Три гроба

Хэдли теребил мочку уха. Он разом посерьезнел.

– Послушайте, – сказал он с явной озабоченностью, – описанная вами ситуация, возможно, заслуживает гораздо больше внимания, чем я думал. По крайней мере, точно можно сказать, что этот малый сумасшедший. Если он затаил какую-то воображаемую обиду… Вы говорите, он иностранец? Я могу позвонить в Министерство внутренних дел, пусть его проверят. А потом, если он попытается причинить какие-то неприятности вашему другу…

– А он пытается причинить какие-то неприятности? – уточнил доктор Фелл.

Рэмпол поерзал:

– Каждое утро, начиная со среды, профессору Гримо приходят письма. Он, как правило, их молча рвет, но кто-то рассказал его дочери о случае в пабе, и она забеспокоилась. Наконец, вдобавок ко всему, вчера Гримо и сам начал вести себя странно.

– Это как? – Доктор Фелл убрал от лица руку, которой он до этого прикрывал глаза, и посмотрел на Рэмпола, моргая от яркого света.

– Вчера он позвонил Мэнгану и сказал: «Я хочу, чтобы в субботу вечером вы были у меня дома. Кое-кто угрожает нанести мне визит». Естественно, Мэнган тут же предложил обратиться в полицию, но Гримо даже слышать об этом не хотел. Тогда Мэнган ему сказал: «Ну подождите, сэр, этот приятель явно не в себе и может быть опасен. Разве вы не хотите предпринять какие-нибудь меры предосторожности?» На что профессор ему ответил: «Да! Конечно! Я хочу купить картину».

– Что, простите? – спросил Хэдли, выпрямившись.

– Картину на стену. Нет, я не шучу. Он вроде бы действительно ее купил. Какой-то пейзаж, довольно странный: деревья, надгробья; полотно оказалось чертовски большим, и его пришлось тащить наверх сразу двум рабочим. Я говорю «чертовски большим» наобум, потому что сам картину не видел. Ее написал художник по имени Барнаби, он один из членов клуба Гримо и криминалист-любитель… Да, вот такие у Гримо представления о самозащите.

Рэмпол повторил свои слова с нажимом специально для Хэдли, который опять на него странно посмотрел. Они оба повернулись к доктору Феллу. Пышная копна его волос была взлохмачена, он сидел, сложив руки на рукояти трости, и тяжело дышал. Заметив, что его реакции ждут, доктор Фелл кивнул, потом уставился в камин. Когда он заговорил, напряжение в комнате усилилось еще больше.

– Есть ли у вас адрес, мой дорогой? – спросил он бесцветным голосом. – Да? Хорошо. Хэдли, вам стоит пойти завести машину.

– Да, но… подождите…

– Когда предположительно ненормальный человек угрожает здоровому, вы можете обеспокоиться, а можете отмахнуться, – сказал доктор Фелл, снова кивая. – Однако, когда здравомыслящий человек начинает вести себя ненормально, уж я-то точно не могу не обеспокоиться. Возможно, это все ерунда. Но мне это не нравится. – Он с видимым усилием поднялся, покряхтывая. – Ну, вперед, Хэдли. Мы отправимся туда и посмотрим, что там да как, даже если уже поздно.

По узким улочкам Адельфи носился резкий кусачий ветер; снег прекратился. Теперь он эфемерным белым покровом лежал на террасе и садах на набережной Виктории. На ярко освещенном и пустынном в театральное время Стрэнде снег превратился в грязную кашу. Когда они повернули на Олдвич, на часах было пять минут одиннадцатого. Хэдли молча вел машину, отгородившись от всех поднятым воротником. Когда доктор Фелл рыкнул на него, призывая ехать побыстрее, Хэдли сначала посмотрел на Рэмпола, а потом на самого доктора, сидевшего сзади.

– Знаете что? Это одна сплошная чепуха, – не выдержал он. – И к нам эта история не имеет никакого отношения. Кроме того, если кто-то к нему и наведался, то сейчас его уже там, скорее всего, нет.

