Папоротников цвет

– Вот дурья моя башка, – стукнул сам себя по лбу домовой. – Не ходила бы ты туда, не чаяла за его душонку. И тебя же заберут!

– А и пусть! И пусть заберут! – выглянула из-за угла раскрасневшаяся Олеся. Сдула застилавшие глаза волосы и снова нырнула в тряпки. – Лучше даже у Водяного, но с ним, чем так – всю жизнь одной маяться.

– Почему всю жизнь-то? – пожал плечами домовой и встал на пороге. – Встретишь ещё кого. Неужель тебе Малюта, косарь деревенский, не по нраву? А? Говорят, глядит он на тебя, как на шкатулку с драгоценностями.

– Как медведь на добычу он на меня глядит, – огрызнулась Олеся. – Противный он, вонючий. Фу!

– Привереда какая нашлась. А этот Олег не вонючий, что ли, был? – домовой начал ходить из угла в угол. Решимость Олесина его тревожила.

– Олега я полюбила! А он теперь та-а-ам, с русалками… – завыла девчушка, а потом как ударилась в рёв, Фаня даже подскочил на месте.

– Тише ты, тише! Всю округу распугаешь, птиц с насиженных мест прогонишь, – буркнул домовой. – На вот, неси это речным девкам, авось и понравится.

Олеся остановила рыдания, растёрла кулаками слёзы по щекам и посмотрела на Фаню. Тот держал в руках маленький изящный гребень и пару атласных лент цвета летнего заката.

– Где ты их… в-взял? – силясь остановить всхлипывания, проговорила Олеся.

– Где взял, там уже нет. Держи, пока не передумал, – домовой протянул украшения, не глядя на знахарку.

Олеся вскочила, бережно взяла дары русалкам и хотела, было, обнять Фаню, да тот исчез, лишь пробормотал:

– Зря ты это задумала, Олеся. Ну, береги себя.

-7-

Добежала Олеся до берега да встала пнём, не двинется, не шелохнётся. Щёки залились румянцем, а сердце забилось, будто лебедь, подстреленный стрелой острой. Девки да парни тоже замерли, плясать перестали, уставились на знахарку. Трещал тихонько костёр, приговаривая, мол, возвращайтесь к гуляниям, прыгайте через меня, веселитесь! Анфиска, темноволосая девица, гордо откинув голову назад, ткнула какого-то молодца в бок, взяла за руку да повела хороводом. Другие девки за ней поспешили, словно стая птичек. И заполнил вновь поляну на берегу гомон да хохот.

Олеся пробралась к кромке воды, присела, выдохнула. Медленно провела пальцами по речной глади, хотела глянуть на дно, да только мутно всё: рыбёшки взбаламутили своими хвостами, резвились. Почудилось вдруг Олесе, что смотрел на неё кто-то, обернулась и нечаянно вздрогнула. И правда, стоял позади Малюта, высокий, широкоплечий, могучий, в мозолистых руках тоненький стебелёк ромашки держал.

– Чего к нам не идёшь? Одна тут… – спросил парень и протянул цветок.

С неохотой, но всё ж Олеся взяла «подарок», кивнула:

– Незачем мне…

– Сплела бы с девками нашими венки, пустила по воде. Судьбу свою узнала: с кем жизнь свяжет, с кем до самой смерти будешь… – переминаясь с ноги на ногу, проговорил Малюта.

Олеся вздохнула.

– Я и сама знаю, где судьба моя, – и с такой грустью глянула в воду, что Малюта даже поёжился.

Помолчал он немного, а после проговорил:

– Ну, если надумаешь, приходи… Я вон там буду.

Олеся повернулась к нему, слабо улыбнулась. Малюта потоптался на месте, вздохнул да пошёл обратно, к веселью и радости праздничной.

– Приш-ш-шла всё-таки, – послышалось вдруг шипение. Посмотрела Олеся на воду, а там русалка скалилась, оголила неровные зубы, глазами белёсыми сверкала.

