В прицеле «Азов»

– Мог бы и не объяснять, – хмыкнул Димка. – Да и машина, наверное, не на ходу. Уже сколько лет там простояла, и не ездил на ней никто – ты прикинь! Давно уже всё ржавчиной покрылось…

– Не факт, – неожиданно донёсся комментарий из того угла, где Юлька заряжала свою «эсвэдешку». До сих пор оттуда доносилось лишь ритмичное характерное: «щёлк, щёлк, щёлк», и теперь парни вздрогнули от неожиданности и обернулись. Разговоров об автомобилях, как и о любой технике, Юлька в принципе не поддерживала. В том числе, как ни парадоксально, и об оружии.

Долгие разглагольствования о затворах, коллиматорных прицелах, коробчатых или барабанных магазинах большой вместимости и прочих премудростях неизменно вызывали у снайпера Юлии с позывным «Пантера» только лишь тоску зелёную. «Чего об оружии разговаривать, из него стрелять надо, – неизменно заявляла она. – А я вообще девочка, мне эти темы неинтересны». Боевые товарищи, которые видели эту «девочку» на боевых, только фыркали.

Между собой не раз вспоминали случай, когда к Юльке в увольнении подкатил некий «диванный аналитик», коих обычно разводится великое множество, стоит где-нибудь начаться боевым действиям. Юлия была одета «по гражданке», являла собой нежнейший образ белокурого голубоглазого ангелочка, и парень по неосторожности решил блеснуть перед прекрасной незнакомкой, расписывая ей прелести западного вооружения. Что заставило его выбрать столь скользкую тему, так и осталось загадкой – по-видимому, решил, что в таком специфическом вопросе девушка точно не разбирается и потому будет слушать его открыв рот.

– Я бы не сравнивала американский Barret-M82 с нашей винтовкой Драгунова, – невозмутимо заявила Юлия, казалось, думая в этот момент вообще о чём-то своём. – Вы же учитывайте, что «Баррет» создавалась не столько для борьбы с живой силой противника, сколько для уничтожения техники… ну, или ее критического повреждения. Из 12,7‑миллиметровой винтовки можно в автомобиль или вертолёт попасть с расстояния более двух километров. А на средней дистанции она легко прошьёт лист брони до трёх сантиметров. «Драгуновка» же изначально выпускалась с шагом нарезов ствола 320 миллиметров, как у спортивного оружия. Это обеспечивало лучшую кучность стрельбы, но, понимаете, нет здесь однозначного понятия «лучше – хуже». Достоинство может стать в чём-то и недостатком. Например, рассеивание бронебойно-зажигательных пуль, наоборот, при таком шаге резко увеличивается. Поэтому шаг нарезов со временем решили изменить на 240 миллиметров. Казалось бы, меньше, кучность хуже…

«Эксперт», кажется, уже мало что соображал. Сидел, глядя на девушку, как на аномальное явление, и молчал, хлопая глазами. А Юлия, продолжая думать о чём-то своём, закончила речь, рассеянно попрощалась и ушла, оставив несостоявшегося ухажёра в полнейшем когнитивном диссонансе.

Сослуживцы же порой и сами не смогли бы сказать, как они относятся к этой немногословной девушке с весьма неоднозначным характером, состоявшим, казалось, из сплошных противоречий. Имея довольно-таки привлекательную внешность «девушки с обложки», она напрочь была лишена обычного женского кокетства, хотя отнюдь не избегала мужского внимания, комплименты принимала со спокойным достоинством, но не любила при этом банальности вроде тоста «за милых дам». Какой темой в разговоре можно было бы её увлечь, боевые товарищи только догадывались, хотя и прослужили с ней вместе уже довольно длительное время – казалось, она и сама этого не знала наверняка. Но часто бывало так, что то, от чего она вчера ещё могла зевать и морщиться, сегодня уже вызывало её живой интерес, однако от чего зависели такие перепады в настроении и увлечениях, оставалось загадкой. Юля была интеллигентна, начитана, но при этом не падала в обморок от крепких словечек, могла сама их употребить метко и к месту, однако именно перед ней почему-то смущались и приносили извинения за нецензурные ругательства, хотя она никогда никого за них не отчитывала. О себе говорила мало, держалась особняком, но при этом сохраняла со всеми ровные дружеские отношения, могла посмеяться над весёлыми шутками, в общении была проста, но не вульгарна, невольно заставляя уважать себя каждого, кто с ней общался. Было в ней что-то такое… изысканное, чуть ли не аристократическое – в глаза не бросалось, но улавливалось на уровне подсознания, хотя, как уверяла сама Юлия, аристократов у них в роду никогда не водилось – одни «гречкосеи».

