Принцип «Земля»

– Там нигде Ярика не встречала?

– Я так и знала! – всплеснула Лизон. – Он еще, кажется, здесь, у Семеныча, наверное.

– Его ищут с работы, не могут дозвониться, мобильник не доступен.

– А он жаловался сегодня, что он сдох у него. Там что-то срочное?

– А я знаю? Наверное, раз уже мне позвонили.

– Ну, давай, я поднимусь к Семенычу, передам ему. Ты сама-то как? Че Глеб там?

– Лиз, ну, ты лучше пойди, найди Ярика побыстрее. Потом поговорим, – попросила Ноннка.

– Так я и иду. Я пока еще могу одновременно идти и разговаривать, – почти возмутилась Лизон.

– Да, да! Я верю. Только раньше ты это не считала достижением! – снисходительно заметила Ноннка.

– Ну, ладно тебе. Я и сейчас не считаю! Рассказывай, чем занимаешься в сезон авитаминоза?

– Чем?! Шейпингом, конечно, занимаюсь, готовлюсь к пляжному сезону.

– Да ты че?! Ходишь куда?! Давай, поподробнее.

– Да прям!

– Кассету что ли купила, типа теле-тренер?

– Смеешься что ли?! Глеба таскаю через лужи! А он уже далеко не грудничок!

– А я уж хотела тебе предложить, составить мне компанию в походе за купальником.

– Так я только «за»! Мне тоже не помешает. А ты как? Летом собираешься?

Как обычно, перепрыгивая с темы на тему, дамы понимали друг дуга с полуслова.

– Конечно! В этом году будет что-то новенькое, состав обещает немного освежиться. А ты в курсе, Семеныч, оказывается, хотел соскочить в этом году? – поделилась новостью Лиза.

– Да ну! На новый год с нами зажигал, даже признаков не подавал.

– Я помню. На двадцать лет минимум вперед планы строил.

– Точно. Говорил, что до пенсии точно будет ездить, а до пенсии ему лет двадцать, наверное, и есть.

– Да, наверное, поменьше… – начала срочно прикидывать и переприкидывать неизвестное Лизон.

– Ну, кто его там знает. Сам пускай с такими мелочами разбирается, – усмехнулась Нонна. – А чем он обосновывался-то?

– Ну, говорят, грешил на здоровье. Хотя мы ему еще позавидуем в этом плане. А там, кто его знает. Но вроде остается.

– Ты ему привет передай, скажи, чтобы не думал даже. Ему самое время сложить лопаты и ходить руководить. В крайнем случае, кисточкой расчищать. Я еще хочу с ним съездить. Но только не раньше, чем на следующий год смогу.

– Хорошо. Передам, пообещала Лизон. – Слушай, кажется Ярик идет навстречу. Давай. Я его буду ловить. Созвонимся позже на счет магазинов.

*

В офис Ярик перезвонил по городскому телефону.

– Виолетт, это Ярик. Что-то срочное? Говорят, искали меня. У меня, как назло, мобильник сел.

– Искали, искали!

– Что случилось-то?

– Дорогой шеф тебя хотел видеть. Уже часа два мне душу вынимает.

– Так срочно?

– Ты же его знаешь. Если он хочет кого-то видеть, то это, конечно, срочно.

– А что за тема?

– Ну, ты Серафиму напугал? Она растрещала по офису, и дошло до шефа. Вот он и ищет тебя.

– Офигеть, напугал! Ладно. Через час буду в офисе. Сразу поднимусь.

По дороге он не стал гадать, что такого могло случиться; связано ли это с его увольнением, хотя упоминание Серафимы Андреевны явно указывало на это.

*

– Умеете же вы удивлять, Ярослав Дмитриевич, – начал сразу шеф без всяких приветственных формальностей, как только Ярик вошел к нему в кабинет. – Вы бы Серафиму Андреевну предварительно подготовили к такому известию. Все ж таки дама скоро на второй бальзаковский пройдет.

– Вы по поводу моего ухода? Мне показалось, она абсолютно спокойно восприняла это.

– Она все всегда воспринимает спокойно, а потом идет пить горстями таблетки.

Не частый случай, когда шеф не знал, с чего начать. Но у него был только один, по большому счету, аргумент, чтобы изменить намерение Ярика. И при этом много срочных вопросов.