– Пришла, – проговорила знахарка и протянула гребень, завёрнутый в ленты. – Подарок принесла тебе.

С плеском дёрнулась русалка к берегу, плюхнулась рядом да подношение из рук вырвала. Распутала ленты, посмотрела на гребень с восхищением, погладила тощей ладонью. Со спутанных зеленоватых волос стекала вода, много её набралось – целая лужа на траве появилась. Схватилась русалка тут же их расчёсывать, вплетать ленты в косматые косы.

Олеся глядела на деву речную украдкой, заговорить боялась, да вдруг услыхала позади себя перешёптывания. Оглянулась, а деревенские все замерли, на них уставились. Анфиса пальцами тыкала, охала да вздыхала, парни не знали, бежать им или драться. Почуяла русалка Олесино волнение, тоже глянула да как гаркнула громко:

– Чего уставились? Будто русалок не видали? Али хотите, чтоб к вам пришла да защекотала до смерти? А? Или теплом своим со мной да сестрицами поделитесь? Это мы лю-ю-юбим, – отложила гребень в сторону и с хищной ухмылкой двинулась к молодым.

Из реки ещё русалки появились, тоже на берег полезли. А девки с парнями бросились врассыпную! Только визг да топот стоял.

– То-то же, – усмехнулась зеленоволосая и снова рядом уселась. – Не люблю я их, только дразнятся, а как принести чего, так сразу в кусты. А ты вот молодец, хороший подарок принесла. Где взяла?

– Нашла, в избе у себя, – уклончиво ответила Олеся, а сама еле дрожь сдерживала – то ли от страха, то ли от холода. Ветер переменился, и теперь от воды тянуло прохладой.

– Ну, нашла, так нашла, – русалка гребень за пазуху себе припрятала. – Чего хочешь? – и близко-близко к Олесе подобралась, ледяными руками по ногам погладила. Дёрнулась знахарка, подолом прикрылась, взглядом испуганным глянула на русалку.

– Олега… хочу… вернуть, – выдавила из себя и отвела глаза.

– Тю, – расхохоталась русалка. – Я-то думала тебе богатство нужно или красота невиданная. А ты за парнем.

– Вы слыхали, сестрицы? – повернулась к реке, продолжая смеяться. – Олега ей подавай. А мы его уже пристроили, да?

– Пристроили-пристроили, – зашипели в ответ русалки. – Он у нас дно чистит, старается, – и тоже расхохотались. От их смеха воздух дрожал будто, звенел, как стекло.

– А ещё греет нас, – сказала зеленоволосая, приложила ладони к щеке и зажмурилась сладко. – Такой он был горячий да пылкий…

– Перестань! – вдруг оборвала её Олеся, да тут же замолчала.

– Люб он тебе, что ли? – мягким голосом проговорила русалка и стала ластиться, словно кошка, трогала тонкими пальцами её руки да шею.

– Может, и люб, – ответила Олеся и отодвинулась – от русалочьих прикосновений жгло, будто льдом.

– А что взамен готова дать? – русалка вмиг стала серьёзной, принялась кончики кос своих снова расчёсывать.

– Что попросите, – тихо-тихо сказала Олеся.

– Громче говори! Не слышу ничего.

– Что попросите! – повторила Олеся с надрывом, задышала часто, тревожно. Знала она, что речные девы потребовать могут, слышала о том много сказок, готова была, да только всё одно боязно.

– Приходи сюда завтра в то же время, – русалка поднялась и забежала в воду. – Я тебе волю Водяного передам.

И исчезла в тёмной реке. Олеся прерывисто выдохнула, глянула на небо: а солнце уж к закату клонилось, разукрасило голубое полотно рыжим да красным. Голосов позади слышно не было: разошлись, видать, деревенские по домам.

Олеся легла на бок, к земле прильнула щекой… Слёзы текли и исчезали в траве, а в голове столько мыслей мелькало, и все они беспокойные были, душу тревожили. Но она для себя решила, что непременно с милым своим свидится.

