А что если?

– Хорошо.

– Он не мог присоединиться к нам сегодня?

– Нет… Он… Он чем-то занят.

– У вас проблемы? Вы поссорились?

Он пытается скрыть лицо, наклонившись, чтобы взять орешков, но я вижу, что взгляд брата помрачнел. Это почти невозможно заметить. Но я замечаю.

– Так и не назначена дата свадьбы, да? Почему?

– Трудно пожениться, когда не сообщил родителям, что у тебя кто-то есть.

– А ведь сообщить очень просто: мама, папа, мы с Жюльеном женимся, нравится вам это или нет. Вот и все.

Он смотрит мне прямо в глаза очень пристально, я к этому привыкла, но людей это сбивает с толку, особенно когда они встречают его впервые. Кроме, наверное, его пациентов, которые, думается мне, благодаря этому взгляду чувствуют себя окутанными его присутствием.

– Ты попала в самую точку, – говорит он. – Когда ты гей, ты обязан об этом сообщить. Как новость. Как объявляют о рождении или похоронах. У вас, гетеросексуалов, этой проблемы нет. Ни к чему собирать всю семью рождественским вечером, чтобы произнести тост и, сделав глубокий вдох, сказать: я должен вам кое-что сообщить, ну вот, думаю, я гетеро.

Ориентация моего брата никогда не была проблемой в нашей семье, и я, признаться, до сих пор не рассматривала вопрос под таким углом. Однажды он пришел домой, держа кое-кого за руку. Этого кое-кого звали Бертран. Мама испекла блинчики. Конец истории.

– И он думает, что его родители это плохо воспримут?

– По правде сказать, он не знает. Но, судя по тому, что он рассказывал мне о своих родителях, я почти уверен, что, когда пройдет первый шок, все будет прекрасно. Но он боится. А я не хочу вынуждать его делать то, к чему он явно еще не готов.

– Но вы вместе уже два года!

Он сутулится.

– Я знаю…

Жюльен подносит к губам стакан и отпивает глоток виски. Целую минуту мы молчим.

Мне не по себе, и я машинально провожу пальцами по шраму. Это стало привычкой. Или потребностью.

– Через две секунды вы заявите мне, что больше не голодны с вашими историями! А я-то пожертвовала тремя удалениями нервов и двумя мостами, чтобы приготовить вам вкусный обед! – вмешивается Летисия. – Нехорошо так обращаться со старшей сестрой. Вы не можете найти тему для разговора получше? Ну, не знаю, возмутительный рост цен на сиденья для унитазов, например. Я сменила три в доме, уже готова была брать кредит на новое.

Она смотрит на нас по очереди, и мы, не сговариваясь, одновременно смеемся.

Перед тем как сесть за стол, она непременно хочет показать нам упомянутые сиденья, и мы, плача от смеха, восторгаемся такой красотой.

– Ах, да, я тоже должна вам кое-что рассказать! На следующей неделе у меня свидание с мужчиной. Убийцей котят, но милашкой по имени Жермен.

Глава 5

– Ну, как прошел вчера твой семейный обед? Как поживает сестра? – шепчет мне Одри.

Мы втроем сидим в учительской со всем преподавательским составом на рабочем совещании. Идеальная обстановка, чтобы рассказать двум моим подругам о вчерашнем вечере.

– Очень здорово. У Летисии все отлично. Она заменила сиденья на унитазах.

Я едва не заливаюсь хохотом при виде лиц Одри и Самии, что было бы, пожалуй, неуместно посреди представления проектов года Ильесом Дюпюи, нашим директором.

Самый молодой директор лицея в департаменте, он работает всего три года, но можно смело сказать, что он энергичен и делает все, чтобы вывести лицей из оцепенения, в которое тот методично погружался много лет.

Я сбилась со счета, сколько суббот мы провели, продавая пироги, чтобы собрать средства на оплату школьных экскурсий и поездок.

У него просто дар вовлекать нас во все, что он затевает. Благодаря его харизме? Возможно. Потому что он красив? Очевидно. Атлетически сложенный, наголо бритый, с квадратной челюстью и зелеными глазами. Такая внешность могла бы убедить Одри отказаться от феминистского целибата.

Никакого сравнения с месье Шупаром, его предшественником. Правда, у того тоже не было волос. Но по другой причине.

В этом году цель Ильеса (да, мы зовем его по имени – невероятно сексуальное звучание, попробуйте и убедитесь сами) – освоить разные виды внеклассной работы, которые будут доступны всем.

