Мама, не читай!

– Как мне вставить фотку на сайт? Научи, – буднично попросила я вечером мужа (тогда ещё компом я владела весьма плохо).

– На какой сайт?

– Знакомств, – совершенно спокойно ответила я. Я – стерва, сволочь и нехорошая женщина? Возможно, со стороны это выглядит именно так. Но если бы осудившие сейчас меня хоть чуточку поняли, на каких семейных руинах я восседала, насколько чужим мне был копошащийся где-то в низу руин мужчина, как не подходило ко всем нам славное слово «семья», то, возможно, осуждение плавно перешло бы в сочувствие… А сама я к тому времени уже потеряла способность чувствовать чужую боль. Возможно, Шурику даже было больно (хотя теперь я в этом уже не очень уверена). Однако проблема заключалась в том, что я сама вся была – рваная рана, кровоточащий гнойник, сплошная боль. И кроме неё не ощущала уже ничего.

– Что это ты задумала? – притворно гневно, но с улыбочкой спросил муж. Я с удивлением посмотрела на него.

– А разве не ясно?

– Хочешь найти себе любовника? – он обиженно поджал губки.

– Ага, – кивнула я. – Мне нужно. До зарезу и срочно. – Я поморщилась от гадости происходящего. – Или ты мне поможешь вставить фотку или…

– Ладно, давай, – заторопился Шуричек. – Какую?

В этот момент мне всё-таки стало стыдно и жалко его. Но только на мгновение. В следующую секунду меня накрыла волна презрения: он не мужчина. И снова я задавала себе вопрос: что было бы, если бы он повёл себя, как нормальный мужик, то есть врезал мне как следует, наорал на меня, пригрозил карами за такое поведение? Зауважала бы я его? А вот и нет. Теперь уже это вызвало бы только мой гомерический хохот, а уж за «врезание» он вообще рисковал остаться калекой. И уж точно вылетел бы из дома, как пуля из нагана. Ах, как жаль, что он тогда не сделал этого! Наши отношения закончились бы тогда вот таким образом, и не было бы, наверно, дальнейшего кошмара…

Вполне возможно, что инстинктивно муж это понимал, чувствовал. И не хотел этого ни за что на свете! Потому терпел. Впрочем, терпел ли? Он до такой степени боялся потерять меня, потому что больше всего в жизни не хотел перемен; он всегда дико ленился начинать что-то сначала, не хотел этого всеми фибрами души и готов был идти на любые унижения, лишь бы не делать этого. Думаю, так. Главное, что именно по причине его унизительного ничегонеделания ничего и не менялось, ничего не происходило, когда я из-за болезни перестала на что-то годиться. Так мы и жили вместе, и я не очень-то стыдилась своих безобразных поступков. Но разве я жила с мужчиной? А уж бояться… хм, совсем смешно…

Записки нездоровой женщины

6 марта

Женя не отстает с больницей. Я торгуюсь – две недели, ни днем больше. Знаю, медики не согласятся. Ну, не могу я там больше, не выдержу! Ладно, пока оставим тему.

Из Алисиных записей узнала, что она сегодня идёт в театр. Мне ничего не сообщила… Жаль, что я до такой степени ей не нужна. Зато вчера к ночи она залила соседей с помощью стиральной машины. Соседка звонила мне и требовала приехать разбираться… В общем, чушь всё собачья. Когда это прекратится? Я просила Алису перезвонить, когда кончатся разборки – фигушки… Эти дни она больше общалась с отцом и с бабкой – вот вам результат. Ну, что ж, тем легче: пусть с квартирой будет, как будет. И с её деньгами. И с её проблемами. Пусть с ЭТИМ к нам с Женей не пристаёт. Карпонта.

Хочется быть красивой, победительно красивой. Хочется заниматься своим телом, быть стройной и спортивной. Хочется холить свое лицо и правильно за ним ухаживать. Хочется, хочется… Где взять силы на это? А ведь ещё чуть-чуть, и мне ничего не поможет. Возраст, будь он проклят. Что же такое со мной происходит по утрам, что на белый свет смотреть не хочется? Впрочем, и сейчас не хочется. Женя злой и раздражённый, я чувствую себя в чём-то виноватой… В чём? В том, что отказываюсь ложиться в больницу? А-а, нет, это его производственные дела доконали. Уже легче, я ни при чём.