Подобное словечко выдавало в ней явно неместную. И это тоже было правдой, приехала она – тогда еще до войны – поступать в Донецкий национальный университет из Полтавщины.

– Что не факт, Юля? – непонимающе спросил Димка.

– Не факт, что машина не на ходу, – пояснила девушка. – У нас во дворе стояла долго соседская машина. Ну, точно, несколько лет – зимой снегом покрывалась, летом её солнце жарило. Между собой все смеялись – вот, значит, достоится до того, что распадётся на металлолом, и всё. Никто ни разу не видел, чтобы сосед на ней куда-то ездил. А недавно мне мама написала, что исчезла машина уже с неделю как. И сосед исчез – на окнах жалюзи, его не видно. Уехал, значит. Фотку прислала – наш двор без этой машины. Непривычно аж как-то[4]…

Все заухмылялись, послышались удивлённые возгласы. И дело было не только в том, что случай довольно-таки странный. Нечасто Юлька рассказывала что-то о своей родине – в основном отмалчивалась. А уж когда её родную Полтавщину начинали сравнивать с Западной Украиной, при этом непонимающе пожимая плечами, – мол, какая разница? – и вовсе уходила в себя. Из всех её донецких знакомых только Игорь «Философ» видел разницу – ещё в мирные времена довелось ему побывать и на Западенщине в детстве с матерью, где, как он уверял, его приняли за своего – так хорошо говорил по-украински, и в Полтаве, куда уже взрослым приезжал просто погулять, отдохнуть от деловитой суеты края роз и терриконов.

– Так что, думаешь, надо мне «жигуль» проверить? – мягко улыбнулся Игорь. – Вдруг заведётся?

– Сейчас не надо, – улыбнулась в ответ Юля. – Вот освободим Мариуполь, тогда и приедешь победно в Донецк на дедовом «жигуле».

– С победным грохотом, как лягушонка в коробчонке, – подхватил радист Димка. – А ещё как махнёшь левым рукавом – кости посыплются кому-то в глаз, махнёшь правым – пивом всех забрызгаешь…

Вполне великовозрастный Димка, как ни странно, любил сказки, знал их все наизусть, но цитируемые им сейчас сцены из «Царевны-лягушки» как раз очень подходили к «Философу», который, задумавшись, мог что-нибудь уронить или пролить. Вокруг снова послышались смешки.

– Так, ну хватит, отставить разговоры не по делу. – Из угла большого помещения с кирпичными стенами поднялся высокий худощавый человек с тонкими, даже, можно сказать, аристократическими чертами лица. В коротко стриженных волосах поблёскивала седина, хотя лицо было довольно молодым. Командир диверсионно-разведывательной группы Фёдор Можейко в общих разговорах участвовал редко, больше отмалчивался. До сих пор никто не знал, откуда он родом, есть ли семья, где служил раньше. Однако каждый из его подчинённых знал, что может обратиться к нему с любым вопросом или проблемой, и проблема впоследствии волшебным образом решается. Совершенно буднично, без лишних слов.

Острый взгляд окинул группу одного за другим, остановился на Игоре «Философе».

– Говоришь, встреча у них в школе. И ты знаешь, какая это может быть школа?

– А там, товарищ капитан, поблизости только одна школа. Я в ней учился. С закрытыми глазами найду.

– С закрытыми глазами – это лишнее, – позволил себе шутку командир. – Глаза, а также уши – наш главный инструмент. Значит. ты, Игорь, и поведёшь. Проверим эту школу – насколько я понял из твоего рассказа, у них там серьёзная встреча.

– Разборки местных авторитетов, – вполголоса хмыкнул радист Димка. – Девяностые, блин…

– Отставить, – взгляд переметнулся на радиста. – Девяностые или не девяностые, но этих «авторитетов» мы должны запомнить. И доложить о них, куда следует. Авторитеты, бывает, меняются.

