Долговая палочка

Кружка ударилась о край кухонного стола, разбилась, упала на выложенный плиткой пол и разлетелась на еще более мелкие кусочки. Сюзанна не стала подбирать осколки, а так и осталась стоять среди них. Иногда тянулась к автоответчику и заново прослушивала сообщение. Она сама бы не смогла сказать, сколько раз это сделала. Наконец она запомнила все, что было сказано, и даже уловила то, что осталось между строк.

Виктория Холл говорила с акцентом ученицы дорогой новозеландской частной школы. Также вероятно, что она некоторое время прожила в Англии и адаптировалась. Лишь изредка она укорачивала гласные, как в первом слоге слова «Зеландия», и только это указывало на ее иностранное происхождение. Помимо этого, по голосу о Виктории Холл мало что можно было понять, кроме того, что она была молода, компетентна и, кажется, хорошо выполняла свою работу.

Сюзанна не стала перезванивать сразу. Следующие два часа она прибиралась дома. Осколки разбитой чашки задребезжали, когда она пересыпала их из совка в мусорное ведро. Она убрала настольную игру в коробку и поставила коробку на шкаф. Прошлась по комнатам, высматривая все, что лежало не на своем месте, пока на улице не стемнело. Тогда она не стала включать свет, а продолжила убираться в проникавшем в окно свете уличных фонарей.

Наконец дел больше не осталось. Сюзанна вернулась на кухню и набрала номер по памяти. После пяти гудков ответил мужчина:

– Джефф слушает.

– Мне нужно поговорить с Викторией Холл. Она звонила, оставила сообщение.

– Сейчас позову.

На заднем плане послышался женский голос.

– Нет, это Вик, – бросил мужчина.

Сквозь стекло в двери Сюзанна смотрела в темноту, где росла вишня, почти невидимая в сумрачных тенях.

– Виктория Холл. Слушаю.

– Здравствуйте. Меня зовут Сюзанна Тейлор. Вы мне звонили.

– Ах да. Спасибо, что перезвонили. Возможно, я ошиблась и мне нужны не вы. Как я сказала, я ищу сестру Джулии Чемберлен. Это вы?

Сюзанне хотелось сказать: Нет, простите, впервые слышу о какой-то Джулии. Повторите имя? Нет не знаю такой. Она бы попрощалась и повесила трубку, а потом долго нажимала бы на мигающую кнопку телефона, пока та не перестанет мигать. На этом все бы кончилось.

– Да, я ее сестра.

– Хорошо. Я рада. У нас были ваши данные, но они устарели.

– После развода я опять взяла девичью фамилию. Несколько раз переезжала. По какому вы вопросу?

– Простите, не хочу показаться невежливой, но дело деликатное. Я должна убедиться, что вы – та, за кого себя выдаете. Задам вам несколько вопросов, не возражаете?

– Конечно.

Сюзанна с легкостью подтвердила свою личность. Было странно перечислять имена племянников и племянниц. Она поняла, что давно не произносила имена вслух, хотя часто о них вспоминала.

– Теперь можно узнать, в чем дело?

– Боюсь, новости неутешительные. Примерно неделю назад аспирант из Новой Зеландии, изучавший птичью колонию на Западном побережье, обнаружил человеческие останки. Их опознали, и, к сожалению, выяснилось, что они принадлежали вашему племяннику Морису Чемберлену.

– Как? Что? Не поняла… Как опознали?

– По зубной карте. В полиции хранились их зубные карты после того, как на всю семью завели дело о пропаже без вести. Сомнений быть не может, это ваш племянник. С ним нашли часы с гравировкой, они принадлежали его отцу. На крышке выгравировано «Джон Чемберлен». Вы слушаете?

– Да.

– Очень жаль сообщать вам такие новости.

– Нет, не извиняйтесь. Поразительно. Прошло тридцать два года.

– Да, представляю.

– Я уже не надеялась.

– Понимаю.

– А другие кости нашли? Остальных членов семьи.

– Нет. Полицейские все прочесали. Больше не нашли ничего.

Больше Виктория Холл ничего не знала; она лишь добавила, что останки обнаружили под скалой вблизи побережья Тасманова моря.

Уильям был прав.

– Значит, машина разбилась и упала в океан.

– Вообще-то полиция другого мнения. Я говорила со старшим сержантом; в том месте нет дорог. Он предположил, что ваш племянник шел по краю скалы и упал.

– Шел за помощью?

– Простите, я не знаю.

