А что если?

Вместе с другими членами ГОБЕС, Группы организованной борьбы единых и солидарных, она легла на дорогу, намазанная каким-то растительным клеем, перед шоколадной фабрикой, использующей упомянутых сурков для своей пиар-кампании.

Когда я пересеклась с ней перед встречей с девочками, у нее был голый зад, от джинсов остались только ошметки спереди (растительный клей – грозная штука), но она улыбалась. Судя по всему, им удалось добиться запрета рекламы. Сурки могут спать спокойно. Благодаря таким людям, как Клодия, мир становится лучше. Я, хоть и подкалываю иногда, люблю ее большое сердце.

Пока мы разминаемся и подпрыгиваем, чтобы разогреться, я рассказываю им про вчерашний вечер.

– Было очень мило. По-моему, он правда очень симпатичный. Просто милашка. У него ямочки на щеках, когда он улыбается.

– Он сказал тебе, почему его кинули в день свадьбы? – спрашивает Самия.

– Не в день свадьбы, до свадьбы! И это очень грустная история. Лучшая подруга его девушки умерла от рака, и она посылала ей письма, чтобы та делала для нее то и сё после ее смерти. Как в «P.S. Я люблю тебя», помните эту книгу, я вам про нее говорила. Судя по всему, они смотрели фильм, в общем, короче… Она уехала в горы, а когда вернулась, бросила его. Якобы он слишком ее любил, и они мало ссорились. Чокнутая!

– Бедняжка, – растрогалась Одри.

– А, вот видишь! Даже ты находишь, что это грустно.

– Я не доверяю мужчинам и имею все основания их опасаться, но это не значит, что у меня нет сердца.

Разогревшись, мы побежали. Мелкая трусца, руки работают, дыхание ровное. И так всю дорогу до нашего обычного привала, скамейки.

Немного бега, много отдыха. В этом мы с Самией и Одри эксперты.

– Значит, ты хочешь с ним снова увидеться? – спрашивает меня Самия.

– Думаю, да. Судя по всему, он ищет кого-то, с кем можно разделить жизнь.

– Пусть заведет собаку! – фыркает Одри.

– Я была уверена, что ты это скажешь. Вчера я даже мысленно услышала, как ты это говоришь.

– Это правда, а что, разве вы не думаете о собаке, когда кто-то это говорит? Я – да. Нет, правда, Самия, представь, через несколько лет твоя дочь скажет, что встретила кого-то ласкового и верного… Обещай, что спросишь, шелковистая ли у него шерстка, в память обо мне!

Одри говорит так серьезно, что мы с Самией заходимся от смеха.

– Так у тебя с бухгалтером намечаются серьезные отношения? – говорит Самия, чтобы унять одолевший нас хохот.

– Он должен написать мне, чтобы договориться о новой встрече.

Как будто в подтверждение моих слов рука издает писк.

Я достаю телефон из нарукавника – спортивная девушка, да, но всегда на связи, ведь нельзя упускать из виду главного.

– Есть! Я вам прочту.

«Максин, я провел чудесный вечер, но лучше нам на этом остановиться. Ты, пожалуй, нестабильная девушка… А после того, что я пережил, мне нужен человек, на которого можно положиться, который не разобьет мне остатки сердца. Мне очень жаль. Успехов в твоих начинаниях».

– Прости, что настаиваю, – говорит Одри, чтобы нарушить повисшее молчание, хоть ножом режь, – но пусть он, черт побери, заведет собаку: она не разобьет ему сердце и вдобавок будет вилять хвостом.

Глава 9

Не могу сказать, что я несчастна от этого сообщения о разрыве или, точнее, досрочном разрыве.

В конце концов, мы всего лишь поболтали несколько раз на сайте знакомств и съели по тарелке пасты.

Я не чувствую себя несчастной, нет. Только отвергнутой, скучной и, наверное, жалкой.

Я написала и стерла несколько ответных сообщений, от жалостливого «Но почему-у-у-у?? Дай мне ша-а-а-анс!» до лживого «Ну и ладно, ты мне тоже не понравился», а еще «Проваливай ко всем чертям» разрядки ради, но в конце концов отправила классическое «И тебе успехов. Целую».

– Итак, скажите мне, какой образ мужчины дает автор в этом тексте?

– Что они все трусы и подлые придурки! – вырывается ответ у Инес, прежде чем я указала на жертву. Маленькая победа, которой я горжусь.

Ее шумно поддерживают все девочки в классе. Мое эго внутренне аплодирует.