Это глубокомысленное заявление, которое могло бы опять сойти за шутку, было произнесено без намёка на улыбку, а острый взгляд, казалось, мог видеть сквозь кирпичную стену. Между собой ребята сплетничали, что их командиру ни к чему очки ночного видения – он и так видит в темноте, как кошка, а носит их исключительно, чтобы никто не догадался.

– Через пять минут выходим. Всем сверить часы.

Шутки стихли, лица стали серьёзными, в заброшенном доме на окраине ощутимо повеяло холодом – небольшой костёр, сложенный из сухих веток, догорел. Очередной временный приют был оставлен. Диверсионно-разведывательная группа отправлялась на задание.

* * *

Снег не скрипит под ногами – он здесь несмелый, сырой и тут же тает, только успев коснуться земли. Следы заметает свежим снежным налётом, который моментально превращается в кашу под ногами. Удобная погода для того, чтобы быть незаметными.

Заряженная СВД с глушителем, массивным оптическим прицелом и складным прикладом привычно оттягивает плечо. Возможно, она тяжёлая, но Юлька уже давно научилась этого не замечать. Ладонь лежит на висящем у бедра укороченного «Калаша», как на холке верной собаки – друга, который не предаст. Всё это уже воспринималось как должное, как нечто неотъемлемое от себя. Когда-то она думала, что это невозможно. И ведь не так уж много времени с тех пор прошло, а кажется, несколько жизней…

Впереди маячит спина Игоря «Философа». Едва заметно – то ли человек, то ли тень, а то ли и вовсе галлюцинация. Скользит бесшумно между давно уже нежилыми домами, между полуразрушенными постройками. Серовато-белый, мешковатый и грязноватый маскхалат органично сливается с заснеженным пейзажем – посторонний и не поймёт, то ли человеческая фигура движется, то ли снег повалил гуще, то ли качающийся впереди фонарь создаёт иллюзию непонятного движения.

Со всех сторон по стенам давно уже никому не нужных строений скользили такие же люди-тени – её боевые товарищи. По безлюдным пригородам, по глухим закоулкам пробирались в город, на нужную улицу. Никто не терял из виду Игоря, знавшего дорогу, по которой можно пройти незамеченными. Правда, город большей частью и так уже спал, но рисковать не следовало. Большой город, комендантского часа нет, конец рабочей недели… Забытые реалии из мирной жизни, которые теперь следовало себе напомнить, чтобы из-за глупой случайности не провалить задание.

Шорох из подворотни. Чуть слышное бормотание. Совсем рядом… Юлька скользнула за угол, уйдя от света фонаря. Белые неясные фигуры рассеивались, растворялись, становились частью неприглядного пейзажа, чтобы не привлечь внимания неизвестного. Возможно, это слуховой обман и никого здесь нет – только ветер воет за углом. Острый взгляд снайпера прошёлся по кривому домику с покосившейся крышей – ей показалось, что в маленьком окне с приоткрытой трухлявой ставней мелькнул свет. Неужели здесь может кто-то жить? Вот тебе и заброшенный район… Свет продолжал неровно мигать – то ли свечка, то ли отблеск уличного фонаря на стекле. Верный АКСУ мгновенно ожил и привычно лёг в ладони, беспрекословно исполняя команду хозяйки. Увенчанный толстой трубкой глушителя ствол деловито и неспешно прохаживался по хлипкой постройке – окно, стена, угол дома… Стоп. Свет в окошке исчез, хотя фонарь продолжал светить, неровно покачиваясь на ветру. Значит, человек вышел…

Медленно текли минуты. Покачивался и скрипел на ветру фонарь. Юлька сама превратилась в этот фонарь, эти хлипкие покосившиеся стены, этот равнодушный снег. Ни движения, ни дыхания – только взгляд. Острый, как ядовитая стрела, взгляд сквозь мушку и целик автомата…

Несколько долгих минут ничего не происходило, потом из-за угла невзрачного домишки явственно выдвинулась фигура. Высокая, несуразная, пошатывающаяся. Бородатый растрёпанный мужик в ватных штанах, валенках и растянутом вязаном свитере с огромным воротом двигался прямо в сторону притаившейся за углом Юльки, щедро подставляясь прямо под прицел. Он явно не был тем, кого им следовало вычислить. Полуночный бомж, ищущий себе ночлег среди этих нежилых строений. Однако он шёл прямо к ней, и выбора не было…

