Отражение

– Но это по-настоящему, малыш. – Я шагнул ближе. – Каждый проведенный с тобой день. Каждое даже самое крохотное мгновение. Это было реально. Я никогда не играл с тобой.

– Тогда почему не рассказал мне, что обещан другой? – По ее щеке покатилась слеза, и я бы все отдал, чтобы вернуть время вспять, и ее не было там вовсе. – Почему? Я должна была узнать это от него? От человека, который даже не считает меня достойной дышать с вами одним воздухом? Ты хоть понимаешь, каково это?

– Я… Мне жаль, что ты узнала об этом таким образом. Я правда хотел тебе рассказать. Хотел окончательно избавиться от этой обязанности, чтобы быть с тобой. Мне никто кроме тебя не нужен!

Она задрожала. Слезы снова и снова наполняли ее глаза, но она больше не позволяла им упасть.

– А я собиралась приготовить тебе сюрприз. Мы же… – Она не договорила. Только выдохнула и горько усмехнулась. – Господи, как же глупо.

Вопреки ее словам не приближаться, я сократил разделявшее на расстояние и аккуратно коснулся ее щеки. Она дернулась, будто мое прикосновение обжигало, и, всхлипнув, посмотрела на меня снизу вверх.

– Я люблю тебя, Каталина, – мягко проговорил я. – Люблю. И ни за что на свете не позволю кому-либо встать между нами.

Она замерла, шумно вздохнув. Ее лицо на миг как будто просветлело, а в глазах промелькнуло тепло, родное, в котором мне всегда хотелось утонуть.

Но потом она снова закрылась от меня.

– Нет. Не надо, – прошептала Каталина. – Я-я не могу так больше.

– Эй-эй, пожалуйста…

Она покачала головой, прижав ладонь к глазам.

– Ты не понимаешь, Деймон… Я… я верила тебе. А теперь даже не знаю, кто ты такой на самом деле.

– Я все тот же, родная, – проговорил я отчаянно. – Тот же. Тот, кто, не смотря на дурость в моей голове, захотел узнать тебя, чувствовать тебя в своих руках. Кто влюбился в тебя так, как никогда никого не любил. Тот, кто наконец почувствовал, что живет. Благодаря тебе, слышишь?

Вторая ладонь легла на ее щеку, но Каталина тут же вывернулась, нервно смахнув с ресниц слезы.

– Нет, я не… не могу…

– Я твой, Каталина… Всегда был только твоим.

Помотав головой, она убежала в сторону прихожей. Когда я ее догнал, она, обувшись, уже схватила с вешалки свою куртку.

– Каталина, подожди.

– Нет. – Она даже не обернулась. – Не сейчас. Я просто… не могу тебя видеть.

– Пожалуйста, не уходи.

Она уже открыла дверь.

– Прошу, – я мягко поймал ее запястье.

Каталина остановилась. На секунду. Всего на секунду, но она показалась мне целой вечностью.

Как, черт возьми, мне исправить все это?!

– Если я и вправду что-то значу для тебя, – она глотнула воздух, будто каждое слово резало горло. Слеза снова расчертила ее щеку. – Тогда отпусти. Отпусти меня, потому что я больше не выдержу.

Она выдернула руку и выскочила на улицу. Я выбежал следом, но увидел только, как она почти бегом несется по тротуару. Прочь от меня.

И после всего, что натворил, единственное, что я мог сделать для нее сейчас, это позволить ей уйти.

Я остался стоять на крыльце, с босыми ногами и повисшими, словно плети, руками, которые, казалось, все еще чувствовали ее тепло. Опустился на ступеньки, провел ладонью по лицу и впервые за всю свою гребаную жизнь почувствовал, как в груди разливается пустота. Чудовищная черная дыра, затягивающая в себя все то хорошее, что было в моей жизни. И некого было винить в этом кроме самого себя.

Я сам разрушил свое счастье.

Своими руками.

Не знаю, сколько прошло времени к тому моменту, когда у меня в кармане в десятый раз брякнул телефон. Февраль с его достаточно низкими температурами все еще упрямо держался в Гаршире, но я, казалось, ничего не чувствовал, продолжая бесцельно сидеть на крыльце нашего дома.

Потушив окурок, я все же вынул трубку и бросил почти безучастный взгляд на экран, изначально не теша себя ложными надеждами, что это могла написать Каталина. А потому… Да похрен вообще!

