Симбиоз

Это чувство, оно особенное, оно странное, такое бесконечное и до абсурда безобразное, оно способно быть уродливым и быть ангельски прекрасным, это чувство пугает до холодного озноба и потери сознания, изматывает, провоцирует на переживания самого обширного спектра эмоций всех мастей и цветовых оттенков – и о Боги, как же неистово это чувство влечёт, манит, завораживает своей опасной привлекательностью. Можно было бы предполагать, что это просто болезненный эгоизм или навязчивая фантазия с уплотнением в зависимость, может быть. Только это чувство есть, эта любовь, она стала частью меня – и да, без неё я могу просто погибнуть.

Разве так важно помнить число, день, время года или условности, при которых два человека встретились – и это навсегда?

Помню его выглаженные рубашки, чёрного, синего и бежевого цвета, как закатывает рукава по локти, скрывая татуировки плотным рисунком, покрывающие его тело. Помню как облизывает пухлые губы, изгибающиеся в лёгкой ухмылке – и прищуривается, выжидательно рассматривая. Помню густые тёмные волосы, непослушно вьющиеся, собранные в тугой длинный хвост. Помню движение мышц его крепкой спины на ткани одежды, его размеренную удаляющуюся походку, поворот головы и очерченный статный силуэт на остановке после работы в ожидании такси. Помню звучание, тембр его голоса, который много раз разбирала на тона и полутона. И да, для него, для Игоря я была всегда Воробушком.

Хорошее тогда было время, становится приятно от одного мимолётного прыжка на возврат, способного увлечь и погрузить в глубокие воспоминания, накрыть, задержать и вытянуть на желание остаться. У нас было слишком мало времени, чтобы понять происходящее и ценность того, что мы могли бы обрести продолжение друг в друге. Игорь ошибся в гипотезе о нашей разности, разобщённости, как в детской головоломке о поиске отличий, он находил что-то важное для себя, было это оправдание, убеждение или иная форма мысли. А на самом деле, мы были слишком похожи, создавали друг для друга спасительную иллюзию той удобной жизни, которая своим искажением и убогостью, оказалась способна обмануть нас самих. У нас могло бы быть одно будущее, одно на двоих, такое цельное, пёстрое, без пустот и пробелов. Игорь всегда сомневался во мне, в моих чувствах, тогда он один взял на себя все переживания от тех отношений, которые образовались между нами. А моя юность и увлеченность им, как мужчиной старше себя на пару лет, мало напоминала женскую хитрость и сексуальность, скорее это было просто ребячество и эксперимент на зависть подружкам, в духе соревновательного успеха. Такой подход у меня был всегда и ко всему, а Игорь расценивал это субъективно, дистанцию между нами он ломал и снова растягивал, в какой-то момент приближаясь настолько близко, что атмосфера вокруг закручивалась воронкой и начинала затягивать меня и самого Игоря – его отрезвляло моё малодушие и он в один щелчок отдалялся от своего Воробушка, становился таким чужим и безразличным. Будто есть человек в твоей жизни, ты видишь его, можешь прикоснуться, слышишь его дыхание и голос, а на самом деле, может всё это привидилось, может и не было его никогда. Становится так много вопросов, а ответов слишком мало, начинаешь бояться, начинаешь испытывать страх. А потом, в какой-то момент одному из вас становится всего этого мало, мало чувств, мало взглядов, мало прикосновений, вас вроде бы двое, а живёт любовь только в одном – и этого тоже мало.

Игорь просто ушёл, в один момент вселенная для меня пошатнулась, без всякой подготовки и тренировок, без объяснений и признаний, он просто вытолкнул меня из своей жизни и перекрыл кислород, лишил возможности дышать. Был ли это его расчёт, а может месть – и ему хотелось сделать мне больно, разделить горечь на двоих, заставить меня страдать? У него получилось, но на это понадобились годы, а теперь уже десятилетия, в гуще и толще которых задышала моя любовь, любовь к нему, к моему палачу. Да, потребовалось слишком много времени, чтобы пройти сектор отрицания и отказа, дабы признать и принять в себе это разрушительное чувство, на вкус такое сладкое, такое желанное. И конечно, к бабке не ходи, а любовь эта, она заявила о себе.