– Да, конечно. Я просто рассуждаю вслух.

– Отчет коронера все прояснит, но понадобится время.

– А где его нашли?

– Минутку. – Она зашуршала документами. – Место вдали от цивилизации. Вот. Брюс-Бэй, ближайший населенный пункт в десяти километрах к югу.

– Я знаю Брюс-Бэй.

– Правда? – в голосе Виктории звучало сомнение; она думала, что Сюзанна ошиблась.

– Я много раз бывала на побережье Новой Зеландии. И в Брюс-Бэй в том числе, снимала там домик.

– Ясно. Значит, вы знаете больше, чем я, я даже никогда не слышала об этом месте.

– Кто его нашел?

– Не знаю, как его зовут, но если хотите, могу выяснить. Студент. Изучал колонию чаек.

Виктория Холл объяснила, что будет дальше. Новозеландский коронер должен провести расследование, издать отчет – нет, она не знает, сколько это займет. Да, разумеется, Сюзанна первой получит копию.

Сюзанна села за стол в гостиной и открыла папку на экране. Она хранила сканы всех документов и фотографий. Впрочем, Чемберлены фотографировались редко. У них было всего около десяти снимков, и то в основном школьные портреты детей; впрочем, имелось несколько удачных фотографий Мориса и Кэтрин, сделанных, когда они не видели.

Вот он, Морис. Последняя школьная фотография из школы Сент-Майклз, совсем старая, конца 1977 года. Через несколько месяцев семья уедет в Новую Зеландию. Морис сидел третьим справа в среднем ряду – мальчик с отчаянно серьезным лицом. Сюзанна попыталась вспомнить его в другой обстановке – за рождественским ужином или во время общего семейного отпуска в Эссексе. Столько времени прошло. Остались лишь воспоминания о воспоминаниях, эпизоды, о которых она думала столько раз, что никакую новую информацию выжать из них было просто невозможно.

В другой папке хранились сканы газетных заметок. Одно время об исчезновении Чемберленов трубили все газеты. В Великобритании шумиха быстро сошла на нет, но в Новой Зеландии об этой истории еще долго писали. Почти все заметки сопровождались одной и той же семейной фотографией – Сюзанне она никогда не нравилась. На ней Чемберлены позировали в фотостудии; лица у всех были стеклянные, застывшие, как у фигур в музее мадам Тюссо. Снимок сделали за три года до исчезновения. Дети тогда были совсем маленькие: Морису одиннадцать, Кэтрин девять, Томми – всего четыре. Эмма еще не родилась.

Почти в полночь она наконец выключила компьютер. Слишком быстро встала из-за стола, и у нее закружилась голова, пришлось ухватиться за стол для опоры. Снова закрыв глаза, она увидела перед собой лицо серьезного мальчика в среднем ряду. Тот уже не сидел, зажатый между одноклассниками с двух сторон, а стоял на краю высокого утеса. Сзади росли деревья. Мягкая земля на краю обрыва закрошилась под ногами; она представила, как он упал – внезапно, не успев понять, что случилось, и беспомощно размахивал руками в туманном воздухе.

Она открыла глаза, не досмотрев, как он ударился о скалы. Бедный Морис, что с тобой стало? Не включая свет, Сюзанна пошла спать.

Глава третья

4 апреля 1978 года

Морис и Томми сели под дерево всего в нескольких шагах от реки и завернулись в мокрое одеяло. Автомобильная фара почти погасла. Река грохотала, как проходящий поезд.

Из темноты вышла Кэтрин:

– Пойдемте со мной.

Морис медленно поднял голову. В отсутствие сестры – а он даже не мог сказать, долго ли та пропадала, – он ушел в себя. Дождь, холод и даже боль в лодыжке, вгрызавшаяся в ногу подобно живому существу, – все отдалилось, и ему стало легче.

– Что тебе нужно? Сядь.

– Пойдемте.

– Оставь меня.

Кэтрин вечно суетится. Провести ночь под этим деревом – не такая уж плохая идея. Совсем неплохая. Корень больше не врезается ему в бок. Томми перестал издавать эти противные звуки. Морис даже согрелся:

ночь была почти теплая. Отец сказал бы: «Приятный вечерок». Он закрыл глаза.

– Вставай, Мо!

Он вздернул подбородок. Почему Кэтрин кричит? Теперь она тянет его за руку. Даже одеяло сдернула, совсем обнаглела. Перекатившись набок, он свернулся калачиком. Сама пусть идет. Какая разница. Он лучше здесь поспит, пусть она оставит его в покое.