Палец лёг на спуск, укороченный «Калашников» смотрел чётко в грудь бородатого мужика. Считаные секунды и…

Бомж остановился в нескольких шагах от прицелившегося снайпера, задумчиво почесал бороду, будто вспоминая, куда это он только что собирался. Мутный нетрезвый взгляд был устремлён куда-то в пространство, а возможно, глубоко в себя. Казалось, выйди сейчас Юлька из укрытия и встань прямо перед ним со своим автоматом – не заметит. Один он здесь? А если нет? Прошла казавшаяся бесконечной секунда, прежде чем обладатель нечёсаной бороды пришёл к выводу, что за соседний угол ему не надо, развернулся и поковылял обратно к своему ночлегу. Снег, ещё несколько минут бесшумный под осторожными шагами разведывательной группы, под ним скрипел теперь, как несмазанное колесо телеги.

«Дуракам и пьяным всегда везёт», – всплыла в памяти известная истина. И вслед за ней фраза доктора Ливси из «Острова сокровищ»: «А сейчас мы спасём эту трижды никому не нужную жизнь». Будет вот так дальше жить, бродить бездумно, пить водку и не узнает, что однажды оказался в нескольких шагах от собственной смерти. А если бы узнал – изменило бы это что-то в его мировоззрении? Вряд ли.

Прошло несколько минут после того как утих скрип снега под тяжёлыми шагами, когда Юлька перестала быть фонарём, стенами и снежным пейзажем и снова стала собой. Отлепилась от стены, безошибочно отыскала взглядом будто из воздуха нарисовавшиеся вновь фигуры товарищей и продолжила неслышное движение к цели. Неслышное движение вооружённых людей по ночному мирному городу.

Мирному ли?

* * *

Слишком большую цену иногда приходится платить за мир в твоём городе. Да и мир выходит на самом деле хрупкий, стеклянный, кажущийся – именно из-за этой цены. Слишком о многих событиях ушедшего уже 2014 года жителям Мариуполя пришлось забыть, либо делать вид, что их и вовсе не было… И ходить с тех пор, как по тонкому льду, не глядя по сторонам, чтобы не заметить фигуру в камуфляже с нашивками «Азова» на рукаве.

Признак отнюдь не мира…

Формально они здесь считались «захисниками». Защитниками. «Защитниками чего?» – перешёптывались между собой мариупольцы, стараясь, чтобы это было не слишком громко. Однако людям, действительно, было непонятно, что именно пришли защищать эти агрессивные люди (люди ли? У многих местных всерьёз были сомнения) на их земле. Они здесь казались более чужими, чем находящаяся всего лишь в нескольких километрах Россия. Да и зачем от России защищать?

«Марiуполь – українське мiсто» – этот лозунг казался и вовсе непонятным. Нет, дело вовсе не в том, что жители города не знали украинского языка. Отчего же – знали, в школе проходили, а старшее поколение училось ещё при УССР. К тому же, как любому приморскому городу, Мариуполю была свойственна многонациональность – русскими и украинцами здесь население отнюдь не ограничивалось. Здесь жили и греки, и армяне, и евреи – и, в общем-то, любая речь на улице была отнюдь не диковинкой. Всё это придавало городу особый колорит, сложившийся сам собой и существовавший естественно, как воздух. И тем более странными и диковатыми были все эти попытки покрасить город в одинаковые цвета. Жители смирились, но в восторге отнюдь не были. Хотя и молчали – почти все, за некоторыми исключениями.

«Нормальный город – строится, развивается», – говорили украинцы, глядя по телевизору заказные, «джинсовые», как говорят сами журналисты, репортажи в «самых правдивых» новостях. В них из Мариуполя делали буквально витрину, конфетку – показательный пример того, как хорошо живётся тем, кто остался под нынешней националистической украинской властью, а не стал частью непризнанной Донецкой Народной Республики. И чего ещё надо? Зачем против чего-то протестовать – живи и радуйся. Ну, «азовцы» там – так что же в них плохого? Защищают город…

И действительно, в телерепортажах бойцы батальона «Азов», наряду с местной полицией, якобы охраняющие покой и мирную жизнь в Мариуполе, были показаны буквально «няшками и лапочками» – ну, прямо героями фильмов о благородных рыцарях. И конечно, нигде не упоминалось о том, что все эти восемь лет пребывания в приморском рабочем городе, карательный, по сути, батальон «Азов» терроризировал местное население. Основной его деятельностью на протяжении этого периода были разбои, похищения, убийства и факельные шествия, не замечать которые было трудно, но к чему только не притерпится человек, когда хочет элементарно выжить.

