Долговая палочка

– Томми, держи! Вот, смотри. Это тебе.

Он окликнул брата несколько раз, прежде чем тот его заметил. Глаза Томми вдруг загорелись; он подошел, выхватил у Мориса липкую конфету и сунул в рот.

– Не хватай. Это невежливо. – Томми не обратил на него внимания. – И не проглатывай все сразу. Еды больше нет и не будет, пока Кэтрин не найдет дорогу.

Но Томми уже съел конфету и побрел вдоль берега. Потом вдруг остановился, повернулся к реке и сел на корточки. Морис с любопытством на него смотрел.

– Что там?

Томми не ответил.

Ну и ладно. Пусть сидит, если так хочется.

Снова захотелось пить. Он неуклюже сполз с камня, сперва опустившись на одно колено, затем на четвереньки, и начал зачерпывать воду одной рукой. Меж камней юркнула маленькая пятнистая рыбка. Вода в ладони была коричневая, как заварка, но, когда он поднес ее к губам, она оказалась холодной, освежающей и хоть и странной на вкус, но не противной. Он выпил много, столько, сколько смог, и побрызгал водой лицо.

Морис собирался встать и тут увидел угря. Тот лежал на мелководье справа от него, так близко, что можно было дотянуться. В воде отчетливо просматривалась голова, длинное черное тело изгибалось плавной волной. Морис и раньше видел угрей, когда они ездили в отпуск. Они катались на лодке в Эссексе с дядей Уильямом, тетей Сюзанной и их детьми. Дети кормили угрей, насадив кусочки мяса на кончик длинной палки, а мама отказалась смотреть, сказала, что угри мерзкие и похожи на змей. Вечером папа купил консервированных угрей в банке. Кэтрин, естественно, не стала даже пробовать, но Морис съел чуть-чуть, а папа смотрел. Морис соврал, что ему понравилось, хотя на самом деле нет.

Он следил за угрем; его отнесло течением на несколько футов вниз. Если бы он поймал этого угря, его можно было бы положить на камни и высушить на солнце. Так иногда делали рыбаки – сушили рыбу. Он читал об этом в книжке. Морис медленно потянулся за палкой. Угря можно убить одним сильным ударом по голове.

Тем временем угорь дернулся и исчез на глубине.

Морис стоял и старательно высматривал. Должны быть еще угри. Есть! Еще один, и еще – вот он, плавает в тени у утеса. Этот был очень крупный, толщиной почти с его руку и такой же длины. А вот еще два, ближе, но слишком глубоко. В мутной воде их было плохо видно. Тут он смекнул, что все они плыли в одну сторону.

– Нет!

Слезы брызнули из глаз; резкая боль пронзила ногу, и Морис стиснул зубы. Он подошел к краю большого камня, как можно ближе к машине; дальше начиналась вода. Так он и думал: угри плыли к машине. Вокруг все ими кишело. Они извивались под водой и переплетались в экстазе, иногда всплывая на поверхность и демонстрируя белые брюшки.

– Убирайтесь оттуда! Прочь!

В отчаянии он прокричал плохое слово, самое грубое, какое знал. Раньше он никогда не произносил его вслух. Мальчики в его школе такие слова не говорили, они же не хулиганы. Но на угрей ругательство не подействовало. Только когда он забил палкой по воде, они испугались. Ковер угрей задрожал, они бросились врассыпную, но меньше чем через минуту вернулись. Он снова заработал палкой. В этот раз угри почти не испугались, а вскоре и вовсе перестали его замечать.

– Убирайтесь! Хватит! Оставьте его в покое! – Голос охрип. Морис всхлипывал, слезы и сопли стекали по губам. Оглянувшись, он увидел Томми; тот угрюмо на него смотрел. – Томми! – Глаза брата закатились. – Послушай, Томми, мне нужны камни. Камни, Томми!

Он неуклюже изобразил, что подбирает камни.

– Принеси камней! Карманы набей!

