Долговая палочка

Не смогу. Ничего не выйдет.

Она повернула к берегу.

Кэтрин уже оделась и вдруг увидела совсем рядом у берега темно-синее пятно. Отцовский чемодан. Если бы он лежал немного дальше, без очков она бы его не заметила. С радостным вскриком она бросилась вперед, боясь, что его унесет течением. Но на месте обнаружила, что чемодан крепко застрял в корнях деревьев, и освободить его оказалось не так-то просто. У ручки виднелись отцовские инициалы.

Кэтрин оттащила чемодан на берег, перекидывая через камни; часть пути несла, часть волокла за собой. Ребра болели при каждом движении; она провозилась долго, часто останавливалась, но наконец добралась до Мориса.

– Смотри, что я нашла.

Брат высунул лицо из-под одеяла.

– А где аптечка?

– Не знаю.

Она села на корточки и потянула за мокрые кожаные ремешки.

– В багажнике смотрела?

– Да, – соврала она.

– Прямо в багажник заглянула?

– Наверно, она уплыла. Ничего страшного, мы порвем одежду и сделаем бинты.

Морис раздраженно заворчал.

– Такая зеленая коробочка. Точно не видела?

– Да знаю я! Не видела, – громко ответила она и добавила: – Может, папа ее в машину переложил после того, как достал. Может, она под сиденьем.

Она расстегнула второй ремешок и подняла крышку чемодана. Дети наклонились и стали рассматривать, что внутри. Рубашки и галстуки, пара ботинок. Кэтрин смутилась, увидев папины белые трусы.

– Все мокрое, – заметил Морис и откинулся на бревно.

– На солнце высохнет. Зато сегодня ночью не замерзнем.

– Сегодня ночью? – Морис взглянул на нее с таким видом, будто она говорила чепуху. – Нас до вечера кто-нибудь найдет. Там на дороге должны быть следы, сломанные ветки и… – Он пытался подобрать нужное слово. – Следы. Заглянут за край обрыва и увидят нас.

Он снова взглянул вверх на утес, словно оттуда на них смотрело встревоженное лицо водителя грузовика.

– А что, если нас сегодня не найдут? – спросила Кэтрин.

– Найдут, – раздраженно ответил Морис. – Скоро кто-нибудь придет. Нас должны найти.

Морис говорил так уверенно, но Кэтрин знала, что он мог ошибаться. Она достала из чемоданы папины вещи и разложила сушиться на камнях. Четыре рубашки, трое брюк, два шерстяных свитера – один тонкий, другой толще. Пять пар черных носков. Лишь достав все вещи из чемодана, она обнаружила самое ценное: в уголке лежала упаковка солодового печенья, не промокшая благодаря целлофановой обертке.

– Смотри, – окликнула она Мориса.

Она аккуратно надорвала пакетик с одного края, сделав дырочку как можно меньше. Потом в пакетик можно будет собирать речную воду. Разделила двенадцать печений на троих и аккуратно сложила на плоском камне. Протянула Морису его долю; он тут же умял две штуки.

– Не ешь все сразу. Нам бы оставить на потом.

Он обиженно взглянул на нее, но есть больше не стал и положил печенье рядом на бревно. Потом потянулся в карман и достал пять мятных конфеток, которые мама купила им два дня назад.

– Откуда они у тебя?

– Сохранил. Можешь взять одну, если хочешь.

Он протянул ей конфеты на ладони. Кэтрин взяла две.

– Отдам Томми, – сказала она.

Томми потерял интерес к луже и теперь с тем же сосредоточением разглядывал листья на ветке. Те медленно колыхались на ветру.

– В чем дело, Томми? Что там?

Он не взглянул на нее, но снова замычал, когда она коснулась его плеча.

– Смотри, что я принесла.

Пришлось помахать печеньем прямо у брата перед носом, чтобы тот оторвался от созерцания листьев. Он выхватил у нее печенье и съел его даже быстрее, чем Морис, разбросав повсюду крошки. Хорошо, что она не отдала ему все четыре. Он бы умял их одним махом. Конфета исчезла так же быстро. Когда еды не осталось, Томми ушел.

Морис снова залез под одеяло с головой. Кэтрин села рядом с ним на бревно и медленно съела свои два печенья. Ей немного полегчало. Чесунчики меньше донимали, когда она шевелилась, поэтому она стала поправлять папину одежду на камнях. Случайно разложила его нарядные темно-синие брюки и рубашку так, что вместе те напоминали пугало. Под брюками она поставила единственную пару обуви, которая нашлась в чемодане, – выходные коричневые кожаные туфли.