– Знаю, – ответил доктор Фелл. – Вот этого я и боюсь.

Машина вылетела на Саутгемптон-Роу. Хэдли то и дело нажимал на клаксон, словно давал выход своим эмоциям, но скорость прибавил. Эта улица была похожа на мрачный каньон, переходящий в еще более мрачный каньон Рассел-сквер. По западной стороне бежало несколько дорожек следов, следов колес было и того меньше. Если вам знакома телефонная будка на северном конце улицы, на которую можно выйти сразу же после того, как вы пересечете Кеппел-стрит, то вы видели и дом напротив нее, хотя велики шансы, что не обратили на него внимание. Рэмпол же внимательно разглядел простой широкий фасад этого трехэтажного здания: первый этаж был построен из каменных блоков, выкрашенных в серовато-коричневый цвет, верхние же этажи – из рыжего кирпича. Шесть ступенек вели к большой парадной двери с окантованной латунью прорезью для писем и латунной ручкой. Весь дом был погружен в темноту, только в двух окнах первого этажа горел свет, просачивавшийся сквозь занавески. На первый взгляд казалось, что это самый скучный дом в скучном районе. Но недолго ему оставалось быть таковым.

Занавеска была отодвинута в сторону. Одно из освещенных окон поднялось вверх с громким стуком как раз, когда они проезжали мимо. Некто вскарабкался на подоконник – его фигура четко вырисовывалась на фоне поскрипывающего ставня, – помедлил, а потом прыгнул. Ему удалось перемахнуть далеко за острые пики забора. Он приземлился на одну ногу, поскользнулся на снегу, и его вынесло за бордюр практически под колеса машины.

Хэдли ударил по тормозам. Машина только врезалась в бордюр, а он уже выскочил и подхватил человека под руки, прежде чем тот успел самостоятельно подняться на ноги. В свете фар Рэмпол разглядел знакомое лицо.

– Мэнган! – воскликнул он. – Какого черта!

На Мэнгане не было ни пальто, ни шляпы. Его глаза блестели, как сверкающий на свету снег, облепивший его руки и ладони.

– Кто это? – спросил он хрипло. – Я в порядке, не трогайте! Да отпустите же меня! – Мэнган вырвался от Хэдли и начал вытирать руки о пиджак. – Кто… Тед! Послушай. Возьми с собой кого-нибудь. Поторопись! Он нас запер – наверху кто-то выстрелил; мы только что услышали. Он нас всех запер, понимаешь…

Рэмпол посмотрел ему за спину и увидел в окне женский силуэт. Хэдли быстро прервал поток бессвязных слов:

– Притормозите. Кто вас запер?

– Он запер! Флей! Он все еще здесь. Мы услышали выстрел, но дверь была слишком толстой, чтобы ее взломать. Ну что же, вы идете?

Он уже взбегал по крыльцу, Хэдли и Рэмпол припустили за ним. Никто из них не ожидал, что дверь окажется незапертой, но она тут же распахнулась, стоило Мэнгану повернуть ручку. В прихожей с высоким потолком было темно, только в дальнем конце на столе горела лампа. У всех троих создалось впечатление, будто там кто-то стоял, смотрел на них – с лицом еще более гротескным, чем они представляли себе Пьера Флея; а потом Рэмпол разглядел, что это всего лишь японский доспех, увенчанный дьявольской маской. Мэнган поспешил к двери направо и повернул ключ, торчавший из замочной скважины. Дверь тут же распахнулась от движения изнутри – это была девушка, чей силуэт они увидели в окне, – но Мэнган не дал ей выйти, задержав ее вытянутой рукой. Сверху донесся громкий стук.

– Все в порядке, Бойд! – вскричал Рэмпол, чувствуя, как сердце уходит в пятки. – С нами суперинтендант Хэдли, я рассказывал тебе о нем. Где? Что происходит?