– Почему, как вы думаете, американские сериалы о подростках так популярны у нас? А вы видели, в каких школах они учатся? И сколько всего можно в них делать? Я уверен, что, если какому-нибудь продюсеру придет в голову снять сериал о подростках во французском лицее, это будет ближе к «Деррику», чем к «Беверли-Хиллз». Я хочу, чтобы мы брали пример с того, что делается в Соединенных Штатах. Надо создавать условия для внеклассной деятельности. Чтобы лицей стал для учеников местом жизни, а не тюрьмой, где дожидаются выпускных экзаменов в страхе перед ними.

И вдобавок это должно привлечь новых учеников. Для частной организации это жизненно важно, а мы все знаем, что число учеников сокращается в последние годы.

Мне тут же представляются чирлидерши с распущенными волосами, влюбленные в баскетболистов и одетые в короткие топы с названием их команды. Прелестно. Саванна, конечно, но, смею напомнить, Саванна-сюр-Сен. Казалось бы, пустяк, но разница огромна.

– Я подумал, – продолжает Ильес, – что мы могли бы, например, организовать хор. И поставить мюзикл в конце учебного года.

– Типа Бродвей-сюр-Сен, ага, – хихикнув, шепчет мне Самия.

Я прыскаю.

Одри же вдруг сильно заинтересовалась. Меня это не удивляет, ведь мюзиклы – ее страсть. Я со счета сбилась, сколько раз она заставляла нас смотреть «Звуки музыки» и «Мою прекрасную леди».

– Кто-нибудь готов возглавить этот проект?

Быстрее, чем Дарси проглатывает вкусняшку, моя подруга с блестящими от возбуждения глазами поднимает руку.

– Я! Я хочу! – кричит Одри, удостоившись широкой улыбки Ильеса и вызвав у меня внизу живота отчаянное желание тоже запеть. С ним дуэтом. Голой.

– Отлично! Еще идеи? – спрашивает он, глядя на меня.

Идей масса. К сожалению, все 18+.

– Литературная мастерская? – отваживаюсь я, застигнутая врасплох, как заяц перед фарами машины.

– Литературная мастерская?! Ничего смешнее ты не придумала? – хихикает Одри, когда мы садимся за стол несколько часов спустя перед гигантскими креманками с персиками «Мельба».

Моя диета продлилась три дня, восемь часов и пятьдесят четыре минуты. На восемь часов и пятьдесят четыре минуты больше, чем прошлая, и я очень собой горжусь.

– Да, ну, это первое, что пришло мне в голову. Я должна была что-то сказать, его взгляд буквально стягивал с меня трусики. А вот с идеей хора он точно поймал тебя на крючок.

– Литературный клуб – это может быть здорово, – вставляет Самия.

– Перестань, ты это говоришь, чтобы я не издевалась над твоим предложением шахматного клуба. Нет уж, девочки, – продолжает Одри, – цель – идти в ногу со временем. А не закоснеть.

– Не понимаю, что ты имеешь против шахмат, – парирует Самия притворно сердито. – Множество классных людей играют в шахматы.

– Например? Месье Поль из дома престарелых?

– Кто такой месье Поль? – интересуюсь я.

– Понятия не имею! Но вряд ли он классный.

– Извини, что мы хотим повысить культурный уровень этого лицея! И потом, не хотела обламывать тебе кайф, Одри, но я тут вспомнила сериал «Хор»[6]. Тебе не кажется, что одни лузеры записываются в хоровые коллективы, а?

– Дзинь! Выпьем же за Саванну-лузер и давайте отпразднуем этим мороженым почти четыре дня моей диеты.

Вернувшись домой, я укрываюсь от бардака Клодии в своей комнате, единственном месте, где привыкла работать. Эта комната принадлежит мне одной, и я не спеша и со вкусом обставляла ее, чтобы создать маленький мир, который мне приятен и похож на меня. Я улыбаюсь, вспоминая все эти месяцы, в течение которых спала на матрасе прямо на полу в поисках идеальной кровати.

Что же ученики могут писать у меня в литературной мастерской? И главное, заинтересуется ли кто-нибудь вообще, придет ли?

Лежа на кровати, той самой, идеальной, из светлого дерева, высокой из-за ящиков внизу, опираясь на подушку, с ноутбуком на коленях и ручкой в зубах, я пытаюсь заложить основы этого проекта. Я уже немного знаю Ильеса, ему будет недостаточно лишь моего желания вести клуб.

Пока на первой странице блокнота я написала лишь «Проект литературной мастерской». И еще «искать идеи». Неплохое начало.