Я просто стала ненужной. Вся та значимость, на которой люди выстраивают отношения друг с другом, сосредоточена на простом и примитивном ожидании. Да, люди возлагают ожидания и надежды, они верят в то нужное им счастье, в тот результат, который для них спасительное плацебо в нарушении локуса контроля и смещения границ личного комфорта, будь то отношения двух любовников или по форме родителя и ребёнка.

Предвосхищение всегда распухает до гигантских масштабов – и в моём случае, последовало фееричное оглушительное "бам". Шарик лопнул и оказался всего лишь маленькой пёстрой тряпочкой, а найти ей применение также предсказуемо до первой появившейся на ней потёртости и потускневшей расцветки.

Когда тебе тридцать и ты живёшь с родителями в маленькой квартирке, где проходная комната, это та самая вселенная, в которой руины складированных вещей, сгорбленная старая мебель и всегда открытая дверь, это твои верные спутники по просторам латентного одиночества. И с годами вкус его становится более определенный и терпкий, такой густой и сытный, а присутствие перетекает в перманентное состояние ограниченности и сдержанности, постепенно начинаешь чувствовать себя частью этой комнаты, одним из элементов мебели, сливаясь с картинкой общего поселившегося беспорядка.

А знаете зачем, дети должны жить отдельно от родителей? За разговором о самостоятельности и автономности, скрывается самая простая возможность переключения внимания от частных акцентов отношений к общему фону внешней действительности. Ведь отношения между людьми, они зачастую очень отличаются в натуральной форме от того впечатления, которое допускается к публике. Всё то говно, которое накапливается в людях, оно выходит наружу, оно всегда выходит наружу – и для этого вряд ли нужен повод. Особенно, когда вам за пятьдесят и к вам приходит то волшебное понимание поступков юности, погрешностей и пробелов в воспитании с цветастым букетом комплексов, взгляд сквозь годы на ситуации и моменты, которые казались раньше глупостями, а сейчас открываются ключевым генератором возможного будущего, другого будущего, которое у вас могло бы быть. Родителям больно от всего этого происходящего метаморфоза, который приходится видеть проживающим с ними детям. А, когда детёныши далеко, да ещё и увлечены своей собственной взрослой жизнью, то можно скрывать, можно улыбаться сквозь слёзы, говоря любимому чаду, что это от радости долгожданной встречи, хвалить друг друга, сжимая кулаки в карманах или за спиной до посинения от огорчения и злости. Это как излюбленное понятие "личное пространство", в котором люди прячут самую чернушную срамоту, всё то абсурдное и противоречивое, болезненное и пограничное, весь тот мусор, тот шлак, о чём бывает стыдно и горько, обидно, грешно и тем самым, привлекательно. То самое, что человек хочет сохранить и спрятать от всех, для самого себя. То самое, что другие могут презирать и насмехаться, а ему одному очень нужно, дорого – это и есть персональная боль, личное страдание, личное пространство. И у моих родителей тоже появилась такая боль, эта боль у них она разная, у каждого своя.

У маман, она от слепоты пожирающая свободу и насильственно обезоруживающая, принудительная, когда ты одним ударом мог бы сбросить весь этот груз, получи хотя бы самый маленький источник помощи из вне. У бати же, совсем иная. У бати, эта боль, она желанная, для него это энергия, это нектар жизни, открытие вседозволенности на почве ограниченности, чистый паразитизм, вскармливание и облагораживание гештальтов, возведение их в культ личности и поклонение их расширенному формату, без всякого решения и закрытия. Когда люди говорят о своей разности на старте возможных отношений, они мало имеют представления о настоящем отличии, о той катастрофе, которая может обрушиться на них с годами и тем более, десятилетиями совместной жизни. Теперь в этом я много чего понимаю, пусть даже через опыт других людей, людей, которых я люблю очень и безусловно.