– Компания не сможет выступать поручителем по вашим обязательствам, в случае если вы покинете компанию. Возможно, банку будет не достаточно обеспечения в виде заложенного имущества, и он потребует от вас дополнительных гарантий. Вы уже продумывали этот вопрос?

– Мне нет необходимости в этом. С кредитом я уже полностью расплатился.

– Вот как!? – шеф удивился, не сумев скрыть неожиданность новости и спрятать невольную паузу.

– Еще в прошлом году, я закончил все формальности с оформлением наследства. И смог полностью расплатиться.

– Теперь понятно, что является причиной, – проговорил Ян Константинович, не став вдаваться в подробности чужого наследства.

– Причиной является то, что в этом году я заканчиваю университет. Далее мне бы хотелось полноценно заниматься научной работой, а не только в объеме, позволяющем не быть отчисленным. В частности иметь возможность отправиться в экспедицию. Два года, в том числе и из-за того, что сын был совсем меленьким, я оставался дома.

– Все-таки нормальная рабочая обстановка, позволяющая себя обеспечивать, не выбила из Вас этот археологический фанатизм. Я не ошибаюсь, археологией Вы занимаетесь?

– Не только не выбила, но скорее разожгла. Друзья ездят, находят, продолжают ту работу, которую мы начинали вместе. А у меня есть возможность только отсиживаться в лабораториях.

– Что же за работу Вы такую, если не секрет, ведете, что не можете оторваться?

Ярик вкратце рассказал шефу о том, чем он уже несколько лет бредит, о перспективности открытия. И что над этим работают несколько стран, и что хочется быть первыми, кто разгадает эту загадку. И о своих планах поехать в Африку. Тут он несколько поник видом, рассказав об очевидных трудностях, прежде всего финансовых, но что он готов даже за свои деньги снарядить экспедицию. У него еще осталось достаточно средств, оставленных ушедшим соседом. А если удастся еще найти какие-то средства… Ну, и на организацию всего этого, конечно, нужно время, которое теперь у него появится.

Шеф тоже заинтересовался при слове «Африка».

– Ладно, мы сильно увлеклись, – прервал шеф Ярика. – У нас еще, надеюсь, будет возможность поговорить об Африке поподробнее. Мы туда тоже намереваемся дотянуть свои сваи, – усмехнулся Ян Константинович. – Так что, может еще и пересечемся, а может и посодействуем друг другу. Сейчас единственное я вот что хотел бы Вам предложить. Не знаю, от чего так расстроена Серафима Андреевна в связи с вашим уходом. Я же больше ценю помощь, которую Вы оказывали в неофициальных задачах. И если Вы сочтете возможным для себя остаться нештатным сотрудником нашей компании, то… – Ян сделал паузу, чтобы разорвать логическую цепочку двух мыслей, но не настолько большую, чтобы совсем нивелировать причинно-следственную связь, что подчеркнул так же и интонацией. – Имейте в виду, что у Вас есть связи в довольно крупной, – зазвонил телефон, – транснациональной строительной компании, которая стала таковой не без Вашего участия, – договорил Ян и ответил на звонок. – Да, Виолетта. Да. Пускай войдут. – Шеф снова обратился в Ярику. – Ну, у Вас есть время обо всем подумать. А у меня сейчас будет совещание.

На совещании Яну доложили, сколько техники они могут сейчас освободить для сдачи в аренду, чтобы не нарушить свои сроки строительства.

***

«Долбанная работа, – ругался мысленно Герасим. – Нееет, работа водителем в парке директорских авто, конечно, не плохая, позволяет держать солидный внешний вид, а точнее заставляет. Даже направляют на специальные тренировки. Но если бы при этом была возможность нормально высыпаться!»

Он снова прикинул время. Это тянется уже года полтора. С тех пор, как нарисовался этот новый ночной управляющий гаражом – так гордо здесь назывался простой сторож.

«Не плохо устроился, этот Васили́с, – продолжал возмущаться Герасим, выгребая мусор с пассажирских сидений. – Васи́лис, Васили́с… И Наум спелся с этим Василием! Или наоборот! Как его смена, так… повадился брать машину шефа, зараза, для своих покатушек! Ну, и бери, езди сам! Нет, ему надо с водителем!

И шеф, вездесущий, всеполезный… укатил за город! На своей машине. Видимо, вообще полный бордель, что даже передо мной не захотел светиться.

