скачать книгу бесплатно
– Как будто от этого лучше. – Я смотрел в пол. – Я знаю, что это не твоя любимая тема, но ты не думала о…
– Лечение разговорами – не панацея. Наркотики тоже. И желание с этим разделаться. – Когда я взглянул на нее, она улыбалась слабой грустной улыбкой. – Ватсон. Вернись.
– Зачем? Нет, ответь правду.
Со стоном она стащила подушку себе на грудь.
– Потому что, несмотря на то, как я только что реагировала, я действительно не хочу, чтобы ты уходил. – Она посмотрела на меня с тоской. – И не хочу… чтобы это было, как в тот раз. Я просто хочу уснуть, и, если не ошибаюсь, для нас было бы много проще продолжить разговаривать друг с другом как обычно, с поправкой на завтрашние формальности.
Я медленно сел.
– Я по-прежнему думаю, что со здравым смыслом это и рядом не лежало.
– Меня устраивает. – Она зевнула. – Рассветает, Ватсон. Давай спать.
Я растянулся под одеялом, стараясь сохранять между нами расстояние в несколько дюймов. «Оставь место для Святого Духа», – подумал я в полуистерике. Я не заходил в церковь с детства, но, возможно, монахини были правы.
– Ты отмеряешь расстояние между нами?
– Нет, я…
– Не смешно, – сказала она, но уже был рассвет, и мы устали, и я мог бы поклясться, что она старалась не рассмеяться.
– Что нам нужно, так это хорошенькое убийство, – проговорил я, не обращая внимания на то, как ужасно это звучало. – Или похищение. Знаешь, что-нибудь интересное, чтобы отвлечь нас от всего этого.
– От всего этого? Ты про секс?
– Про все.
– Лена постоянно мне пишет. Она хочет прилететь из Индии и взять нас на шопинг.
– Это не способ отвлечься. Это повод броситься в океан. Мне требуется взрыв или что-то вроде.
– Тебе шестнадцать лет, – сказала она. – Думаю, нам, вероятно, нужен серийный убийца.
Леандр Холмс появился на следующий день. Через три дня – исчез. Но многие недели после этого я думал: не навлекли ли мы сами своими желаниями все то, что случилось с нами после.
Три
Я проснулся рядом с Шарлоттой и еще кем-то, отдергивающим занавески.
Даже после внезапной вспышки света, даже зная, что в комнате кто-то чужой, я не мог заставить себя открыть глаза. Как будто я спал не более пяти минут – причем за последние пять месяцев – и мое тело в итоге дошло до точки.
– Уходите, – сказал я и отвернулся.
Зажглась лампа.
– Шарлотта, – произнес низкий ленивый голос, – когда я давал тебе эту футболку, я не предполагал, что ты воспримешь надпись на ней буквально.
Тут я продрал глаза, но говоривший человек оставался в тени.
– Я тоже не думала, что ты предполагал, что я когда-нибудь ее надену.
Холмс была рядом, и голос у нее был довольный. Почему-то она уже вовсе не выглядела усталой – напротив, она сидела прямо, подобрав колени под футболку и натягивая слова «Химия – для влюбленных».
– Это худший рождественский подарок, который я когда-либо получала, а это что-то да значит.
– Хуже, чем Барби, которую подарил тебе Майло? – вознегодовал голос. – Тогда я чудовище. Вставай, цыпленок. Представь меня своему другу, если только не собираешься притворяться, что он невидимый, иначе я буду подыгрывать и дальше.
Холмс помолчала.
– Лекций не будет?
Леандр – потому что это должен был быть Леандр – рассмеялся.
– Ты делала нечто похуже, и в любом случае достаточно очевидно, что секса как такового у вас не было. Это может прозвучать бестактно, но простыни недостаточно измяты. Так что я не вполне уверен, о чем тебе читать лекции.
Вот тебе и на. Следовало бы принять закон против людей, которые занимаются дедукцией до завтрака.
Когда я сел, протирая глаза, Леандр подошел к другой стороне кровати. Наконец я смог его рассмотреть. Мы встречались один раз, на праздновании моего седьмого дня рождения. Он подарил мне домашнего кролика. Я запомнил его лишь как высокого мужчину с широкими плечами, который провел весь вечер, посмеиваясь с моим отцом в углу.
Впечатление было верным, хотя человек, стоящий передо мной, был еще и безукоризненно одет для текущего времени суток (часы рядом со мной показывали четверть восьмого – этот мир меня убивал). Он был в клубном пиджаке, его туфли сияли, как зеркала. Глаза улыбались из-под зачесанных назад волос. Он протянул мне руку.
– Джейми Ватсон, – сказал он, – знаешь, ты выглядишь, как твой отец, когда мы с ним впервые встретились. Что кажется мне немного странным, так что не мог бы ты покинуть постель, которую делишь с моей племянницей?
Я поднялся на ноги.
– Мы не… Я не… Очень приятно встретиться с вами.
Холмс за мной хихикнула, и я обернулся:
– Ну ты серьезно? Мне бы не помешала поддержка.
– Значит, ты хочешь, чтобы я ему изложила детали?