А почему, интересно, в «Арбат-Престиже» сегодня девушка-консультант была так раздражена тем, что я долго хожу между полками и смотрю-смотрю… «Ну, что вы ищите-то, давайте я вам подскажу!» – не выдержала, наконец, она и посмотрела на меня с ненавистью. Я ей мешала? Она заподозрила, что я собираюсь что-нибудь спереть? Или я просто раздражала её фактом своего существования? Забавно. Но мы ничего так и не купили: Женя с усмешкой относится к тому, что я хочу купить дорогое средство от потери волос. Он не верит в то, «что чем товар дороже, тем лучше». Может, он и прав, хотя не уверена… Ладно, вот облысею – будет знать. Илленом.

Господи, дай мне сил завтра! И послезавтра. Хочу жить полной жизнью! Хочу начать прямо завтра – с зарядки, с прохладного душа. Как же, дождёшься…

Начала реализацию плана «делания неземной красоты». Сейчас силы и запал есть: естественно, время к одиннадцати вечера! А завтра с утра, небось, опять не будет ни сил, ни желания… Сейчас лечу рожу. С утра надо заняться противной жирной задницей. Надо! И еще маску на волосы. И надо немножко «посоляриться» – кожа никуда не годится. Хотя, что при этом делать с пигментными пятнами – не понятно. Наверное, надо посоветоваться с моим косметологом – о, блестящая идея! Завтра же ей позвоню. Господи, сколько энергии и планов – к ночи. Куда после сна всё это денется? Фантастика! Интересно, а Женя был бы рад, если бы я стала энергичной и веселой и радостно тратила бы все деньги на свою красоту неземную?

…Господи, надоел со своими Ольбрыхскими-Цыбульскими! Как что-то современное, что близко мне или (между прочим!) его дочери – так это всё фи, пакость, глупость и т.д. А как только тронь его «шестидесятые», так в зверя превращается! И навязывает, и навязывает… А что мне их Цыбульский с их же глупыми идеалами и розовыми соплями? Нет, надо смотреть, восхищаться и писать кипятком. Потому что раньше трава была зеленее, небо голубее. Детский сад какой-то. «Броненосцы Потёмкины» чертовы… «Идиоты» имени Пырьева с выпученными глазами и сплошным ором… Глазки и лапки Одри Хэпберн по поводу и без повода. Автор, выпей йаду и убейсебяобстену! Вот вам. Пеллеторпа.

…А мне оставьте, будьте так любезны, мою «Амели», «Шоколад», «Идиота» с Мироновым, Кустурицу, «Плащ Казановы» и много чего ещё. И прочь свои грязные лапы! Вот ведь разозлил-то…

В такие моменты ощущение одиночества усиливается катастрофически. Получается, что у меня нет общего языка ни с кем из близких? Даже… с Женей?

Хочу захотеть спать. Вроде и налопалась, как свинья (откуда-то сволочной аппетит прорезался), а спать не тянет. О, приди, сон, приди! Согласна на кошмары (только в рамочках).

Всё-таки надо составить новое резюме для поисков работы. Ведь вот иногда попадаются интересные объявления. Вот, уже сделала… Только где эта чёртова буква «е» с точечками? Нету такой. Ладно, надо закругляться. Алису мне не дождаться, к взаимопониманию с Женей не прийти, в общем, ничего хорошего от жизни ждать не приходится. Впрочем, как всегда.

Так не бывает

Итак, у меня появилась своя страничка на сайте интернет-знакомств. Забавно… Письма пошли очень даже густо. Я не отношу сие на счёт собственной неотразимости (хотя фотки на сайте я разместила удачные), просто такое уж это место, сайт знакомств: думаю, что там все пользуются успехом, возможно, кроме вышедших из котируемого возраста. Полдня я проводила в Инете, отвечая на письма с предложениями знакомства. Многих просто игнорировала: прочитав анкету или посмотрев на фото, решала сразу же, что ни к чему морочить голову ни себе, ни людям.

В результате, в последующие пару недель у меня было несколько встреч с разными людьми, со всеми по одному разу. Ничего не ёкало в душе, мне было скучно, никто не заинтересовал. Чего греха таить: мне безумно нравилось и сильно удивляло то восхищение, которое мне выказывали мои новые знакомые мужчины при личной встрече. После этих первых-последних свиданий, уже дома, я недоверчиво разглядывала себя в зеркале: неужели я на самом деле… ничего себе? Неужели могу так нравиться и на фото, и с первого свидания, что меня очень-очень просят о втором и о продолжении отношений? Трудно было (неловко как-то) игнорировать потом их письма, не брать телефонную трубку, ну, словом, вести себя не очень-то вежливо. Простите, милые мужчины! Вы играли роль отдушины, отвлечения от тоски, вы подарили мне радость… Да, получается, что я вроде как использовала вас… Нехорошо. Каюсь.