– У тебя нет идей, Дарси?

Моя собака спит в своей лежанке и лишь открыла один глаз при звуке своего имени. Поскольку оклик не сопровождается печеньем (Дарси обожает печенье с шоколадом), она закрывает глаз и издает характерный собачий вздох, сообщая мне таким образом о полном отсутствии интереса к моему проекту. Неблагодарная.

Мой взгляд перемещается по комнате, изучая ее интерьер. Блестящая идея, может быть, скрывается за одной из двойных занавесок в голубую и белую полоску? Или за одной из фотографий, сделанных во время семейной поездки в Сан-Франциско? Это было перед гибелью Муны, наши последние каникулы впятером.

Три коротких удара в дверь отвлекают меня от раздумий. Разумеется, как раз когда меня осенило множество идей. Ну, как сказать, множество. По крайней мере одна: нужен еще один блокнот.

– Да, Клодия?

Моя соседка просовывает голову в дверной проем. Удивительно, но кожа у нее великолепная. Может, стоило все же повестись на подпортившиеся кабачки? Зато не могу сказать того же о ее волосах. Она в фазе ноу-пу, имеется в виду «без шампуня». Лично мои волосы выглядят ужасно уже через три дня после мытья. Боюсь даже представить, что было бы через семь. А уж через двадцать…

– Слушай, Макс, ты свободна завтра утром? Надо помочь мне выгулять собак из приюта. Девушка, с которой я обычно хожу, заболела.

Я думаю, не потому ли, что слишком налегала на тофу, но спросить не решаюсь.

– Надо выгулять восемь собак, одной, боюсь, мне будет сложно.

Клодия, растопырив руки, как воздушный змей, с восемью шальными собаками на поводках, тотчас предстает у меня перед глазами. Мне хочется отказаться только ради того, чтобы заснять ее украдкой на телефон.

– Во сколько? Завтра после двенадцати у меня запись к стоматологу.

– Обычно мы выходим около десяти и возвращаемся через два часа. Ты успеешь. Кружок по парку – и домой.

Мне так же хочется вставать в субботу с утра пораньше, как курице стать наггетсами.

– Да, я смогу, можешь на меня рассчитывать.

Наггетсы-то хотя бы вкусные…

Глава 6

Клодия уже несколько лет волонтерит в приюте «Клыки & К». Я, конечно, иногда посмеиваюсь над ее причудами, но все же не могу не восхищаться ее вовлеченностью. У нее есть убеждения, и она выстраивает вокруг них свою жизнь.

Лично я не смогла бы отказаться даже от пальмового масла, ведь оно есть в «Нутелле». Так что привязывать себя к дереву в знак протеста против вырубки лесов – определенно не мое.

Ровно в десять, с двумя поводками в каждой руке, мы с собаками готовы к прогулке. Они хором лают, торопясь размять лапы вне вольеров.

Моя свора выглядит как минимум странно: бульдог, йоркшир, забавный метис с головой пуделя и телом чихуахуа и лабрадор.

– У меня едет крыша или пахнет мюнстерским сыром?

Сморщив нос, я направляюсь к источнику запаха – бульдожке, которую я назвала Мистингет.

– Ну да, это ты воняешь! Извини, красавица, но тебе никогда не найти приемную семью с таким запахом. Придется что-нибудь придумать.

Словно в подтверждение моих слов Мистингет поворачивает ко мне голову. С открытой пастью и свисающим языком она как будто мне улыбается. Невольно, даже не обращая внимания на вонь, я таю.

Я всегда очень любила собак. Безоговорочная любовь, никаких обид, в общем, все, чего недостает двуногим. Такой была Муна, думаю я, в который раз вспоминая бабушку. Человек-лабрадор, без присущего ему запаха колбасы.

Но странное дело, она предпочитала кошек, любовь которых еще надо заслужить. Трудности ее мотивировали. Она говорила, что, когда животное выбирает тебя и проникается к тебе доверием, ваша связь крепнет. И она восхищалась кошачьей независимостью. В сущности, она была невероятной помесью собаки и кошки, как бриошь на майонезе.

– Макс? Что с тобой? Ты где витаешь?

– Нет-нет, все в порядке. Я вспомнила бабушку. Ладно, пошли?

– Пошли.