А этот, конечно, не упустит момента! Тем более его смена! Закрыл гараж! И колеси до утра! Лекс и Герасим все равно железные!»

По завершении этого ночного веселья Василий попросил Герасима выбросить его дома, чтобы привести тело в порядок, но предусмотрительно отправил Герасима в гараж, чтобы тот привел в порядок технику.

Вернувшись в гараж, Герасим причесал, прилизал машину и блестящую оставил, не заметив, что одна из задних дверей не плотно прикрыта. В гараже тишина. До начала рабочего дня оставались уже скорее не часы, а минуты, смысла ехать домой не было, тем более и не на чем – общественный транспорт закрыт, а служебку он не решался бросать дома под окном.

Вышел в комнату персонала, плюхнулся на черный кожаный диван, слегка задев белый стол, и вздрогнул от неожиданного шелеста крыльев.

В одной из глубоковатых узких высоких оконных ниш, отделанных черной плиткой, но с белыми матовыми стеклами, ютились две маленькие птички, попавшие сюда, предположительно, через приоткрытую фрамугу вверху, по-хозяйски кем-то оставленную. Это были два волнистых попугая. Оба они были зеленоватого оттенка, контрастировавшего с окружающей черно-белой обстановкой.

Один из попугаев, видимо она, подчеркнуто напугано уткнулся носом в угол. Второй, получается защитник, как раз и гремел крыльями, после чего придвинулся ближе к подруге и внушительно нахохлился.

«Откуда они взялись, и сколько они налетали, прежде чем забиться сюда?» – подумал Герасим.

Он, не спеша, приблизился к птицам. У храброго уже хватало сил только на то, чтобы что-то вяло бубнить.

Герасим стал думать, что же с ними лучше сделать: «Выпустить в окно? Так они оттуда сами искали спасения. Оставить здесь? Не порядок. Клетка нужна! И объявления расклеить! Вдруг хозяева ищут?»

Он снова посмотрел на пернатых. Своим свойственным пташкам глуповатым видом они, казалось, ни о чем и не просили. Ни о чем конкретном. Но только о хорошем. О милости. «Покормить бы вас! – подумал Герасим и забегал глазами по комнате. – А у меня ничего и нет, – очередной беглый взгляд на птиц продолжил мысль, – впрочем, как и у вас. Только капля себя на двоих».

Он присел на диван, чтобы собраться с мыслями и все-таки что-то решить с попугаями, но сам не заметил, как отключился.

*

Наум примчался на работу ни свет ни заря.

– Срочные дела! – как он потом объяснился своему корешу Василию, успевшему оказаться вовремя на месте. Запыхавшийся Василий как раз только успел отдышаться. – Нужна машина…

Вошел Наум через гараж, где бросил свою машину, прямиком в дежурку, мимоходом оглядев свою служебную и обратив внимание на не плотную дверь.

Они вместе прошли в комнату персонала, Наум сказал, есть, мол, пять минут выпить кофе. Василий очень согласился. Кофе и ему был весьма кстати.

Здесь они увидели уснувшего Герасима.

– Это еще что? – надменно спросил Наум. – Это мне сейчас с ним ехать?

– Он вроде в порядке, – прищурившись, попытался обойти острые углы Василий.

– Куралесил что ли всю ночь? – продолжил Наум. – Да небось еще на служебной машине! – Тут в его голове еще всплыла дверь. – Стопроцентно! Даже двери не позакрывал. Сейчас мимо шел, обратил внимание.

– Ну, в гараже же. Не страшно, – снова сделал робкую попытку замять тему Василий.

– Не, ну, мы знаем, что водители иногда берут машины пофорсить…

– Я проверю по журналам, когда он заехал. Ключи не сданы, кажется.

– Да это мы по распечаткам навигатора проверим. Точнее будет. Но чтобы так вот на утро вхлам!? – сильнее прежнего возмутился Наум. – Это же он так может и на улице бросить машину не закрытую. А ты знаешь, сколько она стоит? А сколько стоит то, что в нее напичкано? Рассчитать его нужно нахрен!

В голове Василия строились какие-то мысли, но с таким трудом, что так и не успевали воплощаться в аргументы.