– Пойдем, Мо. Пожалуйста. Я нашла сухое место.

– Не трогай меня. Я в порядке.

– Нет, вы должны пойти со мной!

Сестра продолжала тянуть его за руку. Ничего не оставалось, кроме как неохотно подняться на колени.

– Вот, держи, – сказала Кэтрин.

– Что это?

– Будешь на нее опираться.

Двигаясь как во сне, он взял предмет, который она ему протянула. Это была сломанная ветка с рогатиной на конце. Морис растерянно уставился на нее.

– Вот так, – Кэтрин показала, как подпереть рогатиной подмышку.

Он оперся на ветку и убедился, что та выдерживает его вес. Кэтрин помогла Томми встать. Морис пошел за сестрой, спотыкаясь и еле держась на ногах на каменистой почве. Слабый свет фары остался позади. Падая, он всякий раз норовил свернуться калачиком и заснуть. Кэтрин поднимала его и тащила дальше за собой. Даже ущипнула пару раз. Будь рядом отец, ей бы досталось. Морис все ему потом расскажет.

– Мы здесь. Пришли.

Морис не понимал, о чем речь. Они стояли у края уступа на границе света и тьмы. Длинный участок гравия вперемешку с почвой и корнями поднимался вверх на восемь футов, отделяя реку от леса. Вверху росли деревья. Прямо перед ними было повалившееся большое дерево; упало поверх другого, и корни задрались вверх.

– Сюда, – сказала Кэтрин и указала на хитросплетение корней.

– Куда?

– Смотри.

Она шагнула вперед и исчезла в темноте.

Морис растерянно моргнул и подошел ближе, опираясь на самодельный посох. И увидел что-то вроде пещеры между корней.

Оттуда вышла Кэтрин.

– Иди сначала ты.

Опираясь на посох, он переступил через небольшой ров с бегущей водой и нырнул под корни. Внезапно дождь перестал барабанить по затылку; проход сузился, и он вынужден был опуститься на колени. В тесном пространстве палка была уже не нужна, и он оставил ее позади. Ползти на четвереньках из-за ноги было очень больно – попробовал и больше уже не пытался; лег на живот, перевернулся на здоровый бок и стал подтягиваться на руках. В глаза лезли тонкие корни, а может, паутина, но ему было все равно: он слишком устал и вымотался.

Нащупав впереди стену из сухой земли вперемешку с мелкими камушками, он неуверенно сел. Потолок был высоким, можно выпрямиться и прислониться к стене. За спиной зашуршали сухие листья. Оттого, что он полз и подтягивался, сильно заболела нога.

– Морис?

Голос Кэтрин раздался прямо над ухом.

– Дальше прохода нет, – ответил он.

Кто-то закряхтел в темноте. Его коснулась рука, холодная, как кусок сырого мяса, и он ее схватил. Догадался, что это Томми. От брата пахло кислятиной.

– Эй, осторожно, нога! – Кто-то из них сильно его толкнул.

– Прости.

Кэтрин накрыла его одеялом. Он потянул за край, пытаясь забрать себе часть одеяла, которая по праву ему принадлежала.

Без одеяла дети умерли бы хоть на открытом воздухе, хоть в готовой могиле среди корней, которую Кэтрин им нашла. Перед тем как забраться в нору, она еще раз как можно тщательнее отжала одеяло и теперь укутала им плечи и спины братьев. В машине, к недовольству отца, они с Морисом ссорились за каждый дюйм свободного пространства. Теперь же она радовалась, что братья прижимались к ней и делились теплом своих тел. Они сидели так близко друг к другу, что когда один вздрагивал, дрожь тут же передавалась другому. Их окутал запах земли и мокрой шерсти. Снова запахло экскрементами, и Кэтрин догадалась, что Томми наделал в штаны. Морис иногда стонал и кряхтел от боли. Он часто ворочался, прерывисто и поверхностно дышал и перекатывался с бока на бок, утягивая за собой одеяло и ничуть не думая о других.

Томми с момента аварии не произнес ни слова.

– Томми?

Он молчал.

– Морис?

Тот тоже не ответил.

– Утром придет помощь, нас найдут, – сказала она, успокаивая братьев и саму себя. – Все будет хорошо.