Но потом мой взгляд зацепился за имя, после прошелся по написанному им. И новая порция ярости вновь наполнила мои вены. Пальцы вот-вот переломили бы экран телефона, так сильно я сжал его.

Том: «Деймон! Возьми трубку!»

Том: «У меня есть новости.»

Том: «Я нашел его! Это Кильман. Герберт, мать его, Кильман!»

Том: «Он заказал фотографа через Тони, чтобы нарыть свежего компромата на тебя. Все подстроено.»

Том: «Срочно перезвони мне!»

Убрав телефон обратно в карман, я словно одеревенелый поднялся со ступеней. Ощущение хоть какого-то ликования от того, что с поисками виновного теперь было покончено, не накрыло меня, как я предполагал. Теперь это было ничто по сравнению с желанием поставить Герберта Кильмана на место. И как можно скорее. Вся та его удивительно своевременная помощь, условия и принуждения, сулящие ему выгоду… Я чувствовал с самого начала то гнилое зловонье, которое исходило от каждого его «дружеского» жеста. Мы все были долбаным расходным материалом в его вымышленном королевстве. Но теперь, думаю, пора бы уже свергнуть этого короля-самозванца.

Попался, мразь.

Глава 41

Каталина

Я добралась до комнаты, не помня себя.

Ноги, словно бы превратившиеся в желе, отказывались удерживать меня в вертикальном положении, потому, едва дверь захлопнулась за моей спиной, как я скатилась по ней на пол. Хватая ртом воздух, закрыла стянутое от слез лицо ладонями, пытаясь хоть как-то удержаться внутри собственного тела. Того самого, которое, по ощущениям, стремительно разваливалось на части.

Не верилось, что это действительно происходило со мной. С нами. Почему он молчал? Почему позволял этому спесивому козлу помыкать собой? Почему допустил, чтобы я так… привыкла к нему в своей жизни, если знал, что уйдет?

Хватит, хватит, хватит…

Прекращай уже!

Бок все еще жгло от долгого бега, но эта боль была несравнима с той, которую я ощущала в груди. Как будто кто-то вынул мое сердце, пропустил его через шредер и тяп-ляп запихнул обратно в меня.

Так чертовски больно…

– Лина? – раздался из глубины комнаты голос Эбби. За ним скрип кровати, а потом тихий приближающийся топот. – Это… Лина, что такое?

Меня еле хватило на то, чтобы покачать головой.

Вдруг плеча осторожно коснулась ее рука. Подруга опустилась рядом и оторвала мои ладони от лица.

– Эй, ну давай! Что стряслось? Скажи, кто, и я размажу его по…

– Не могу, Эб… Я не могу так больше.

Я покачала головой, стерев пальцами слезы со своих щек. Один взгляд на меня, и ее грозное выражение лица сменилось на встревоженное.

– Деймон? – проговорила она неуверенно.

Я пыталась дышать. Пыталась держать эмоции под контролем, но все попытки как-то взять себя в руки были тщетны. Особенно теперь, стоило его имени прозвучать вслух.

Поэтому мне не нравилось, когда меня жалели. В такие моменты, казалось, я становилась еще более ничтожной, а слезы превращались в бесконтрольный водопад.

Глаза снова защипало, когда я подтвердила догадку Эбигейл:

– Он женится.

Вот так просто.

Простые два слова, которые, оказывается, не так уж и сложно было произнести.

Простая истина, с которой мне уже следовало бы смириться. Но… Как, ради бога?! Как я должна вообще справиться с этой информацией? Вот мы с Деймоном вместе завтракаем, и я чувствую себя чуть ли не на седьмом небе от счастья, а потом одним махом все разрушилось. Все кончено.

Ее брови взметнулись вверх, и мои губы предательски задрожали.

– У него есть невеста, Эб…

– Че-го?! – воскликнула подруга.

Она схватила меня за руки, вынудив подняться с пола вслед за ней. Довела до постели и села рядом, поджав под себя одну ногу. Судя по пижаме, небрежному пучку и открытому на тумбе ноутбуку, она предпочла типичному для нее походу в клуб обычное валяние в постели.

Боже, как же хотелось сейчас той старой доброй жизни, в которой я жила все свои двадцать лет. Тогда не было никаких лишних переживаний, не было этого ощущения пустоты в груди, какое бывает лишь, когда теряешь что-то… что-то по-настоящему важное.