Мы выходим из приюта и направляемся к ближайшему парку. Я иду быстрым шагом. Не потому что решила заняться спортом, чтобы сжечь вчерашние взбитые сливки, просто приходится поспевать за собаками, которые тянут поводки, они точно как дети у входа в Диснейленд. И буквально через несколько минут я уже на центральной аллее парка. Почему у нас не ездят на собаках? Отличный же способ передвижения. Погода сегодня хорошая, и я любуюсь клумбами с поздними цветами. Ну как любуюсь, скорее смотрю, как они проносятся мимо.

А потом в сотне метров впереди я что-то вижу. Кажется, это…

Ох. Боже. Мой.

Кролик.

Если бы мы снимались в фильме, этот момент мог быть в замедленной съемке. Оскаленные собачьи пасти. Мои округлившиеся глаза. Кролик, уши торчком, маленький белый хвостик замер.

Потом – снова нормальная скорость кадра.

В четверть секунды ситуация выходит из-под контроля. Собаки, должно быть, почуяли кролика (который, несомненно, почуял, что пахнет жареным) еще прежде, чем я его увидела. Изо всех своих сил (даже пудель-чихуахуа) они рвутся вперед и тащат меня за собой. Я перехожу с быстрой ходьбы на бег. Сжимаю кулаки изо всех сил, чтобы не выпустить поводки. Слышу, как Клодия вдали кудахчет мне в спину какой-то совет. Кажется, она говорит, чтобы я скомандовала им стоять. Как будто я сама об этом не подумала. Как будто они собираются слушаться.

– Стоя-а-а-а-а-а-а-ать! Это прика-а-а-а-а-а-аз!

Сцена, я уверена, смешная до колик. Для всех, кроме меня.

Но кролик проворен и явно не желает становиться рагу, поэтому он молниеносно сворачивает в сторону на девяносто градусов. Собаки следуют за ним, заложив не такой крутой, но все-таки неслабый вираж. Им на четырех ногах вписаться в поворот легче, чем мне на двух. Мой бюст решает последовать за собаками. Ноги, предательницы, продолжают идти прямо. Расплата незамедлительна, я растягиваюсь во всю длину, и меня волокут по земле еще с десяток метров. Во рту оказывается ромашка.

К счастью, мое падение позволяет кролику унести свои быстрые ноги и прелестный хвостик.

Собаки признали поражение и остановились. Остановилась и я и, по-прежнему сжимая в руках поводки, переворачиваюсь на спину. Закрыв глаза, пытаюсь перевести дух и понять, целы ли кости. Правая нога на месте. Левая нога похуже, но тоже сойдет.

Что-то мокрое, липкое, с острым запахом ног заставляет меня открыть глаза. Мистингет, сияя улыбкой, стоит надо мной и, как будто одного раза недостаточно, снова лижет мне щеку.

– Как ты, Максин? Ничего не сломала? Вот это сальто!

Привстав на одном локте, отталкивая другой рукой ходячий сыр и выплевывая наполовину проглоченный пучок травы, я начинаю истерически хохотать.

– Спокойно погуляем, ты говорила?

В два часа, прихрамывая на левую ногу и с расцарапанной правой щекой, я подхожу к двери кабинета Летисии. В отличие от большинства людей я обожаю ходить к стоматологу. То есть на самом деле я обожаю навещать сестру. А она, так уж вышло, стоматолог.

Это ритуал, который укрепился несколько лет назад. Каждые две недели я записываюсь к ней и прихожу посидеть полчасика, расслабляясь в гидравлическом кресле. Это я придумала специально, чтобы регулярно видеться с ней. Ей это кажется странным, но я знаю, что она тоже рада моим визитам. Однажды она даже прислала мне СМС с датой и временем следующей записи, когда я забыла уточнить это у Анны, уходя.

– Здравствуй, Анна! Как поживаешь? Как Габриэль, все еще болеет ветрянкой?

Визиты два раза в месяц вот уже больше четырех лет – как тут не завязать дружбу с ассистенткой.

– Да, и не говори. Сыпь повсюду. Педиатр прописал мазать волдыри какой-то красной гадостью, чтобы ничего не чесалось. Намазали – ну елочная гирлянда. А ты? Что случилось с тобой?

Что ей ответить?..

Вариант 1: по дороге сюда я увидела, как напали на старушку, вмешалась и скрутила нападавшего. Вроде как черный пояс по карате.

Вариант 2: я прыгнула с моста, чтобы спасти тонущего ребенка. Прямо супергерой на каблуках.

Но я выбираю другой.

– Меня протащили по земле собаки, которые погнались за кроликом.

Ладно. На свидании сегодня вечером с Жерменом я, наверное, выберу старушку.

