скачать книгу бесплатно
Такая безрадостная картина в середине октября. В Москве.
Первый этап эвакуации – детский дом. Без мамы
Так же безрадостно, тревожно было на душе москвичей, которые двумя плотными потоками двигались по дороге на Горький и Куйбышев.
Валил мокрый снег. Весь транспорт, не реквизированный для военных нужд, был забит людьми с чемоданами, рюкзаками, мешками. Конечно, взяли самое ценное. Люди уходили в никуда.
Огромная толпа народа и на Казанском вокзале. Ночь. Снег с дождем. Темнота, ибо светомаскировка. 16 и 17 октября на вокзале шло отправление более ста поездов. В них эвакуировалось до 150 тысяч москвичей.
Среди этого шума, криков, плача, неразберихи, темноты нужно было не потеряться мальчику 7 лет, то есть мне, который вместе с другими детьми, всего 20-30 человек, садился в ночной поезд.
Мальчик этот – я, был растерян, так как первый раз за всю свою жизнь, достаточно комфортную, попал в огромную толпу, без мамы, без бабушки, без няни, без теток, меня опекающих. Я был, как, впрочем, и другие мальчики, в полной прострации. И даже то, что говорила мама, понимал плохо. Запомнил только два наставления. Первое – все время держаться рядом с воспитательницей, и второе, пожалуй, самое главное – мама скоро приедет. Но когда – неизвестно.
А потом среди шипенья паровоза, каких-то гудков, свистков, крика и рева нас всех быстро посадили в вагоны, и поезд тут же тронулся. Почти все дети были так напуганы, что и не плакали. Многим очень хотелось в туалет. А как это сделать, никто не знал. Наконец меня в туалет вывели. Но когда я взглянул в дырку, покрытую нечистотами, то не только ничего не сделал. Я больше старался к туалету не подходить. Как и все другие дети.
Но худо-бедно мы двигались к Омску, району нашей дислокации. Нас вроде бы ждали. Но как?
Вначале – несколько документов. Затем – жизнь.
* * *
Немного документов той поры, которые поясняют условия нашего мальчишеского быта. Докладные агентуры НКВД по поводу подготовки детских домов к приему детей, эвакуированных из мест военных действий, а также решение ЦК ВКП(б) от 22/VIII 1941 года.
Москва…января 1942 года. Совершенно секретно.
ГКО, Москва. №…
В соответствии с решением ЦК ВКП(б) от 22/VIII 1941 года
О состоянии детских домов в свете предстоящей эвакуации и размещения детей в ряде районов была проведена соответствующая проверка.
Установлено, что в ряде районов, например, Омской области для эвакуированных детей не созданы нормальные бытовые условия, не обеспечено медицинское обслуживание.
Отмечено:
– детдома и детсады размещены в неприспособленных для зимы помещениях, не обеспечены топливом (это в районах лесных массивов), не обеспеченны койками, бельем, одеждой, обувью.
Дети не снабжены продуктами питания. Например, райпотребсоюз из выделенных 1,6 тонн круп выдал детским домам только 90 кг. Некоторые райпотребсоюзы не отпускают детдомам никаких продуктов.
ГКО постанавливает:
1. Обязать горкомы, райкомы ВКП(б), горрайисполкомы обеспечить эвакуированных детей всем необходимым для проживания в местах эвакуации, включая одежду, топливо, медицинское обслуживание.
2. Отдать под суд руководство органов народного образования, здравоохранения и особенно – торгующих организаций.
3. Направить на фронт членов партии, виновных в вопиющей расхлябанности по подготовке к приему эвакуированных детей.
Довести данное постановление ГКО до всех обкомов ВКП(б), в областях которых проходит размещение детей, эвакуированных в связи с военными действиями.
Председатель ГКО, председатель Совета народных комиссаров И. Сталин.
Секретари райкомов информацию получали исправно. Приводим несколько докладных от НКВД.
«Источник „Осетров“ информирует.
Воспитанников в проверяемом детдоме 157 человек. Помещение, где дети живут, сырое и холодное. Стены промерзли и покрыты снегом. С потолка течет. Дети плохо одеты, нет пилоинструментов.