За пределами укрытия у автомобиля наконец разрядился аккумулятор. Следом усилился дождь; начался настоящий ливень. Потоки воды обрушивались на верхние листья деревьев; широкие листья внизу подрагивали от попадавших на них капель, зазубренные края папоротников трепетали, растения в самом низу едва подергивались от воды, которая наконец уходила в землю, пропитывая мох и суглинок. Струи дождя стекали по отвесной скале. Дождь барабанил по полноводной реке, камням и искореженному металлу.

Поначалу Кэтрин решила, что огни ей привиделись. Мерцающие булавочные головки в темноте, тусклые, почти голубоватые, сгрудились у земли и корней у самого входа в пещеру. Они были близко, и она могла их различить, но мерцали так тускло, что не освещали ничего вокруг.

– Морис?

Он тут же ответил:

– Что?

По одному его слову она догадалась, что ему очень больно.

– Там огоньки. Видишь?

– Да.

Он добавил еще одно слово.

– Что?

– Светлячки, – повторил он.

Прежде Кэтрин видела светлячков лишь один раз – над полем на юге Франции, в окрестностях Ниццы, куда папа возил их в отпуск.

– Они не шевелятся, – сказала она.

– Спят, – ответил Морис. – Из-за дождя.

– Может, они тут другие. Может, это и не светлячки.

Морис пошевелился. С потолка и стен пещеры посыпались камушки. Огоньки погасли.

– Зачем ты это сделал?

– Это светлячки.

Кэтрин долго лежала и смотрела в темноту. Лежать на земле было неудобно, стоило вздохнуть слишком глубоко, болели ребра. Она обрадовалась, когда светлячки снова зажглись: первый горел так тускло, что она сперва решила, что ей показалось, но потом загорелся другой, будто в подтверждение. Третий пошевелился и оставил за собой светящийся след. Постепенно они все загорелись по очереди. Морису она ничего не сказала. Еще отпугнет их своими дурацкими камушками, мальчишка, что с него взять. Она еще немного посмотрела на светлячков, затем усталость взяла верх, и впервые за долгую первую ночь она погрузилась в некое подобие сна.

Глава четвертая

5 апреля 1978 года

Не успела заняться робкая серая заря, как птица в кронах деревьев четырежды громко вскрикнула, возвещая скорый рассвет. Кэтрин слушала восходящие и нисходящие ноты; те напомнили ей о фортепианных этюдах, которые она играла дома. На зов первой птицы откликнулась вторая чуть вдалеке, потом еще одна. Через несколько минут шумный птичий хор затянул свою нестройную песнь.

Кэтрин прислушалась, надеясь различить знакомые птичьи голоса – те, что пели в их саду на Хорнтон-стрит или в Кенсингтонских садах, где они часто гуляли с родителями и братьями воскресным утром. Но все голоса были незнакомыми. В этом хоре не было дроздов и трупиалов, не было лазоревок, не слышались даже крики шумных грачей, которые пугали ее в детстве.

В кромешной тьме постепенно начали просматриваться земляные стены и испещренный камушками потолок. Томми крепко спал, как дома в своей комнате с желтыми обоями и теплым одеялом.

– Морис? – прошептала Кэтрин и в страхе добавила: – Мо, проснись!

Потянувшись через Томми, она нащупала тень, которая оказалась головой Мориса.

Тот застонал и перевернулся.

– Не трогай меня!

– Как нога?

– Очень болит.

– Дождь кончился. Я выйду наружу, посмотрю.

– Давай.

Кэтрин развернулась в тесном пространстве и поползла к выходу. Ползти было больно; особенно болели ребра, но также плечо и колено. С потолка падали комья земли и застревали в волосах; она моргала и отплевывалась. Когда у нее наконец получилось выпрямиться, она вышла на открытый участок, спотыкаясь на онемевших ногах. Пожалела, что потеряла очки. Прерывисто дыша, прищурилась и попыталась оглядеться.

Ей казалось, что она увела Томми и Мориса далеко от реки, но та по-прежнему была совсем рядом. Низкие свинцовые облака нависли над верхушками деревьев. За ее спиной до самой земляной стены тянулся лес. Шагая среди камней, она подошла к воде, стараясь не смотреть на машину. Утес, с которого они упали, высился над противоположным берегом. Отвесная стена тянулась вверх и вниз по течению, насколько хватало глаз. По влажной черной каменной стенке стекали водопады; тут и там росли пучки растений. Наверх подняться было невозможно.

Стоило Кэтрин остановиться, и ее тут же окружил рой маленьких темных мошек. Она замахала руками, хлопнула по запястью и отпрянула, увидев на руке мазню из тел насекомых вперемешку с собственной кровью. Вытерла руку рукавом и почесала.