– Ну и досталось же тебе! Поцеловалась с землей, нечего сказать!

Чтобы положить конец игре в любезности, сомнительной, хоть и забавной (когда не ты предмет обсуждения, разумеется), я хромаю к приемной.

– Я вижу, как ты хихикаешь за моей спиной, Анна!

– А вот и неправда, – отвечает она и хохочет.

К счастью, приемная пуста. Через две минуты я слышу шаги Летисии.

– Вот и моя любимая сестричка! – приветствует она меня с широкой улыбкой. – Что у тебя со щекой? Ты подралась с Анной?

– Она не хотела отдавать мою карточку, пришлось применить силу.

Бодрым шагом[7] я иду за ней в кабинет и удобно устраиваюсь в кресле. Каждый раз думаю, что надо бы поставить такое в нашей гостиной. Идеально для вечерних просмотров фильмов ужасов с Клодией и Дарси. Да, моя собака просто обожает ужастики. Наверное, ее привлекает музыка или кости, которые хотелось бы погрызть. А может, попкорн, который падает на пол всякий раз, когда мы вздрагиваем.

– Ну, что у нас на сегодня, дорогая? – спрашивает меня Летисия.

– Давай-ка отбеливание! У меня сегодня вечером свидание, ты помнишь?

– Макс, у тебя, наверное, самые отбеленные зубы на всей планете, потому что ты ходишь ко мне каждые две недели. Так мы можем испортить эмаль. Лучше бы ты занялась своими ногтями.

С быстротой молнии я засовываю руки под ягодицы, чтобы она не могла поймать их и прочесть мне лекцию. Всю жизнь я грызу ногти, и красоту моих рук можно сравнить с красотой облезлого кота.

– Так как его зовут? – спрашивает она, закатив глаза.

– Жермен. А у тебя как дела? Как поживают, кстати, твои сиденья для унитазов?

– Хорошо поживают. На одно вот вообще не нарадуюсь.

Вот почему я люблю ходить к стоматологу. Потому что могу двадцать минут посмеяться со старшей сестрой. Вы, возможно, скажете, что все изменится в тот день, когда ей действительно придется воспользоваться пыточными стоматологическими орудиями, лежащими рядом с креслом.

– Как дела в лицее? Директор все так же неотразим?

– Давай не будем о нем. Всякий раз, когда он смотрит на меня, моя кровь если и не закипает, то градусов на 10 теплеет точно.

– Напомни мне, почему ты еще не попытала счастья?

– Потому что он мой начальник. Я и так несу чушь каждый раз, когда он задает мне вопрос. Даже представлять не хочу, что бы было, знай я, как он выглядит голым.

– А вдруг у него брюшко? Или вся спина покрыта густыми черными волосами?

– Фу-у-у, какая гадость! Откуда ты берешь все эти ужасы?

– Профессиональная деформация. Наверное, слишком много времени провожу над гадкими вещами, которые еще и плохо пахнут.

– Что ж, хорошо, что ты не мастер педикюра.

– Или уролог, – добавляет она серьезно и тут же прыскает со смеху.

Глава 7

Жермен назначил мне свидание в ресторане на пересечении Саванна-сюр-Сен и округом Парижа, в котором он живет.

Я долго выбирала, что надеть, послала не меньше десяти фотографий Самии и Одри и в конце концов выбрала совсем простое черное платье. Черный – это хорошо, черное стройнит, черное идет ко всему. И ради чего это все?

К платью я выбрала пару туфель на высоких каблуках, чтобы прибавить себе роста.

Вы уже знаете, что я родилась на следующий день после раздачи равновесия (авантюристка и ношу каблуки, этим все сказано). Так вот, раздачу сантиметров я тоже пропустила. В общем, родилась в самый неудачный день. Наверное, в понедельник.

Труднее всего было выбрать сумочку. С самого детства я их обожаю. У Муны в шкафу было несколько сумок от Hermes, я могла любоваться ими часами, когда приходила в гости. Когда она разрешила мне наряжаться в ее шарфы и туфли и дала мне право повесить одну из сумок на руку, я была самой счастливой девочкой на свете.

И теперь каждый год на день рождения я дарю себе сумочку. Они занимают целую полку в моем шкафу.

Чтобы немного оживить черное платье, я остановила свой выбор на сумке красно-коричневого цвета из такой мягкой кожи, что я чуть не потеряла сознание от волнения, потрогав ее в магазине.

Осталось только найти мужчину, который произведет на меня такое же впечатление. Может быть, это будет Жермен[8], думаю я, входя в ресторан.