«Не замечали» и мариупольцы, на многое закрывали глаза. В полиции же откровенно боялись связываться с «нациками». Полицейские – тоже люди, им, так же, как и любому на их месте, хотелось вернуться вечером домой, к семье, а не исчезнуть по дороге в неизвестном направлении. Об этих «направлениях», куда периодически исчезали неугодные, ходили по городу страшные слухи…

Помнили мариупольцы и День Победы в 2014 году, когда националисты заживо сожгли в здании местных полицейских, отказавшихся стрелять по вышедшим на митинг мирным жителям. Многие вспоминали шёпотом, как подожгли отделение полиции, закрыв там сотрудников – молодых парней. Всё время, пока горело здание, не подпускали к нему пожарных и «скорую помощь». «Фактически тут была вторая Одесса, но обо всём этом умолчали. Пускай весь мир узнает, что делают эти твари», – позже уже не шёпотом скажут жители Мариуполя, как только получат возможность говорить громко.

Однако не все сотрудники полиции согласились сотрудничать с «азовцами», если это вообще можно было так назвать. Разумеется, они были объявлены «сепарами» и чудом вырвались в Донецк, а те, что прибыли им на смену, не защищали закон и порядок, а наоборот, скорее помогали поддерживать вокруг беспредел и анархию. В частных секторах практически не было дворов, где не «отжали» бы автомобиль или ещё что-нибудь из имущества. Случалось, забирали автомобили прямо на трассе, высаживая водителей и пассажиров буквально в чистом поле. Это в лучшем случае. В худшем водители исчезали вместе с автомобилями. На предпринимателей вешали самые нелепые обвинения и «конфисковывали» имущество – заниматься бизнесом в городе стало, мягко говоря, затруднительно и небезопасно. Подавать жалобы на разбой было бесполезно – их не принимали. Беспредел, как правило, списывали на «неустановленных лиц в масках».

Пока одни «воины света» терроризировали коммерсантов и занимались откровенным рэкетом, другие взялись за юное поколение, всячески вовлекая в свои ряды школьников. Часто было так: учитель говорил детям, что урок отменяется, после чего в класс входил боец «Азова» во всём блеске новой формы, с националистическими наколками – брутальный и уверенный в себе, похожий на героев американских боевиков. Рассказывал школьникам, что украинцы – едва ли не избранный народ, единственно достойный того, чтобы их защищать, ну а Россия, соответственно, агрессор. И далее всё в таком духе. Это называлось «патриотическим воспитанием». И как могли отреагировать на такого «героя», появившегося во всём своём блеске и великолепии, неокрепшие юные души?..

Не все, конечно же. Ведь дети в некоторых случаях понимают гораздо больше, чем привыкли думать взрослые. Да и разговоры дома за закрытыми дверьми слышат разные – отнюдь не всегда лояльные пришедшей новой «власти». Однако это ничего не решало – поскольку родители боялись за детей и умоляли их в школе молчать о том, что слышали дома, учителя больше не были на своих уроках хозяевами и вынуждены были поддакивать любой ахинее, которую слышали, под угрозой увольнения и лишения права преподавать, ну, а подростки… Подростки, как никто другой, нуждаются во взрослых авторитетах. Убедительных авторитетах, уверенных в себе – тех, кем можно восхищаться и на кого равняться. А на кого ещё они могли в этом городе и вообще в этом искривлённом мире равняться? На уставших родителей? На испуганных учителей? На настоящих героев былых времён, о которых им просто-напросто никто не рассказывал – запрещено было? История как угодно перекручивалась в угоду новой власти, переписывались учебники, правда оставалась похороненной где-то под ворохом новых указов и постановлений. Всё это здорово напоминало роман Джорджа Оруэлла «1984», если бы кто-то взялся сравнить.