Нет-нет, обида не связана с неким парижским бухгалтером, похожим издали в туманную погоду на Брендона Уолша.

– Родольф говорит женщине, что питает к ней чувства, хотя прекрасно знает, что никаких чувств нет, а потом бросает ее как ненужную вещь, – продолжает Инес разбирать отрывок из Флобера, который они только что прочли.

– Может быть, женщина сама себе надумала лишнего? – вмешивается Ромен. – Парень ей ничего не обещал, но вы, девчонки, любите сами воображать невесть что. Вас приглашают в кино, а вы уже думаете, где купить свадебное платье и сколько у вас будет детей!

Свадебное платье?

Черта с два!

Можно подумать, мы сразу представляем будущее свадебное платье!

Цвета слоновой кости…

С кружевным бюстье.

– А мы, – продолжает он, – думаем только о фильме, который идем смотреть, да еще нет ли запаха изо рта, ведь будем целоваться.

– Не наши проблемы, что вы такие ограниченные, – вскакивает Жюли. – Уж извините, но у нас есть мозги, и мы используем их, чтобы думать немного дальше, чем на двадцать минут вперед!

– Ага, женщина из текста слишком много планов строила на десять лет вперед, вот и потеряла мужика. Может, если бы она меньше себя накручивала, не давила бы на него, все бы у них склеилось, – заключает Ромен.

Звенит звонок, урок окончен.

– Подумайте об этом, и к следующему разу я предлагаю вам написать сочинение о великих историях любви в литературе, выделив в них общие черты.

– Это будет легко, – усмехается Джонатан, – они всегда кончаются плохо.

– Вот как?

– Да. Потому что от любви становятся придурками. Не в обиду вам, мадам.

– Максин?

Ильес окликает меня, когда я собираю вещи. Я оборачиваюсь к нему.

Не представлять его голым. Только не представлять его голым.

Ягодицы, обтянутые черными боксерами, безволосый мускулистый торс… он направляется ко мне.

Не вышло!

– Да, Ильес?

– Как дела с проектом литературной мастерской? Мне очень понравилась идея. Правда.

Черт, литературная мастерская. Я начала над этим думать, а потом были собаки, моя сестра и Жермен. То есть я осталась на стадии «найти идеи». И «новый блокнот».

– Конечно. Даже очень хорошо.

Широкая улыбка, адресованная мне, полностью оправдывает эту маленькую ложь.

– Ну и? Над чем вы собираетесь с ними работать?

Я машинально провожу пальцем по шраму.

– Какая тема интересует их больше всего на свете, как по-вашему?

Стратегия не хуже любой другой. Я задала вопрос, на который у меня нет ответа, в надежде, что собеседник даст мне подсказки и я не премину их присвоить.

– Не знаю, они сами? – лукаво отвечает он.

Ладно, не всегда срабатывает.

– Да, это точно. Но, по правде сказать, я думала…

Шевели мозгами, Максин, шевели мозгами! Я слышу в коридоре гомон учеников, мальчиков и девочек, смех, и меня осеняет идея:

– Любовь, конечно!

– Вы уверены?

– Абсолютно. Любовь, только это и интересует всех без исключения, правда?

Глава 10

Нет ничего лучше вечера караоке, чтобы поднять себе настроение. Вам не помогает? Удивительно! Лично меня истеричное фальшивое пение всегда расслабляет, мои обычные заботы от него тают, как целлюлит на беговой дорожке.

– Что будем пить сегодня, девочки? – спрашивает нас Стив, официант.

Он видит нас каждую пятницу, а иногда и в другие дни недели, так что мог бы уже и принести наш заказ, не спрашивая.

– Три мохито для нас и «вирджин» для девушки, которая не пьет, – говорю я, показывая пальцем на Клодию.

Собираясь на выход, я предложила ей присоединиться к нам на вечер вокального дебоша.

– Как ты поживаешь? – кокетничает Одри со Стивом.

– Хорошо, красавица. Прошел прослушивание на маленькую роль в телесериале. Мне перезвонили сегодня утром, хотят меня видеть.

Радостными криками мы выражаем искреннее одобрение. Стив пытается пробиться в актеры уже несколько лет. Увы, если не считать рекламы пастилок от боли в горле, счета и театральные курсы он оплачивает благодаря работе официантом.

– Он симпатяга, – шепчет нам Клодия, когда Стив удаляется принять заказ у другого столика.

– И не говори, – вздыхает Одри, – была бы я мужчиной.