Питание крайне скудное. Завтрак, обед и ужин – одно блюдо, картофельный суп. Хлеб по 400 г с перебоями. Известно, что Сельпо часть продуктов для детдома распределяют между собой. Нет прачечной, сушилки, в помещении для проживания холодно, сыро, грязно. Спят по два человека на койке.
У детей нет ботинок, зимних пальто, нет галош.
Дети грязные, постельное белье черное.
Подпись Осетров»
Вторая докладная.
«Источник „Белка“ информирует, что в детском доме нет столовой посуды. Имеется только 8 тарелок на 76 человек. Отсутствует столовая и кухонная посуда. Теплой одежды и обуви не имеется. Нет ни варежек, ни головных уборов. На 84 человека только двадцать пять шапок.
К сему Белка».
Докладные исполкома читать не имеет смысла. В них было написано, что детские дома всем обеспечены.
– Вот уж по кому штрафбат плачет.
Через два дня секретарь обкома с помощником, заврайоно и врачом отправились по детским домам. Что и говорить, картина была удручающая.
Однако за это безобразие в конечном итоге никто ответственности не понес. Только мы по-прежнему мерзли зимой, голодали круглый год и потихоньку превращались в виртуозных воришек. Но все-таки двое рядовых членов ВКП(б) выговор получили.
* * *
А мы, «вакуированные», заехали в детский дом близ деревни Лисий Нос. В нем уже жили ребята. Нас – ждали.
Будни детского дома близ деревни Лисий Нос, или Эвакуация без мамы
Наш многострадальный обоз медленно приближался, вернее, тащился по узкой снежной дороге. Между прекрасных золотых сосен, на что нам было совершенно наплевать. Потому что у нас мерзло все: уши, нос, вся голова, руки, ноги, коленки. Да что перечислять, все мерзло. Маленькие уже не плакали. Их хоть хорошо, в сани посадили да тулупами и сеном накрыли. Мы шли за санями, а последний ехал на санках дядька, который подбирал упавших.
Слава Богу, приехали. Многих уже в дом вносили на руках. Да и поморозились. У меня до сих пор два пятна на щеке. Как на мороз выйдешь, они начинают краснеть, кожа немеет и все лицо как бы пощипывает.
Нас ждали. В окнах головы, и на крыльце стояли ребята, но в пальтишках и шапках-ушанках. Слышался шепот: «Приехали, приехали. Вакуированные. Москвичи. Эй, глядь, паря, вон один какой черный. Цыган, видать». Это она про Изю. Кто-то захихикал. На них рявкнули воспитатели. В общем, дружелюбия мы не ощутили.
Поэтому я тихонько ребятам сказал: если будут бить, надо всем держаться вместе. А меня выпускайте вперед, у меня – ложка. О ней расскажу.
Это папа меня научил. Мол, солдат оружие из всего должен уметь делать. Вот ложка. Берешь и оттачивает да хоть камнем черпак. А рукоятку обматываешь платком. Вот и все. Оружие, да опасное, готово. Да, черпак утончается и уже такой ложкой хлебать суп, например, нужно очень осторожно, в момент весь рот изрежешь. Но в драке она, отточенная, ох хороша.
А пока нас повели в столовую. Грязную, стылую, с темными окнами. На столах стояли тарелки оловянные с жидкостью. Думали – суп, оказался – чай. Немного сладковатый. А в тарелках, потому что нету кружек.
Воспитатель звал нас «мальчики, пацаны, ребята». Я все ждал, когда крикнет: «Эй, враги народа», или «троцкисты», или еще как. Но нет, просто – ребята, и все. Он же нам объяснил, что сегодня ужина не будет и хлеба не будет. Не подвезли. Зато завтра – будет все.
Да как бы! И завтрака не было, кроме горячего чая.
Нам же есть очень хотелось. Я в коридоре слышал, кто-то сказал «ну просто катастрофа. Хоть вешайся». В общем, Нансен говорил, к холоду невозможно привыкнуть. А я добавлю – и к голоду.
Первую ночь мы спали в комнате, но кровати стояли в центре. Так как со стен текло. Наледь на стенах подтаивала и всю ночь капала. Топилась буржуйка, которую мы освоили еще в вагонах-теплушках.