– Морис, – тихо проговорила она.

Он откликнулся из-под одеяла.

– Чего?

– Машина перевернулась. Она лежит на спине.

– На крыше.

– Мо.

– Чего? – Голос у него был сердитый.

– Думаю, они умерли. Когда машина упала.

– Да! – Он сбросил одеяло. Гнев исказил его испачканное грязью лицо; оно все перекосилось. – Конечно, они умерли! Какая же ты дура! Они оба умерли! Умерли!

Он принялся тереть рукой глаза.

Ей показалось, что, если она подойдет ближе, он может ее ударить. Она попятилась, встала под скалой лицом к деревьям, заплакала и плакала очень долго.

Глава пятая

21 января 2011 года

Через девять недель после первого звонка Виктории Холл Сюзанна стояла в ангаре на военной авиабазе в Эссексе. Виктория предложила ее подвезти. Пробок оказалось не так уж много, они приехали сильно заранее. А рейс задержали.

Сюзанна ходила взад-вперед, чтобы согреться, и радовалась, что надела шерстяное пальто. Ее спутница разговаривала по телефону: сердито выясняла, сколько еще придется ждать. В ангаре стоял длинный стол, вдоль него – пять стульев. Гробовщик-валлиец и его помощник, выпрямившись, сидели рядом, как две книжки на полке, корешок к корешку. Они ждали молча, не жалуясь на задержку.

Неделю назад Сюзанне прислали полицейский отчет. До сих пор в голове не укладывалось, что она в нем прочитала. Десять страниц, напечатанных мелким шрифтом, полдюжины фотографий, в том числе весьма натуралистичных, и несколько карт. Хотя коронерское расследование продолжалось, полиция пришла к выводу, что Морис, скорее всего, погиб от падения с высоты и удара о скалы, где и нашли его останки. Правая рука и обе ноги были сломаны в нескольких местах. В черепе имелось несколько трещин; одна из них, видимо, оказалась смертельной.

При этом Морис не мог находиться в машине, как и предполагала Виктория во время их первого разговора. Трасса проходила в нескольких милях от места, где нашли останки; вокруг не было ничего, кроме дремучего леса, даже проселочной дороги. Но больше всего Сюзанну потрясло другое: на момент смерти Морису было семнадцать или восемнадцать лет.

Значит, после исчезновения он прожил еще четыре года. Четыре! Как это возможно?

Меньше чем за год до отъезда Чемберленов в Новую Зеландию во время школьного футбольного матча Морис сломал ногу. Полицейские в Новой Зеландии запросили рентгеновские снимки. Оказалось, темпы роста костей подростка легко спрогнозировать, поэтому судебному патологоанатому не составило труда определить возраст Мориса в момент смерти.

У Сюзанны сразу возникло множество вопросов. Где он пропадал все это время? Был ли один? Жил ли с людьми? И, разумеется, ее интересовала судьба других детей – были ли они вместе? А Джулия? Джон? Что с ними стало?

Виктория опустила телефон и подошла к Сюзанне.

– Самолет сел полчаса назад. Они скоро будут здесь.

– Хорошо. Спасибо.

– Точно не хотите присесть? – Она указала на пустые стулья.

– Нет, спасибо. Не хочу замерзнуть.

– Да, холодно сегодня.

Гигантские двери ангара были полуоткрыты. За ними тянулась взлетная полоса и поле, заросшее травой. В глубине ангара трое мужчин в форме занимались какой-то работой; они были слишком далеко, Сюзанна не слышала, о чем они говорили. Лишь иногда до нее долетал их смех.

Было бы проще и дешевле кремировать останки Мориса в Новой Зеландии и перевезти самолетом его прах. По правилам, прах разрешали перевозить в ручной клади; Сюзанне еще подумалось, что это отличный сюжет для черной комедии. Но кости – совсем другое дело. Перевозка костей требовала куда больше бумажной волокиты. А также карантина, соблюдения протокола и прочего.

Об этом ей рассказала Виктория, когда они впервые встретились лицом к лицу. Это случилось через три дня после их телефонного разговора. Открыв дверь, Сюзанна увидела женщину лет примерно сорока семи – сорока восьми с узким разрезом глаз, тонкими губами и темными волосами до плеч. Одета та была по-деловому, в черный и серый.

За чашкой чая Виктория сказала, что перевозка останков Мориса из Новой Зеландии обойдется примерно в три тысячи фунтов.