– А, так он?..

– Ну да. Но я не отчаиваюсь, однажды он еще сменит ориентацию. Не может же он вечно сопротивляться моим чарам.

Одри всегда питала слабость к Стиву. С длинными светлыми волосами, голубыми глазами и пухлыми губами, он до ужаса хорош. Но еще и до ужаса гей. Увы.

Мы болтаем обо всем и ни о чем. В основном ни о чем.

Я делюсь с девчонками моим разочарованием после сообщения о не-начале-романа от Жермена.

Одри, хлопая ресницами, когда Стив ставит наши стаканы на стол, повторяет мне с самым серьезным видом, что нам не нужны мужчины. Самия украдкой отправляет сообщение мужу, проверяя, все ли в порядке дома.

А Клодия надеется, что мята в ее «вирджин мохито» экологически чистая, а не из хозяйств, практикующих интенсивное культивирование и мало-помалу уничтожающих планету.

В общем, очень приятный вечерок.

– Это еще не все, девчонки, мы же здесь, чтобы спеть. Ну, кто начнет?

– Так вы серьезно насчет караоке? – спрашивает меня Клодия в легкой панике. – Мы же не будем петь здесь, среди всех этих людей, которые на нас смотрят?!

– Это вообще-то концерт караоке, – отвечает ей Одри. – Вот увидишь, будет весело.

– Ой, нет, я никогда не решусь!

– Это ты-то никогда не решишься? Постой, Клодия, ты привязываешь себя к деревьям, ложишься на дорогу, приклеивая штаны к асфальту, и ты хочешь мне сказать, что боишься спеть песенку?

– Да мне медведь на ухо наступил… Эй, что ты делаешь, Макс, вернись, сядь!

Не обращая внимания на ее умоляющие глаза, я направляюсь к диджею. Шепчу ему на ухо название песни и беру протянутый мне микрофон.

Изображая звезду, как Джонни Холлидей на сцене «Стад де Франс», я зажмуриваюсь, словно готовлюсь воспламенить публику, сучащую ногами от нетерпения услышать в моем исполнении рок, который обожают их бабушки. Звучат первые ноты песни.

– Смотри-и-и-и-и, встает заря-а-а-а-а и нежность над городом…

Рок – это обезжиренный йогурт по сравнению с Питером и Слоун[12].

Я делаю несколько шагов к нашему столику. Самия и Одри уже падают от смеха, а я продолжаю:

– С тобой я живу-у-у-у-у как во сне, я люблю-у-у-у-у-у!

И началось!

– Ничего не надо, только ты-ы-ы-ы, как никто никогда, ничего не надо, только ты, только ты-ы-ы-ы-ы-ы!

Самия и Одри подхватывают припев. Клодия сидит, застыв от ужаса, она наверняка донесет на меня в ГОБЕС за публичное унижение соседки.

Мы виляем бедрами и поем громко и фальшиво, как всегда поют в караоке. Краем глаза я вижу, как на лице Клодии мало-помалу расцветает улыбка, под конец песни она даже подпевает. Ага, я так и знала. Никому не устоять перед «Питером и Слоун». Никому!

Когда музыка смолкает, звучат бурные аплодисменты, я кланяюсь публике – правда, из десятка человек, но надо же с чего-то начинать, – и сажусь на место рядом с девчонками.

– Ну как? Я не борюсь за спасение сурков, но тоже делаю мир лучше своим голосом, правда?

Клодия смеется.

– Мне бы, наверное, стоило попытать счастья на Бродвее, – продолжаю я. – А что, если бы я брала уроки пения? Может, сегодня тоже давала бы сольник в Лас-Вегасе, как Селин Дион.

– Готово дело, опять она завела свои «а что если», – фыркает Самия. – Давно не слышали.

– Извини, конечно, Макс, – перебивает ее Одри, – но звезда нашей группы – я. Кто знает все о музыкальных комедиях? Я. Так что подвинь свой лас-вегасский зад и уступи мне место. Моя очередь продемонстрировать свой талант.

После нескольких мохито и песен мы покидаем бар около часа ночи. Одри объясняется в любви фонарному столбу, а Самия пытается сфотографировать нас своей записной книжкой.

Клодия, невозмутимая в своих ботинках fairtrade[13], доканывает нас (как будто в этом есть смысл) речью против городских властей, которые не экономят на уличном освещении и тем самым поддерживают атомную промышленность.

Что ж, хоть одна из нас трезвая.