Но Томми не исполнил его просьбу, а рассеянно побрел к норе. Превозмогая боль, Морис пошел за ним. Камней нужно было много, больше, чем уместилось бы в карманы. Он залез в нору, взял отцовскую рубашку, связал рукава и аккуратно набрал полный узелок камней.

Когда он вернулся к реке, угрей стало больше. Он выбрал камень размером со свой кулак и взвесил его на ладони. Тщательно прицелился и со всей силы швырнул. Камень шмякнулся в реку почти точно в том месте, куда он целился. Угри исчезли. После этого, заметив любой намек на движение, Морис бросал камень.

У него остался последний камень. Карманы опустели. Он мог бы набрать еще камней, но нога разболелась пуще прежнего, а голова кружилась так, что пришлось сесть. Даже бросить камень не было сил. Будь он храбрее, полез бы в воду. Подошел бы к машине, стал бы брызгаться и кричать. Угри уплыли бы. Но он знал, что никогда не осмелится. Он испугался бы угрей, даже если б нога не болела.

Небо заволокли облака, темные, как нефтяной дым. Тень накрыла реку. Он услышал первые капли дождя, застучавшие по верхушкам деревьев; вода в реке зарябила и задергалась. В середине на глубине показалась большая черная голова. Таких больших угрей он еще никогда не видел; угорь был такой огромный, что Морис попятился и вскрикнул; камень выпал из рук, отскочил и покатился в воду.

Он попытался найти разумное объяснение тому, что видел; может, это большая ветка, просто в тусклом свете похожа на угря? Но ветка медленно приблизилась, и Морис увидел, как извивается тело угря. Толщиной он был с человеческую ногу, а длиной в человеческий рост, примерно как его папа. Голова же не уступала размерами его собственной. Угорь не сводил с него черных глаз и приближался.

Морису показалось, что он его оценивал. Почти доплыв до берега, угорь остановился. Морис замер в ожидании, приготовился, что угорь сейчас выскочит из воды и набросится. Но тот отвернулся и поплыл по течению. Морис вздохнул с облегчением. Угорь увидел, что перед ним всего лишь маленький мальчик с больной ногой. Мальчик, который слишком боится и не смог защитить отца. Морису стало стыдно; он взглянул вслед большому угрю и увидел, как к нему присоединился другой, поменьше, а потом еще один и еще полдесятка свиты. Король угрей и его свита двинулись к машине, где их ждал пир.

Глава восьмая

6 апреля 1978 года

Кэтрин не знала, много ли прошла. Берег был каменистый и состоял в основном из небольших камней, однако попадались и валуны размером с автомобиль, а бывало, путь преграждали густые заросли, тянувшиеся до самой воды. Приходилось идти осторожно. Но это была приятная прогулка: светило солнце, и, пока она двигалась, чесунчики ее не донимали. Правда, она сильно проголодалась и пыталась не думать о сэндвичах, пирогах и стейках с картошкой, которые они ели два дня назад. Когда голод становился невыносимым, она пила бурую воду, зачерпывая ее ладонями, чтобы хоть чем-то наполнить желудок.

Но иногда ей все же приходилось углубляться в лес. Стоило зайти в заросли всего на два шага, и туда уже не проникал прямой солнечный свет. Замшелые стволы иногда стояли так близко друг к другу, что приходилось пробираться между ними бочком. С веток свисали рваные знамена лишайников. В лощинах и впадинах, где собиралась вода, росли папоротники. Она часто останавливалась подумать, но не в какую сторону лучше пойти, а как выбраться из непроходимой чащи.

В лесу воображение стало шутить с ней шутки. Кэтрин видела лица в коре деревьев – те оживали и снова превращались в кору. Казалось, в ветвях что-то шевелилось, но стоило приглядеться, и она понимала, что ошиблась. Отец говорил, что в их новой стране нет ни медведей, ни львов, ни каких-либо других опасных зверей. «И крокодилы тут тоже не водятся», – добавил он, когда Томми спросил про крокодилов. «Ты путаешь с Австралией. Змей тут тоже нет». И все же на всякий случай Кэтрин подняла с земли гладкий камень, зажала в руке и приготовилась.