– Придется залезть на сберегательный счет.

– Не спешите. Я наведу справки. Возможно, в Верховной комиссии что-нибудь подскажут.

В итоге Виктории удалось договориться с Министерством иностранных дел и торговли, чтобы останки Мориса перевезли в Лондон на военном самолете, совершавшем регулярные рейсы. Сюзанне это почти ничего не стоило.

Виктория тихо коснулась ее руки:

– Идут.

Сзади скрипнули стулья: гробовщик и его помощник встали. В дверях ангара показались двое людей в форме и беретах. Один вез на складной тележке белый ящик размером с небольшой телевизор.

– Я думала, ящик будет больше.

– Подойдите, – сказала Виктория и взяла ее за руку.

Казалось, прошла вечность, прежде чем тележка проделала путь от дверей к тому месту, где стояла Сюзанна. Солдаты остановились рядом, и она увидела в руках у одного из них длинный тонкий пакет.

– Миссис Барнетт? – спросил первый солдат.

– Да.

– Мои соболезнования.

Он подкатил тележку, поставил ее прямо перед Сюзанной и шагнул назад. Второй солдат протянул ей пакет. Тот оказался совсем нетяжелым. Солдат отошел в сторону и встал рядом со своим товарищем.

– Мы чем-то еще можем быть вам полезны, миссис Барнетт? – спросил первый солдат.

– Нет, наверное, нет. Большое спасибо за помощь.

– Не за что, – он коротко кивнул. – Всего хорошего.

Сюзанна думала, что они отдадут честь, и обрадовалась, когда этого не произошло. Солдаты развернулись и вышли из ангара. Их походка стала более расслабленной: они исполнили свой долг.

Сюзанна вдруг растерялась и повернулась к гробовщику.

– Если хотите, с этого момента мы можем взять все на себя, – слегка шепелявя, ответил тот.

– Да, спасибо.

– Мы отвезем вашего племянника на Стерлинг-стрит и обо всем позаботимся. Вы по-прежнему хотели бы завтра увидеть останки?

– Да. Если можно.

– Конечно. Мы открываемся в восемь тридцать, но если хотите прийти раньше…

– Нет. Не хочу.

– Отлично. Тогда до завтра.

Он вышел вслед за помощником, который уже толкал тележку к выходу. Одно колесико тихо поскрипывало.

Сюзанна чувствовала на себе взгляд Виктории и ждала, что та будет делать дальше.

– Я бы хотела открыть пакет. Можно?

– Да, конечно.

Виктория достала ножницы – у нее как всегда было все продумано. Сюзанна разрезала картонную упаковку. Полицейские заранее сказали, что внутри, но Сюзанне хотелось самой посмотреть. Она увидела четыре отдельных непрозрачных пакета. В первом, самом большом, лежал кусок дерева. Чуть меньше двух футов длиной; от одного края к другому шли насечки, не меньше тридцати. Сюзанна провела по ним кончиками пальцев. Палочка много пролежала под солнцем и дождем, дерево посерело, но не сгнило.

– Что это, по-вашему?

– Не знаю, – ответила Виктория. – Может, календарь, отсчитывать дни?

– Или месяцы.

– Возможно.

– Это просто предположение.

– Календарь – вполне логично.

Следующий пакет оказался намного меньшего размера; в нем Сюзанна обнаружила часы Джона Чемберлена, «Ролекс». Она запомнила эти часы из-за их абсурдной дороговизны. Джон нарочно то и дело повторял, сколько они стоили. Возможно, часы до сих пор ценились у коллекционеров, хотя не работали, а стекло на циферблате сильно потрескалось. Она отложила их в сторону. Следующим предметом в пакете оказался кожаный собачий ошейник. Кожа потрескалась и задубела. Странная вещь, но она ее не узнавала. Наконец, в четвертом пакете Сюзанна обнаружила скрученные рулончиком купюры. Она сняла новую резинку, но купюры не распрямились.

– Знаете, сколько тут? – спросила она.

– Девятьсот пятьдесят новозеландских долларов.

– Загадка.

– О да.

Внезапно Сюзанна очнулась на бетоне и увидела над собой сводчатый потолок ангара. Над ней нависло лицо Виктории.

– Сюзанна! Вы меня слышите? С вами все в порядке?

– Кажется, да.

– Нет, лежите; не поднимайтесь.

– Простите.

– Не шевелитесь. Я кого-нибудь позову.