-8-

Тихо на речном дне было, спокойно. Все звуки вода-матушка приглушала, делала мягкими да гладкими. Солнечные блики переливались, как драгоценные каменья, а трава с водорослями к свету тянулись, дрожали, странные танцы исполняя. Мясистые стебли кувшинок, липкие, склизкие, выносили к поверхности кругляши листьев, и выглядели те отсюда, с глубины, маленькими зонтиками.

Мелькнули среди зарослей золотистые бока юрких карпов, были – да сразу и исчезли. А за ними, запутываясь, запинаясь в иле, бежал Олег. Волосы у него длинные стали, развевались в водах, лицо осунулось, щёки впали. А глаза у парня теперь выцвели, не походили уж больше на спелые ягоды чёрной смородины. Быстро на службе у Водяного люди менялись, почти что в миг один.

– Стойте! Стойте же, окаянные! – пробулькал Олег, пытаясь ухватиться рукой за скользкий хвост карпа. – Не туда плывёте!

Да только всё равно рыбе было на Олежкины старания, она будто нарочно дразнила его, меж трав юлила, золотом поблёскивая.

– Развлекаешься, Олежка, – рассмеялась зеленоволосая русалка. – Плохой из тебя рыбовод.

– Ай, – махнул он рукой. – Что же со мной не так, Купава?

– Всё с тобой так. И хорош ты, и пригож, – русалка подплыла ближе и обняла холодными руками за плечи. – Только грустный больно.

– Разве есть, от чего радоваться? – вздохнул Олег. Пальцы русалочьи уже не леденили так тело, как раньше, ведь тепла-то почти и не осталось.

– Знаешь, приходила за тебя просить девка одна – краси-и-ивая, смелая. Хорошая бы из неё сестрица получилась, – загадочно улыбнулась Купава.

Парень встрепенулся, уставился на русалку.

– Какая? Анфиса, что ли?

– А я её имени не спрашивала, – фыркнула Купава и оттолкнула Олега. Закружилась в воде вихрем, любуясь на свои зелёные волосы. – Передала я Водяному её желание, что уж он решит.

– Неужели Анфиска, – мечтательно протянул Олег, вглядываясь в речную поверхность. Солнечные блики раскрасили воду жёлтыми красками, манила к себе свобода, звала. – Всё-таки ждёт меня.

– Невеста твоя, никак? – ухмыльнулась Купава.

– Да уж почти поженились, пока не случилась со мной неприятность такая, – Олег пнул носком дно, и мутная взвесь поднялась кверху.

– Сам виноват, – рассмеялась русалка. – Да только не отпустит тебя наш батюшка, совсем мало ты послужил.

– Купава! Сестрица! – вихрем подлетела к ней маленькая, щуплая русалка. – Водяной зовёт тебя, скорей плыви. Скорей-скорей!

– Что ты всполошилась, как килька! – уплывая с сестрой, ворчала Купава. – Ничего же не случилось.

Замер Олег, задумался. Зародилась в душе надежда, что увидит он снова землю и солнце, вдохнет сочный свежий воздух деревенский, прижмёт к себе горячую, пылкую Анфису… Даже зажмурился от сладких мыслей, как вдруг хлопнул карп ему по носу холодным хвостом и скрылся в траве. Встрепенулся Олег и помчался следом.

-9-

Всю ночь провела Олеся на берегу, продрогла от речного холода да вымокла от утренней росы. Поднялась, потёрла руками плечи, согреваясь, посмотрела вокруг. Спокойна была Красунь, гладкая-гладкая, словно зеркало, над водой лёгкой дымкой стелился туман, а сзади, за стеной леса, поднималось солнце, покрывая небо розовой глазурью. Птицы распевали свои песни, не заботили их мысли о будущем, о том, что русалка в ответ принесёт…

Олеся вздохнула, расправила помятый подол. Подумалось ей, что несправедливо время – слишком медленно тянулось, когда ждёшь чего-то. В животе урчало от голода, но она будто не замечала, беспокойно вглядывалась в Красунь, надеясь увидеть белёсые глаза русалки. Вдруг вздыбилась вода, пошла пузырями, где-то поодаль всполошились утки и, крякая, сорвались с места, да сразу всё стихло, Олеся даже вздрогнуть не успела.