К нашему удивлению, хотя мы так устали, что и удивляться особо не были способны, так вот, на кроватях были только – доски. Ни матрасов, ни подушек, ни одеял не было. Нам предложили спать по двое, а малышам – по трое. И как ни смешно или грустно – это было правильное решение. Потому что вдвоем теплее. Я лег с Изей, накрылись курточками и сразу провалились. Мне правда снилось весна. Потому что всю ночь со стен капала вода. Капель.
Утром нас подняли, отвели в туалет на улице, и директор нашего дома, худой, в очках, с изможденным лицом дяденька, рассказал нам порядок жизни. Он был простой, как в тюрьме. Не разрешалось: ругаться матом, обижать маленьких, драться, воровать, курить.
Нужно: учиться (как сказал Ленин), помогать слабым, вести хозяйство детдома, потому что это теперь и ваш дом. Ваша семья.
– Хочу спросить, пан директор (я не пан, я товарищ директор), – вылез, как всегда, Изя. – Придут ли до нас письма? Потому что моя семья есть еще на земле отцов – в Польше.
– Конечно, почта работает. Не быстро, сейчас заносы большие, но письма доходят. А что до твоей семьи, то я советую привыкать – теперь твоя семья – этот дом.
Я тоже не утерпел.
– А как с едой, товарищ директор. И нам холодно спать. Ни подушек, ни одеял. И очень хочется есть.
Тут директор вздохнул и сказал:
– Я уже поднял на ноги весь район и все деревни. Все будет. Нужно чуть-чуть потерпеть, ребятки. А сейчас мы распределим вас по классам. Но ваш отряд, эвакуационный, мы не расформировываем. Вы уже сдружились, будьте вместе. Только выберите старосту группы.
Выбрали меня. Я тронную речь не произносил, но сказал, не читая еще «Трех мушкетеров», что мы должны жить по принципу: все за одного, один за всех. Кто-то не понял, но главное – нас повели завтракать.
Дали кашу перловую и чай сладкий. Хлеба не было. Да и каши только на две-три ложки. Надо было что-то делать.
А что делать, известно – воровать. Обязательно, если хочешь хоть как-то жить. Правда, Изя мне сказал, что проше панам, но он воровать не может. Мы это поняли. Будешь хранить продукты да деньги. Ни того, ни другого не предвиделось. Но зато Изя был при деле и с гордостью мне показывал свой польский рюкзачок, чудом сохранившийся и, к сожалению, совершенно пустой.
А в нашем отряде сложилась группа ребят 10–13 лет, которая и руководила жизнью. И неплохо. Мы еще не хлебнули хулиганства. Хотя уже многое знали. И, главное, уже умели употреблять соответствующую лексику.
* * *
Теперь нужно было знакомиться с местными жителями нашего детдома. Это произошло быстро. В нашу палату вошли ребята, уже живущие здесь. Судя по их физиономиям, у них одеяла, подушки, матрасы, а также шапки зимние, валенки и польта – были. В отличие от нас.
Но знакомство не состоялась. Вбежал директор и с криком: «Мальчики, идите помогать. Привезли, привезли, ох, есть, есть Господь, есть!» – И директор, член партии с большим стажем, два раза перекрестился.
Помогать вышли немногие, у кого было что надеть на ноги.
А на самом деле благодать. Привезли матрасы, подушки, одеяла, десять пар валенок разноразмерных и пять зимних шапок.
Уф-ф-ф, хотя бы в туалет на улку можно выскочить. Мы и девочкам помогли. Им передали из Омска платки теплые, носки вязаные и другую зимнюю благодать.
Но главное! Главное! Жители села, близ которого наш дом в виде барака располагается, передали нам картошку вареную да лука, морковки немного. И вареные яйца. Хлеба у них не было.
Нас отвели в столовую и устроили роскошный обед. Нашлись даже ложки. Вилок и ножей не было вовсе.
Вот как мало нужно нам, детям. Картоха, да горячий кипяток с хвоей (название – чай), да матрасик и, главное, одеяло. А с ним мы по-прежнему вдвоем. Это же очень хорошо. Два одеяла, да еще одним матрасом можно накрыться. Забегая, отмечу, что на ужин мы не ходили. Тем более что состоял он из чая в тарелках и – все. Мы просто накрылись с головами и улетели. Или в сновидения, или в фантазии, или в воспоминание – это уж кто как. И совершенно наплевали – к нам опять заходили гости из местных. Знакомиться. Ничего, подождут. Нам же здесь жить.
