Но они тоже служат злу. Часть первая. Дочь демона

– Ответила? – удивился Таврик.

– Да. А мне никто не верит.

Змену поведала, как мать оставила ее в госпитале, а сама ушла, беспечная и свободная, но Таврик не стал смеяться, нет – он верил своей подруге.

– Так что она найдет меня, когда я стану знаменитой, – сказала Змену.

– А ты станешь знаменитой?

Они забрались на самый верх песчаной кучи, наваленной у стены. Это место было самым близким к ограде и единственным, откуда можно выглянуть за пределы Приюта. Таврик старательно вытягивал шею, стараясь рассмотреть все, что было за забором – дорогу, поле, дальнюю рощу и самый край холма, где и начиналось серое небо.

– Нет, не стану, иначе она меня найдет.

– Чем плохо быть знаменитой?

– Знаменитая еще не значит счастливая, – мудро заметила Змену. Она знала, что если бы мать хотела ей добра, то не бросила бы ее в младенчестве. А раз так, то много бед, зла и несчастий впереди, и внезапная слепота лишь явное тому подтверждение.

Змену переступила с ноги на ногу. Вниз потек песчаный ручеек. Змену прислушивалась к шуму осыпающегося песка. Последнее, что она видела перед тем, как ослепла, это мутный кровавый туман перед глазами. Уже потом, когда встревоженные няньки раздевали и умывали ее, стряхивали песок с ее головы, обострившимся своим слухом, все еще неспособная разлепить глаз – как ей тогда показалось, залепленных грязью, – она слышала далекий и едва различимый звук рассыпающихся песчинок. Где каждая – сверкающий острый камень, гулко стучала, ударяясь о пол, о другие такие же острые камни. Змену вздрогнула, отпуская наваждение, а Таврик все не умолкал:

– Разве это так плохо, увидеть маму? Я бы хотел хоть раз увидеть свою.

– А я нет, – отрезала Змену.

– Хочу, чтобы меня мама нашла, – мечтательно протянул мальчик. Он мог говорить о своей матери бесконечно.

Таврик не мог сказать, как выглядит его мать, какого цвета ее платье или волосы, какую прическу она носит и есть ли у нее обручальное кольцо. Он ничего о ней не знал, и все же был привязан к ней всей душой. Змену представила себе стройную фигуру белокурой женщины, что идет издалека, подходя все ближе и ближе к Приюту, и все ближе долгожданная и обещанная надеждой встреча. Вот еще немного…

Змену вздохнула горько-горько. Ее живое воображение сделало видение почти реальным. Она слепо потянулась рукой к Таврику, нащупала его ладонь и крепко сжала.

– Твоя мама тебя найдет, обязательно. Я уверена! Как знать, может уже к зиме приедет за тобой?

Таврик неловко погладил Змену по плечу, пытаясь утешить то ли ее, то ли себя:

– Спасибо, Змену. Я этого очень жду.

Тихий писк донесся с внутренней стороны ограды. Змену прислушалась. Казалось, кто-то плакал. «До чего же знакомый звук», – поморщилась Змену и тут же внутренне похолодела. Она узнала его – вспомнила, что слышала его же в своем недавнем сне.

                                               * * *

Ей снилась незнакомая старуха, сидящая в кресле. Голова ее была опущена на грудь, седые пряди спутанных волос спускались по плечам, придавая старухе неопрятный вид. На ее коленях спал щенок, но стоило Змену подойти ближе, как тот проснулся и завозился.

– Тише, – прошептала Змену щенку. – Ты ее разбудишь.

Змену осторожно погладила щенка по шерстке. Он был живой и теплый, от него даже пахло молоком.

Старуха, медленно подняв голову, уставилась на Змену и проскрипела:

– Как тебя зовут? – Она протянула костлявую сморщенную ладонь к Змену. Ее пальцы вцепились в запястье девочки поистине железной хваткой. – Не бойся меня. Я тебе не враг.

– Пустите меня, – попросила Змену, но старуха и не думала разжимать ладонь. Она подтянула Змену еще ближе к себе.

– Отпущу. Не бойся, я не желаю тебе зла. Смотри, у меня есть для тебя подарок.

Старуха силой положила руку Змену на спину щенку.

– Ну, что скажешь? Он твой, бери его, если хочешь, – вкрадчиво произнесла она, отпуская девочку.

– Мой? – недоверчиво переспросила Змену. – Я могу его взять?

– Бери, конечно! – просияла старуха.