Завтра я пожалею о последнем коктейле, мне будет казаться, что Дарси лает в мегафон, и я буду молиться, чтобы наши фото нигде не всплыли.

Но пока я смеюсь с подругами. И мне хорошо.

Глава 11

Сказать, что я проснулась с головной болью, – ничего не сказать. Представьте, что вам вскрывают черепную коробку электродрелью. Умножьте ощущение на десять, и вы получите смутное представление о состоянии, в котором я пребываю, с тех пор как проснулась с рассветом около половины первого.

– Никогда больше не буду пить! Слышишь, больше никогда. Я набью тату с этой фразой на руке сегодня же вечером.

– А я прекрасно себя чувствую, – отвечает Клодия, поднося мне кружку с ее фирменным напитком, который по идее должен приглушить барабанную дробь в голове. По запаху я опасаюсь худшего. Вкус подтверждает. Это гадость.

Прикрыв глаза, бледная как полотно, я наблюдаю за своей соседкой, которая издает звуки отбойного молотка, размешивая свой отвар из дикой коры и лесного мха.

А у нее блестящие глаза и бархатная кожа. Ненавижу непьющих людей. Тот, кто не знает, что такое утреннее похмелье, не имеет права на существование.

– Ты была права вчера, Макс, мне было очень весело. И есть преимущества в том, что я вчера осталась трезвой.

– Ого, и какие же?

Кроме того факта, что она не сидит на стуле, который стоит на корабле в качку, держа в руках горячую чашку со смесью яйца, авокадо, сельдерея и аспирина, конечно же.

– Зрелище! Нет ничего забавнее, чем смотреть, как совершенно пьяные девушки поют в караоке.

Я бросаю на нее самый сердитый (и слегка печальный) взгляд, что вызывает приступ смеха.

– В следующий раз я вас приглашаю! Как раз на следующей неделе состоится генеральная ассамблея ГОБЕС. Мы будем говорить об акции против компании, которая производит хлопья для детей и мучает тигров во время съемок своей рекламы. Вот увидите, будет здорово, повеселимся!

Ответ, который кажется мне самым подходящим на предложение Клодии: лучше умереть. Думаю, даже репортаж о размножении стрекоз с субтитрами на пакистанском был бы приятнее.

Нас прерывает пронзительный звон, поэтому остального я не слышу.

Это всего лишь мой телефон. Чертово похмелье.

Я отвечаю, стараясь держать смартфон подальше от барабанной перепонки. И ничего не слышу. Через тридцать секунд я решаюсь прижать его к уху.

– Да? – тихо выдыхаю я в надежде, что тот, кто звонит, тоже не станет говорить слишком громко.

В ответ мне звучат душераздирающие рыдания, и я моментально трезвею. Зато, как бы это цинично ни звучало, мне больше не придется глотать микстуру Клодии.

– Самия? Это ты?

– Ох, Макс, это ужасно…

Да, это она.

– Что-то случилось с Инес?

– Я… Он…

Впервые я вижу ее, вернее, слышу в таком состоянии.

– Ты начинаешь меня пугать, Самия. Дыши глубже и попытайся объяснить.

– Он ушел.

– Как ушел? Жиль? Куда? Когда вернется?

Проходит несколько секунд, а потом монотонным, совершенно убитым голосом Самия рассказывает:

– Сегодня утром он снял чемодан со шкафа, положил его на кровать. Потом стал открывать ящики комода и доставать одежду. Взял джинсы, футболки. Даже ту, что я подарила ему на день отца, с надписью «Только подойди к моей дочери, и я прострелю тебе колено». Он все сложил в чемодан, так набил его, что с трудом закрыл. И тут он посмотрел на меня, вид у него был грустный, и сказал, что уходит. Что это не моя вина. Что он полюбил другую женщину. Актрису, с которой познакомился на работе.

– Он продает кондиционеры, как он мог познакомиться с актрисой?

– Да, я тоже удивилась. У нее вроде была съемка неподалеку, и в ее гримерной было жарко. Она пришла в магазин. И это была любовь с первого взгляда. Ну вот, и он ушел. Уехал в рекламный тур с ней. И забрал свою отцовскую футболку. Нет, ты представляешь? Ублюдок, как он мог так поступить?

– Ну…

Она не дает мне закончить фразу, что-то возвышенное и литературное, и снова разражается рыданиями.

– Что со мной будет? Как я без него?