– Нет, не надо, прошу. У меня иногда кружится голова. Из-за давления. Я пью таблетки, но они не всегда помогают. Вы ничем не поможете. Через пару минут полегчает.

– Тут должен быть врач.

– Прошу, не уходите. Побудьте со мной.

Как она и говорила, вскоре ей полегчало, и она смогла встать. Виктория помогла ей сесть на стул. Рабочие в глубине ангара даже не заметили, что случилось. Сюзанна обрадовалась, что никто не поднял шум.

– Спасибо, мне намного лучше.

Она не выносила это выражение в глазах женщин моложе себя – смесь сочувствия и жалости. К ним примешивался и упрек, будто Сюзанна могла избежать недомогания, если бы заранее позаботилась о своем здоровье. Но рано или поздно Виктория поймет, что все стареют. А кому-то не везет и дожить до старости. Если бы она видела ее во время одной из ее поездок в Новую Зеландию! Какой она тогда была спортивной, какой неутомимой! Гуляла в любую погоду, ломилась сквозь лес, исследовала нехоженые тропы, спускалась в ущелья и поднималась на горы, шла туда, куда выведет река. От ходьбы мышцы на ногах окрепли. Да, раньше у нее были совсем другие ноги; эти ноги не подкашивались и не роняли свою обладательницу, как сломанный пляжный стул.

– Думаю, можно идти.

– Позвольте вам помочь. Вот так удобно?

– Да, намного лучше. Спасибо.

– Заберу вещи. Посадим вас в машину.

– Я правда нормально себя чувствую.

Она храбрилась, изображала из себя бодрую старушенцию, бойца, крепкий орешек, у которого есть еще порох в пороховницах. Хотя на самом деле это было не так. В последние годы ее подводило не только давление. Впрочем, ее это не тревожило. Никто не живет вечно. Много лет назад она смирилась с гибелью Джулии и ее семьи, ей же отвели куда более продолжительный срок. Дольше, чем детям. Те даже пожить не успели.

Глава шестая

5 апреля 1978 года

Морис смотрел, как его сестра носит камни и выкладывает на берегу. Она уже выложила два вертикальных столбика буквы П. Осталось сделать перекладину. Она хотела написать «ПОМОГИТЕ». Дурацкая трата времени. Ветер развеял низкие облака, и солнце наконец согрело местечко у бревна, где он лежал. Впрочем, лучше ему не стало. Голову словно ватой набили, он упарился. Нога болела страшно. Становилось только хуже.

– Для кого ты это выкладываешь? – громко спросил он.

– Сказала же. Вдруг самолет пролетит.

Он взглянул на кусок голубого неба над головой.

– Я никаких самолетов не вижу.

– Мы же прилетели сюда на самолете, – ответила Кэтрин и положила еще один камень.

– На пассажирском, – уточнил он. – Даже если такой самолет сейчас летит над нами, он слишком высоко, нас никто не увидит. Иди лучше найди дорогу.

– Если заблудился, надо оставаться на месте.

– Неправда.

– Правда. Тогда тебя найдут. Читала в книжке.

– Мало ли что в книжках пишут.

– Но это логично.

Морис ткнул посохом в сторону скалы.

– Дорога там. Я не смогу подняться из-за ноги.

– Я тоже не смогу.

– Там должен быть подъем. Прогуляйся дальше по берегу, посмотри.

– Но…

Морис повысил голос:

– Что, если отсюда легко выбраться, а мы об этом не догадываемся и сидим тут, как глупые малыши? Ты могла бы пойти туда. – Он указал в другую сторону, вниз по течению. Кэтрин покачала головой, и он добавил: – Необязательно уходить далеко. Потом сразу вернешься.

Кэтрин близоруко прищурилась и посмотрела туда, куда показывал Морис.

– Нет. Я могу заблудиться.

– Не заблудишься, если пойдешь по берегу реки.

– И долго мне идти?

– Пока не увидишь дорогу.

– А если не увижу?

Морис пытался сдержать ярость, но сестра вечно все усложняла.

– Увидишь. Или найдешь брод и выйдешь к трассе. Она должна быть близко.

– Не могу. – Кэтрин отвернулась и пошла к своим камням.

Морис поднял камень и, разозлившись, бросил его как можно дальше. Тот упал среди зарослей.

Все утро Морис донимал Кэтрин, чтобы та шла искать дорогу. Он был упрямым и никогда не уступал, даже если всем становилось ясно, что он ошибся. Впрочем, в этот раз могло оказаться, что он прав. Дорога могла быть рядом. Может, она и вправду дурочка, что не идет искать. Проблема заключалась в том, что она боялась леса и не хотела оказаться среди деревьев одна.

