скачать книгу бесплатно
Тебе мог какой-нибудь начальник помочь и сам же тебя напоить и накормить.
Такие были нравы в 70 годы прошлого века.
Считаю нужным об этом написать, истины ради. Полагаю, что немного найдётся людей осведомлённей меня в этом вопросе.
Романтик
С помощью доброго слова и пистолета вы можете добиться гораздо больше, чем только одним добрым словом.
Аль Капоне. Гангстер
Не знаю, кем в детские годы мечтал стать Валера Смирнов, но, по склонностям его натуры, ему определённо было противопоказано работать с жуликами на строгом режиме в северных лесных колониях.
Получив два высших образования и прожив около тридцати лет на свете, Валерий Михайлович Смирнов свято верил в доброе человеческое начало. Ещё он верил в советские лозунги о том, что правильными словами можно не только переубедить человека, но и перевоспитать.
Полагая по своей доброте и наивности, что человеку всё подвластно, он надеялся своё умение убеждать друзей и сокурсников на воле использовать в деле перевоспитания тех, кто, по его мнению, случайно оступился в жизни.
Любимой книгой его юности был знаменитый роман Антона Макаренко «Педагогическая поэма», плакатные герои которой так же далёки от реальности, как герои сказок от настоящих людей и животных. Исторической фразы знаменитого гангстера о добром слове с пистолетом Смирнов не знал. Тогда, как его кумир Макаренко понимал это и без своего выдающегося американского современника. Он организовал в колонии «самовоспитание», построив вертикаль внутриколонийского «самоуправления».
И, если такая вертикаль даже среди обычных людей опасна, то бывшие беспризорники, выросшие в атмосфере произвола и насилия, сами уже выстроили иерархическую систему тотального произвола и страха, который понуждал даже самых нерадивых хорошо работать и учиться. Оказавшись на свободе, эти люди могли уже жить только в рамках насилия, подчинения и страха.
Тот исторический и очевидный факт, что перевоспитание советского человека сопровождалось не только пистолетом, но и массой других способов принуждения, тоже прошёл мимо сознания молодого человека с двумя высшими образованиями.
Начальство, естественно, сразу разглядело в нём наивного и романтического правдолюбца, а потому не допускало даже мысли направить его на оперативную работу или производство. Ему предложили должность замполита колонии, чему он очень обрадовался. Держался Смирнов с заключёнными всегда ровно, достойно и справедливо. Никого и никогда не унижал и не оскорблял. А уж о том, что замполит может наказать, не могло быть и речи.
Полагая, что только так и нужно себя вести с заключёнными, он вступал в равноправную полемику со слушателями, имеющими иное мнение. Он не допускал мысли, что его разговорчивый оппонент просто куражится от безнаказанности, хотя знающие сотрудники его неоднократно предупреждали.
Ему не хотелось верить, что эти полуграмотные, но начитанные и нахватанные наглецы, настолько отточили свой язык в бесконечных лагерных спорах и конфликтах, что способны переговорить даже работающий трактор.
Однажды на политзанятии, на чеховскую фразу, о том, что в человеке должно быть всё прекрасно, наглец и циник Коля Желтоногов заявил замполиту, что это несусветная глупость.
И, что этими глупостями всякие там Чеховы, горькие и прочие Станиславские развратили и развалили страну. А это позволило банде большевиков, во главе с Лениным, временно захватить власть в России.
Смирнов не ожидал такой откровенной антисоветчины, поэтому несколько опешил. Но быстро нашёлся и ответил нахалу, что пятьдесят лет – это уже не временно, а навсегда. На это Коля спокойно сообщил, что татаро-монголы удерживали власть над русским народом триста лет, но и это им не помогло.
– А ваш сифилитик Ленин намного глупее Чингисхана. Поэтому скоро большевики гикнутся, и о них будут вспоминать, как о татаро-монгольском нашествии.
А чтобы окончательно добить Смирнова, Желтоногов шелкнул ногтем об зуб и убеждённо добавил:
– Век воли не видать, если я ошибаюсь!
Смирнов не знал, чем ответить на такую откровенную наглость, и молча вышел из секции.
Колю, конечно, никто из урок не одобрил, потому что от добра добра не ищут. Пришлют вместо Валеры, какого-нибудь козла, тогда наговоришься в изоляторе.
Понимая, что перевоспитать зэков ему не удастся, Смирнов решил, что должность замполита ему не по плечу. Поэтому он попросил руководство перевести его в начальники отряда, где мне пришлось с ним часто сталкиваться по многим организационным вопросам.