Герасим, подремав не более двух часов, от голосов сразу проснулся, но слушал дифирамбы в свой адрес молча. Он смущенно поздоровался с присутствующими, тоже налил себе кофе и присел за другой стол, механически похлопав себя по карманам, убедившись, что ключи на месте.

– А что, Герасим? Как ночь прошла? – разродился прямо таки сочувствием Наум.

Герасим еще приходил в себя.

– Нормально все. Просто задержался, машину мыл, домой уже не на чем было ехать.

– Ага, я и вижу. Двери все нараспашку!

Фраза глубоко не врезалась в утреннее сознание Герасима, наткнувшись на убедительную подсознательную уверенность, что он проверял машину, все было в порядке. Он не ответил. Это, однако, только усилило подозрения Наума в том, что колесил Герасим ночью добро.

– Надо кончать с этим беспределом, – шепнул он своему компаньону. – Поразбивают еще нахрен служебные машины. Вот уж, думаю, Ян Константинович добрым словом никого не помянет по такому случаю.

Василий что-то невнятное поддакнул.

– Уволю его от греха подальше, наверное, – заключил Наум. – Или пускай его другому кому дадут. Себе возьму путевого. Хватит. Сколько лет уже с этим маюсь, – заключил Наум, попытавшись на обрывке фразы вспомнить хоть какой-то замаенный эпизод, но так и не смог.

17

Время занудно-медленными рассветами и никогда не заканчивающимися закатами шло в какую-то свою сторону, не давая людям понять, куда именно. А людей становилось все больше. Уже никто не замечал появления новопробужденных, даже несмотря на их круглые глаза, пока они сами не признавались, что ничего не понимают в происходящем.

Эмили уже едва ли смогла бы собрать ту компанию, с которой они прожили в общей сложности две дремы и один голод. Много это было или мало? Она думала об этом. Но ответ требовал дополнительного условия «Много для чего?». Ведь если для чего-то важного, то, может, и не долго. А важного она придумать или припомнить не могла. Хотела бы она их снова видеть? И этого она тоже не знала. Их и тогда с трудом объединяло только полное непонимание ситуации и отсутствие других людей.

А теперь, когда они больше не заперты на одном этаже, когда хотя бы что-то уже было вполне конкретно, когда у всех появились более подходящие компании: разговаривающие на том же языке, того же цвета кожи, граждане одной страны, приверженцы одной религии… Теперь им было бы трудно друг друга понять, даже разговаривай они все на одном языке. А тенденция появления общего языка, хотя и появилась в самом начале, сошла на нет с ростом численности.

Таким образом, появился и вырос сепаратизм. И чем больше становилось людей, тем более осмысленным и, что особенно, злым он становился.

Ситуация усугублялась полным отсутствием занятий и тем, что на каждом этаже было всего две лестницы и только одна столовая. Людям поневоле приходилось сталкиваться и скапливаться в этих местах.

Замеченная мутная особенность, что холодильники никогда не истощались до конца, не позволила, однако, не возникнуть прохиндейским разногласиям на предмет доступа к провианту. Наверное, еще и потому, что причину неконтролируемой неисчерпаемости выяснить пока не смогли. Просто периодически в холодильники накатывало изобилие. Это как раз и вносило свою неопределенность на длительный период времени. А вдруг все это однажды прекратится? Каждый хотел обеспечить, прежде всего, собственное будущее. Даже те, кто вышел из леса и знал о наличии еды там, не смогли отказать себе в жадности и не оказались в стороне от борьбы за ресурс.

В дополнение ко всему со временем все более важную роль стал играть сексуальный фактор, в котором, впрочем, тоже не было изобретено ничего нового. Одним легко удавалось найти общий язык и снять напряженность, другим это было труднее, третьих раздражала чья-то неприступность. Безнадежных случаев, однако, не наблюдалось. Это было подмечено лишь немногими, профессионально умеющими отмечать такие детали, как полное отсутствие убогого люда. Каждый мог похвастаться, если не симпатичными, смазливыми или невероятными чертами лица, то, как минимум, приятными. Все были здоровым образом сложенными и, как минимум, нормально физически и умственно развитыми. «Отборнейший генофонд!» – констатировала фрау Фон Гинтер врач и социолог, заведовавшая не так давно кафедрой в университете Билефельда. Но, не смотря на закономерную потребность, платежным средством пока услуги известного характера стать не смогли, так как пока ничего взамен нельзя было предложить. Пока…

Пока однажды не случилась одна неприятная ситуация. Хорошо, что рядом оказались знакомые Марка, не то бы его серьезно наказали соплеменники пострадавшей:

– Марк, ты что? С ума сошел? Что на тебя нашло? – кричал друг Марка, пока двое держали его, а другие человек десять оттаскивали от него троих индусов.