И вот однажды… Нет, я ни за что не буду публиковать нашу переписку с Женей! Я не буду рассказывать подробности нашего знакомства, первой встречи. Это – только наша тайна, наша жизнь, наша общая с ним судьба. Поэтому подробностей не будет.

А если без этих подробностей… Однажды в своём почтовом ящике я обнаружила письмо от него. Сердце не дрогнуло, никакого предчувствия не было. Посмотрела его анкету, фотки… Отметила: симпатичный, интеллигентный, состоявшийся человек. Что ж, почему бы не поговорить, не встретиться, первый раз, что ли?

Мы встретились в очень жаркий летний день 23 июля 2002 года…

Потом он рассказывал, что я ему очень понравилась на фото, но, когда он меня увидел, то влюбился сразу и окончательно. А вот я – нет. Мне понадобилось время, правда, совсем небольшое – меньше месяца. Женя был настойчив, на следующий день после первого свидания позвонил прямо в десять утра. Через день мы снова встретились, а ровно в десять утра он звонил теперь каждый день.

– Доброе утро, Катенька! – слышала я его негромкий, нежный голос.

Я влюблялась. Постепенно, с каждым днём всё сильней и сильней, быстрей и быстрей. Мы много говорили, обсуждали всё на свете, рассказывали друг другу свои жизни, делились всем, что накопилось у нас обоих за долгие годы. Нам было интересно друг с другом, приятно и понятно – всё понятно! Нам не надо было приноравливаться друг к другу, судорожно искать общие темы, общие интересы. Всё это было и так дано сразу, вложено в нас изначально.

Я не могу сейчас, именно сейчас не написать об очень важном… Хоть это и опять нарушает хронологию, а и чёрт бы с ней! Произошло чудо, глупое чудо имени Александра Грина и его алых парусов. В 37 лет, будучи замужней женщиной, имеющей взрослую дочь, я встретила своего капитана Грэя – ха-ха! Просто какой-то женский романчик получается. Покет-бук в дешёвом переплёте. Но это так, так и никак иначе! Огромное, доброе, красивое Счастье пришло ко мне нежданно, странным путём высоких технологий, микропроцессоров, гением Билла Гейтса и креативных паучков Интернета, каждый день всё сильнее опутывающих мир и нас, как мушек, – и очень хорошо, дай им бог бесконечных сил и идей для плетения этой киберпаутины! Уже больше семи лет длится то, что по злобненькому мнению моих врагов должно было кончиться давным-давно – а оно не кончается, а оно растёт и крепнет, делая меня счастливей с каждым днём, даря мне столько радости каждый час жизни, сколько я не знала за всё предыдущее своё существование. Я сама очень изменилась, а мне кажется, что изменился мир вокруг. Он на самом деле стал другим! Он вовсе не враждебен мне, он – красив и добр, он интересен и забавен, а жизнь, оказывается, такая хорошая штука, кто бы мог подумать!

Теперь я знаю, что такое любовь, только теперь я это знаю. Каждый день просыпаться и улыбаться оттого, что рядом – он. Каждое утро пить кофе на кухне в пижамах, глядя друг другу в глаза и хихикая просто так: потому что солнышко смеётся в окно, потому что дворовые коты опять кричат дурниной и начинают свою обычную драку за лидерство и местную мяу-Кармен – драную и тощую, только что выкормившую очередную порцию котят… В это невозможно поверить, но каждый день мы взахлёб разговариваем так же, как и в первый день знакомства: нам всегда интересно друг с другом, мы обсуждаем всё на свете – природу, погоду, картины, кино, статью в газете, передачу на ТВ, людей, которых встречаем… О-о-о, как мы порою спорим, чуть не до драки! Ругаемся и кричим, потрясаем кулаками, обвиняя друг друга в глупости и непонимании! Ребята! Это и есть любовь, самая настоящая, самая сумасшедшая, самая нормальная! Примирение бывает нежным, бывает бурным, но всегда – бывает. И очень быстро. По улицам мы ходим, как влюблённые подростки-придурки – за ручки держимся. И расставаться не можем, совсем не можем, физически не можем…

Если талант запереть в квартире

С самого начала наших отношений я была покорена умом и образованностью Жени: ни один ранее знакомый мне человек не мог бы сравниться с ним в эрудиции и интеллекте. Померкли все и всё ранее известное. Впрочем, особенно и меркнуть было некому… С Женей я очень быстро поняла, в какую яму чёрного мракобесия и невежества стремительно летела все последние годы. Рядом с мужем у меня уже атрофировались потребность постоянного развития, стремление больше знать, больше видеть, больше понимать. А зачем? Чтобы самой с собой разговаривать?