Наконец она остановилась на берегу с видом на быстрину. Вода с шумом проталкивалась через узкий проход в скалах. По-прежнему ничего не указывало, что где-то рядом есть дорога, как считал Морис.

Кэтрин положила на язык конфету; та растаяла, и она повозила во рту сладкую массу. Прижала к нёбу и сформовала шарик. В горло стек сладкий сироп.

Вскоре от конфеты почти ничего не осталось.

Накатили облака, и упали первые крупные капли дождя. Внезапно начался ливень. Кэтрин прислонилась спиной к стволу высокого дерева и стала смотреть на дождь. Даже в своем укрытии она промокла за считаные секунды. Взглянула на реку, но за пеленой дождя ничего не было видно. Если она повернет назад, Морис скажет, что прямо там, за поворотом, наверняка был брод. Решит, что она буквально пару шагов не дошла до дороги. И нашла бы ее, не будь она такой трусливой девчонкой. Никчемной младшей сестрой.

Но Мориса здесь не было. И устала и проголодалась она, Кэтрин, а не Морис. Это ее одежда промокла насквозь. Повернувшись к реке спиной, она пошла обратно.

Кэтрин показалось, что она уже почти дошла до места, где оставила братьев, но точно сказать было нельзя. Дождь лил стеной; она шла вдоль реки, глядя себе под ноги, и думала, что сказать Морису. Наверняка он станет задавать каверзные вопросы. Ее брат всегда хотел знать подробности. Быстро ли она шла или медленно? В каком месте пробовала перейти через реку? Отдыхала ли?

«Надо было еще немного пройти». Кэтрин казалось, что она слышит его упрек за шумом реки и дождя. «Еще чуть-чуть, и нашла бы дорогу».

Мысленно ему отвечая, она качала головой и бормотала возражения, вздыхала и щелкала языком. Она шла очень быстро. Зашла далеко. Наверняка прошагала несколько миль. И не видела никакой дороги. Разумеется, она уверена.

Вдруг она остановилась. Сперва ее внимание привлек цвет. Красное пятно среди зеленых деревьев и бурых камней. Без очков было трудно разобрать, что это – что-то красное медленно поворачивалось в спокойной воде за камнями, как сломанная стрелка компаса. Кэтрин подошла ближе и узнала колыбель малышки Эммы. Подарок тети Сюзанны. Колыбелька перевернулась и почти полностью ушла под воду. Не обращая внимания на дождь, Кэтрин села и уставилась на колыбель, медленно колыхавшуюся в воде. Она видела отца в машине и знала, что он мертв, правда, пока не понимала, что чувствовала по этому поводу. Но она все еще надеялась, что мама отправилась за помощью и взяла Эмму с собой.

Зайдя в воду почти по пояс, с третьей попытки она подцепила колыбельку вытянутым пальцем и потащила против течения на мелководье. Это оказалось не так-то просто. Подойдя ближе к берегу, она некоторое время сомневалась, потом перевернула колыбель.

Глаза младенца были полуоткрыты. Кожа на лице покрылась сине-белыми пятнами. Эмма совсем не походила на ребенка, который недавно был жив. Смерть сделала ее ненастоящей. Куклой с неумело нарисованным лицом.

Кэтрин встала, заплакала и плакала очень долго.

Дождь притих. Кэтрин начала собирать камни. Ребра болели, но вскоре она насобирала небольшую пирамидку. Ей было страшно доставать Эмму из колыбели, поэтому она оставила сестренку там. Камни наверняка придавили ее маленькое тельце, но что поделать. К тому же это лишь временное захоронение. Пройдет день, может, два, и она приведет на это место спасателей. После этого у Эммы будет свой маленький гробик из глянцевого дерева с серебряными ручками. Они пойдут в церковь с витражами, и на ее похоронах будет звучать орган, а не шуметь река.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Традиционная индейская колыбель папус, о которой тут идет речь, – это обычная доска с ручкой для переноски, к которой ребенка крепко припеленывали. – Здесь и далее примеч. пер.