Я тогда руководил на лесобирже всем производством.
Проверяя месячные отчёты, я всегда следил, чтобы в его отряде всегда было перевыполнение плана. От этого показателя зависело продвижение в звании, премии и отпуск в летнее время.
Зэки со своей стороны тоже старались его не подводить, потому что другой отрядный мог запросто отравить им жизнь.
Смирнов всегда за кого-нибудь просил. Однажды он, стесняясь и краснея, обратился ко мне с необычной для офицера просьбой.
Один молодой москвич из его отряда проигрался в карты, и это могло кончиться для того крайне печально. Валера попросил меня заплатить за этого балбеса 96 рублей, пока с тем ничего не сотворили.
Валере я отказать не мог и заплатил.
Вскоре он добровольно перешёл работать в ДПНК (дежурный помощник начальника колонии). Это самая маленькая и самая низкооплачиваемая должность. Работал он долго и все были им довольны. Похоже, что и его такая работа устраивала.
Я уже был на свободе, когда встретил Валеру на улице с женой, очень красивой и приветливой татаркой.
Мы с женой уже переехали в Ленинград, когда я узнал, что Валеру перевели работать преподавателем в Казанское высшее училище МВД.
Оказалось, что за время работы он сумел защитить кандидатскую диссертацию. Я был очень рад за него. Потому, что главное в жизни человека – это быть на своём месте.
Знакомство с Валерием Михайловичем Смирновым лишний раз утвердило меня в мысли, что не место красит человека, а совсем наоборот.
Барабаны судьбы
«Незаменимых людей у нас нет».
Советский лозунг
Это на проклятом Западе способных и умелых людей по крупицам собирают по всему белу свету, берегут и лелеют их, потому что качество жизни страны очень даже зависит именно от таких людей.
Но в СССР этого понимать не хотели, поэтому за 70 лет так и не научились ни дорогу нормальную построить, ни штанов приличных пошить.
В отличие от советских вождей, это хорошо понимали простые зэки одной из северных лесных колоний и очень тревожились, когда уходил на пенсию их начальник Иван Фомич Овчинников, человек незлой, трудолюбивый и думающий.
На его место прислали майора Рысакова, бывшего педагога, который мечтал легко получить очередное звание на производстве. О производстве он знал всё из книг и своих лекций.
Передавая хозяйство новому человеку, Иван Фомич посоветовал никому из офицеров не доверять, потому что у него с ними разные интересы.
Можно верить только зэкам, если сумеешь заслужить их уважение.
Будучи человеком кабинетным и наивным, Рысаков искренне считал, что его умение обучать других людей, автоматически позволит ему свои знания использовать на практике.
Поэтому, вежливо выслушав бывшего начальника, он тут же забыл его слова, потому что всё, что говорил этот мужиковатый и не очень образованный человек, не лезло ни в какие ворота.
Однако быстро наткнувшись на презрительное равнодушие со стороны людей, занятых делом, Рысаков заскучал и совсем перестал вникать в тонкости новой работы.
Естественно, что при таком начальнике, власть быстро перехватили оперативники, которые начали проводить свою линию,
далёкую от интересов производства, за которое и отвечал майор Рысаков.
Зона работала по инерции, но, как говорится, «где тонко, там и рвётся».
Из Москвы пришло распоряжение срочно наладить выпуск кабельных барабанов.
Одновременно пришли и наряды в отдел сбыта на их поставку.
Поскольку эта продукция была побочной, то ни оборудования, ни оснастки никто не выделял, в надежде на то, что всё образуется само собой.
Из Москвы звонили каждый день, и каждый раз всё громче и громче грозили разными карами.
Кто видел, хотя бы на картинке, кабельные барабаны, тот представляет, что каждый круг состоит из двух сбитых двойных щитов разного диаметра.
Как их сделать круглыми никто не знал.
Такое дело окриками и наказаниями решить невозможно, так как вопрос технический и лопатой с киркой его не осилишь.
И тогда умные головы из Управления решили опереться на народную смекалку и инициативу.
Бригаде слесарей из ремонтных мастерских, которую возглавлял бывший инженер – конструктор Ефим Исаакович Мельский, поручили изобрести станок и изготовить специальный инструмент, который сможет обрезать вкруговую одновременно большой и малый круг.
Всем четырём членам бригады новый начальник колонии Рысаков пообещал, после выполнения этого задания, отправить на свободу.