Змену осторожно подняла щенка. Он казался плюшевой игрушкой с влажным носиком и черными глазами-пуговками.

– Бери… – глухо повторила старуха, засыпая. Ее руки упали вдоль туловища, а голова склонилась набок.

Щенок в руках Змену заскулил, дрожа от холода, и на этот скулеж из-за кресла старухи вышла огромная собака. Она была ростом со Змену, с сильным поджарым телом, длинными ногами и крупной головой. Собака внимательно посмотрела на Змену, затем принюхалась, словно хотела запомнить ее запах.

– Он твой, да? – Змену ощутила обиду: даже у щенка была мать.

Тот сон прервался ненавистным писком будильника, и проснувшись, Змену почувствовала сильную досаду – ведь теперь сны были ее единственной возможностью видеть.

                                               * * *

Плач усилился, стал яснее. «Это не игрушка и не ребенок, хотя похоже на чью-то скверную шутку», – рассуждала про себя Змену.

– Скулит кто-то, – Змену сказала это вслух, еще не уверенная, что это не злой розыгрыш. – Слышишь?

– Неа, – отозвался Таврик. – Тебе показалось.

Девочка спустилась с насыпи к самой ограде, уперлась в каменную кладку и тронула заросли репейника. Скулеж смолк, послышалась возня, шорох листьев. Змену устремилась на исчезающий звук, проводя рукой прямо перед собой. Она раздвигала листья и отталкивала стебли, пока, наконец, ее пальцы не коснулись чего-то теплого, мягкого и шерстистого. В ладонь уткнулся мокрый собачий нос, и шершавый язык прошелся по пальцам. Змену тихонько засмеялась от восторга. Это был щенок, как тот, из сна, только лучше, ведь он был настоящим. Она подняла его на руки, и тот заскулил, беспомощно перебирая лапами.

– Он такой милый, – только и смог произнести Таврик, выражая свое восхищение. Держать животных в Приюте не разрешалось, старая овчарка на цепи у сторожки да дикие пугливые кошки не в счет.

– Да. Интересно, как он сюда попал. Замерз совсем, бедняжечка! – Змену закрыла щенка полой своей старенькой кофты.

– Вот бы оставить его себе, давай спросим Наставницу?

– Нет, – лицо Змену посуровело. – Нам не позволят. Наставница может его обидеть. Надо его спрятать.

– Какой он милый! – повторил Таврик и осторожно погладил щенка – движение вышло неловким.

Щенок согрелся и завозился сильнее, вылизывая пальцы Змену.

– Ты кроха, – назвала она его. Но этого ей было мало. У животных нет души, и Змену поделилась своей. – Ты – Кроха, – произнесла Змену, даруя щенку настоящее имя.

Он был рыжим: Змену увидела его – сначала расплывчато, затем заморгала, восстанавливая четкость зрения.

– Как странно, – Змену поднесла к своему лицу ладонь, разглядывая ее как небывалое чудо. Бледная, в порезах и синяках кожа рук, вязаный узор на рукавах шерстяной кофты, рыжий щенок – все это, выхваченное из опостылевшей темноты, было волшебным, и Змену не осмеливалась верить своим глазам.

Змену рассмеялась от радости. Сны так часто обманывали ее светом, но в самый радостный миг она просыпалась, окруженная кромешной темнотой, напряженно дыша и вслушиваясь в тишину детской спальни.

– У тебя рубашка синяя, а штаны порваны! – сообщила она изумленному Таврику. – А еще ты весь грязный. Я вижу, Таврик, слышишь? Вижу!

– У тебя все прошло? Да?

Змену закивала и снова засмеялась. Она целовала найденного щенка, гладила его по шерстке и все никак не могла насмотреться на Таврика, на заросли и на свое платье.

– Мы спрячем его в нашем убежище. Ты со мной, Таврик?

– Конечно, Змену. А можно я его подержу? – попросил он.

Змену осторожно передала щенка:

– Таврик, давай не будем никому говорить, что я снова вижу? Так няньки за мной меньше приглядывают.

12

Раньше, когда чердак использовался для детских игр летом, треугольные окна под потолком целыми днями были настежь распахнуты. Спустя десятилетия окна заколотили, закрыв доступ воздуху и свету, а во время очередного ремонта сюда перенесли старую мебель, да так и оставили. И теперь массивные столы, громоздкие стулья, старинные буфеты – все из верного крепкого дерева – громоздились до самого потолка, покрытые пылью, будто припорошенные снегом. Детям путь на чердак был запрещен. Лестницу, ведущую туда, закрыли решеткой с навесным замком, а саму дверь заперли на ключ.