У меня осталась только гитара, она всегда была со мной и есть в моей жизни. Замечаю, как непроизвольно могу в воздухе при движении, перебирать пальцами фантомные струны, будто наигрывая мелодию, подбирая аккорды мысленно в голове. Я чёртова извращенка, помешанная на своём инструменте, сутками могу сидеть с ней и мурлыкать себе под нос. Ещё школьницей взяла её в руки и больше мы не расставались, она моё увлечение, моя религия, мой хлеб и мой мужчина. Определённо моя гитара – это он. И вроде бы, у нас хорошо получается быть вместе, хорошо нам, хорошо тем людям, кто приходит на наши стримы и квартирники. Ведь они возвращаются снова и снова, смеются и рыдают, благодарят и приглашают спеть на каком-нибудь празднике или мероприятии. А я что – я с радостью. Дальше больше, обширнее, звучнее, с репертуаром и за денежку, маленько себе оставлю, с храмом поделюсь, за здравие и по совести.

Когда Игорь решил уйти из моей жизни, я сначала пыталась прояснить ситуацию и прийти к понимаю, но в одиночку у меня это мало получалось, он буквально стёр все возможные пересечения и источники. Я просто приняла данность, а заниматься самоистязанием и пытаться доминировать над выбором человека, для меня это чуждо и гадко, поэтому я отпустила его из своей реальности, из своих мыслей и не искала с ним встречи.

Наше общение с Игорем, оно вообще было со странностями – и я до сих пор, с трудом могу разобраться в том, кем я была для него, что ему было нужно от меня, чего хотелось, нужна ли я была ему и совпадали ли наши желания. Игорь всегда такой разный, мне было трудно успевать за сменой его настроения. А поговорить просто так, душевно и содержательно, у нас почему-то не получалось, просто сказать чего хотим друг от друга, зачем мы друг другу, может ли вообще что-то получится у нас с перспективой будущего или это иллюзия и наши возможности мало помогут жизни наших желаний. Только всё это в миг лопнуло и осталось без ответов, Игорь решил за нас двоих, лишил меня права выбора. А может это и есть лучшее, оно самое.

Правильно говорят, что человек любит по-настоящему тогда, когда может отпустить своего любимого в свободную жизнь, даже если эта жизнь будет с кем-то другим – и я отпустила, я допускала такую идею, что Игорь будет счастлив с другой женщиной, с другим своим человеком. С Русланом же и компанией из "Бобрятника" мы продолжали общаться, но заметно реже, чем было раньше. Таня, так вообще прекратила со мной всякие контакты, но я видела её регулярно на своих уличных выступлениях – и от одного этого мне было приятно. Помнится, она всегда от меня держалась обособленно, наверно, у неё на это были какие-то свои причины и объяснения, а я этим особо и не замарачивалась.

А потом появилась Лариса, напористая, слезливая и обиженная, у этой женщины забавно получалось скрывать свою зависимость от чувств к Игорю, а я сразу поняла, кто она такая. Для чего только я ей понадобилась, портрет написать? Пишу портреты, визуализирую, воплощаю те образы, которые вижу перед собой, которые выходят и находятся внутри, за этим внешним впечатлением инициированным для жизни и для защиты, а порой и для нападения. Я написала портрет Ларисы, красивая женщина. Пару раз мы в кафе посидели, поболтали, откровенно и прямо эта женщина меня ни о чем не спрашивала, все разговоры отвлечённые, воздушные и без смысловой нагрузки, без всяких угроз, оскорблений, без серной кислоты и запугиваний, как это обычно бывает у ревнивых бабищ, претендующих на безоговорочную власть над сердцем, над мозгом и над членом своего избранника. А потом я узнала, что Лариса умерла. Тогда, как раз Руслан неожиданно позвонил мне и предложил работу в "Бобрятнике". Нутро от такого известия как-то так сжалось, горько стало за эту красивую, милую женщину, которая решила отказаться от своего права на жизнь.

– Разве о такой невестке твоя маман мечтала? А потрахаться мы можем и без печати в паспорте, ведь правда? – сейчас я смотрела на этого красавца перед собой, такого взрослого и сильного, чувствую рядом с ним свою ничтожную бабью хрупкость и беззащитность. Я согласилась на предложение Руслана, только зачем здесь Игорь?

