у него на мокром месте, и у меня в горле встает ком. Если что и может довести меня до слез, так это отцовская эмоциональность. В этом плане мы с ним оба слабаки.

– Я люблю тебя, – говорю я. – И со мной все будет в порядке. То, что ты согласился отпустить меня, много для меня значит, понимаешь? Для меня это важно.

– Просто пообещай, что будешь принимать взвешенные решения. И помни, что после полуночи ничего хорошего не происходит.

– Обещаю. – Я обнимаю его и целую в щеку.

– Ты ведь знаешь, что всегда можешь вернуться домой, да? – он не размыкает объятий, а я не спешу отстраниться, потому что знаю, что ему это нужно. – В любой момент. Днем или ночью. Только слово скажи, и в аэропорту тебя будет ждать билет. Я все устрою.

– Знаю.

– И если попадешь в неприятности. Неважно в какие. Если окажешься там, где не хочешь оставаться, или попадешь за решетку…

– Папа…

– Что бы ни случилось, позвони мне, и я тебя выручу. Без вопросов. И даже не заговорим об этом. Обещаю.

Я вытираю подступившие к глазам слезы о его рубашку.

– Ладно.

У меня пиликает телефон – водитель уже подъехал и пишет, что ждет меня у дома.

Я нервно выдыхаю.

– Пора ехать.

Точно. Со мной и правда все это происходит.

До этого момента я думала лишь о том, что за океаном меня ждет свобода и приключения. А тут вдруг меня окатывает страх и неуверенность. Что, если я возненавижу своих новых соседок? Что, если они возненавидят меня? Что, если в Британии ужасная еда? Что, если в новом колледже все окажутся намного умнее меня?

Внутри все сжимается, и меня настигает острое желание нырнуть под кровать и спрятаться.

Папа, будто заметив, как поднимается тревога, тут же переключается в родительский режим, и вот уже не я его успокаиваю, а он меня.

– Не переживай, – говорит он, закинув на плечо мой рюкзак и схватив один из чемоданов на колесиках. – У них от тебя дыхание перехватит.

Совместными усилиями мы загружаем мои вещи в лимузин, который отвезет меня в аэропорт. Остальное пришлют прямо в квартиру. Под аккомпанемент моего прерывистого дыхания папа обнимает в последний раз и сует мне в карман пачку наличных.

– На крайний случай, – говорит он. – Я люблю тебя.

Почти всю мою жизнь ферма казалась уютной тюрьмой, призванной заставить меня забыть, что вообще-то я прикована к ней. Теперь я наконец могу вырваться на свободу, вот только еще ни разу не задавалась вопросом, что буду делать, когда освобожусь. Меня ждет огромный пугающий мир, где очень легко получить по зубам.

И я просто в восторге.

—–

Самолет приземляется в Лондоне после полуночи по местному времени. Огни взлетно-посадочной полосы в иллюминаторе размываются от капель дождя, а голос по громкой связи советует перевести часы вперед.

После почти десятичасового перелета мне ужасно хочется выбраться из самолета. Мочевой пузырь в ужасе, ноги опухли. Почти в бреду я переминаюсь с ноги на ногу, стоя в проходе, мне тревожно и беспокойно, я сжимаю в руке ручку сумки – а мы ведь еще даже из самолета не вышли. Наконец люк открывается, и я поспешно несусь к терминалу, а затем – к ближайшей уборной.

Меня встречает водитель на черном легковом автомобиле, и к тому моменту, когда он заканчивает загружать сумки в багажник, стрелка на часах переваливает за час ночи. Я показываю ему указания, присланные Ли, но он в ответ уверяет, что и сам прекрасно найдет Ноттинг-Хилл.

Мой организм до сих пор уверен, что еще и восьми вечера нет, так что я приклеиваюсь к окну заднего сиденья и смотрю, как мимо пролетает сияющий в ночных огнях Лондон.