О том, что у решетки вывинчиваются прутья, Змену узнала случайно, пару лет назад. Она бесцельно слонялась по этажам, пока любопытство не привело ее к зарешеченной лестнице. Место было темным, но спокойным и тихим. Несколько раз Змену пряталась здесь, тая свои обиды и скрываясь от несправедливости Наставницы, жестокости Мины и других детей. В такие часы она сидела на ступеньке, прислонившись спиной к стальным прутьям и вслушиваясь в идущие снизу звуки, и от безделья ковыряла облупившуюся краску. Когда ей это наскучило, Змену обратила внимание на решетку. Она схватилась двумя руками за прутья и повисла, откинувшись назад.

Один из прутьев коротко скрипнул под тяжестью и провернулся, выдав себя. Змену крутила его и так, и эдак, пока наконец прут не грохнулся на ступеньки по другую сторону лестницы, открыв лаз достаточного размера, чтоб туда смогла пролезть девочка восьми лет. Змену излазила всю лестницу, уперлась в старую дверь, но открыть ее не смогла – старый замок держал крепко. Но такие трудности не останавливают, а только раззадоривают, и в другой раз Змену вернулась к той двери не одна. Вдвоем с Тавриком они пытались открыть ее, ковыряя в замке то скрепкой, то гвоздем.

– Бесполезно!

– Может ножницами? – предложил Таврик, пытаясь сложить из скрепки подобие отмычки. – Не смотри на меня так, у меня их нет.

– Дай я попробую!

– Пробуй, но тут нужен ключ.

– Нужен, только где бы его взять…

– В комнате нянек есть, в столе лежит.

– Возьмем?

– И как мы его возьмем, если там все время кто-то есть?

Но Змену не собиралась сдаваться просто так.

– Нам нужен отвлекающий маневр, – произнесла она, напустив на себя таинственный вид.

Коленками пришлось пожертвовать. Когда Змену, прихрамывая и похныкивая, появилась в коридоре холла, добрая старушка-вахтерша засуетилась, доставая зеленку и пластырь, увидав разодранную об асфальт кожу. Таврик бесшумной тенью возник в дверях коридора, что вел в столовую, и подкравшись к столу, уже открыл ящик, как вдруг остановился, услышав резкий голос. Таврик замер, белея на глазах, сжимая в руке ключ. Все было так очевидно – его поймали на воровстве и непременно накажут, но в следующую минуту все прояснилось. Этот возглас принадлежал Наставнице, спускающейся по лестнице. Она запретила Змену плакать и велела идти в комнату, поочередно бросая грозные взгляды то на свою воспитанницу, то на старушку.

                                               * * *

– Сработало! Слышишь?! – От восторга Таврик прыгал на месте. – Наставница меня как будто и не видела вовсе!

– Ага, зато меня увидела, – Змену осторожно потрогала разбитую коленку. – Больно-то как!

Они встретились через час после ужина, как и было условлено. Таврик был горд и счастлив, он потрясал ключом, воображая себя отважным воином, в чьих руках находился волшебный меч. Если бы их увидели, им крепко досталось бы, но дети были в игровых или спальнях, а утомленные дневной суетой няньки и не думали их искать. Старая лестница на чердак встретила их пылью, тишиной и совершенным забвением. Дверь, кряхтя на ржавых петлях, неохотно поддалась. Полутемная мансарда была завалена ветхой мебелью, сломанными игрушками, книгами, горнами, спортивным инвентарем и прочим хламом, но для Змену и Таврика она стала настоящей пещерой сокровищ. Они играли там, покуда совсем не стемнело, и на следующий день пришли вновь.

Это было их убежище, место для игр. Тайна, что одна на двоих. Секрет, о котором можно переглядываться и многозначительно молчать. С важнецким видом они обрывали фразы на полуслове, улавливая неявные жесты друг друга. Они все же были детьми – и кто угодно, присмотревшись к ним повнимательнее, сразу все понял бы. Но никому не было до них дела.

И оттого, найдя щенка, Змену принесла его сюда, на чердак, – уверенная, что их убежище не обнаружат. Беспечность ее суждений развеялась очень скоро: в понедельник утром Приют посетил неожиданный гость.

13

– Это все? – поинтересовался опрятный мужчина в черном пиджаке, прохаживаясь мимо детей, построившихся в одну шеренгу.