Мама с папой, ага… Вернулись к ним, наконец. Эти светочи российской интеллигенции (каковыми они сами себя всю жизнь считают) уже несколько лет удручали меня своими убогими интересами и пристрастиями. Я не понимала: то ли я схожу с ума, то ли с ними что-то творится. Ну, например, они вдруг всерьёз увлеклись примитивнейшими сериалами… Много лет преданно пялились в «Санту-Барбару», выключая телефон во время демонстрации очередной серии, дабы никто, не дай бог, не помешал… Потом густо пошли российские дурные киношки, типа «Тайны следствия», в конце концов эта дорожка привела их в объятия «Моей прекрасной няни».

– Какие одарённые актёры! – с восхищением цокали языком родители.

– Да-а-а? – поражалась я. – И как вы это заметили вот в таком кино?

– Это ви-и-идно! Очень одарённые!

– Поэтому вы и смотрите это?

– А что? Вполне ничего. Такая развлекаловка…

«…для дебилов», – мысленно договаривала я.

Не обходили они вниманием и расчудесные юмористические передачи, такие как, например, «Маски-шоу». В конечном счёте дело дошло и до «Комеди-клаба»…

– Во вчерашнем выпуске была такая дивная шутка, – мама заранее лукаво улыбается в предвкушении моего радостного хохота – я же, дурочка, не смотрела их любимую передачу. – Ведущий спрашивает: а Трахтенберг – это фамилия или ваши планы на вечер? – и они с папой закатились, довольные. Я не знала, под какую мебель мне спрятаться от неловкости… Видимо, это им на самом деле казалось остроумным и, наверное, даже тонким.

Они стали одними из самых ярых поклонников «Комеди-клаба». В разговорах с ними я старалась не касаться этих тем никогда. Ведь я не могла пристыдить их и сказать: «Родители, вы уже совсем дошли до ручки». Я вынуждена была молчать.

Я не понимала своих родителей, которых прежде, ещё совсем недавно, хотя, возможно, всё-таки по инерции, считала людьми образованными и даже культурными. Всё более навязчивой и любимой становились у них темы «зелёных человечков в нашей жизни», «заряженной информацией воды», излюбленных болванами «энергетик» и «барабашек вокруг нас». А также тайн Христа с плащаницей, благодатного огня и прочей чепухи из любимого набора мракобесной публики.

Ну что ж… Много лет мои родители не видели ничего, кроме своей квартиры и телевизора. Они как бы закрыли себя в душной, провонявшей портянками казарме, куда давно не прорывался свежий воздух. Я вообще не понимаю, где, как и откуда они по сей день черпают хоть какие-то впечатления и представления о мире? Впрочем, они и не черпают… Их мнения и представления застыли в одной точке полвека назад, не претерпевая никаких изменений. По крайней мере, мне так кажется. И в творчестве матери давно не было ни свежих мыслей, ни новых образов.

…Уже лет десять я не знала, как мне высказывать матери своё мнение о её новых книгах. Они перестали мне нравиться, но я скорее откусила бы себе язык, чем обидела маму. Поэтому каждый раз повторяла примерно следующее:

– Ну, как всегда, мамуль, всё отлично, я получила громадное удовольствие, ты – молодец.

Ей этого было достаточно, к счастью. Когда я встретила Женю, он не знал писательницы Галины Щербаковой. Я была смущена, но просто дала ему почитать её книги. Я уже упоминала его мнение:

– Сейчас она пишет плохо. А когда-то давно у неё, безусловно, был талант, когда-то был дар. Но кроме таланта, прости, другого маловато – знаний, культуры, а порой и ума. Увы!

– И что получается у нас в сухом остатке? – спросила я. Я знала ответ, но мне было важно услышать эти мысли от Жени и таким образом убедиться в правильности собственной оценки.