Мэнган указал в сторону лестницы:

– Поторопитесь. Я позабочусь о Розетте. Он все еще наверху. Он не может выбраться. Ради всего святого, будьте осторожны!

Он потянулся к громоздкому оружию на стене, а они ринулись наверх по устланной толстым ковром лестнице. На верхнем этаже было совсем темно, он казался нежилым. Однако из ниши над лестничным пролетом лился свет. Стук сменился серией глухих ударов.

– Доктор Гримо! – кричал кто-то. – Доктор Гримо, отвечайте же!

У Рэмпола не было времени оценить густую экзотическую атмосферу этого места. Он поспешил за Хэдли по второму лестничному пролету, пробежал под открытой аркой и оказался в широком коридоре, который шел поперек дома, а не вдоль. Стены здесь были обиты дубовыми панелями, на длинной стене этого вытянутого помещения, находящейся напротив лестницы, располагались три занавешенных окна, все шаги заглушал толстый черный ковер. На коротких сторонах этого прямоугольника имелись две двери, обращенные друг к другу. Дверь в дальней правой стене была распахнута, другая же дверь, находившаяся всего в нескольких метрах от лестницы, оставалась запертой, несмотря на то что в нее отчаянно стучал кулаками какой-то мужчина.

Заметив их появление, мужчина обернулся. И хотя в самом коридоре не было источников света, из полукруглой ниши над лестницей лился свет – он исходил из живота стоявшего там латунного Будды, – и они смогли все хорошенько рассмотреть. Так вот, в луче света стоял запыхавшийся невысокий человек, неопределенно жестикулируя. Копна волос на большой голове делала его похожим на гоблина, он уставился на пришедших и вскрикнул:

– Бойд? Дрэйман? Я спрашиваю, ты ли это? Кто здесь?

– Полиция, – сказал Хэдли, пройдя вперед и заставив коротышку отпрыгнуть в сторону.

– Туда не попасть, – сказал человечек, похрустывая костяшками. – Но нам надо как-то туда пробраться. Дверь заперта изнутри. И там кто-то один на один с Гримо. Был выстрел… Он не отвечает. Где мадам Дюмон? Приведите мадам Дюмон! Тот тип все еще там, зуб даю!

Хэдли резко обернулся:

– Хватит заниматься ерундой, лучше поищите щипцы. Ключ остался в замочной скважине, мы повернем его отсюда. Да, мне нужны щипцы. У вас они есть?

– Я… я не знаю, где они.

Хэдли посмотрел на Рэмпола:

– Сбегайте вниз, достаньте ящик с инструментами из моей машины. Он под задним сиденьем. Возьмите самые тонкие щипцы, которые найдете, а заодно можете прихватить несколько тяжелых гаечных ключей. Если этот тип вооружен…

Рэмпол повернулся и увидел, как из арки, тяжело дыша, появляется доктор Фелл. Доктор ничего не сказал, хотя лицо его было уже не таким красным. Рэмпол спустился вниз очень быстро, перепрыгивая через ступеньки, но ему показалось, что на поиск щипцов у него ушла целая вечность. Вернувшись в дом, он услышал, как из-за закрытой двери на первом этаже доносится голос Мэнгана и истерические причитания девушки.

По-прежнему сохранявший спокойствие Хэдли аккуратно вставил щипцы в замочную скважину. Сильными руками он зажал ключ и начал поворачивать его влево.

– Там что-то двигается, – заметил коротышка.

– Я разберусь, – ответил Хэдли. – В сторону!

Он надел перчатки, приготовился и толкнул дверь. Она с таким грохотом ударилась о стену, что зазвенели подвески на канделябре. Никто не вышел, хотя некто и делал попытки. Ярко освещенная комната была пуста. Некто, весь в крови, как заметил Рэмпол, силился встать на четвереньки посреди черного ковра. Издав задушенный всхлип, некто повернулся на бок и замер.

Глава третья

Маска

– Вы двое, оставайтесь у двери, – велел Хэдли. – Слабонервным лучше отвернуться.