Наставница сложила руки на груди и, чуть склонив голову набок, произнесла как можно тверже:

– Это все дети в Приюте.

Ее упрямый взгляд встретился со взглядом мужчины, и ее решимости поубавилось. Наставница не доверяла таким вот высокопоставленным гостям, что приезжают незваными, демонстрируя власть и силу. Все в нем – от размеренного дыхания и тихого голоса до аккуратно повязанного узла галстука, лакированных ботинок и уложенных волос – вызывало невольный страх, словно находиться рядом с этим человеком было опасно.

– Я ищу девочку, она дочь очень важной особы, – гость буквально сверлил ее глазами. – Девочка из очень обеспеченной семьи и оказалась здесь случайно, – продолжал он.

Наставница выдержала взгляд, но на шаг отступила.

– И как же имя этой девочки? – спросила она, подражая тону незнакомца.

– Не имеет значения, – тот вскинул подбородок, раздраженный расспросами. – Ее имя было изменено.

– А особые приметы? Волосы, глаза, родинки или родимые пятна?

– Ничего такого.

– Как же вы ее найдете? – удивленно развела руками Наставница. – Вы ничего о ней не знаете, как же…

Гость злобно зашипел, заставив умолкнуть Наставницу на полуслове.

– Стоит мне только увидеть ее, и я тут же ее узнаю. Уж поверьте. Она особенная, а особенные дети всегда отличаются, этого невозможно не заметить.

– Боюсь, у нас ее нет, – Наставница умолчала об ослепшей так некстати Змену, которой она велела оставаться в спальне и не спускаться до ужина. Наставница не знала, что Змену уже тайком прокралась в свое убежище на чердаке, так как считала его более надежным укрытием.

– Очень жаль, – незнакомец провел пальцами по тонким шрамам, пересекающим его бровь. – Я оставлю вам свой номер. Позвоните мне, если вдруг что-то выясните, – он протянул ей визитную карточку, и голос его упал до шепота. – Вознаграждение ее родителей будет очень щедрым.

В действительности Баил не собирался платить, но на что способна человеческая жадность, было ему хорошо известно. Он чувствовал раненую ведьму, ясно видел ее след на ступенях. Ему стоило немалой выдержки сохранить самообладание и не ринуться за ней немедля.

Наставница испытала облегчение, когда неприятный гость уехал из Приюта. Ей еще предстояло решить, что делать со Змену, ведь рано или поздно история с ослепшим ребенком выплывет наружу, а у Наставницы пока не было удобного объяснения этому несчастному случаю. Погруженная в свои мысли, она направилась за девочкой, совсем не замечая крадущегося за ней черного кота.

Баил шел по следу: три лестничных пролета вверх, направо по коридору, через пустой зал и снова по коридору, к зарешеченной лестнице, ведущей на чердак, сквозь прутья решетки. Он был совсем близко, как вдруг чутье ему изменило. Ведьмы на чердаке не было, хотя следы ее были повсюду. Разочарованный Баил принюхался, вновь принял человеческий облик, но даже с высоты своего роста он не видел явных следов. Маленькая ведьма была здесь совсем недавно, но куда вдруг исчезла?

                                               * * *

Змену затаила дыхание – шаги раздались совсем рядом. Этот чужак крался так бесшумно, что даже хлипкое старое дерево не скрипело, и в то же время от его шагов в ушах раздавался звон. Змену замерла на вдохе. Сердце забилось тревожно и часто – как же громко! Из пустого окна сквозняк потянул пыльную поземку, что-то хрустнуло под каблуком незваного гостя – тот негромко ругнулся и повернул к лестнице, удаляясь. Кроха, зажатый в руках Змену, завозился, высвобождаясь. Чувство опасности отступало.

К вечеру Змену покинула свое укрытие и спустилась в столовую. Поела она в одиночестве и наспех, тайком завернув в салфетку остатки ужина и кусок хлеба, ведь Кроха тоже был голоден. Пряча сверток в кармане, Змену и не знала, что за ней наблюдает внимательный взгляд двух пожелтевших от времени глаз. Здравый смысл подсказывал Наставнице очевидное: уверенные движения и четкая координация означали, что зрение Змену каким-то образом восстановилось, а пыльные следы на платье и набитые карманы – что девочка нашла себе убежище, какой-то чулан или укромный угол, показавшийся ей безопасным, и теперь прячется там.