– Бастард, – кричал один из индусов.

Разобраться в ситуации было не просто, все ругались, как могли, преимущественно на своих языках.

Марк тем временем вырвался и кинулся в арку наверх. Далеко убежать не удалось, через несколько этажей его догнали, и тем самым привлекли к проблеме широкое внимание. Когда вернулись на исходный этаж, Деви уже почти успокоилась и стала что-то понемногу рассказывать.

– Он уже давно пристает ко мне, – заявила она. – Но всегда обходилось. А сегодня он мне просто не давал пройти вверх, требуя, чтобы я переспала с ним. Хорошо, что Рамеш, Кумар и Пракаш оказались рядом.

Но эти друзья рядом оказались не совсем случайно. Пракаш сам давно не ровно дышал к Деви, и так же, как и Марк, ходил за ней попятам.

С этажей, где успели засветиться беглецы, стеклось много народа. Пришли и другие, так как весть об инциденте разлеталась быстро.

Не много потребовалось времени, чтобы нашлись судьи, которые начали предлагать карательные меры, а за ними и добровольцы в палачи. Но поддерживались такие заявления не очень активно. Вероятно из осторожности, или опасения установления каких-то властей люди не шли на поводу у ситуации.

А желающих воспользоваться ситуацией было достаточно. Предлагались лозунги даже совершенно не связанные с произошедшим, встречаемые лишь частичной поддержкой толпы. Очевидно той ее частью, которая смогла понять смысл сказанного. Благодаря этому, эффект толпы не сыграл своей роли, что, в свою очередь, не позволило утвердиться никакому решению. Толпа была слишком разнородной.

Тем не менее, инцидент не смог пройти без последствий. Через некоторое время индийская диаспора заявила, что с целью самозащиты занимает себе отдельный этаж. Лицам других национальностей предлагались освобождавшиеся комнаты на других этажах.

Так многократно проверенная теория Макара о закреплении за людьми комнат в строгом соответствии с реестром на первом этаже начала пересматриваться. Однако, пройти выше на свой этаж и спуститься на первый можно было, только пройдя через этажи, находящиеся между. Очевидно, что владение этажом имело не только преимущества для защиты, но могло стать в будущем отличным геополитическим фактором.

Следом за индусами сразу две группировки заявили, что они занимают себе так же по отдельному этажу, и соответственно выселяют с этажа всех остальных. Но если индусы определились с выбором этажа по принципу, где они уже преобладали, то китайская община жестко была нацелена на второй этаж, так как на первом уже по факту сильно преобладало славяноговорящее население. При этом китайцы пошли дальше. Быстро проведя переговоры со всеми восточными диаспорами, и определив свою численность, они заявили, что занимают три этажа подряд, начиная со второго.

Если отделение индусов на фоне случившегося прошло довольно спокойно, то такое заявление китайцев было воспринято остальным миром крайне негативно. Те, кто успел более-менее крепко объединиться в устойчивые союзы, тоже заявили свои права на нижние этажи.

Одним из таких союзов было многоногое, но безрукое, объединение наций западной Европы, к которым наотрез отказались присоединяться американцы, а существенную часть себя Европа сомневалась, стоит ли признавать собой. В эту часть негласно попали и любители сиесты с маньяной. Маньяна17 была не просто словом, а диагнозом, который иногда портил настроение, а порой и дела более обязательным центральноевропейцам. Но в контексте общей проблемы за геополитическое будущее все же Европа осознала свое единство от маньяны вплоть до первого этажа, заручившись его поддержкой.

Другой группой стали американцы. Особняком стояла многонациональная группа африканских и близких им по духу народов. И последней в борьбу вступила разношерстная и внутренне тоже противоречивая мусульманская община, последней же и сформировавшаяся объединением ближневосточных, кавказских, азиатских и африканских мусульман.