Из-за отцовской гиперопеки, его привычки подозревать убийства на каждом углу я почти не путешествовала, так что вид из окна меня просто поражает: когда видишь все эти места в кино, а потом оказывается, что они и в жизни выглядят точно так же – архитектура, достопримечательности, красные телефонные будки. Почти сюрреалистичное ощущение. Я пожираю глазами город, всякий раз, когда навстречу несется машина, у меня перехватывает дух… а потом я вспоминаю, что мы на другой стороне дороги. У них же движение совсем иначе устроено! Водитель поглядывает на меня в зеркало заднего вида и посмеивается.

Справедливо, сэр. Справедливо.

Если я не хочу, чтобы меня и дальше преследовал стереотипный образ ошеломленной американской провинциалки, надо срочно ему поддаться – а потом избавиться от него раз и навсегда. Так что я неприкрыто глазею на двухэтажные автобусы и задаю водителю дурацкие вопросы, лишь бы услышать его акцент. Вот только движение в столь поздний час небольшое, и поездка заканчивается, по-моему, слишком быстро – мы останавливаемся на колоритной жилой улочке, вдоль которой выстроились кирпичные дома пастельных цветов.

Автомобиль медленно останавливается у бледно-желтого оштукатуренного двухэтажного дома эдвардианской эпохи. Это таунхаус на две квартиры, у каждой свое крыльцо с колоннами, а чугунная оградка до пояса отгораживает крошечный садик с клумбами и плавно перетекает в поручни крыльца, тянущиеся вдоль ступеней. На двери слева висит заветная табличка «42», и я так нервничаю, что покалывает стопы.

На крыльце горит свет – меня ждут.

– Пойду посмотрю, бодрствует ли кто-нибудь, – говорю я, вроде как водителю, но на самом деле скорее самой себе, и распахиваю дверь машины.

На окнах – белые занавески, и за ними мерцает свет. Стало быть, меня ждут, хотя теперь я задаюсь вопросом, не стоило ли полететь поздним рейсом, чтобы застать всех обитателей в какое-нибудь более разумное время. Я заставила весь дом не спать допоздна – не лучшее первое впечатление.

Ну, посмотрим, как дело пойдет.

Затаив дыхание, я стучу в дверь. Десятки раз я представляла, насколько ужасно все может произойти. Мы можем с первого взгляда возненавидеть друг друга. Насколько я поняла, все мои соседки на год, а то и на два старше меня. Что, если через неделю или около того их терпение к бестолковой американке иссякнет?

Я успеваю прилично накрутить себя к тому моменту, когда замечаю движение внутри. Занавеска вздымается, и дверь со скрипом открывается.

К моему вящему удивлению, на пороге стоит стройный темнокожий парень в свободной майке и длинных шелковых шароварах.

– Так и знал, что ты окажешься рыжей, – говорит он и улыбается, дружелюбно и ясно.

– Э-э-э… а Ли дома?

– Частично. Правда я уже на две трети опустошил бутылку мерло, так что ничего не обещаю.

Это что – ответ? Я по-прежнему в замешательстве.

– Я Эбби. – Кусаю губы. – Я сюда переезжаю.

– Разумеется, душечка, – он кивает водителю поверх моей головы.

– Простите, что никому не дала поспать. Надо было учесть разницу во времени, когда заказывала билет.

– Ерунда. С остальными парнями познакомишься завтра. Их сегодня и дома-то нет.

Я глупо моргаю.

– С парнями?

– С Джеком и Джейми. – Он распахивает дверь и тянет меня внутрь. – Лучше их не дожидаться. Часа в четыре завалятся домой, ты услышишь. Не суди их строго, а все выводы прибереги до утра, когда они покончат с тостами.

Он оставляет дверь открытой для водителя, который уже открыл багажник и выгружает на обочину мои сумки.

Замешательство постепенно уступает место тревожной ясности.

– Ты – Ли?

– С самого детства. – Он забирает у меня рюкзак и закидывает себе на плечо, принимает лихую позу вроде тех, в каких стоят модели на страницах каталогов. – Знаю, в жизни я еще блистательней.