Змену была проблемой – слишком независимая и неуправляемая. Вся эта история с потерей зрения создавала определенные трудности, и если бы об этом происшествии узнали в попечительском совете, Наставнице пришлось бы несладко.

Наставница подозревала, кого на самом деле искал сегодняшний посетитель, и потому, когда пришло время сна, спустилась в учительскую, набрала номер телефона, и когда приятный мужской голос в трубке ответил на приветствие, произнесла:

– Кажется, я знаю, о каком ребенке идет речь…

14

«Это сделка, что тут такого? – убеждала себя Наставница. Ей хотелось думать, что она поступает правильно. – Девочка обретет дом, может быть семью. Кто бы еще стал искать потерянного ребенка по приютам и больницам, как не ее родные?» И все же недоброе предчувствие шевельнулось в ее душе, когда она увидела черный автомобиль у ворот Приюта и мужчин, выходящих из него. Все были одеты очень строго: черные костюмы, начищенные до зеркального блеска туфли. Они сухо поздоровались, вошли в приемный зал на первом этаже и расположились на старых диванах. Мебель застонала под их тяжестью, как ветхий плетень под грузом снега – прогнулась, но выдержала.

Наставница, не желая оставаться с ними наедине, отправилась искать Змену. Как она и предполагала, ни в игровой, ни в спальне девочки не оказалось. Тогда Наставница поднялась на третий этаж, но зал для гимнастики и старая библиотека были пусты. Она заглянула в подсобку, но и там стояла тишина. В недоумении она остановилась у лестницы, размышляя, где может прятаться маленькая девочка, как вдруг ее взгляд зацепился за старую решетку. В некой догадке она дотянулась до замка и с силой тряхнула его, проверяя на прочность. Незакрепленные прутья выпали и жалобно зазвенели по ступеням, открыв зияющий проем. С трудом протиснувшись, Наставница оказалась на лестнице. Где-то наверху послышалась возня – ее услышали. Вступив на чердак, Наставница обвела взглядом нехитрое детское убежище.

– Так, так… Вот значит где ты прячешься!

В ответ ей раздался заливистый собачий лай. Кроха чувствовал чужого – жаль, он не осознавал опасности в этот раз.

– И собака…

– Это мой щенок. – Отряхнув грязными руками налипший сор с колен, Змену поднялась и вышла из-за покосившейся грифельной доски.

– В Приюте запрещается держать животных. Не говори, что ты этого не знала.

– Я не могла его бросить. Он же был совсем один. – Змену тоскливо вздохнула.

– Что, же, считай тебе повезло, наказывать тебя никто не будет. Пойдем, Змену, у меня для тебя радостные новости! Твоя мама нашлась, она прислала за тобой друзей.

– Вы же знаете, это не правда, – с горечью произнесла девочка. – Это не может быть правдой!

– Довольно глупостей, – Наставница с напускной снисходительностью покачала головой, стараясь придать своему тону мягкости и доброты. – Тебе следует сменить платье, нельзя в таком виде ехать домой.

15

Замок в двери спальни повернулся трижды. Все тише слышались удаляющийся стук каблуков и повизгивание щенка. Змену велено было переодеться – сменить свою пыльную одежду на чинное черно-белое платье, которое на надевала в церковь по воскресеньям.

Солнце едва пробивалось из-за туч. Косые его лучи путались в косматых сизых клубах низко плывущих облаков, деревья немилосердно гнулись под порывами яростного ветра. Тишина Приюта, заполненного детьми, нянечками и наставницами, кухарками и уборщицами, сторожами, кладовщиками, казалась неестественной.

С той самой секунды, как у ворот остановился черный автомобиль, как хлопнули входные двери, впуская чужаков внутрь, зловещая тишина и холод разнеслись по коридорам и спальням, заглянули в игровые и кладовые. На кухне сам собой угас огонь, кухарки вдруг разом опустили ножи, половники и кастрюли – беспомощно, точно брошенные дети, оглядываясь вокруг и не понимая, что именно изменилось. Замерли нянечки: каждая вдруг устремилась мыслями к печальным закоулкам своего прошлого. Их потери, расставания, позабытые горести вдруг обрушились на них, завладев сознанием. Дети притихли, уняв свои игры, умолк веселый гомон, всех охватило предчувствие беды. Змену словно пронзила мыслью все три этажа, подвал и чердак – и ужаснулась. От тягостных чувств ей стало трудно дышать. Она кинулась к окну, распахнула его и, жадно глотая свежий яростный ветер, вдруг поняла: нужно бежать.