– Кто здесь? – оглядываясь, спросила она, но никто не ответил. Молчаливо за ней наблюдал сам водный царь, хитро щурился и улыбался.

***

– И правда хороша девица, – довольно булькнул Водяной, – эх, хороша! – и похлопал себя по толстому пузу. – И красива, и скромна, а голосок-то какой нежный! И сама ко мне просится, так беру! Веди её ко мне.

– Поняла, батюшка, приведу, – откланявшись, ответила Купава и юркнула прочь.

***

Подняла Олеся с земли ромашку, что ей Малюта подарил, повертела в руках. Оторвала белый листочек: "Любит?", второй: "Не любит?", третий, четвертый… А когда остался у жёлтой серединки лишь один лепесток, погрустнела Олеся, нахмурилась да и выбросила цветок в воду:

– Враньё все. Не верю в эти гадания.

– Зачем на ромашку сердишься, красна девица? – с ухмылкой спросила Купава, показавшись из реки. Вытащила стебелёк, что в её зелёных волосах запутался, и внимательно посмотрела на Олесю.

– Ой, – знахарка спешно поднялась, – здравствуй.

– А ты упрямая, я смотрю. Говорила же, вечером буду ждать тебя.

– Пропустить боялась…

– Спросила я у нашего батюшки дозволения, – начала Купава, бросая на Олесю загадочные взгляды. Локон, поросший тиной, на палец накручивала, улыбалась.

– И что он сказал? Согласился Олега отпустить? – встрепенулась Олеся, а сердце её забилось, как у зайца напуганного.

– Согласился, – кивнула Купава, – с одним условием.

Олеся задышала часто, затревожилась. Наверняка придётся ей на дне речном три зимы и три лета жить, в русалку бескровную обратиться… Да всё равно! Ведь с милым будет рядом. Мысль эта ей смелости придавала, грела душу.

– Ну? Интересно тебе али так, постоять тут пришла? – сердито спросила Купава.

– Интересно, очень! – дрожащим голосом ответила Олеся, в тесёмку на поясе пальцами вцепилась. – Говори же, не томи.

– Отпустит он Олега твоего на волю… Если станешь его женой, – Купава сверкнула глазами, отчего они почернели, словно ночь, и рассмеялась хрипло, так, будто пробил ей кто лёгкие.

А у Олеси, казалось, всё нутро к ногам провалилось, словно каменьями к земле приковало. Стать женой Водяного? В деревне часто про то сказывали, что недолго девицы после замужества такого жили, лишь родит дитя водному царю, так и сгинет в безвременье. А он себе другую забаву найдёт.

– Что молчишь? – спросила Купава, расчёсывая с любовью свои волосы, успокоилась, и вновь её глаза белёсыми стали. – Никак передумала?

Прижала Олеся руки к горлу, где будто ком встал, дышать спокойно не давал, страху нагоняя ещё больше, и слёзы ручьями текли, как, бывало, с неба дождь лился в затяжном ливне. Она несмело кивнула, утирая лицо рукавом рубахи, проговорила:

– Не передумала… Пойду к Водяному в жёны…

– И не жаль с миром этим расставаться? – прищурилась Купава. – Неужель скучать по теплу да солнцу не будешь?

– Только по солнцу ясному и буду, – вздохнула Олеся. – Нет у меня никого – ни отца, ни матушки. Бабка Глаша, что воспитывала, померла уже…

– А парень твой любый как же? – русалка подплыла поближе, положила руки на камень и упёрлась на них подбородком. – Как же твой Олежка?

– Ежели и правда он мой человек, то дождётся…

– А если навсегда на дне речном останешься, а? – зашипела вдруг Купава и ощерилась. А потом как расхохоталась громко, в воду с камня соскользнула и закружилась вихрем. Олеся даже оцепенела, замерла.