– Кэтрин. Кэтрин!

У входа в пещеру на коленях стоял Морис. Кэтрин к нему подошла.

– Я здесь.

– Не бросай меня там. Помоги.

Она нашла ветку, ту самую, на которую Морис вчера опирался. Даже с посохом брату было тяжело двигаться. Она разрешила ему на себя опереться, хотя ребра вспыхнули от боли. Через некоторое время она поняла, что больше не может его поддерживать, и помогла ему опуститься на бревно, наполовину вросшее в землю. Морис сел и вытянул перед собой раненую ногу. Он в отчаянии озирался. Его лицо посерело, под глазами залегли круги. Кэтрин слышала его хриплые вдохи, царапавшие горло и дребезжавшие во рту, прежде чем вырваться наружу сквозь потрескавшиеся губы. Он отмахивался от насекомых.

– Хочешь пить?

Брат кивнул. Она подошла к реке, но емкости для воды не было, и она набрала воду в ладони. Вернувшись к Морису, влила ему в рот оставшуюся в ладонях воду. Он облизнул губы; его язык побелел.

– Еще хочу.

– Я принесу еще. – В этот раз удалось донести еще меньше. – Я помогу тебе подойти к реке.

Морис покачал головой.

– Нет. Нога очень болит.

– Где?

– Внизу. Голень.

Кэтрин села на корточки и посмотрела, но у него были такие грязные штаны, что она толком не разобрала, что перед ней – грязь или кровь.

– Не трожь!

Она попыталась приподнять низ брюк пальцем.

– Надо посмотреть.

– Нет. Скоро кто-нибудь придет за нами. – Он взглянул на верхушку утеса в облаках.

– Дай посмотреть, Мо.

– Нет. За нами придут и отведут меня к врачу.

Морис озирался по сторонам, будто ждал, что из-за деревьев вот-вот появится полицейский или машина скорой помощи. Она подергала его за джинсы.

– Хватит.

– Расстегни ремень.

– Нет.

– Я должна осмотреть ногу! Мо, пожалуйста.

Он затряс головой, но потом повиновался.

– Только не трогай! Пообещай, что не будешь трогать.

– Ладно.

– Обещаешь?

– Да, обещаю. А ты лучше сядь на землю.

Морис потихоньку сполз с бревна и сел на землю, прислонившись спиной к посеревшему от влаги дереву. Он не глядя расшнуровал второй ботинок, помог сестре расстегнуть пряжку на ремне, а потом, немного стесняясь, расстегнул пуговицу и молнию на джинсах. Взглянул на облака, часто и прерывисто задышал, надувая щеки. Джинсы спустил всего до колен, и было уже очень больно.

– Погоди.

Несмотря на холод, его лоб и переносицу покрыла испарина. Руки дрожали. Кэтрин ждала, пока он приготовится, отмахиваясь от насекомых и хлопая себя по ногам.

– Давай, – скомандовал он.

Хорошо, что Морис не смотрел, когда она наконец стянула с него джинсы. Нога от стопы до колена покрылась пятнами разных оттенков красного, синего и лилово-желтого. Стопа так распухла, что перестала быть похожей на стопу. Кожа натянулась, как на переспелой сливе, которая вот-вот лопнет, стоит лишь слегка на нее надавить.

– Сломана? – спросил он.

– Не могу понять.

Морис посмотрел вниз, и Кэтрин услышала, как он застонал. Быстро отвернулся, и его вырвало фонтаном; соседние камни забрызгало рвотой. От этого запаха ее саму затошнило, желудок сжался, и она вынуждена была отойти. Упершись руками в колени, она закашлялась.

– Прости, – тихо проговорил Морис.

– Ничего страшного.

Наконец она приготовилась снова к нему подойти, стараясь не смотреть на лужицу рвоты на земле. Дышала ртом.

– Меня бы тоже стошнило, – сказала она. – А меня и стошнило, помнишь? Вчера, в машине.

– Правда?

– Да. Не помнишь?

– Нет.

Рядом, нарушая тишину, шумела река.

Наконец Морис заговорил:

– В багажнике есть аптечка.

Кэтрин почувствовала себя глупо: почему она сама не догадалась? Папа же доставал аптечку, когда Томми порезал палец в день отъезда из Веллингтона.

– Попробую ее достать, – сказала она.

– Давай иди, – сказал Морис, как будто она спрашивала его разрешения.

– Сперва проверю, как там Томми.

– Ладно.