– А ты хочешь, чтобы я вручил тебе лопату, чтобы ты продолжила меня закапывать?
– Умоляю. – Она подалась назад. – Я лучше посмотрю. Ты прекрасно и сам справляешься.
Что-то шло не так. Наше обычное подшучивание выглядело мелочнее, злее, чем обычно. Я умолк, не зная, что сказать.
Меня спас Леандр.
– Дети, – сказал он, открывая дверь, – перестаньте ссориться, а то я оставлю вас без завтрака.
Кухня была похожа на пещеру – из металла, мрамора и стекла. Домоправительница уже хлопотала, раскатывая блин теста на столе. Не знаю, почему это меня удивило. Очевидно, родители Холмс не сами себе готовили, хотя бы судя по вчерашнему официальному обеду.
– Здравствуйте, Сара, – сказал Леандр, целуя ее в щеку. – Сколько вы еще не спали вчера вечером, приводя все в порядок после суаре [1 - Soirеe (фр.) – вечер, вечеринка.]? Я вам помогу. Мы пошлем завтрак в вашу комнату.
Он кинул ей взгляд, который я знал слишком хорошо – преступно очаровательная улыбка прямо из сборника «Шарлотта Холмс Вас Надувает».
Домоправительница засмеялась, вспыхнула и в итоге передала ему свой фартук перед тем, как уйти.
В углу Холмс подперла голову кулаками:
– У тебя это лучше получается, чем у меня.
Леандр не отвечал с минуту, выбирая соусник из висячей медной подставки. Холмс следила за его руками.
– Знаешь, лучше всего это работает, когда ты имеешь в виду то, что говоришь, – сказал он. – Яичницу?
– Я не голодна. – Она наклонилась вперед. – Интересные синяки у тебя на запястьях.
– Это да, – отозвался он, как будто речь шла о погоде. – Джейми? Бекон? Бисквиты?
– Боже, о да. Тут есть где-нибудь чайник? Хочу чаю.
Он указал лопаточкой, и мы вдвоем занялись приготовлением завтрака на целую армию. Все это время Холмс сидела с прищуренными глазами, разбирая дядюшку по частям.
– Ну, поехал, – сказал наконец Леандр. – Давай проверим, насколько правильна твоя дедукция.
Холмс не стала медлить:
– Обувь зашнурована наспех – на левой ноге не так, как на правой. Блейзер измят на локтях. И я знаю, что ты в курсе – ты так же знаешь об этих вещах, как и я. Или ты пытаешься послать кому-то сигнал, или ты слишком вымотался и устал, чтобы заботиться о том, чтобы выглядеть идеально. Это значит, что в последнее время тебе приходилось тяжко. Стригли тебя где-то в Германии. Не смотри на меня так, стрижка более стильная, чем обычно. И Майло это заметил, встретив тебя недавно. Значит, Берлин. Если убрать помаду, волосы легли бы как у любимых эмо-певцов Джейми. О, перестаньте пялиться, вы, двое! Так уж вышло, что мне известно: дядя Леандр ходит к одному и тому же парикмахеру в Истберне с подросткового возраста. – Она нетерпеливо дернула себя за собственные волосы. – Ты скрываешь хромоту, ты отрастил выдающуюся щетину на шее и – ты что, целовал кого-то?
Чайник начал свистеть так громко, что моего смеха они не услышали.
Леандр изобразил своей лопаточкой знак согласия. – Шарлотта. – (Он единственный в семье не называл ее уменьшительным именем.) – Дорогая девочка, я не скажу тебе ни слова, пока ты не поешь.
– Хорошо. – Улыбка поползла по ее лицу. – Жуткий ты тип.
После того как Леандр отнес поднос в комнату домоправительницы и мы устроились в углу, я бросил украдкой взгляд на дядю Холмс. Она не ошиблась: он выглядел усталым. Это был тот тип усталости, что и у меня прошлой осенью, когда я чувствовал, что не должен позволить себе такой слабости, как сон. На нее накладывался отпечаток беспокойства, не полностью спрятанного под улыбкой шоумена, и мне было бы интересно узнать, где он был до Сассекса.
– В Германии, – сказал он, прочитав мои мысли. – На этот счет Шарлотта права. Руководство попросило меня разобраться с шайкой фальсификаторов, которые могли поставить на поток подделку картин немецкого художника тридцатых годов. Или не могли. Я работал под прикрытием, и довольно долго. Это тонкое дело. Нужно заслужить доверие опасных людей и уметь разговаривать с осторожными студентами-художниками, которые подделывают Рембрандта ради заработка. – Неожиданно он улыбнулся. – На деле это довольно забавно. Вроде игры «Попади в крота», только с пистолетами и в парике.
Холмс оттянула обшлаг его рубашки, открывая взгляду синяк:
– Да. Забавно.