– Значит, такая мне судьба уготована, не буду противиться… – чуть слышно проговорила.

– Ишь какая покорная, – русалка успокоилась и улеглась на мелководье у берега. – Что ж, приходи сюда в полдень. Станешь нашей сестрицей.

-10-

Порывалась Олеся в избу убежать, спрятаться за большой тёплой печкой, забыть обо всём и дальше травничеством заниматься. Но останавливало что-то, словно нитью невидимой привязана оказалась к берегу, ведь знала, что слово дала русалке, как его нарушать? Так и просидела здесь до полудня, ни есть ни пить не хотелось, только бы поскорее уже всё произошло. Смотрела на сочно-голубое небо, на сиявшее солнце, на облака, что плыли размеренно, неторопливо. И к реке никто не приходил, не тревожил. Место здесь не людное: полоскать бабы ходили ближе к деревне, воду брали в колодцах, тут только на Иванов день собирались. Речная гладь от лёгкого ветра рябью покрылась, тоже будто тревожилась, готовилась новую душу у себя принимать.

– Точно не передумала? – неожиданно раздался Купавин голос. Вынырнула русалка из воды и подплыла к берегу. Изменилась она вдруг и невольно Олеся ею залюбовалась: высокая, изящная, бёдра округлые, грудь манящая. Белое платье к телу прилипло, ещё более его достоинства подчёркивая, длинные зелёные волосы струились по спине и блестели в солнечных лучах. Кожа, правда, бледная была, почти прозрачная, и улыбка хищная, звериная.

– Нет, – мотнула головой Олеся и поднялась, да чуть не упала: ослабла вдруг, колени задрожали.

– Не бойся, чего уж теперь, – ласково проговорила русалка и предложила руку. Олеся робко вложила свою горячую ладонь в холодную Купавину и зажмурилась.

Расхохоталась русалка, потянула за собой. Путались в траве ноги, подол за стебли цеплялся, но всё равно шагала Олеся, глаз только не открывала.

– Ничего не бойся, – повторяла Купава, уводя в воду. – Скоро станешь ты сильной и красивой, плавать будешь быстро, юрко, будто рыбка.

Коротко кивнула Олеся в ответ, а по телу дрожь пробежала: то ли от страха, то ли от холода – вода уже по колено ноги замочила. А русалка всё дальше и дальше её вела, всё глубже и глубже, да всё приговаривала что-то на незнакомом языке. Вот уж и по пояс в реке оказалась Олеся, вот грудь вздымающуюся прохладой окутало, плечи и шею… Сделала она последний, прощальный свой вдох и скрылась в Красуни. Зашумел сразу лес, заволновался: сосны скрипели, берёзы стонали, птицы криками воздух изрезали. Да только не воротишь теперь обратно знахарку Олесю, забрал её к себе Водяной.

-11-

– Неужели и правда отпускает? – удивился Олег, когда ему Купава весть такую принесла. – Неужели уйти могу?

– Правда, – усмехнулась русалка. – Иди, пока не передумал наш батюшка, лети к теплу да свету.

– Ох, Анфиска… Век тебе благодарен буду, – Олег расплылся в улыбке. – Прощайте, девицы, – махнул он на прощание рукой и, оттолкнувшись ногами от дна, взмыл к поверхности.

Русалки вздохнули да и забыли про бывшего речного слугу, занялись разговорами и ракушками. А Купава долго смотрела вслед Олегу и качала головой.

– Ничего ты не понял, Олежка. Не та за тебя просила.

***

Оказалась Олеся в царстве Водяного, в самых глубинах с детства знакомой Красуни. Только река теперь была чужой, холодной, тёмной, не блестела зеркальцем в солнечных лучах, не манила освежиться жарким днём. Чернели заросшие водорослями камни, подрагивали тощие скользкие стебли травы, шуршали, разговаривая о чём-то, рыбы.