Она подошла ко входу в пещеру и вгляделась в темноту.

– Томми, – позвала она тихо, чтобы он не испугался. – Томми, ты спишь?

В сумраке за корнями что-то зашуршало, и вылез брат. Он был весь в грязи и щурился от яркого света.

– С тобой все в порядке?

Он не ответил. Кэтрин помогла ему встать, отряхнула грязь с одежды, но он вздрогнул и отпрянул.

– Так-то лучше, – соврала она.

Томми исполнилось семь лет. Для своего возраста он был крупным мальчиком. Отец часто говорил, что он вырастет и станет похож на его старшего брата дядю Артура – бородатого здоровяка, который жил в Шотландии, преподавал в университете и курил трубку. Дядя Артур не нравился Кэтрин. Он никогда не улыбался и пах табачным дымом. Ей не хотелось, чтобы Томми вырос и стал на него похож.

– В чем дело, Томми? Посмотри на меня.

Его лицо было пустым, и ей стало не по себе. Вдобавок расширился его правый зрачок, и из-за черного стало почти не видно серо-зеленой радужки. Она взяла его за плечо. Он поежился.

– Стой смирно, хочу посмотреть. В чем дело? Смотри на меня.

Она заметила в его волосах с правой стороны запекшуюся кровь и осторожно коснулась этого места. Томми замычал и резко ударил ее по лицу.

– Нет, Томми, нет!

От шока слезы брызнули из глаз. Томми никогда ее не бил, ни разу, даже когда был маленьким. Он всегда был таким тихоней.

Чтобы он больше ее не бил, Кэтрин схватила его двумя руками и стала держать. Он заметался и издал ужасный гнусавый вой; чем дольше она его держала, тем громче он выл. Этот звук так ее встревожил, что она отпустила брата. Томми тут же затих, выскользнул из рук и направился к лужице воды, одной из многих среди камней на мелководье. Сел на корточки и уставился в воду.

– С Томми что-то не так, – сказала Кэтрин, вернувшись к Морису. Тот сидел, накрыв ноги джинсами, и смотрел на брата стеклянными глазами.

– Выглядит нормально.

– Он не говорит. И на голове кровь. – Она коснулась волос, показывая, где именно.

– Зато он ходит.

– Думаю, в аварии он ударился головой.

– С ним будет все в порядке.

– Откуда ты знаешь?

Вместо ответа Морис дважды хлопнул себя по запястью.

– Что это за мошки?

Кэтрин тоже прихлопнула парочку.

– Не знаю. Я видела их в первый день в месте для пикника у реки, но там их было намного меньше.

– Чесунчики.

– Откуда ты знаешь, как они называются?

– Я их так назвал.

Морис почесал здоровую ногу, словно желая доказать, что название оправданно. Кэтрин не стала спорить. Она достала одеяло из норы. Морис укрыл им ноги, стараясь укутаться как можно лучше.

– Пойду взгляну на машину, – сказала Кэтрин, – и попробую найти аптечку. Присматривай за Томми. Боюсь, как бы он в лес не ушел.

– Ладно.

Но как только сестра ушла, Морис натянул одеяло на голову, улегся и закрыл глаза.

За ночь машина сместилась. Поток отодвинул ее от берега, она частично перекатилась на крышу и переместилась на глубину; над водой остались лишь три колеса. Багажник слегка приоткрылся, но щель была слишком маленькой; внутрь Кэтрин заглянуть не могла. Она дошла до конца каменистой насыпи. Дождь прекратился несколько часов назад, и ей показалось, что уровень воды в реке чуть уменьшился. Она больше не слышала перестук камушков на дне. Если повезет, дойдет до машины вброд.

Разделась до майки и трусов и аккуратно сложила одежду маленькой стопкой подальше от воды, чтобы ее не смыло. Подумала, надела ботинки на босые ноги и осторожно ступила в воду. Холодная вода ужалила, ноги оказались в ледяных тисках. Она нащупала дно; вода доходила до середины бедра. Придерживаясь одной рукой за камень, она колебалась: течение оказалось сильнее, чем она думала, поток захлестывал ее бедра целиком.

Она отпустила камень и шагнула вперед. Балансируя с вытянутыми руками, нащупала дно сначала одной ногой, потом другой. Один шаг. Второй. Как акробат на натянутой проволоке. Сделав третий шаг, она неожиданно угодила в яму, и ее чуть не сбило с ног течением. Наклонилась вперед и чудом удержала равновесие. До машины оставалась еще половина пути.