Глава 5. Руслан

Когда я услышал, что парни называют её Воробушком, у меня дыхание перехватило от захлестнувшей нежности. Ведь это сто процентное попадалово, когда смотришь на человека, или даже при его отсутствии в круге твоего внимания, а в голове рисуется образок маленькой, хрупкой, взъерошенной птички, такой шустрой и задорной. Мне тоже понравилось так называть Катю – и с каждым Воробушком, у меня внутри появлялось тепло, мягкость, становилось как-то хорошо и радостно что ли. Странное состояние, которое хотелось переживать снова и снова, хотелось всего этого больше и чаще, чтобы всегда было. Только оно улетучивалось, да и я старался сам избавляться от него без затяжек, понимал, что могу пропасть и потерять много. Наверно, это и есть одна из форм возможной зависимости одного человека от другого, которой поклоняться мне было страшно, мужик я в конце-концов, где моя сила воли. Так и приходилось себя встряхивать, трясти внутренности, напоминать о реальности и о том, каким жестоким может быть этот улыбающийся мир, такую мою привязанность люди не поймут.

Это всё я себе говорил или внушал, когда Катю перед собой видел. У меня к ней сначала самые тёплые отцовские чувства были, где помочь, поддержать разговором, появилась она внезапно, трудно даже сказать когда и как, но очень быстро стала своей, стала нужной.

– Дядя Руслан, мне помощь твоя нужна. Денежку на пару дней надо, кушать хочется и на проезд до института. Выручишь? – могла позвонить в любое время, а мне в радость и даже в такую рань, когда спросонья лежу в постели, весь помятый, глаза продираю и её голос с улыбкой на лице в трубке слушаю.

Помню тогда Игоря взбесила эта её просьба, когда я дал Кате добро, а ему перезваниваю и говорю, что Воробушек как забежит в "Бобрятник", чтобы денег ей дал, сколько скажет. Сделал Игорёк всё как договорились, только импульсы его раздражения и злости, почувствовал я жёстко на своей шкуре. Да и Кате досталось, что мол, почему она у него самого не спросила, а ко мне звонила. Ситуаций таких много было – и стал я замечать, что товарищ мой по-особенному к Воробушку относится. Называть её так, он сам, Игорь придумал, от него всё и пошло.

Я наблюдал за ними, наблюдал за Игорем, в нём происходили изменения, которые трудно было оставить без внимания. Мой дружище, которого я знаю давно и близко, преображался на глазах в присутствии Кати или, когда в наших разговорах с мужиками каким-то образом мелькало упоминание о Воробушке. Игорёк словно перевоплощался из одного персонажа в другого и в обратном порядке, мы с товарищами удивлялись тем метаморфозам в нём, которые выплескивались наружу. В Игоре происходил конфликт или борьба мотивов, желаний, чувств, глядя на него я выстраивал предположения и догадки, а когда спросил его прямо в лоб о симпатии к нашей общей знакомой, то обалдел от своей собственной реакции на его откровения.

Вмазал ему тогда больно и на долго, пару недель в "Бобрятнике" за него работали, пока он отлеживался. А Кате сказали, что отпуск взял, потому что устал от всего, дела накопились, решил отдохнуть. Он просто сказал, что любит эту девочку – и от этих слов, я был готов его убить. Игорь тёмный человек, жизнь его ломала, он выживал как мог, а Катя она другая, это как в саже чистое платье испачкать, а потом сколько стирай, всё равно пятна останутся. Мне стоило только представить его рядом с ней, как он смотрит на неё, такую хрупкую и юную, представить как прикасается к ней, гладит по нежной тонкой коже и целует её, свежую и лёгкую – у меня к лицу кровь прилила, у меня кровь по венам закипела от ярости, взбесился в один момент и набросился на Игоря, если бы не мужики, в фарш бы его превратил и конечно, свою жизнь загубил бы. Товарищи скрутили и знакомой врачихе позвонили, в ментовку и в скорую, обращаться не стали. Потом с Игорем у нас разговор долгий был, заливали все обиды и непонимание, хотелось дружбу нашу сохранить, хотелось, только получилось ли. Ну кто из нас идеален, кто самых честных правил, я после развода, сын растёт с бывшей, у меня бабы бывают разные, свободен как ветер, без клятв и обещаний. Только однажды, когда я пришёл в "Бобрятник" и увидел как Игорёк выходит из подсобки, рубашку поправляет, ремень с ширинкой на джинсах застёгивает, а следом за ним Танька из соседнего салона дверь за собой прикрывает, юбку одёргивает и с волосами у неё полный швах, перекосило от такого зрелища. Танюха замужняя, Бог этой женщине судья, за себя ответ и держать, а Игорёк ей всегда нравился, как кошка на него млеет, если с ней будет разведётся, да вот она ему не нужна. Парочка увидели меня, переглянулись, подошли ко мне, Таня на шее у Игоря виснет и улыбается, а он руки её отстраняет и на меня смотрит. Ну я и вскипел, схватил за шиворот и выволок как куклу тряпичную на улицу, спустил с лестницы, он упал, а я его ногами бил и орал отборным без стыда, а перед глазами только Воробушек мелькает – зачем он так с ней, за что чувства так посрамляет, о которых сам признавался. Замкнуло у меня что-то внутри, глаза застилало, слышал только как сердце колотило бешено. Вот тогда я уже на пару суток в каталажку попал, о чём без сожаления даже благодарен высшим силам, а так бы чем всё это могло закончиться страшно подумать.