В ответ на недоверчивое молчание заключённых, он поклялся партийным билетом и своими погонами.
За свою славную историю ГУЛАГ знал и более выдающиеся изобретения, которые составили славу и мощь нашей родины.
И в этот раз сознательные советские заключённые проявили невиданный энтузиазм и изобретательность.
Через две недели сваренный из швеллеров огромный станок был готов своими самодельными концевыми фрезами аккуратно обрезать квадратные щиты.
Первые вагоны были отгружены, и начальство успокоилось.
Оставалось только наладить круглосуточную работу, перекрыть задолженность и войти в обычный график.
Не увидев себя в списках на очередную административную комиссию, Ефим Исаакович со своими товарищами направился к майору Рысакову требовать обещанную свободу.
Но тот только разводил руками и ссылался на оперчасть, которая не давала добра на освобождение слесарей, потому что у всех было в деле много взысканий.
После длительных пререканий и нехороших слов в адрес начальства, бригада слесарей в полном составе была отправлена в изолятор сроком на десять суток.
Слесаря сидели уже шестой день, когда случился пожар и цех кабельных барабанов сгорел дотла вместе с оборудованием и двумя вагонами готовой продукции.
Понаехало много начальства, во главе с генералом Мешковым, но говорить было не с кем, потому что слесаря сидели в изоляторе.
Генерал наорал на майора Рысакова и потребовал немедленно всех освободить.
Однако, пришедшие из изолятора мастера заявили, что восстанавливать они ничего не будут, так как их бессовестно обманули.
Тогда генерал поклялся своими генеральскими погонами и своим партийным билетом.
Но и это слесарей не впечатлило.
Угрожая стереть их в лагерную пыль, генерал распорядился оформить им БУР (барак усиленного режима) сроком на шесть месяцев за саботаж и поджог цеха.
Но через неделю из Москвы позвонили по жалобе военного завода, куда не поставляется кабель из-за отсутствия кабельных барабанов.
Неотвратимо надвигалась жалоба в Совет министров.
Генералу пообещали, что если до этого дойдёт, то он может распрощаться и с переводом в Москву, и со своими погонами и партбилетом за умышленное вредительство и развал обороны страны.
Проведя бессонную ночь с головной и сердечной болью, генерал прямо с утра пошёл в БУР и там пообещал завтра же направить слесарей на административную комиссию.
Но Ефим Исаакович от имени всей бригады заявил, что цех они восстановят только в качестве вольнонаёмных и свободных людей за оплату по договору.
Генерал долго кричал и топал ногами… но согласился.
Наверное, никогда раньше система не работала так быстро и слаженно при освобождении какого-нибудь заключённого.
Нарушая все установленные законы и правила, административную и наблюдательную комиссии провели в один день.
На следующий день, приехавший в колонию, суд за один час принял решение и, оформив все документы, начальство выдало на руки бывшим заключённым постановления и справки о досрочном освобождении.
Через две недели кабельные барабаны стали изготавливаться прямо под открытым небом.
Майора Рысакова, за саботаж и вредительство, понизили в звании и перевели в дежурные, где он застрял навсегда.
Генерала Мешкова через пару месяцев перевели в Главк в Москву.
А бывшие заключённые слесаря поехали домой по бескрайним просторам Советского союза.
Ефим Исаакович Мельский доехал аж до израильского города Хайфа, где до сих пор рассказывает друзьям и знакомым историю своего чудесного освобождения из советских лагерей.
Антисоветчик
Отдай колбасу, дурак! Я всё прощу!
И.Ильф и Е.Петров «Двенадцать стульев»
Одесская пересылка славилась скверной, даже для подобных заведений, кормёжкой и крайне строгим надзором.
Тюрьмы вообще хорошим питанием не отличались. Хотя в некоторых режим был более человечный.
Одна была радость в одесской тюрьме: большая библиотека, где можно было найти книги, совершенно недоступные на воле.
Однако автору этих строк одесская пересылка запомнилась не едой и строгостями – эка невидаль! – а тем, что там он впервые увидел настоящего антисоветчика.
Книги, как и всё остальное в СССР, были дефицитным товаром. Особенно книги хорошие.
Естественно, что, как и прочий дефицит, книги доставались, в основном, гражданам привилегированным, допущенным к «кормушке».
Но, если оставалась какая-то, хоть и призрачная возможность достать хорошие книжки, то «Книга о вкусной и здоровой пище» была недосягаема.