Доктор Фелл ввалился в комнату вслед за ним, Рэмпол же остался в дверном проеме, опершись вытянутой рукой о косяк. Гримо сжимал зубы, чтобы кровь не пошла ртом, при попытке доползти до двери у него открылось кровотечение. Хэдли приподнял его, прислонив к своему колену. За маской черно-серой щетины лицо Гримо уже приобретало синеватый оттенок; запавшие глаза были закрыты; он все еще пытался прижимать насквозь пропитавшийся кровью платок к ране от пули на груди. Они услышали слабый прерывистый вздох. Несмотря на сквозняк, в воздухе все еще витал резкий запах порохового дыма.

– Умер? – спросил Фелл.

– Умирает, – поправил Хэдли. – Видите, какой цвет? Пуля пробила ему легкое. – Он повернулся к невысокому человеку в проходе. – Срочно вызывайте «скорую помощь». Он уже не жилец, но есть шанс, что он успеет что-нибудь сказать, прежде чем…

– Да, – доктор Фелл мрачно посмотрел на Хэдли, – ведь для нас это сейчас самое важное?

– Все остальное уже не в нашей власти, – спокойно ответил Хэдли. – Так что да, самое важное. Дайте мне несколько подушек с дивана. Нужно устроить его поудобнее.

Хэдли медленно опустил голову Гримо на подушку и наклонился поближе:

– Доктор Гримо! Доктор Гримо! Вы меня слышите?

Восковые на вид веки задрожали. Глаза Гримо, едва приоткрытые, посмотрели на него так странно, так беспомощно и озадаченно – словно с лица умного, образованного человека на него смотрели глаза ребенка. Создавалось впечатление, будто он не понимал, что произошло. На нем был халат, пенсне болталось на шнурке; он слабо шевельнул пальцами, словно пытался его подобрать. Могучая грудь продолжала едва заметно подниматься и опускаться.

– Доктор Гримо, я из полиции. Кто это сделал? Если не можете говорить, не пытайтесь. Просто кивните. Был ли это Пьер Флей?

Слабый проблеск понимания сменился еще более озадаченной гримасой. Потом Гримо отчетливо покачал головой.

– Кто же это тогда был?

Гримо жаждал ответить, причем так страстно, что это истощило его силы. Он заговорил в первый и последний раз. Едва шевелящимися губами он пробормотал фразу, истолкование которой, да и сами слова потом озадачили многих. И потерял сознание.

Окно по левую руку было приподнято на несколько дюймов, оттуда тянуло холодом. Рэмпол поежился. Некогда выдающийся человек теперь лежал неподвижно на нескольких подушках, как порвавшийся мешок; внутри еще что-то билось в ритме часов, свидетельствуя, что жизнь еще теплится – но не более. В ярко освещенной тихой комнате было слишком много крови.

– Боже! – не выдержал Рэмпол. – Неужели мы ничего не можем сделать?

– Все, что мы сейчас можем сделать, – это взяться за работу. – Хэдли явно был раздосадован. – «Он все еще там…» Сборище дураков! Включая меня. – Суперинтендант указал на окно. – Разумеется, он ускользнул отсюда еще до того, как мы вошли в дом. А сейчас его и след простыл.

Рэмпол огляделся. Дымка от порохового дыма рассеивалась, и с его глаз словно спала пелена. Только сейчас он смог разглядеть обстановку.

Это была комната площадью примерно пятнадцать квадратных футов со стенами, обитыми дубовыми панелями, и толстым черным ковром на полу. По левую руку (если стоять в дверном проеме) находилось окно с раздувающимися коричневыми шторами из бархата. По обе стороны от окна по стене тянулись высокие книжные полки с мраморными бюстами наверху. Неподалеку от окна, так чтобы свет падал с левой стороны, стоял массивный стол с полированной столешницей и ножками, вырезанными в форме когтистых лап. Мягкий стул был отодвинут; в дальнем левом углу стола располагалась лампа с абажуром из мозаичного стекла, под ней стояла бронзовая пепельница с выкуренной сигарой, превратившейся в длинную колбаску пепла. На бюваре лежала закрытая книга в переплете из телячьей кожи, сам стол был чистым, на нем больше ничего не было, кроме ящичка с ручками и стопки листков для заметок, прижатых занятной маленькой фигуркой – бизоном, вырезанным из желтого нефрита.