– А теперь рассказывай, – выдохнула подруга, вручив мне упаковку бумажных платочков и мой любимый батончик Snickers. – В каком смысле он женится? И что еще за невеста, мать вашу?

Я стерла плечом еще одну слезу со щеки и попыталась открыть шоколад дрожащими пальцами.

– Я-я сама толком ничего не поняла. – Мой голос прозвучал так хрипло, будто минуту назад мне дали соло без какой-либо подготовки. – Все произошло как-то… слишком быстро, но… Как оказалось, все это время он был помолвлен с другой. И сегодня… пока его не было, а я как идиотка готовила нам романтический ужин, заявился его… будущий тесть. Вместе с ней.

– А под ней ты подразумеваешь…

– Это та самая девушка, которую мы встретили в Лейк-Плэсид. Хейзел.

Когда мы вернулись из поездки, я мельком рассказывала Эбби о ней. И о своих – как мне казалось на тот момент – глупых подозрениях, что их с Деймоном связывало какое-то общее прошлое. Теперь-то я понимала, что те ощущения меня не обманули. Их и правда связывало нечто общее. Вот только не прошлое, а будущее.

Из того, что я нехотя выслушала от того Герберта Кильмана, мне стало понятно одно: брак его дочери на Хаверсоне был выгоден лично ему и, вероятно, он уже давно планировал этот ход. А все те слова, что они росли в одном мире и идеально друг другу подходят, был обычной точкой давления на меня, чтобы я увидела, насколько сильно не соответствую Деймону.

Но реакция Хейзел на речь ее отца и то, что позже сообщил мне Деймон… Значило ли это, что они оба на самом деле не хотели этого? Хейзел не показалась мне гонщицей за статусом его жены. Напротив, она выглядела довольно подавленной, как если бы факт замужества причинял ей не меньшую боль, чем мне теперь. Или Деймону.

Боже, сколько же времени он молчал об этом?..

– И что ты думаешь? – спросила Эбби, когда я рассказала ей обо всем: о том, что Герберт спас семью Деймона и что потребовал за это; о том, что произошло сегодня днем, о позиции Деймона и о мыслях, что стали потихоньку проникать в мою и без того перегруженную голову.

Батончик в руках закончился, и я смяла фантик, уделив ему чересчур большое внимание. Пусть так. Это было лучше, чем смотреть на Эбби и снова видеть в ее глазах это неподдельное огорчение. В конце концов она была чуть ли не самым ярым ждунчиком-романтиком, который с самого начала верил, что мы с Деймоном будем вместе. Даже в те моменты, когда я сама еще на дух его не переносила, моя подруга, уверена, уже вовсю обдумывала цветовую гамму нашей с ним свадьбы.

Забавно… было бы, если бы не было так горько.

– Думаю, что Деймон должен был рассказать мне об этом. Тогда бы я не чувствовала себя такой наивной дурой, когда открыла дверь тому уроду и позволила ему отыгрываться на моем незнании. Думаю, что как бы он не хотел, ему придется поступить именно так, как от него ожидают. Думаю, Хейзел, в самом деле, идеальная партия для него. И думаю… для нас все кончено.

Эбби шумно вздохнула.

– Нет.

Мои брови взлетели вверх, когда я повернулась к ней.

– В смысле? – буркнула ей, высморкавшись в платок.

– Нет, говорю!

Она так быстро подскочила на ноги, что ее пучок рассыпался за ее спиной. Нервно убрав с глаз мешающуюся прядь своих светлых волос, она остановилась напротив меня и в своем излюбленном жесте уперла руки в боки.

– Ничегошеньки еще не кончено, понятно? Ты сама сказала, что он должен жениться на этой Хейзел только из-за какой-то дрянной сделки, долга. Из-за этого Гир… Гор… годзиллы в костюме. Ясно же, что это не его желание. И он любит тебя… Так?

Эбби побуждающе взмахнула рукой. Пришлось кивнуть, хотя, признаться, ее порывы к этим мотивационным речам малость ввели меня в оцепенение.

– Так… наверное.

– Не «наверное», а факт! Он любит тебя, Лина. Это видно даже слепому хомяку с расстояния в сотню миль. И я не верю, что после всего, через что вы прошли, он так просто откажется от тебя.

Я покачала головой.