– Томми, подойди, – позвала она. – Томми, ты мне поможешь?

Он пробормотал что-то невнятное: два отдельных слога. Не полноценное слово, но по сравнению с мычанием это был уже прогресс. Однако камни таскать он не смог. Кэтрин вложила камень ему в руки, а он его уронил.

– Вот так, видишь?

Это было безнадежно.

Вскоре Томми снова ушел. Встал под дерево, повесил голову и стал смотреть себе под ноги. Она оставила его в покое – одна она больше успеет, – но одним глазком продолжала присматривать за ним, боясь, что он подойдет к реке и упадет в воду или, чего хуже, забредет в лес. Тогда придется его искать. Впрочем, брат не шевелился и так и стоял на одном месте.

Бедняга Томми. Бедный контуженный мальчик.

Он смотрел в лужу под деревом, направив на нее узкий непреломленный луч своего внимания. Лужа захватила его, и вот он уже не может от нее оторваться; не замечает мокрую одежду и облако мошек вокруг, не чувствует, как мошки жалят и как пусто в животе. Не считая того печенья, он ничего не ел… сколько уже? Он потерял счет времени. Сегодня, завтра, час назад или через десять минут… Все казалось бессмысленным. Для Томми остался лишь текущий момент; в нем заключалось все его существование.

Водасветводалицоцветок…

Почему именно эта лужа? После дождя каменистый участок берега весь испещрен лужами и мелкими впадинами. Томми выбрал еще не самую глубокую, глубиной примерно с фалангу большого пальца; впрочем, он не притрагивался к воде, не проверял глубину. Он просто смотрел. Поверхность лужи как олово: на ней легкая рябь от ветерка, а когда выходит солнце, видны смутные отражения облаков. Порой с веток капает скопившаяся дождевая вода: капля зависает на ветке ненадолго, а потом падает и ударяется о поверхность. Когда капля летит в лужу, делает вмятинку в поверхности воды и поднимает брызги, Томми таращится и часто моргает. Так было несколько раз, и всякий раз неожиданно.

Солнце карабкается по небу. Дождевая вода на ветках высыхает, капли падают реже, и вот уже ни одной не видно. Но Томми все равно. Он уже не помнит, что они падали. Для него существует лишь вода в луже и больше ничего.

Морис знал, что никто их искать не станет. Родители сказали, что на две недели отправятся в путешествие, а потом папа приступит к новой работе; когда случилась авария, они ехали всего три дня. Никто не заметит, что они пропали. Тетя Сюзанна лишь через несколько недель, а может, даже месяцев спохватится, что никто не звонит и не пишет. Дедушка Чемберлен живет в специальной больнице. Он даже папу не узнает, так что вряд ли поднимет тревогу. Люди всполошатся, только когда папа не выйдет на новую работу. И даже тогда не будут знать, где искать. Он слышал, как папа говорил: мол, поедем куда глаза глядят.

Чтобы не думать о боли в ноге, Морис решил развести костер. Он велел Кэтрин принести из пещеры две палки, горсть сухих листьев и попытался выбить искру, но только натер мозоли на руках. Разозлился и бросил палки в реку.

– Такое дерево не подходит, – громко сказал он.

Позже он заснул и видел странные сны; возможно, это были не сны, а мысли. Лишь когда по речной глади заскользили полуденные тени и добрались до места, где он лежал, Кэтрин прекратила таскать камни.

– Одежда и одеяло высохли, – сказала она.

– И что?

Морис хотел, чтобы она понимала: он все еще на нее злится. Она напрасно потратила время на эти камни – могла бы искать дорогу. Кэтрин оттащила Томми от лужи. Тот сопротивлялся и издавал странные звуки, но она все же заставила его надеть отцовский свитер и брюки. Повязала галстук как пояс и закатала рукава, но руки Томми все равно в них утонули.

– Зато он не замерзнет, – сказала она.

– Я пить хочу.

Кэтрин принесла воды, налив ее в пакетик, и протянула оставшееся печенье. Морис съел, хотя его подташнивало. Не став ждать наступления темноты, дети забрались в нору, куда еще проникал свет. Сестра разложила оставшуюся одежду, соорудив что-то вроде постели. В меркнущем свете Морис лежал и слушал внезапно заголосивших птиц.