Рэмпол посмотрел в противоположный от окна конец комнаты. Справа располагался огромный каменный камин, тоже обрамленный полками и бюстами. Над камином за щитом с гербом, который Рэмпол (в тот момент) не стал разглядывать, висели две скрещенные фехтовальные рапиры. Только в этой части комнаты мебель была в беспорядке. Прямо перед огнем лежала перевернутая коричневая кожаная кушетка, кожаное кресло лежало спинкой на свернутом в рулон каминном коврике. На кушетке виднелась кровь.

Наконец, на задней стене комнаты, напротив двери, Рэмпол заметил картину. Между книжными полками зияло пустое место, судя по следам на ковре, оттуда явно недавно убрали несколько застекленных витрин. Место предназначалось для картины, которую Гримо так и не довелось повесить. Сама она лежала лицевой стороной к двери неподалеку от умирающего, кто-то дважды рассек ее ножом. Вместе с рамой она была семь футов в ширину и четыре в высоту: такая большая, что Хэдли пришлось перетащить ее в свободный центр комнаты и перевернуть, чтобы рассмотреть.

– Это та самая картина, которую он купил, чтобы «защитить себя», не так ли? – сказал Хэдли, прислоняя холст к спинке черной кушетки. – Посмотрите-ка, Фелл, не кажется ли вам, что Гримо был не менее безумен, чем этот тип Флей?

Доктор Фелл, который с большим интересом разглядывал окно, неловко повернулся:

– Чем Пьер Флей, который этого преступления не совершал, – пробормотал он, сдвигая свою широкополую шляпу на затылок. – Хм, видите ли вы какое-нибудь оружие, Хэдли?

– Нет, не вижу. Во-первых, тут нет ни одного пистолета, а мы ищем крупнокалиберный автоматический. Ножа, которым изрезали это творение, тоже нет. Поглядите на нее. На мой взгляд, так самый посредственный пейзаж.

Рэмполу же пейзаж посредственным не показался. Была в нем какая-то проникновенная сила, словно художник писал его в порыве ярости и сумел поймать в краски ветер, который гнул кривые деревья. Глядя на нее, вы ощущали уныние и ужас. Картина была выполнена в мрачных тонах, зеленоватых, серых и черных, только на заднем плане выделялись низкие белые горы. На переднем плане за ветвями корявого дерева виднелись три заросших травой надгробия. Как ни странно, картина передавала ту же атмосферу, что царила в самой этой комнате, – с примесью чего-то иностранного, трудно уловимого, как слабый запах. Надгробия разрушались; с определенного ракурса создавалась иллюзия, будто могильные холмики начали вспучиваться и растрескиваться. Пейзаж не смогли испортить даже крестом нанесенные порезы.

Рэмпол продолжал разглядывать его, когда услышал топот шагов на лестнице, доносившийся из коридора. В комнату ворвался Бойд Мэнган, еще более осунувшийся и растрепанный, чем во время их неожиданной встречи. Даже короткие проволочные завитки черных волос выглядели взъерошенными. Он бросил быстрый взгляд на мужчину на полу, сведя густые брови, и стал поглаживать свою пергаментную щеку. Мэнган был примерно того же возраста, что и Рэмпол, но из-за косых морщинок у глаз выглядел лет на десять старше.

– Миллс рассказал мне. Он уже?.. – Мэнган быстро кивнул в сторону Гримо.

Хэдли задал встречный вопрос:

– Вы вызвали «скорую»?