Спали мы с Изей, и нам было тепло.
* * *
Все-таки знакомство состоялось. Утром опять к нам в комнату ввалились ребята, кто уже давно проживал в детдоме.
– Ну шо, пацаны, давайте знакомиться. Мы вот здесь уже давно, а вы даже и не зашли поздороваться. Меня, кстати, Прохором кличут.
– Меня – Маркел, – ответил я. – Но, конечно, не могли зайти. Ты же видел – ни еды, ни обувки, ни спанья. Здесь – не до знакомств.
– Лады. Теперь давайте устроим вам прописку сначала. А дальше посмотрим, кто из вас кем будет у нас в дому.
А тут мне шепчет папа: не иди ни на какие предложения. Биться, но не идти на поводу противника. Я и говорю:
– Никакой прописки не будет. У нас уже есть одна – московская – другой нам не надо.
– А мы и не спрашиваем – надо – не надо. Давай, десяти с тебя хватит по первости. – И достает ремень кожаный. Теперь понятно, что за прописка такая, и вдруг вижу, сбоку кто-то его палкой бьет по голове. Прохор от неожиданности повернулся, ты, мол, что, шкет делаешь. А этот шкет, Изя, отвечает:
– Это наша московская прописка.
Тут уже я к Прохору подскочил и – никто и не понял чем – располосовал рубаху на груди, свитер и пояс брюк. Все-таки мое орудие очень острое. Точил почти каждый день.
Да в довершение все наши набросились на пришельцев.
В общем, вышибли их из палаты, а тут – воспитатели. Двое. Их и наш. Суд да дело. Конечно, Прохор ни на что не жалуется. «Западло»[6 - Западло – запрещенное по правилам уголовников действие. В частности – жалоба.]. Да и понять невозможно, чем это Прохор так порвал брюки. И рубаху. Оказалось, «об гвоздь».
Так вот закончилась наша «прописка». Другие вещи нас волновали гораздо больше. Это голод. И еще раз голод. И холод. Но если спишь вдвоем, да накрывшись матрасом и двумя одеялами, и не раздеваясь – жить можно. Мы и старались – жить. Но, как говорится, не украдешь – не проживешь. Воровать – надо.
* * *
Вот мы с утра до вечера и бродили по проулкам села либо вокруг сельского магазина, который работал два раза в неделю.
Зимой, в 1941–1942 годах, было совсем худо. Когда мы видели воспитателей, начинался вой и плач. Выли мы – старшие, плакали – младшие. Уже не просили еды. Супа или каши. Только хлеба. Воспитатели, к нашему удивлению, плакали вместе с нами. Конечно, мы исследовали все амбары в деревне. Но пробраться в амбар не так-то просто. С одной стороны – собака. С другой – все сделано добротно, по-сибирски. Но во дворах села часто везло. Видя нас, хозяйки кричат:
– Эй, пацанчики, дрова не сложите?
Да конечно. Да немедленно. И получалась даже поленница. А мы, конечно, – вареную картошку. Соль на столе. И порезанное, немного, сало.
– Да берите, берите, мы знаем, ваш дом голодует. Да и у нас не очень-то, мы жа советские колпозники, – и тетеньки недобро усмехались.
А мы сало несли и кусочки отдавали маленьким.
Конечно, летом и осенью была полная благодать. И крапива, грибы, ягоды, орехи. А рыба! Севрюга хватала крючки на раз. А у кустов уже костерок. Севрюжку в лопух и в угли. Нет, такой вкусноты ни один царь не ел.
Да к осени 1942 года стало у нас налаживаться хозяйство. Появились три овцы. Давали молоко. Корова. Правда, старенькая, но тоже воспитатели что-то от нее получали. Сделали загон и запустили кур. И петуха, конечно. Даже лошадь сельсовет дал. С телегой.
Все мы, вакуированные, в один голос просились работать по сельскому хозяйству. И быстро все схватывали.
А летом 1942 года колхоз предложил нам поработать на посадке картошки. Да потом – осенью – уборка.