Глава 12

Ворвавшись к Самии двадцать минут спустя в разных туфлях и, стало быть, еще не до конца протрезвев, я застаю ее сидящей по-турецки на диване. На ней рубашка Жиля, которая доходит ей до колен: рост у нее метр пятьдесят пять. Каждые тридцать секунд она механически закидывает в рот мармеладного мишку в шоколаде из гигантской миски на журнальном столике.

Не хватает только мелодрамы фоном, чтобы устроить в гостиной потоп из слез.

Я молча сажусь рядом.

Непросто найти слова, когда у твоей лучшей подруги рушится мир. Самия в таком состоянии, что мне страшно. Она плачет, потом вдруг начинает смеяться, вспомнив какую-то деталь их утреннего разговора. У нее настоящая истерика. А миска с мишками неуклонно пустеет.

Одри, которой я позвонила по дороге, тоже заходит и садится рядом.

Я хорошо ее знаю, она в дикой ярости и едва сдерживается, чтобы не наговорить кучу гадостей, вульгарных, но выразительных, в адрес Жиля и его «хрена потаскучего[14]».

– Ты ничего не замечала раньше? – решаюсь я.

Спасибо, Максин, отличный глупый вопрос, если бы она о чем-нибудь догадывалась, то не была бы сейчас в таком состоянии.

– Прости, беру свои идиотские слова назад. Я хотела сказать… это… это Жиль… как он мог совершить такую подлость?

Жиль – самый очаровательный парень, которого я знаю. Очаровательнее маленького щенка или даже детеныша панды. Мне все еще очень трудно представить, что он может изменить жене и бросить ее.

– Кажется, он хорошо скрывал свою интрижку! На днях он сказал, что картошка пережарена, возможно, это был знак и мне стоило насторожиться?

Она снова смеется, веселым, но совсем неестественным смехом. И сует в рот нового мишку.

– Этот гад не сказал тебе, надолго ли он уходит? – рявкает Одри. – Будет ли звонить, хотя бы узнавать, как Инес?

– Не знаю. Может, будет присылать открытки «Здесь прекрасная погода, мы трахаемся как кролики, спрашивала ли Инес, где ее папочка?».

Смех сменяется рыданиями. Она не может перевести дыхание, горе сдавило ей легкие.

Мы с Одри, переглянувшись, без единого слова придвигаемся с двух сторон к Самии и обнимаем ее. Сказать особо нечего, только быть рядом, чтобы не дать ей утонуть в своей печали.

– Знаешь что, давай-ка вы с Инес поживете у меня пару дней, пока не придете в себя? Клодия не будет против, я уверена! И вот увидишь, она делает чудо-кремы, которые божественно пахнут.

Это ложь только наполовину… Клодия, в конце концов, действительно делает хорошие натуральные кремы.

– Спасибо, Макс, но мы тебя стесним. И потом, Инес вошла в фазу «а если я вот такое выкину, что скажет мама?».

– Ничего, потренируюсь. А вдруг у меня когда-нибудь будут дети, хотя сомнительно, отца-то под рукой нет.

Одри толкает меня локтем. Юмор сейчас не самая лучшая идея.

– Идем, Самия, тебе нельзя оставаться одной. Я обещаю придержать волосы, пока тебя будет рвать всем этим мармеладом в шоколаде, который ты проглотила.

Она замирает и кладет обратно мишку, которого взяла из миски, потом внимательно смотрит на нас, и на лице ее написана такая боль, какой я никогда не видела.

– Он вернется, девчонки, а? Поймет, что сделал большую глупость? Все будет хорошо?

По глазам Одри я догадываюсь, что она уже готовит к его возвращению подарок: вероятно, хочет обмотать ему тестикулы колючей проволокой, чтобы неповадно было. Спокойно и хладнокровно, как она умеет.

На этот раз и я недалека от того, чтобы присоединиться к ней и ее садистским пыткам.

Но мы отвечаем хором:

– Конечно, все будет хорошо!

Глава 13

Октябрь

Я не знаю, кто придумал консилер от кругов под глазами, но хотела бы официально выразить ему свою искреннюю благодарность. Потому что это чудо-средство выручает меня каждое утро. Оно позволяет мне выглядеть не ходячим мертвецом, а человеком.

Последние ночи были для меня тяжелыми, зато я узнала: первое – что любящей женщине, чей муж ушел от нее к актрисе, нужно прежде всего говорить, говорить, говорить и строить всевозможные планы мести, и второе – что под ангельским видом четырехлетнего ребенка может скрываться бесенок, что-то вроде помеси Красной шапочки и Волан-де-Морта.