А дворец речного царя в самом глубоком месте Красуни высился, стены его моллюски облепили, окна тиной затянуло, тростник с осокой спутались и больше на ловушку походили, чем на украшение. Рядом с крыльцом, в толстом слое ила, дремал огромный сом. Его усы едва заметно шевелились, будто качались в воде, а из ноздрей ввысь улетали пузырьки. То был верный скакун Водяного, любимая его рыба, вместе они катались по реке, выискивая утопленников. Невольно поёжилась Олеся, потёрла руками плечи, да только сейчас и приметила, что свободно дышалось под водой, словно на воздухе свежем. Её домашнее платье исчезло, сменившись длинным белым сарафаном. Коса распустилась, и волосы пышными волнами струились по спине. У дверей Олеся остановилась, затрусила.

– Заходи, не бойся, – подбодрила её Купава. – Он тебя ждёт.

– А это больно? – со страхом посмотрела на русалку Олеся.

Купава рассмеялась:

– Любовь Водяного приятна, о ней мы все только мечтать можем, а тебе вон как повезло. Не бойся же, иди.

– А Олег тоже там?

– Отпущен твой Олег на волю, как и договаривались, – ответила Купава и нахмурилась. – Ну, хватит разговоров, иди. Зачем заставляешь батюшку ждать?

Дверцы речного дворца приветливо распахнулись, и перед Олесей предстал сверкающий перламутром, украшенный жемчугом зал. С потолка струились хрустальные нити, а столы и стулья сияли янтарём. Никогда бы не подумала Олеся, что такая красота таилась на дне её родной Красуни, а если б кому рассказала, не поверили бы.

Сам речной царь восседал на большом троне из ракушек, что тоже был богато украшен и блестел, словно драгоценный камень, и расчёсывал волосы гребнем из щучьего хребта.

– Наконец-то, я уж думал, не придёшь, – толстые губы Водяного расплылись в улыбке. – Ну, будем знакомы!

Он поднялся с места и подплыл ближе, взмахивая огромным рыбьим хвостом. Живот, походивший на пузырь, подрагивал при каждом движении и противно булькал, а опутывавшие всё его тело водоросли и ряска тянулись следом, будто длинный подол платья. Водяной несколько раз обогнул дрожавшую от страха Олесю, разглядывая, и довольно чмокал, поглаживая усы и бороду, поросшие тиной.

– Хороша невеста, хороша, – он подплыл совсем близко, замерев у самых глаз девчушки. – Почто сама ко мне захотела?

– Ч-чтоб Олега выз-зволить, – запинаясь, ответила Олеся.

– Влюбилась, что ли? – усмехнулся Водяной и вернулся на свой трон. – Это ты зря. О другой он грезил, пока дно от ила зачищал да рыб пас.

– Не могу ничего с сердцем своим поделать, – опустила голову Олеся, скрывая боль, что принесли эти его слова.

– Хм, – Водяной пристально посмотрел на свою гостью. – Хочешь-не хочешь, а придётся теперь меня любить. А Олег твой счастье на земле нашёл.

Он хлопнул в перепончатые ладони, отчего по реке прошёл невероятный шум, и зазвенели водяные колокольчики, защебетали створки ракушек, а русалки запели свои чудесные песни. Речной царь поманил к себе Олесю, и та несмело шагнула навстречу. Медленно ноги её несли, нехотя, не слушались, руки дрожали, а на душе так холодно стало, так пусто. Не нужна она была Олегу… Зачем же ради него жизнь свою погубила? И почему Фаню тогда не послушала?..

В деревне пошёл дождь. Грохотало небо, сверкали молнии, а ливень стеной обрушился на землю. Затопило дороги и поля, Красунь почти вышла из берегов, наполнились водой все пересохшие когда-то пруды. Жители по домам попрятались, молились, чтоб не затянулась непогода, как в прошлый раз, когда целую неделю лило. Лихо тогда Водяной на свадьбе своей гулял, а, может, и сейчас снова женился?