Мгновенно она влезла на подоконник, схватилась за край и свесилась из окна, нащупывая ногами карниз. Держась за оконную раму, она сделала два шага и вжалась в стену. Еще четыре шага, до железного ската. Ухватившись за угол, она смогла перевести дух и оглядеться. Второй этаж – ужасно высоко. Водосточная труба совсем рядом, но она выходит прямо к парадному крыльцу. Если Змену спустится по ней, ее непременно найдут! Страх вдруг накрыл девочку с головой – в отражении распахнутого окна увидела она открывающуюся дверь и знакомую фигуру. Позабыв об осторожности, Змену перелезла через водосточную трубу и, вытянувшись в струнку, замерла, прижавшись к стене. По яростному, злому крику она поняла, что побег обнаружен. Сердце ее наполнилось решимостью и упрямством, а страх быть пойманной пересилил прочие страхи. Преодолев карниз, она спрыгнула на крышу одноэтажного здания прачечной, что примыкала к главному зданию.

Покрытая густым мхом крыша заглушила звук падения, Змену легко перекатилась и встала, прислушиваясь. У привратной будки сторож возился с цепью и ошейником, игнорируя заливистый гневный лай. Кроха, догадалась Змену. Она торопливо пробежала по скату и беззвучно прыгнула вниз – в самые густые заросли крапивы, – и затаилась, пригибаясь к земле и не чувствуя ожогов. Двор был как на ладони. «Здесь нет безопасного места,» – подумала Змену. Да, зоркий глаз сможет разглядеть выцветший ситец сквозь листья крапивы, и что ей делать тогда, куда бежать? Убежище на чердаке было самым надежным, но и его раскрыли. Змену видела Наставницу в окружении одетых в траурно-черное людей. Она размахивала руками, указывала на окно их спальни – нет, предчувствие Змену не обмануло, искали явно ее. Она ни на секунду не поверила словам Наставницы. Мать бросила ее – Змену это помнила так же четко, как и свое имя. Но при мысли о матери не возникало тревоги, а эти незнакомцы внушали только безотчетный ужас.

Змену медленно подалась назад, и гибко, как кошка, выбралась из крапивы. За углом прачечной она распрямилась. Мысль, пришедшая в голову, была дерзкой и опасной. Единственное место, где сейчас ее не будут искать – спальня. Все сироты должны быть в столовой, в комнаты никто не зайдет. Если…

Змену уже со всех ног летела к черному ходу. Неведомо как ей удалось подняться по старой лестнице, что вела в подсобку, никем не замеченной, – ее искали на улице. Змену отворила дверь, как вдруг раздался легкий звук шагов. Кто-то шел сюда. Змену рванулась к спасительной лестнице – будто лисица из старых сказок, окруженная охотниками, она путала следы. Дверь оглушительно хлопнула за спиной, и Змену застыла, парализованная ужасом, но на лестнице было пусто. Дверь заскрипела, отворяясь, и хлопнула вновь – да так, что стекла зазвенели. «Сквозняк», – промелькнула в мыслях девочки догадка. Осмелев, Змену поднялась, открыла дверь…

Прямо перед ней стоял Таврик и угрюмо смотрел на нее.

– А, это ты, – как-то бесцветно произнес он. – Тебя все ищут.

16

Охотница из своры дона Бу́нэ5 шла по запаху своего щенка. Кто-то забрал его из логова, кто-то унес ее малыша, и теперь гончая улавливала знакомый родной запах, но нигде не находя явных следов похитителя.

От старой дороги до высохшего ручья, от руин сторожевой башни и до укромных оврагов – везде было пусто. Словно весь четвертый горизонт разом опустел, и даже своры хозяина рыскали вдали от старых троп и логова.

Внезапно что-то привлекло внимание охотницы. Сверху сыпалась пыль, и будь здесь место солнцу, этот поток ярко светился бы в его лучах. Пыль пахла небом, сырой землей, травой и чем-то еще, очень ярким и значимым. В этой пыли лежала поломанная кукла. Платье ее было в бурых подтеках, голова оторвана от туловища. Что-то навязчивое, соленое, могущественное – охотница принюхалась. Так пахла человеческая кровь, разбрызганная мелкими каплями по дороге. Еще был запах, который привел охотницу в ярость: здесь побывал чужак. Она не пошла бы за чужаком в одиночку, а собрала бы стаю, – но запах пролитой крови не отпускал, взывая к древним инстинктам гончей и застилая все прочие устремления.