Пол квартиры, помимо вещей Клодии, теперь усеян куклами. Лысые фигурки лего и другие безделушки только кажутся незаметными, но ужасно больно нечаянно наступить на них босой ногой.

Так что я теперь олимпийская чемпионка по совсем новой спортивной дисциплине – безмолвному крику. Потому что, разумеется, нельзя будить спящую красавицу, когда встреча между конструктором и моей стопой все же случается.

Почему Инес так усердно снимает скальп со своих лего-человечков? Не спрашивайте, я понятия не имею, несмотря на все попытки понять. И потом, я нахожу, что без волос они выглядят жутко.

С каждым новым днем взгляд Дарси становится все более умоляющим. Бедное животное подвергается атакам Волан-де-Морта в цветастой юбочке: заколки на ушах, бант на голове и, худшее из худшего, куклы в ее лежанке. «Тс-с, песик, детки спят», – командует она моей собаке, когда та обиженно лает при виде своей оккупированной постели. До такой степени, что я прячу подальше от нее телефон, опасаясь, что она сумеет прогавкать свою собачью обиду на горячую линию ГОБЕС. Не хватало только, чтобы Клодия снова намазалась растительным клеем и легла на пол в нашей гостиной.

Хаос, да, но должна признать очевидное: я обожаю эту девчонку. Я умираю со смеху от ее невероятных комментариев, которые она отпускает серьезнее некуда.

Я готова часами слушать, как она читает сказки своим куклам: «Это сказка про принцессу. Вот принцесса заблудилась в лесу. И вдруг появился принц». Ну вот и сказке конец, детки, пора баиньки.

А что, если бы я заказала лазанью? Может, мы бы сейчас с Жерменом рука об руку прохаживались по магазинами детской одежды, представляя себе наших будущих детей. Сначала будет девочка, с большими любопытными глазами, разумеется, голубыми, она будет все время смеяться и задавать вопросы…

– Тетя Маскин?

– Да, Инес?

– Вытри мне, пожалуйста, попу. Я покакала!

Глава 14

Сегодня великий вечер. Открытие моей литературной мастерской для лицеистов.

Между досадными поражениями в «Мемори» – как такой маленький ребенок может запомнить столько карточек подряд? – я ухитрилась довести до ума свой проект.

Я определила несколько тем для работы. Есть на чем продержаться до рождественских каникул.

Сегодня вечером мы приступим к песням о любви, или как объясниться в чувствах в трех куплетах с припевом.

Как хороший учитель французского, но еще и певица караоке, я взяла за основу классику: «Я люблю тебя» Лары Фабиан, «Как я тебя люблю» Джонни Холлидея и «Чтобы ты еще любил меня» Селин Дион.

Чтобы поймать настроение, я распевалась дома, просто так, три-четыре часа, не больше. Без перерыва.

Дарси, кажется, вот-вот потребует «Прозак».

Самия была не против любовных песен, но коварно попыталась добавить в мой плейлист «Не покидай меня» Жака Бреля и «Я больна» Сержа Лама.

Запомнить для себя на будущее: никогда не водить депрессивную подругу на вечер караоке, чтобы публика не попыталась свести счеты с жизнью зонтиками для коктейлей.

За пятнадцать минут до начала я вхожу в кабинет, который Ильес оборудовал для внеклассной работы. Неожиданно, но мне не терпится начать. Я выбрала несколько песен на компьютере и составила плейлист, чтобы создать атмосферу, подходящую к теме вечера. Раскладываю листки на столах. Все готово. Не хватает только учеников.

На часах в кабинете 19:00, но пунктуальных не осталось, думаю я двадцать минут спустя. В наши дни приходить вовремя – отстой.

Чтобы привлечь учеников, я выбираю песню. На музыку они точно слетятся.

Мой малыш, голенький на камушках, ветер играет растрепанными волосами, как весна на моем пути, бриллиант, выпавший из ларца…Что бы ты ни делал, любовь, куда ни глянь…

Пока мне глядеть некуда: пустота, да и только. А, и еще трещина на стене. Этот лицей скоро развалится.

Любовь, как дождь, голенький на камушках…

Не уверена, похожа ли любовь на дождь, но точно знаю, что на дождь похожа скука.

Между тем объявление об открытии мастерской висит на стенде в холле лицея. Я спускалась проверить. Три раза. Потому что в первые два была не уверена, что хорошо рассмотрела.