– Раньше твоя мать на чистом таланте создавала хорошие вещи. Но она уже давно всё сказала, что могла, что в ней было, а больше ей поведать миру не о чем, она нигде не бывает, ничего не видит. У неё чисто умозрительные представления обо всём – о людях, об их отношениях, о жизни вокруг. А в конъюнктурно-бытовой литературе (именно в этом жанре она работает) несоответствие сегодняшнему дню видно сразу же, его не спрячешь. Хождение же по старым кругам уже никому не интересно.

Вот и я так думала все последние годы.

У моих родителей всегда была патологически активная жизненная позиция в политике. Правда, всё чаще и чаще они стали поддерживать то, что, на мой взгляд, умные и порядочные люди должны бы, как минимум, осуждать. Например, мама и папа активничали на митингах против увольнения Киселёва с НТВ (когда он оставил без работы большую часть своих сотрудников, мои родители молчали) или в поддержку требований чеченских террористов во время захвата заложников на Дубровке.

«Норд-Ост», такая боль… Я обожала этот мюзикл, считала его великолепным, ходила на него трижды, и ещё и поэтому горько плакала во время всей той жуткой истории. Когда узнала о том, на какой митинг пошли мои родители, я с ними поругалась.

– А что остаётся делать этим несчастным женщинам-шахидкам, у которых убили всех родных? – патетически восклицали мама с папой.

– Да вы сами-то себя слышите? – зло орала я. – Действительно, что им, бедным, остаётся, кроме как убивать ни в чём не повинных людей!

Я на самом деле уже совсем не понимала родителей, недоумевала, что творится в их якобы умных и образованных головах. Я просто чувствовала, что отдаляюсь, отдаляюсь, отдаляюсь… от них, от мужа… от всей своей прежней жизни. Просто не знала – куда плыву, с кем буду, кто рядом со мной останется, кроме дочери. Оказалось, что Женя…

Когда появился он, я вдруг узнала, какой может и должен быть ум, как могут красиво и правильно «укладываться» в голове знания, образование, информация; как прекрасна и удобна логика, и как это здорово и просто – жить по элементарным человеческим заповедям: надо больше всех любить своих родных и близких, надо заботиться о тех, кого приручил, надо быть чистым и честным, надо уметь любить и уважать себя, а заодно и заботиться о себе, не только о других, надо помнить добро, но совершенно не обязательно прощать зло… И самое смешное (самое-пресамое!), что все эти заповеди и простые человеческие правила жизни отнюдь не противоречат высокому уровню начитанности и образования! А с лицемерием, показушничеством и провинциальным мещанством (ну-ка играй, дочка, на фортепьянах, играй до посинения, ужо мы сотворим из тебя Проню Прокоповну!) человеческие отношения совершенно несовместимы. Потому что, либо люди ведут себя как человеки, либо живут некую жизнь напоказ, того же требуя от своих малых детей, легко ломая их через коленку в случае малейшего сопротивления. Эх, хорошо, когда к горам прочитанной литературы и дипломам о «верхнем» образовании ещё прилагается мозг с извилинами. Но вот когда его нет…

Страдалец Шуричек

Но вернёмся в лето 2002-го года.

– Я искал тебя всю жизнь, – очень скоро скажет он мне вроде бы такие банальные слова.

– А я так долго тебя ждала, – отвечу я ему вроде бы не меньшей банальностью. Но в данном случае за этими клише – стопроцентная правда, обоими выстраданная истина, большой кусок непростых наших жизней и часто горького опыта.

Через месяц мне всё было ясно: случайно, через Интернет, моя жизнь изменилась полностью и навсегда. Я встретила единственного, я люблю и любима. Жизнь никогда больше не станет прежней. Чувствовала я себя как-то странно, нереально. По вечерам возвращалась вроде бы в свой дом, вокруг всё было прежнее, но у меня будто изменился угол зрения, что-то случилось с глазами, с восприятием. Так бывает в странных снах, когда вроде бы всё знаешь, но при этом ничего не узнаёшь… Я с удивлением смотрела на свою квартиру, на предметы, на мужа: всё знаю, помню, но не узнаю. Всё своё, но – чужое.

И с каждым вечером мне труднее и труднее было возвращаться домой: я не могла видеть мужа, не могла быть с ним рядом, да и Женя мой страдал ужасно.

– Я не хочу больше отпускать тебя туда, – с дикой мýкой в голосе и с совершенно больными глазами он хватал мои руки, прижимал к своей груди и крепко держал, не отпуская из машины. – Не уходи… нет… то есть уходи оттуда прямо сейчас, мы поедем ко мне, ты останешься со мной навсегда!