Отец говорил, что Новая Зеландия – птичий край. Дома он достал энциклопедию с книжной полки в кабинете; там была карта – два продолговатых острова, а между ними еще один, маленький, как точка под восклицательным знаком.

– Вот тут мы будем жить, – объяснил отец. – Давным-давно, несколько миллионов лет назад, еще до появления млекопитающих, острова отделились от материка. Поэтому в Новой Зеландии не водятся животные семейства кошачьих и собачьих, нет лошадей и медведей. Никаких привычных нам зверей.

– А змеи?

– И змеи не водятся. Только птицы. Новая Зеландия – птичий рай.

В энциклопедии была картинка: птица-великан с длинной шеей и мощными когтями. Но она не умела летать. Лежа в норе, Морис пытался вспомнить ее название, но забыл; только помнил, что она была намного выше полуголого туземца с татуированным лицом, что стоял с ней рядом и держал в руках копье. Индеец был коренным жителем. Маори. Точно, маори. Отец рассказывал им с Кэтрин про маори. Морис взглянул на картинку и подумал, что маори, должно быть, очень глупый, раз подошел так близко к птице-великану, пусть даже и с копьем. Туземец выглядел очень грязным и примитивным. И правда, глупый, раз лезет в лапы птице.

Ночью Морису снились когти и клювы. Незадолго до рассвета он громко застонал и вскрикнул; кто-то коснулся его лба.

– Кажется, у тебя жар, – послышался голос сестры.

Морис не ответил и повернулся к ней спиной.

Глава седьмая

6 апреля 1978 года

Настало утро. Морис выбрался на берег; Кэтрин стояла рядом. Он растянулся на большом камне у воды. Когда она вылезла из норы, ее снова встретили низкие облака. И чесунчики. Руки и ноги покрылись мелкими красными волдырями. Главное было не чесать, так становилось только хуже. Томми по-прежнему сидел в пещере и, несмотря на ее уговоры, отказывался выходить.

Ее беспокоил Морис. Лоб брата был горячим и взмок, ему стоило большого труда доковылять до реки, и иногда он нес какую-то бессмыслицу.

– Ты должна пойти и найти дорогу, – сказал он, шлепая мошек и почесываясь. – Здесь нельзя оставаться. Еда кончилась. Я есть хочу.

При упоминании о еде у Кэтрин заболел желудок.

– Иди туда. – Он указал вниз по течению. – Если пойдешь по берегу, не заблудишься.

– Можно и в другую сторону.

– Нет, лучше туда.

– Почему?

– Там ближе дорога.

– Откуда ты знаешь?

Морис почесался, но не ответил.

– И далеко идти?

– Пока не увидишь дорогу, – он говорил так, будто это было очевидно. – Или пока не найдешь брод. Тогда перейди реку и ищи дорогу на другом берегу. Какая-нибудь машина должна проехать мимо.

– Ладно. Пойду и просто посмотрю.

– Вот и хорошо.

Он отдал ей одну из своих драгоценных конфет. Кэтрин положила ее в карман и оставила на потом, хотя очень хотела есть. И пошла по берегу вниз по течению.

Морис сел и стал ждать, пока сестра вернется и приведет помощь. Он потерял счет времени. Сидел, вытянув перед собой раненую ногу: та была горячей и болела. Хорошо хоть дождя сегодня не было. А может, и был, но перестал. Морис даже не помнил. Одежда промокла; возможно, и правда был дождь. Дождик, дождик, веселей, капай-капай, не жалей. Морис захихикал.

К середине утра в мыслях наступила сумятица. Река шумела слишком громко. Шум мешал думать; хотелось щелкнуть выключателем, чтобы наступила тишина. Он равнодушно смотрел, как чесунчик сел на тыльную сторону запястья и начал пить кровь. Казалось, к нему это не имело ни малейшего отношения. Он словно смотрел передачу про дикую природу. Мама любила такие передачи. В конце концов он раздавил чесунчика пальцем.

Ему казалось, что Кэтрин пропадала уже несколько часов, но он не знал, сколько времени прошло на самом деле. Вспомнил про папины часы и покосился на машину, которая лежала в реке совсем рядом, но мысли тут же переключились на что-то другое. Думать о машине и об отце не хотелось.

Он достал из кармана последнюю конфету и снял бумажный фантик. Белый кубик размяк и прилип к пальцам. Откусил половинку передними зубами и отдал другую половину Томми, который недавно подошел к нему и теперь, стоя на четвереньках, смотрел на реку, где течение закручивалось небольшим водоворотом.