«Дольче Вита» – очаровательная пиццерия[9] с классической, но приятной обстановкой. Белые колонны, живые растения и даже маленький фонтанчик в центре зала.

Я окидываю взглядом помещение, народу немного, но надо сказать, что еще только семь вечера и я должна найти его без труда.

Вот, кажется, и он. Я делаю несколько шагов к столику, за которым в одиночестве сидит мужчина. Он улыбается мне и, поднявшись, целует в щеку. Симпатичный, с ямочками и большими голубыми глазами. Чем-то похож на Брендона Уолша из «Беверли-Хиллз». Я предпочла бы Дилана Маккея, но могу удовлетвориться и Брендоном.

– Добрый вечер, Максин. Легко нашла?

– Да, да, без проблем.

– Один коллега посоветовал мне эту пиццерию, я нашел на нее очень хорошие отзывы на Restoparano.com. Четыре звезды за чистоту!

– Осторожность никогда не помешает, – замечаю я, и его улыбка становится шире, открывая белые и идеально ровные зубы.

Никогда не доверяй мужчинам, у которых желтые зубы, всегда твердила мне Летисия. Наверное, профессиональный юмор стоматолога.

– Ты преподаватель?

– Да, французского. В этом году у меня вторые классы[10].

– Хорошая, наверное, работа.

– Да. Но только если смириться, что ученики хотят выбросить Гюстава Флобера на помойку, а с ним Пруста и Верлена. С другой стороны, если вдуматься, Мэтр Жимс[11] тоже великий писатель в своем роде.

Он смеется. Никогда не доверяй мужчине, который не смеется над твоими шутками, даже неудачными, всегда твердил мне Жюльен. Юмор психолога, это точно. Жермен смеется над моими шутками, и у него красивые зубы. Он, стало быть, соответствует идеалу мужчины в глазах стомато-психологического семейного дуэта.

Несколько минут поизучав меню, я заказываю пеннеаррабиата и бокал красного вина.

– Я возьму то же, что и мадемуазель, – говорит Жермен.

Я нахожу это очень милым.

Пока мы ждем заказ, Жермен немного рассказывает о себе, о работе бухгалтера, о своей начальнице, которая недавно потеряла дочь – рак, ей было всего тридцать лет.

– Она была лучшей подругой моей невесты. То есть… Моей бывшей невесты.

Будь здесь Самия, она сочувственно накрыла бы его руку своей. Будь здесь Одри, она спросила бы, что с ним не так, если невеста передумала. Я же…

– У тебя уже есть кольцо для следующего предложения, утешай себя этим.

При виде его растерянной физиономии я понимаю, что, по своему обыкновению, повела себя неловко.

– Я хотела сказать, что наверняка будет следующий раз, другая история, которая кончится хорошо.

Его лицо расслабляется.

– Да, надеюсь. Мне очень хочется снова встретить кого-то, с кем можно разделить жизнь.

Заведи собаку, сказала бы Одри. Она без конца твердила мне это, пока я наконец не завела Дарси.

– Я ищу кого-то, с кем у нас совпали бы желания, – продолжает Жермен. – Кого-то стабильного, кто не уедет внезапно на другой конец Франции. Кто не будет менять мнение каждую неделю.

Я открываю было рот, чтобы согласиться, но тут официант ставит перед нами тарелки с пастой.

Я вздыхаю.

– Я так и знала!

– Что ты знала?

– Что надо было заказать лазанью. Я колебалась. Сначала выбрала лазанью, а потом подумала, не лучше ли взять что-нибудь другое для разнообразия, я всегда беру лазанью. Что будет, если я возьму пасту? А теперь вот я жалею. Прости, что ты говорил? Я потеряла нить разговора, извини.

– Ничего особенного, – отвечает он. – На вид паста вкусная. Очень вкусная.

Я улыбаюсь ему. Он правда симпатичный и очень мне нравится. Я уже чувствую, что нас тянет друг к другу.

Глава 8

– Как прошло свидание? – спрашивает меня Одри. – Как тебе бухгалтер?

Как всегда по воскресеньям с утра, мы встретились в начале тропы для пробежек на окраине города.

Уже несколько месяцев как мы бегаем. Из любви к неоновому обмундированию, наверное. Хотя скорее, чтобы быть как все и выглядеть эффектно.

Клодия иногда бегает с нами, но вчера вечером она участвовала в демонстрации в защиту какого-то, бог его знает кого, сурка под угрозой исчезновения и вернулась только под утро.