– Ешь свой бекон, а то я не буду рассказывать. – Он пододвинул к ней ее тарелку. – Как я уже сказал, последние несколько месяцев я не вращался в обществе наиболее интеллигентной публики. И, честно говоря, я не хотел браться за это дело. Это интересно, но тут надо много ходить, а мои ноги лучше всего чувствуют себя на диване. Мне нравятся славные небольшие загадки, как и любому другому человеку, но тут… Ну а потом я пообедал с твоим отцом, Джейми, и он уговорил меня взяться. Как в старые времена, когда мы вместе занимались сыском в Эдинбурге, сказал он. Теперь у него семья, так что он не так мобилен, как я, но я посылал ему сообщения каждый день, и он издали помогал мне складывать всё вместе.
– Да? – спросил я ошеломленно. – От него была польза?
Мой отец был возбудимым, безответственным и слегка тронутым человеком. Я не мог представить его в роли аналитического гения.
Леандр поднял брови:
– Ты в самом деле думаешь, что я стал бы втягивать его в это дело, если бы он не был полезен?
Я поднял брови еще выше. Мой отец мог быть полезным, конечно же, а мог просто служить аудиторией в магическом шоу Леандра. С Холмсами никогда не знаешь, какое место тебе отводят.
Рядом со мной моя Холмс крошила бисквит.
– Ладно, но синяки. И поцелуи.
– Работа под прикрытием, – сказал ее дядя драматическим тоном. – Глубокое, глубокое прикрытие.
Она сморщила нос:
– Тогда почему ты здесь, в Англии? Нет, я, конечно, рада тебя видеть…
Леандр встал и собрал наши тарелки.
– Потому что у твоего отца есть контакты, к которым я не могу получить доступ нелегальными средствами. И потому, что я хотел повнимательнее посмотреть на Джейми, поскольку вы теперь неразлейвода. И днем и ночью, по-видимому.
Холмс пожала худыми плечами, выступающими под рубашкой, и поднесла ко рту кусочек бисквита. Я смотрел на нее, на линию ее руки, на губы, которые по-прежнему выглядели так, словно их ужалила пчела, после прошлой ночи. Или я только воображал эти детали, расцвечивая их для своего рассказа, чтобы видеть причины и следствия там, где их не было?
Она меня почти поцеловала. Я хотел этого. Все было замечательно.
– Если это имеет значение, – сказал Леандр от раковины, закатывая рукава, – то я одобряю.
Холмс улыбнулась ему, и я улыбнулся ему, потому что никто из нас не знал, что сказать.
Как будто предыдущая ночь существовала в какой-то другой вселенной. Один час среди моря неловкости, когда мы могли говорить друг с другом, как раньше, – и вот, все прошло, и мы снова в растерянности.
Следующие несколько дней тянулись медленно, как почти любое наказание. Днем я читал роман Фолкнера, который брал с собой в солнечный уголок возле комнат прислуги. Эти комнаты теперь были почти пусты, так что я мог не беспокоиться, что меня найдут. Это было облечением. У меня довольно быстро кончился запас тем, на которые я мог говорить с родителями Холмс. Пусть я и находил ее мать ужасающей, ненавидеть ее я не мог. Она была больна и беспокоилась за дочь.
Потом Алистер сказал нам, что состояние Эммы начало ухудшаться. Она перестала обедать с нами. Однажды вечером перед обедом я видел, как Леандр дает указания санитарам, затаскивающим больничную кровать через переднюю дверь.
– Я думала, у нее фибромиалгия [2 - Фибромиалгия – хроническая мышечно-скелетная боль.], – прошептала Холмс за моим плечом. – Фибромиалгия не требует постоянного наблюдения. Я думала… Я думала, что ей становится лучше.
Я чуть не подпрыгнул. Она взяла себе привычку, словно призрак, проплывать мимо той комнаты, в которой я на тот момент находился, а потом, когда я ее замечал, извинялась и убегала. Поэтому я ей ничего не сказал, не попытался ее успокоить, а просто смотрел, как морщится Леандр при виде санитаров, бьющих кроватью о дверной косяк.
Наверху мужской голос громко произнес: «Но оффшорные счета – нет, я отказываюсь». Это был Алистер? Хлопнула дверь.
Меня это не касалось. Когда я обернулся, Холмс уже ушла.
Позднее я нашел Леандра в гостиной. «Гостиная» было слишком мягким обозначением того, чем в действительности являлась комната. Черная софа, низкий, дорого выглядящий стол, стоящие на коврике из воловьей кожи. Я бродил по коридорам в поисках моего отсутствующего лучшего друга, а вместо этого наткнулся на ее дядю и мать.
Я был удивлен. Больничная кровать уже прошла через переднюю дверь, и я ожидал, что Эмма Холмс будет пребывать в ней. Но нет, она лежала на софе, прижав ладони ко лбу, а Леандр с грозным видом стоял над ней.
– Это последняя услуга, которую я вам окажу, – говорил он с тихим бешенством. – До конца наших жизней. Последняя. Я хочу, чтобы вы это поняли. Ни платы за школьное обучение. Ни срочной финансовой помощи. Можете просить меня о чем угодно, но это…
Эмма опустила руки:
– Я знаю, что значит «последняя», Леандр, – сказала она. И в этот момент ее голос звучал, как голос Шарлотты.
– Ну? – спросил он. – Когда я вам понадоблюсь?