Отделение диаспор происходило, конечно же, не само собой. Начали действовать знакомые большинству только понаслышке политические технологии. Те, кто успел сориентироваться и получить первые баллы, торопились их не растерять, ведя подпольные переговоры. Но на вторые сумерки после заявления китайцев о трех этажах одна из сторон предприняла несколько агрессивных действий, чем развязала руки остальным. В результате не избежали жертв. Пострадали не тысячи человек, конечно, но это были первые жертвы в этом странном мире.

Все-таки численность взяла верх. Второй и третий этажи стали азиатскими. На третий этаж подряд им или сил не хватило, или одумались и решили избежать бо́льших жертв.

Вскоре большинство этажей контролировались какой-либо общиной. Стало ли в результате спокойнее? Однозначно на этот вопрос вряд ли кто-то бы ответил. На своем этаже – да. А нахождение в интернациональной зоне арок-лестниц у большинства вызывало тревогу. И стало очевиднее, что недавние диаспоры, которые были просто клубами по интересам, теперь стали друг другу более чужими.

Вновь рожденные, то есть те, кто впервые просыпался в своих комнатах и выходил наружу, сразу депортировались к более похожим на себя. Формально их, конечно, спрашивали, хотят ли они этого. Спрашивали, в том числе, и на родном языке, привлекая представителей соответствующих кланов. Но кто из «новорожденных» мог сразу четко понимать, что для него лучше, остаться здесь или уйти туда, куда предлагают, и где понимают. Все соглашались.

Зато, благодаря этому, появилась новая дипломатия.

***

Было ветрено. И это было достаточно необычно, так как было впервые. Рилей смотрел на деревья, стремившиеся вверх мимо окон. Далеко внизу небольшая компания возвращалась из леса домой. К нему подошел Кофи.

– Тебя тоже озадачивает этот ветер?

– Да. Озадачивает, – ответил Рилей.

Они уже научились немного понимать друг друга. Рилей говорил по-английски, но не чувствовал себя своим с англоговорящими. В компании Кофи ему было спокойнее. Но чтобы быть здесь он начал понемногу изучать суахили. Давнее знакомство с Кофи помогало ему и в изучении языка, и во вхождении в группу народов Африки.

Рилей снова обратил внимание на людей, которые внизу шли из леса.

– Я здесь уже давно, но еще ни разу не был в этом лесу.

– А я как раз побывал там достаточно. До сих пор отлично помню, как я проснулся, как не мог решиться есть эти дикорастущие плоды.

– Там страшно?

– После вторых сумерек нет.

– А звери там есть?

– Я слышал птиц. Зверей не видел.

– А что там еще есть?

– Не очень хочу вспоминать, – ответил Кофи.

Но невольно в голове начали перебираться разные образы. И тут он вспомнил:

– Первое, что я решился там попробовать – это были мелкие семена, зернышки. – У Кофи загорелись глаза. Его осенила мысль. – И это то, чего нам не хватает здесь, в этом скучнейшем белокаменном санатории.

– О чем ты говоришь? – заинтересовался Рилей.

– Идем. Ты хотел посмотреть лес?

– Хотел, – с некоторым сомнением подтвердил Рилей.

– Я тебе его покажу. Но только имей в виду, что мы пойдем нереально далеко! Я даже сам не знаю, куда. И это на долго!

Чтобы их не кинулись искать, они предупредили в своей общине, что уходят на несколько, вероятно, сумерек в лес. К ним пожелали присоединиться еще трое. Кофи рассказал, что они без труда, только лишь со страхом, отыскивали пропитание в лесу. Поэтому с собой брать ничего не стали, кроме дополнительной одежды.

Как Кофи не убеждал своих товарищей в мирности окрестных лесов, первые сумерки и первая дрема в сумерках все-таки стали испытанием. Испытанием даже бо́льшим, чем то, через которое тогда прошли Кофи, Майкл, Пейжи и Бинэси, так как им тогда некуда было возвращаться. А теперь они знали, что есть место более комфортное и безопасное. Кофи представил себе, каково было Пейжи. Особенно после выходки Майкла.

Вторая дрема прошла спокойнее. Но в сознании ведомых все более четко обрисовывалась мысль об удивительном постоянстве красоты пейзажей.

– Кофи, ты в этих колоннах ориентируешься? – осторожно поинтересовался Нкемдилим.

– Честно сказать? Нет, – ответил Кофи.