Конечно, запретил мужикам о произошедшем говорить Кате – и вообще, упоминать что-то об Игоре. После нашей потасовки, он испарился на долго, прекратил всякое общение с нами, избегал. А она спрашивала, приходила в "Бобрятник", спрашивала и переживала, а меня это ещё больше злило и раздражало. Останавливал самого себя, в чём она виновата, в чём виновата эта кроха, что мы, взрослые мужики, а ведём себя как подростки желторотые, кулаками машем и трахаем всё, что только движется.

– Дядя Руслан, давайте я вас с Аней познакомлю, она хозяйственная, заботливая, чистоплотная женщина, но одинокая, – смотрел на Катю и внутри всё сжималось, во рту пересохло, сидит рядом со мной на стуле, в монитор смотрит как я играю в войнушку, а у меня язык деревянный.

– Чего ты мне всё на вы, да на вы? Старый что ли для тебя – и, когда это свахой стала, – Воробушек глядит на меня своими большими тёмными глазами и улыбается, но промолчала. А мне так хотелось услышать, что я ей нужен, услышать это на ты, хотя бы. Я отказался знакомиться и с Аней, и с Дашей, и с Ирой. Игорь исчез и, словно забрал с собой Катю, она стала бывать в нашей компании редко и то, когда я сам звонил ей. Вроде бы было всё также, мы разговаривали, собирались и пели песни под гитару, но Воробушка стало заметно меньше. А потом Игорь снова появился в нашей жизни, позвонил мужикам, пришёл в "Бобрятник", поставил знатный коньяк и снова попросился работать. Игорь вернулся к нам, но только вернулся без Воробушка.