– А Алиса? – дрожащим голосом спрашивала я, оттягивая минуту расставания, понимая, что сейчас всё-таки не решусь на правильный шаг.

– И Алиса. Хоть сейчас, хоть завтра, когда скажешь, пусть переезжает ко мне… к нам!

– Милый… – я начинала тихонько плакать.

Что удерживало меня в давно постылой квартире? Что держало рядом с давно постылым мужем?

Не буду лукавить: конечно, мне было немножко страшно менять всю свою жизнь – такую грустную, такую неудавшуюся, серую и убогую, но – привычную, мою, знакомую до последней минутки и понятную до каждого мелкого события. Так что, не только Шурик боялся что-то менять. Это было. И всё же не было главным. А главным чувством была… бабья жалость. Эта гнусная, гадкая жалость к мужу, к его тоскливым собачьим глазам, которыми он смотрел на меня каждый вечер, когда я приходила домой. А я с трудом выносила его присутствие. Он ведь всё уже знал, я не скрыла. Не скрыла и то, что происходящее – серьёзно, надолго, возможно, навсегда.

– Ка-а-атенька, – жалобно блеял он. – Ты хочешь покушать? Я мясо пожарил, как ты любишь… Давай вместе поедим, я кофе сварю, – и искательно пытался заглянуть мне в глаза откуда-то снизу, хоть и был высоким, здоровенным мужиком. А потом начинал плакать… Моё сердце разрывалось, я на самом деле хотела сигануть с нашего 17-го этажа, чтобы не видеть его страданий. Шуричек плакал каждый день. Он капал себе валокордин, просил у меня транквилизаторы, и руки у него всё время подрагивали, и губы, и нос, а ещё часто моргали глаза, в общем, налицо были все признаки огромного страдания. По моей вине.

Возникает вопрос: почему же я сейчас так жестоко, так не по-доброму обо всём этом пишу? Откуда и почему столько желчи и насмешек? Рассказываю дальше, приглашаю к чтению, может, станет понятно, и я не буду выглядеть бездушным чудовищем и злобной стервой.

Итак, Шуричек страдал, мучился, был несчастен и жалок. Меня это убивало. Я не могла уехать к Жене только лишь по этой причине. Женя дико переживал и стал терять и терпение, и хладнокровие: он просто не в силах был отпускать меня к другому мужчине, хоть у меня и не было с ним давно никаких «отношений». А я умирала от жалости к мужу, не раз ревела из-за неё на плече Жени и… не могла к нему уйти.

Однажды мы гуляли в дивном осеннем парке, любовались сентябрьской листвой и друг другом, кормили в пруду уток, и вдруг затрезвонил мой мобильный. Это был муж.

– Только что на работе мне вызвали «скорую». Я потерял сознание, – трагически-торжественным голосом сообщил он. – Сейчас я еду домой, мне уже лучше… Приходи, пожалуйста… домой.

Я помертвела. Чувство вины навалилось на меня с такой силой, что я думала – задохнусь.

– Что случилось? – Женя с ужасом смотрел на моё лицо. – Что-то с Алисой? – он схватил меня за руку.

– Нет. Мужу на работе стало плохо. Была «скорая»… – деревянными губами почти шёпотом ответила я.

– Он в больнице? Что с ним?

– Нет, он сам звонил, он едет домой. Просил прийти…

– Ничтожество, какое же он ничтожество! – закричал Женя. – Не мужик он, а баба, тряпка и слабак!

– Не надо, не надо! – шептала я. – Я должна идти домой, мне надо к нему…

– Да ты что, не понимаешь, что ли? Он же специально это делает, дешёвый шантаж! Он любой ценой хочет тебя удержать, даже такими вот гнусными трюками! Дурочка, не поддавайся!

– Нет, это всё из-за меня, – твердила я упрямо, глядя перед собой остекленевшими глазами и решительно шагая к машине. – Мне нужно быть рядом с ним, ему плохо…

– Да чёрт бы его побрал! Что же это такое! – кричал Женя, пытаясь меня остановить. Видя мою решительность, он всё же достал ключи от машины из кармана…

– Ты его не знаешь, – глупо твердила я. – Он хороший, добрый, меня любит…

– Так не любят! Так любят только себя! – пытался втолковать мне любимый. – Он махровый эгоист, а самое главное – трус и слабак. Давай я с ним поговорю!