– Не в этом дело, Эб. Я знаю, что это не его решение. Верю в его чувства ко мне, но просто… Я не понимаю, почему он не рассказал обо всем раньше. Он знал, что ждет его… ждет нас в будущем. Мы были обречены с самого начала, а он даже не счел нужным сообщить мне об этом. Никому не будет дела до того, что мы чувствуем друг к другу, когда он пойдет в церковь с Хейзел.

Эбигейл с задумчивым видом опустилась на свою кровать.

– Ну не знаю, Лин. Может, он… тянул, потому что хотел хотя бы ненадолго почувствовать себя свободным вместе с тобой? Счастливым. Да, то, что он не сказал, это плохо, черт возьми, я бы и сама ему за это врезала. Но… – она пожала плечами, – это совсем не значит, что вашей истории конец. Я уверена.

– А если он все же женится? – прошептала я. – Он ведь должен этому… Герберту. Что мне тогда делать?

Она улыбнулась, грустно, но, тем не менее, как-то по-своему уверенно.

– Тогда я лично надеру ему задницу за то, что не придумал ничего. Но пока он сам не скажет тебе «все кончено», даже не думай, что с вами кончено. Понятно?

Я кивнула, а мои губы сами по себе растянулись в благодарной улыбке.

Пусть уверенность Эбби была чрезмерной, пусть слова звучали слишком оптимистично, пусть я все равно ощущала боль, пульсирующую где-то за грудной клеткой… в этот момент мне отчаянно нужно было услышать хоть что-то, что удержит меня от полного крушения.

Однако, это не избавляло меня от горькой правды.

Я любила его слишком сильно. Любила настолько, что от одной мысли о том, что рядом с ним будет другая, я почти что задыхалась от смеси из ревности и безысходности. Но несмотря на это, мне все же не стоило ожидать чуда. То, что Деймон не рассказал мне об этом, огорчало и в некоторой степени даже злило меня. А сам факт того, что под «платой долга» все время скрывалась его женитьба на Хейзел… это меняло все. Не думаю, что у него будет шанс отказаться от своего обязательства. Не в это раз.

Потому, я должна собраться, должна думать о себе и своей собственной жизни, какой она была до Деймона. Может быть, тогда мне будет не так тяжело отпустить его.

Деймон

Коридоры архитектурного корпуса всегда казались мне безопасным местом. Точкой, где можно исчезнуть в чертежах и макетах, забить голову формулами нагрузок, и хотя бы на несколько часов перестать быть источником чьего-нибудь успеха. Как будто в пределах здания переставали существовать значимость фамилии, деньги или тот же долг, который тянулся за мной, как привязанный к щиколотке бетонный блок.

Но сегодня даже этот корпус был чужим. Слишком яркий свет ламп больно бил по глазам. Слишком громкий смех студентов отдавался по нервам. Слишком много воздуха, и ни капли, которой хватило бы, чтобы сделать вдох.

Я стоял у стеклянной стены второго этажа, опершись ладонями о холодные перила. Снизу открывался весь центральный холл университета: прямоугольная шахта света, в которой студенты смешивались в единый рой теней, голосов и учебных пособий. Среди всего этого гомона я и увидел ее.

Каталина шла по коридору в компании пары студенток. И я не смог не отметить, насколько же она была прекрасна. Черт, я уже и не помнил, когда вообще смотрел на нее, и при этом у меня не пересыхало во рту от ее красоты. Она улыбалась, участвуя в общем разговоре, но при этом у нее был такой уставший вид, будто она прожила не учебный день, а целую войну. Боль полоснула по ребрам. До сих пор во мне эхом отдавалось ощущение того, как она выскользнула из моих рук, попросив отпустить ее. Сердце снова сорвалось вниз, и я не знал, чем удержать его от падения.

Она замедлила шаг, пропуская мимо какую-то шумную группу студентов, и на секунду подняла глаза, оглядывая корпус университета. И, клянусь, если бы в тот момент наши взгляды встретились, я бы не выдержал. У меня было бы ноль воли, ноль здравого смысла и столько же выдержки. Я бы сорвался с места и побежал к ней. Рассказал бы, о чем узнал, рассказал бы о том, что теперь все изменилось, и у нас еще есть шанс быть вместе. Что этот навязанный мне долг, на самом деле, не больше чем мыльный пузырь, который совсем скоро я разорву к чертовой матери.