– Парни с носилками скоро будут здесь. Весь район кишит больницами, и никто не знает, куда звонить. Я вспомнил о друге профессора, который держит лечебницу неподалеку. Они…

Он отступил в сторону, давая дорогу двум санитарам и благодушному, гладко выбритому человечку, следовавшему за ними.

– Это доктор Питерсон, а это… кхм, полиция. И вот ваш… пациент.

Доктор Питерсон втянул одну щеку и поспешил вперед.

– На носилки его, ребята, – приказал он после быстрого осмотра. – Я не буду извлекать пулю здесь. Поаккуратнее с ним.

Пока санитары занимались носилками, доктор, нахмурившись, с любопытством оглядывал комнату.

– Есть ли хоть какой-то шанс? – спросил Хэдли.

– Он может протянуть еще пару часов, но не больше, скорее – даже меньше. Если бы не его могучее телосложение, он бы уже был мертв. Похоже, пытаясь подняться, он еще больше повредил легкое и порвал его вдоль. – Доктор Питерсон опустил руку в карман. – Вы хотите вызвать полицейского врача, не так ли? Вот моя визитная карточка. Я сохраню пулю, когда ее вытащу. Навскидку, это пуля тридцать восьмого калибра, выпущенная с расстояния примерно трех метров. Могу я спросить, что тут случилось?

– Убийство, – ответил Хэдли. – Пусть с ним сидит медсестра, чтобы, если он вдруг что-то скажет, она могла записать это слово в слово.

Доктор поспешно ушел. Хэдли что-то накорябал на листке из своей записной книжки и передал это Мэнгану.

– Остудили голову? Отлично. Я хочу, чтобы вы позвонили в полицейский участок на Хантер-стрит и передали им эти инструкции; они свяжутся со Скотленд-Ярдом. Если спросят, что случилось, можете им рассказать. И да, доктору Ватсону нужно будет отправиться по адресу этой лечебницы, тогда как остальным следует прийти сюда… А это еще кто?

На пороге стоял тот самый невысокий, худощавый парень с большой головой, который недавно колотил в дверь. Теперь в ярком свете Рэмпол разглядел копну темно-рыжих, как у гоблина, волос, водянисто-карие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков в золотой оправе, худое лицо с большим ртом. Рот этот двигался, отчетливо выговаривая слова и обнажая редкие зубы, а движения губ напоминали рыбу. Артикуляция выдавала в нем оратора. Всякий раз, когда он заговаривал, создавалось впечатление, будто он обращается к аудитории, поднимая и опуская голову так, словно по ходу дела заглядывает в записи, говорил он при этом звучно и монотонно, устремив взгляд куда-то поверх голов слушателей. Вы бы решили, что он бакалавр естественных наук с социалистическими склонностями, и не ошиблись бы. Одежда его была в рыжеватую клетку. Он стоял, сцепив руки перед собой. Ужас, обуявший его ранее, сменился загадочным спокойствием. Он слегка поклонился и произнес бесцветным голосом:

– Меня зовут Стюарт Миллс. Я секретарь доктора Гримо; точнее, я был им. – Его взгляд заскользил по комнате. – Могу я спросить, что произошло с преступником?

– Он предположительно сбежал через окно, пока все мы пребывали в вящей уверенности, что он не сможет выбраться. А теперь, мистер Миллс…

– Прошу прощения, – возразил звучный голос с некой эфемерной отстраненностью. – Если преступник и правда сумел это сделать, он, должно быть, экстраординарный человек. Вы осмотрели окно?

– Он прав, Хэдли, – подал голос доктор Фелл с тяжелой одышкой. – Взгляните! Все это начинает меня беспокоить. Я вам искренне говорю: если наш преступник не ушел отсюда через дверь…

– Он через нее не выходил, – объявил Миллс и улыбнулся. – И я не единственный тому свидетель. Я все видел от начала до конца.

– Значит, он был легче воздуха, раз сумел покинуть дом через окно. Откройте окно, давайте взглянем. Хотя… Подождите! Лучше сначала осмотреть комнату.