У меня внутри всё сжималось, когда я увидел те чувства, которые она испытывает к нему. Так долго, годами, она сохраняла их в себе, подкармливала их надеждами и мечтами, вынашивала их в себе как мать ребёнка, оберегала что ли, заботилась – и эти чувства в ней, они всегда были желанными. Да как она вообще жила все эти годы, как её нутро принимало и усваивало их? Если бы я только знал, что у неё всё так серьезно. Я остался бы рядом с ней, я сократил бы то время и расстояние, которое появилось между нами. Господи, сколько в ней боли, сколько принятия и веры. Почему такие чувства получает тот, которому это нахрен надо, почему вся эта маленькая женщина способная так много, долго и верно любить, выбирает того, кто будет всегда причинять ей боль, обижать её любовь, испытывать и сомневаться в ней, почему? Я много бы отдал за то, чтобы обрести такую любовь, такого человека, которому ты всегда нужен, который всегда тебя ждёт и всегда любит, любит тебя любым, просто так, без всяких условностей. Для меня это всегда было мифом, фантастикой, чем-то сверхъестественным, а в Кате, в этом маленьком человечке, в ней жила именно такая любовь. Эти чувства к Игорю, девочка моя милая, как же тебя угораздило так. У меня перед глазами заискрило фейерверком, когда все пазлы в голове сложились и тогда, если бы я узнал всё тогда, убил бы тварь, руками своими вот этими придушил бы. Наверно это чистой воды и есть психология, когда люди переживают потери, все мы переживаем их по-разному и одно, самому с пониманием отказываться от чего-то, а совсем другое, когда за тебя всё решают, поклоняясь тотему личного комфорта и внушая удобную иллюзию принятия единственно верного решения. По факту, эти суки принудительно забирают то, что может быть очень нужным тебе и без чего ты чувствуешь горечь, беззащитность и ограниченность, они словно отнимают кусочек тебя, малюсенькую крупицу, оставляя в душе зияющую пустоту, пробел – и она, эта пустота, она со временем только разрастается, становится глубже, она не затягивается. А людям просто нужно поговорить, говорить ртом, где оно уважение друг к другу и ценность чувств, значимость отношений, где всё это? Где возможность сделать свой выбор, какой никакой, а свой? Было ли это в Игоре, сейчас я даже отказываюсь понимать его мотивы, знаю одно, Катю выбора он лишил. Это было до его долгосрочного исчезновения, после одной из наших потасовок, когда Игорь позвонил мне и попросился в "Бобрятник", я слегка прифигел, но вопросов никаких, промолчал – отчаянно решился на этот эксперимент. Только как оказалось, это и было спусковым щелчком запуска механизма всей этой назревающей трагедии, а Игорь, он уже тогда знал, к чему всё может привести. Сказать честно, я даже был в предвкушении столкновения Игоря с Катей, но такого поворота я даже придумать не мог. Всегда знал о его симпатии к ней и испытывал раздражение, знал как он переживает этот свой внутренний конфликт желанного и действительного, Игорёк говорил всегда такими хитроумными фразами, от которых у меня мозг закипал. Для меня всё проще, хочешь быть счастливым – будь им, если любишь – люби, отдавайся без остатка, чтобы женщина твоя радовалась и улыбалась. Не можешь в себе принять эту любовь, значит нужно изменить её форму, но отказываться от человека, с которым тебе хорошо – это извращение какое-то. А у Игоря замарочек дохрена, он за Катю всё решил и сам себя оправдал, куда уж легче. Он ведь никогда ей в любви своей не признавался, одни намёки, подколы, флирт, пустяковые жесты и зажимочки, это у них как-то по-своему было, наверно, она понимала, чувствовала, на каком-то другом уровне или невидимой волне. А, когда я смотрел на Катю, всю такую красивую и воздушную, светлую, искреннюю, как её накопившиеся чувства к нему через край плескались, так нежно и трепетно, голос её мелодичный слышал в признаниях, как она разговаривала с ним, прижималась к нему, целовала, тянулась руками, без всякого принуждения, а глазами какими смотрела – ни капли в них обиды, ни капли ненависти, только боль в перемешку с искренним предвосхищением, надеждой и желанием, меня от всего этого зрелища потряхивать начало. У них всегда всё как-то не правильно – и сейчас тоже, так странно и до безобразия прекрасно. У меня в глазах защипало – и злость во мне шаровыми молниями, и восторг водоворотом затягивает, и зависть покалывает под кожей. Если бы меня она так, ко мне всё это, я бы от счастья умом двинулся, а Игорь за руки её берёт, в глазах его страх что ли, или неожиданность наигранная, говорит ей что-то тихо, а Катя головой качает и снова к нему прижимается, снова ладонями его за лицо берёт и слышу, плачет. Потом и до меня дошло, какие он ей гадости говорил, вскрыл ей всю поднаготную своей кабелиной жизни, о сломанной психике, обрисовал их отношения в самых тёмных красках. А Кате всё равно, она только и повторяла "Знаю, ну и, что. Это раньше было".

Да, девочка эта из обычной семьи, свои беды, свои радости, что-то не сложилось, что-то ещё впереди, можно исправить, помочь, но так-то с ней зачем поступать, зачем морально убивать, это как начинающего пловца по голове вислом бить, приговаривая, что нихрена у него не получится. У меня сердце разрывалось, хотелось схватить в охапку Катюшу, забрать её, увести от всего этого позора, чтобы улыбалась, чтобы не плакала, зачем унижение это, зачем вся эта боль, зачем. Не выдержал, думаю, ещё момент и разрыдаюсь уже я, психанул и ушёл в "Бобрятник". Да только долго там не смог находиться, закрыл отдел к чёртовой матери и обратно на улицу, разорву всех, раскидаю, не позволю обижать. Танька заметила меня, с расспросами накинулась, отговаривать начала, типа пусть сами разбираются, а потом как курица всполошилась, следом за мной выскочила…