Квартира светлая и просторная. Большое облегчение, учитывая жуткую погоду. У подножия лестницы – маленькое фойе, из него узкий коридор ведет в гостиную с одной стороны и в кухню – с другой. Повсюду мешанина дорогой на вид, но совершенно не сочетающейся между собой современной мебели, как будто кто-то взял журнал, посвященный дизайну интерьеров, собрал все, что было на страницах, перемешал и разбросал по дому.

– Но ведь Ли – девушка! – горячо восклицаю я.

Он только бровь изгибает.

– У меня безупречные скулы, но не позволь им себя одурачить.

– Нет, в том смысле, что я должна была заселиться в дом к нескольким девушкам. Я ошиблась адресом?

– Если ты – Эбби Блай, то нет. – Он осматривает меня со смесью скепсиса и беспокойства. Как будто я какая-то истеричка в супермаркете, безумная женщина, застрявшая посреди отдела с хлопьями, потому что ей не сладить с тележкой. – Я Ли Кларк. Добро пожаловать в Лондон.

2

Отец меня убьет.

Забудьте о преступном мире Лондона. Часов через десять у меня на пороге появится убийца из Теннесси, готовый оперативно задушить меня за такую тупую ошибку. Ну, на самом деле, за вполне невинную ошибку. Но от скоропостижной смерти меня семантика не спасет.

Я все еще глазею на Ли.

– Остальные жильцы – тоже парни? – бормочу я себе под нос, заметив кроссовки в углу и куртки на крючках за дверью.

– Боюсь, что так, душечка. – Он жалостливо надувает губы. – Но пусть их запах тебя не пугает. В остальном они довольно милые.

Я пытаюсь вспомнить все его письма, все сообщения в поисках подсказок. Когда я заполняла анкету на сайте по поиску соседей, я точно поставила галочку напротив строчки «женщина». Я просто предположила…

– Погоди-ка, а зачем вы попросили поселить к вам девушку?

На извращенца Ли не похож, но как раз о таких ситуациях в красках рассказывал папа, поддавшись паранойе. Он ведь предупреждал.

– На сайте-то? А нам все равно было. Так что я указал любой пол.

Отлично. Я чувствую себя так, будто их андрогинные имена нанесли мне личное оскорбление, а такого еще не случалось.

Вот и все. Весь план полетит насмарку. Папа не просто придет в ярость от того, что мне предстоит жить с тремя парнями, он еще и использует этот случай как доказательство того, что я не способна о себе позаботиться. Передо мной стояла такая простая задача, а я умудрилась облажаться.

– Ты в порядке? – хмурится Ли.

Я потираю висок, чувствуя, как подступает головная боль.

– До чего неловко.

– От этого у меня есть лекарство.

С этими словами он исчезает в кухне, а возвращается уже с бокалом вина и вручает его мне.

– Давай. Чтобы не нервничать.

Я поспешно отпиваю. Не знаю, поможет ли это, но, когда водитель ставит в коридоре первые сумки, я уже готова принять тот факт, что происходящее – не галлюцинация, вызванная сменой часового пояса, а я не сижу в самолете, мучаясь лихорадочным кошмаром, вызванным шампанским и той странной едой, которую подают на борту.

Вот черт.

– Все нормально, – вру я, потому что как-то грубо признавать, что я полноценно психанула через десять минут после того, как переступила порог. – Просто устала. Долгий перелет. Да и в любом случае всякое случается, верно?

– Счастливые случайности. – Он пожимает плечами. – Я предпочитаю относить себя к категории людей, которые верят, что просто так ничего не бывает. В том смысле, что на самом деле я не такой, но мне нравится считать, будто такой, – Ли улыбается своим мыслям и делает вид, будто откидывает несуществующие длинные волосы. – Кто знает, Эбби Блай, может, это начало прекрасной дружбы.

Разумеется – если через сутки меня волоком не затащат в самолет, летящий в Штаты. Ли вроде отличный парень, но я не представляю, каким образом мне удастся здесь задержаться и стать не просто героиней анекдота.