А между тем «защитники» и «воины света» всё больше занимались, глядя со стороны, всячески благим делом – организацией досуга юного поколения. Создавались какие-то футбольные клубы, спортивные лагеря, военно-патриотические движения. Некоторые родители возмущались и пытались не пускать туда своих детей, но на это никто не обращал внимания – всё было легализовано на самом высоком уровне. А между тем в этих «спортивных лагерях» воспитывался самый настоящий современный гитлерюгенд.

Такой вот «мир» был в Мариуполе, как и в других городах Донбасса, остававшихся под пришедшей на Украину преступной, националистической – откровенно фашистской – властью. Таким стало «освобождение» этих городов от «террористов и сепаратистов», остававшихся, по мнению этой официальной власти, в молодых непризнанных республиках, регулярно подвергавшихся все восемь лет обстрелам со стороны «освободителей».

Как выразился однажды «кровавый пастор» Турчинов, исполнявший с 23 февраля по 7 июня 2014 года обязанности Президента Украины: «…Нужно отметить, что антитеррористическая операция выполнила очень много важных задач. Именно в рамках АТО мы остановили агрессора, смогли провести президентские, парламентские и местные выборы, а также освободили значительную часть оккупированной территории Украины. В Украине нужно завершить антитеррористическую операцию на Донбассе и перейти к новому формату защиты государства от “гибридной войны” с Россией»[5].

Не зря получил этот украинский политик столь красноречивое прозвище в народе. Именно он как исполняющий обязанности президента в тот период подписал указ «О неотложных мерах по преодолению террористической угрозы и сохранению территориальной целостности Украины», этими столь красивыми формальными намерениями, по сути, развязав военную агрессию на Донбассе.

Для защитников самопровозглашённых молодых республик Донбасса, возникших и существующих не «благодаря», а «вопреки», эти заявления по факту были пустым звуком, ведь им и так приходилось противостоять в одиночку практически всей военной мощи впавшего в агрессивный маразм «жёлто-блакитного» государства, в которое превратилась Украина. Как говорится, не привыкать. Но и выхода из ситуации не видно… Если не придёт помощь.

Долгие восемь лет ситуацию пытались решить относительно «мирным» политическим путём. Безуспешно. Республики оставались непризнанными. На их территории продолжали погибать люди. В городах Донбасса, подконтрольных украинской власти, продолжался произвол националистов. Полная безнаказанность. Полное отчаяние…

И вот наступил 2022 год, когда правительством России, на помощь которой так надеялись жители молодых республик, было принято решение об их официальном признании. А вслед за этим, во исполнение ратифицированных Федеральным собранием 22 февраля 2022 года договоров о дружбе и взаимопомощи с теперь уже официально признанными республиками, российский президент принял решение о специальной военной операции.

«Её цель, – как было подчёркнуто в обращении к российскому народу, – защита людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам, геноциду со стороны киевского режима. И для этого мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины, а также преданию суду тех, кто совершил многочисленные кровавые преступления против мирных жителей, в том числе и граждан Российской Федерации»[6].

Тут, пожалуй, следует подчеркнуть, что к этому времени многие жители Республик Донбасса успели получить российские паспорта, поэтому данное заявление в полной мере и без оговорок можно было отнести и к ним.

* * *

И вот на календаре 22 февраля 2022 года. Не все знают, что через два дня начнётся спецоперация, объявленная Россией. Не знают об этом и бойцы диверсионно-разведывательной группы, посланные в Мариуполь с заданием – определить координаты объектов противника и доложить о них своему командованию в ДНР.

Каждый день с момента скрытного проникновения в приморский город разведчики «Старика» выходили в Мариуполе на позиции, вели тщательное наблюдение за местами дислокации украинских нацистов «Азова» и других подразделений армии и полиции. Снайпер «Пантера» часами лежала неподвижно с винтовкой и с электронным биноклем, определяя дистанцию до заданных объектов, азимуты, отмечая характерные ориентиры, вела подсчет живой силы и техники противника.

Каждый вечер командир разведгруппы суммировал всю добытую за день с огромным трудом разведывательную информацию и составлял аналитические разведсводки. Каждую ночь связист разведгруппы разворачивал параболическую антенну-«тарелку», и в космос улетал сжатый миллисекундный шифрованный цифровой «пакет» информации. После этого разведгруппа сразу же снималась с места и кочевала на другое, заранее разведанное. В этом и заключалась первая – разведывательная фаза деятельности спецназовцев ДНР в Мариуполе.