скачать книгу бесплатно
– Что тут смешного-то, я не понимаю? – возмутилась Ася.
– Чушь какую-то ты говоришь. Вот послушала бы сама себя со стороны и сама бы рассмеялась.
– Да ну тебя, – вполголоса проговорила Ася и положила трубку.
Она была уверена, что Софья позвонит ей снова, но она почему-то больше не звонила.
Ася подошла к окну, отодвинула гардину в сторону и выглянула во двор. Вороны нигде не было. Ну и слава Богу. Может, улетела куда-нибудь далеко, далеко и больше уже не появится. Надоела уже эта ворона подозрительная с тяжелым клювом и хитрыми глазками – бусинками. Привязалась, как банный лист. Проходу не дает.
Ася уже хотела с легким сердцем отойти от окна, чтобы направиться в кухню, но в последний момент подняла глаза чуть выше створок форточки…
Вот тебе на! Ворона сидит на ветке напротив окна и смотрит на Асю. Ася даже вздрогнула от неожиданности. Для чего она прилетела? Чего ей надо? Почему она тут сидит?
Ася провела рукой по боку халата, нашла в кармане очки, надела на переносицу и стала разглядывать странную ворону через стекло. Ворона прошла по тонкой ветке ближе к стеклу и стала разглядывать Асю. Ася приблизила свой большой нос к окну. Ворона с той стороны вытянула свой клюв к сносу Аси. Ася от удивления чуть не сказала: «Здрасте». Ворона тоже деликатно промолчала. Ася поморщилась и пожевала губами…
Так они смотрели друг на друга минуты три, пока Ася не почувствовала странный холодок у себя на затылке. Для чего это она на ворону смотрит? Птица как птица, только дурная. Птица как птица, только в годах. Седая какая-то. Странная. Лучше на неё не смотреть.
– Кыш, – хриплым голосом прикрикнула Ася, чтобы прекратить это нелепое занятие.
Ворона наклонила голову на бок.
– Кыш, говорю.
Ворона слегка подалась назад и отрицательно покачала головой. Дала понять, что не улетит.
– Ну, надо же, какая дрянь! – вырвалось у Аси.
Ворона строго и осуждающе посмотрела на Асю. Как бы говоря: ругаться нехорошо.
В конце концов, Асе надоело перекоряться с вороной. Она ушла на кухню и придумала сварить себе уху из консервов. Раньше, когда рыба в консервных банках была свежая, такая уха из ставриды Асе очень нравилась. Подкупало и то, что рыбу из банок жевать было не нужно, костей в ней не чувствовалось. А сейчас рыба в консервных банках иногда попадалась с душком. Видимо времена изменились, изменилось и качество продуктов. Хотя цена, кажется, осталась прежней. Примерно такой же осталась цена. Ася перевела рубли в копейки. Да, цена такая же.
Стоя возле кастрюли с ухой, Ася порой мысленно возвращалась к вороне. Ну, надо же, какая дура эта ворона серая. Мало того, что она в сквере Асю преследует, так она ещё на ветку уселась возле окна. Разглядывает Асино жилище. У самой постоянного жилья нет, так она к Асиному приглядывается.
И тут Асю осенило. А что если это не ворона вовсе? Вернее ворона, но в ней живет душа Асиной бабушки Сары. «Бабушка Сара любила комиссара. Комиссарова жена её отполысала», – стало вертеться в голове. Так дедушка когда-то говорил, кажется.
Птичий крик и бабушкино имя каким-то образом гармонировали между собой фонетически. Роднились некой ассоциацией. Сочетались. Вполне возможно что-то из этого вытекает в перспективе переселения душ. Бабушка в старости тоже была такая же неразговорчивая и странноватая, как эта ворона. Одевалась во всё черное, говорила грубым голосом. И нос у неё был большой. Иногда ни с того ни с сего бабушка брала маленькую Асю за плечи, останавливала и медленно приближала к ней свое бледное улыбающееся лицо, сплошь покрытое крупными морщинами. Рассматривала.
Всю жизнь бабушка была близорукой, а к старости совсем ослепла, но малолетнюю Асю очень любила. Просыпалась перед обедом и сразу спрашивала: «Где моя малышка? Где мое золотце»? Это потому что Ася до трех лет была ангелом. Белокурая, кучерявая, с большими синими глазами…
Вполне возможно бабушка захотела снова на Асю посмотреть. Смотрит и не узнает. Потому что Ася сильно изменилась за последние годы. Потому что Ася сама стала как бабушка.
Ася из кухни вернулась к окну. Посмотрела в широкую раму на улицу. Ворона неподвижно сидела там, где была. В профиль ворона действительно чем-то походила на бабушку Сару. Только Софье Михайловне об этом говорить нельзя, а то она решит, что Ася совсем сошла с ума. Софья Михайловна женщина серьёзная и в переселение душ не верит.