-12-

Три дня и три ночи сидел Олег в кузнице: сначала идти к Анфисе боялся, не знал, что сказать да как благодарить, а потом дождь зарядил – такой, что, казалось, ни конца ни края ему нет. Но закончился, наконец, дал волю людям, чтоб свободно вздохнуть могли, поработать, делами какими заняться.

Умылся он, пригладил волосы, рубаху новую надел, сапоги начистил и пошёл к дому деревенского старосты.

Сияло солнце в безоблачном небе, цветы, ещё влажные от затяжного дождя, тянули свои головки кверху, где-то надрывал горло петух, а у заборов бродили куры, выискивая зёрна. Жизнь в деревне шла своим чередом.

Олег дошёл до дома старосты и остановился у калитки. Хозяин сидел на скамье, прислонившись к тёплой бревенчатой стене, и жевал соломинку.

– Доброго дня, Гаврила Добрынич, как здоровье ваше?

– Бывало и лучше, но не жалуюсь, – ответил староста и, прищурившись, поглядел на гостя.

– Это верно… – проговорил Олег, а сам по двору взглядом скользил, по окнам – нет ли Анфисы?

– А ты чего пожаловал-то? Дело какое али так, словом перемолвиться?

– Так как же, – удивился Олег, – за дочерью вашей пришёл. Жениться хочу.

– Жениться? – рассмеялся староста. – Говорят, от богатств твоих и не осталось ничего. Что дашь дочери? Молот да наковальню?

– А богатство – дело наживное, – буркнул Олег.

– Ну, вот и наживи сначала, – Гаврила Добрынич выплюнул соломину, поднялся и за ручку двери схватился. – Счастливо.

– Эй! Погодите! – Олег вперёд рванулся, в два шага добрался до крыльца и остановил старосту. – А как же уговор?

– Какой такой уговор? – Гаврила Добрынич руку Олега отдёрнул и сердито нахмурился. – Не было никакого уговора. Да и вышла уже замуж Анфиса, пока ты шлялся невесть где.

– Замуж? – опешил Олег. – Да как же…

– А вот так, – староста хлопнул дверью и исчез в сенях.

Потрепал себя по волосам Олежка, медленно вышел за забор да сел на землю, задумался крепко. Три недели не было, а Анфиса уже за кого-то другого выскочила. Может, и не любила его? Может, только из-за богатств и согласилась тогда?

– Неужели верные мысли в голове твоей дурной появились? – послышался недовольный, но очень знакомый голос.

Олег повернулся и даже вздрогнул – рядом стоял домовой, что его к Водяному на служение отправил.

– Фаня? – Олег поднялся и чуть поклонился. – Не ожидал тебя увидать.

– Да и я не хотел бы с тобой видеться, – буркнул домовой. – Да только помощь твоя понадобилась.

– Какая? Кузнечная? Это я запросто.

– Нет, сердечная, – Фаня уставился на Олега так строго, что у того даже мурашки по коже пробежали. – Из-за тебя Олеся в жёны к Водяному ушла. Надо вызволять.

– Тоже замуж?.. – только и проговорил Олег. – Они что, сговорились?

Вопрос этот домовой мимо ушей пропустил.

– По твоей милости она к русалкам пошла, жизнь свою за тебя отдала. А я ведь говорил ей, чтоб одумалась, да только попусту всё. Заладила: «Люблю, не могу», что тут поделаешь? Чем только ты ей так мил оказался, не пойму, – Фаня оценивающе оглядел Олега и недовольно фыркнул.

– Да я и не завлекал… – растерялся он. – Я даже и не думал, что люб ей. Ведь не знает она меня совсем…

– Вот и я ей о том твердил! Ай! – махнул рукой домовой. – Чего уж теперь лясы точить? Надо спасать девку, а то уморит её Водяной.

– А как? Силой разве что увести…

– Не, тут силы другие нужны. Колдовские, крепкие… Может, есть у тебя какая вещица от Олеси? Не прибрал ничего из избы, а? – Фаня пристально посмотрел на Олега.