В комнате никто не прятался. Немногим позже Хэдли не без усилий поднял окно наверх. Снег был нетронут, более того – он ровным слоем покрывал и раму, и весь широкий внешний подоконник. Рэмпол высунулся наружу и огляделся.

На западе сияла яркая луна, она высвечивала каждую деталь так, что все обретало четкость резьбы по дереву. До земли было не меньше пятнадцати футов; вниз уходила стена из гладких мокрых камней. Внизу был задний двор, обнесенный низкой стеной – точно такой же, как у других домов в этом ряду. Снег во дворе был нетронут, как и у всех остальных дверей, которые они могли рассмотреть, наверху стен он тоже лежал гладким покровом. Внизу во всей стене этого дома не было ни одного окна. Оказалось, что окна есть только на верхнем этаже, причем до ближайшего – того, которое располагалось слева по коридору, – было не меньше тридцати футов. Ближе всего с правой стороны было окно в соседнем доме, находившееся на таком же расстоянии. Далее простиралась шахматная доска из примыкающих друг к другу задних дворов, то были дворы выстроившихся вдоль площади домов, ближайший из них находился в нескольких сотнях ярдов. Наконец, если посмотреть вверх, выглянув из окна, взгляд легко взбегал на пятнадцать футов по абсолютно гладкой каменной стене прямо к крыше, скат которой совсем не подходил для того, чтобы ухватиться за него руками или привязать к нему веревку.

Однако Хэдли, вытянув шею как можно дальше, скрежетнул зубами.

– Вот оно! – объявил он. – Посмотрите сюда! Предположим, он сначала прикрепляет веревку к трубе или чему-то еще; забравшись в комнату, он оставляет ее висеть за окном. Потом он убивает Гримо, выбирается наружу, карабкается к краю крыши, ползет дальше, чтобы отвязать веревку от трубы, и сбегает. Думаю, там найдется немало следов…

– Да, – подал голос Миллс. – Я считаю, самое время сказать, что их вы там не найдете.

Хэдли обернулся. Все это время Миллс рассматривал камин, но теперь он одарил всех широкой невозмутимой улыбкой, обнажив редкие зубы. При этом его взгляд казался нервным, а на лбу блестели бисеринки пота.

– Понимаете, – продолжил он свою мысль, поднимая вверх указательный палец, – как только я понял, что человек с фальшивым лицом исчез…

– С каким? – переспросил Хэдли.

– Фальшивым лицом. Я понятно изъясняюсь?

– Нет, мистер Миллс. Но вернемся к крыше.

– Понимаете, на ней нет ни следов, ни каких бы то ни было других отметин, – ответил Миллс, широко открыв глаза. Это был еще один трюк из его арсенала: улыбаться и смотреть на собеседника, словно его охватило вдохновение, хотя со стороны этот «вдохновенный взгляд» казался немного придурковатым. Он снова поднял палец вверх. – Я повторюсь, джентльмены, когда я понял, что человек с фальшивым лицом, судя по всему, исчез, я тут же понял, что это выйдет мне боком.

– Почему?

– Потому что я наблюдал за дверью. И должен клятвенно заявить, что преступник через нее не выходил. Это ясно. Следовательно, приходим к выводу, что он мог покинуть дом следующими способами: а) с помощью веревки на крыше – или б) вскарабкавшись по трубе на крышу. Простая математическая вероятность. Если PQ = pq, то совершенно очевидно, что PQ = pq + pb + qa + ab.

– Да неужели? – сдержанно отреагировал Хэдли. – И что дальше?

– Как вы можете заметить – точнее, как вы могли бы заметить, если бы дверь была открыта, – продолжил Миллс с дотошной точностью, – в конце этого коридора находится мой кабинет. Там, в свою очередь, находится дверь, ведущая на чердак и, следовательно, к люку на крышу. Подняв крышку люка, я внимательно осмотрел обе стороны крыши над этой комнатой. Никаких следов на снегу там не было.