– Сара, – тихонько позвала Ася.
Ворона медленно повернула к ней голову. Точно так же как бабушка раньше голову поворачивала. Потом ворона стала продвигаться по ветке ближе к окну.
Чудеса какие-то!
И тут ворона произнесла это страшное слово:
– Кар-р-р-р!
Так громко произнесла, так неожиданно, что Ася не удержалась на ногах и плюхнулась на пол с открытым ртом. Хорошо ещё, что ничего не сломала. Хорошо ещё, что рядом кресло стояло. Хорошо ещё, что Ася успела ухватиться за него правой рукой. Это смягчило удар.
Нет, бабушка так не поступила бы. Сказать ей прямо в лицо такую гадость. Это грубое немецкое слово. Нет, это исключено. Бабушка Сара Асю любила. Скорее всего, это, правда, настоящая грубая и невоспитанная ворона – обыкновенная городская птица.
Колокола поют
Софья Михайловна написала два десятка стихотворений и решила издать небольшую книгу для себя и друзей. А что?! Некоторые старухи, знакомые Софьи Михайловны по университету, уже по две книги успели издать со стихами и прозой, со стилистическими ошибками и историческими неточностями, с претензией на значительность и без всяких претензий. Пишут и пишут, строчат и строчат. Бегают по редакциям, с детей деньги требуют на издание своих трудов. А она что, хуже? У неё что, таланта нет, или дочь у неё мало в Америке получает?
Ей тоже хочется на старости лет чем-нибудь блеснуть. Чем-нибудь удивить своих знакомых. Перед той же Асей себя показать, произвести на неё впечатление.
В юности Софья Михайловна с легкостью написала кандидатскую диссертацию на тему женской эмансипации в романах Ивана Тургенева. Потом эту диссертацию напечатали отдельной брошюрой с иллюстрациями. Только это было уже давно и забылось. Сейчас эту брошюру нигде не найдешь, да и читать её стыдно, если честно сказать. Потому что в ней больше цитат Ивана Тургенева, чем оригинальных мыслей молодого автора.
В новой книге Софья Михайловна хотела показать себя с неизвестной ранее стороны, с другого, так сказать, боку. В этой книге она хотела стать совершенно свободной от привычных рамок и предпочтений. Чтобы всё там было на контрасте, на грани между высоким и низким. Добром и злом. На изломе.
В новую книгу Софьи Михайловны должны были войти стихи тюремной направленности, сатирическая проза, разрушающая залежи официальной лжи и экзистенциальное эссе, раскрывающее метаморфозы современной жизни.
Открывало новую книгу стихотворение под названием «Детство». Там были такие слова.
Всполохи жизни,
судеб узоры.
Зимний мороз,
остужающий взоры.
Прелести мира,
который обещан.
Право любви
вместе с правом затрещин.
Детство узорное
в линиях рамы.
Серые здания,
мертвые храмы.
Лики неясные
в красном углу…
Кажется,
я никогда не умру.
Когда Софья Михайловна ещё только приступила к созданию книги, она позвала к себе Асю и зачитала ей несколько отрывков из своей новой рукописи. Ася внимательно выслушала её и сказала, что она никогда бы не написала ничего подобного. Польщенная Софья Михайловна, снисходительно спросила:
– Почему?
– Мне такая чушь никогда в голову не пришла бы, – чистосердечно призналась Ася.
– Чушь! – возмутилась Софья Михайловна. – Всё, что я тебе прочитала – чушь?!
– Ну конечно, чушь. Всполохи жизни, судеб узоры. Это надо же придумать такое. Х-м-м! У меня, например, никаких сполохов в жизни не бывает, и узоры только на морозном окне вижу я.
– И о чем же тогда писать, по-твоему? – с раздражением спросила Софья.
– Про войну. Или про ворону, – нашлась Ася.
– Про какую ещё ворону?
– О которой прошлый раз рассказывала я. Серая такая ворона. Всё лезет ко мне, проходу не дает. В глаза заглядывает.
– Про ту, которая в годах? – переспросила Софья с усмешкой.
– Да… Или можешь про меня написать… роман. Тебе всю жизнь перескажу я. Ты только записывай. А то у тебя в этой книге будет сплошная фантазия… Так нельзя. В книге надо правду писать.
Софья Михайловна посмотрела на Асю презрительно и сказала:
– Ничего я в своей рукописи менять не буду.
– Почему? – заинтересовалась Ася.
– Как написала, так и буду издавать. Это принципиально. Так все настоящие писатели поступают. Борются за каждое слово.
– Почему это? – снова повторила Ася.
– А ты представь себе, если бы Анна Каренина не бросилась под поезд. А взяла бы и поехала с Вронским в Париж или Воронеж. Что тогда?
– Ну и что? За неё только порадовалась бы я, – призналась Ася.
– Но это было бы уже другое произведение. Как ты не понимаешь. В нем бы не было драмы. Оно лишилось бы того катарсиса, который приближает Толстого к Шекспиру, – поднимая вверх указательный палец, завершила свою мысль Софья Михайловна.
– А какое мне дело до Шекспира, – равнодушно отозвалась Ася. – И до этого, как его, катарсиса твоего… Она Серёжу оставила одного и маленькую Аню – тоже. Детей не пожалела, дура старая.
– А разве у неё ещё дочь была? – удивилась Софья Михайловна.
– Да, была дочь. Роды были тяжелыми. Ты разве не помнишь? Анна при родах чуть не умерла, наговорила всем лишнего, всех простила, перед всеми покаялась, но дочь свою после этого не любила…
Софья ещё хотела что-то спросить, но вовремя опомнилась. Ей было неприятно ощущать себя в роли ученицы. Она картинно нахмурилась и замолчала, потом отошла к окну. Снова посмотрела на Асю удивленными глазами и направилась на кухню наполнить чайник водой.
На кухне она глубоко задумалась. Как же так, она не помнит детали великих романов, а эта недотепа Ася легко вспоминает о них. И это та Ася, которая иногда двух слов связать не может, чтобы не исковеркать предложение. Которая местоимение вечно ставит в конце предложения, а глагол вначале.
Софья Михайловна как-то некстати припомнила, что даже стихи свои она иногда стала забывать. Ночью приходят на ум некоторые строки, а всё остальное стихотворение растворяется во тьме. Где-то сидит, но наружу не выглядывает. Прячется. Только иногда вдруг всплывет ни с того ни с сего и снова бесследно исчезнет. Как будто память у неё с дверью. Открылась дверь – она вспомнила. Захлопнулась – снова не помнит ничего. И лезет в голову эта странная фраза: «Атрибуты десятого аспекта». Какие атрибуты? Какого аспекта? Не понятно. Софье порой хочется говорить красиво и красочно, а в голове вертятся разные атрибуты, ассоциации, парадоксальности, интерпретации и прочие никчемные слова, которые сами по себе ничего не выражают.
– Софья! – хриплым голосом из зала позвала Ася.
– Чего? – еле слышно ответила профессорша.
– Софья, – снова повторила Ася. – Я, кажется, придумала, о чем можно целый роман написать.
– О чем? – громко спросила Софья, ожидая, что подруга снова начнет нести какую-нибудь ерунду.
– Напиши о том, как плохо молодой душе в старом теле.
– Чего, чего? – не поняла Софья.
– О противоречии напиши… У тебя ведь душа молодая?
– Не совсем старая, кажется.
– Вот! Об этом и напиши.
Софья вернулась в зал и новыми глазами посмотрела на Асю. Откуда у неё такие мысли? Она всегда считала, что Ася человек недалекий, что она никогда всерьёз ни о чем таком не задумывается. Оказывается, она была неправа. Оказывается, всё не так. И память у неё хорошая, и мысли интересные появляются иногда, и в глазах загадка.
– Вот я иногда смотрю сама на себя в зеркало, и не узнаю, – с горечью призналась Ася. – Мне всегда кажется, что я должна выглядеть лучше. Что ещё не такая старая я… Но нет, время идет человек меняется, а душа его остается прежней. Не хочется стареть ей. От этого, наверное, и умирать страшно мне.
– А я умирать ещё не собираюсь, – отреагировала Софья.
– Я тоже. Но…
– Что?
– Вот здесь и зарыто противоречие, – закончила свою мысль Ася.
– Я не буду об этом писать, – неуверенно отказалась Софья. – Не буду.
– Почему?
– Страшно, – призналась Софья Михайловна. – Даже думать об этом не хочется, а тут надо рассуждать, описывать детали, умерщвлять главного героя. Нет, я похороны и прощания не люблю.
– Зато можно взглянуть на жизнь под своим углом. Об этом ведь никто ещё не написал, думаю я.
– Я думаю, – походя, поправила Асю профессорша.
– Думаю я, – повторила Ася. – Я даже название придумала для этого романа.
– Какое?
– Колокола поют, – с распевом проговорила Ася.
– Колокола поют? – повторила Софья.
– Да. Колокола поют. Они зовут на небо, а грешной душе хочется на земле задержаться. Не всякий их слышит. Ангелы спускаются на землю под пенье их… Колакола поют… Слышишь?
– О чем это ты? – не поняла Софья Михайловна, сдвигая брови.
Ася сложила руки на груди, смиренно подняла взгляд к небу и повторила:
– Колокола поют. Кто хочет услышать, тот услышит… Душа просит чего-то высокого, как утренняя заря. Чистая душа смотрит в небо, как в зеркало, а там колокола поют. Ласточки летают. И даль просвечивает насквозь.
На щеке у Аси появилась крупная слеза.
