скачать книгу бесплатно
– Что ты знаешь про обстоятельства смерти?
– Четвёртого июля тысяча шестьсот десятого года польский гетман коронный Станислав Жолкевский при Клушино разгромил войска Шуйского – русская армия практически перестала существовать. Семибоярщина в страхе перед Лжедмитрием Вторым впустила поляков в Москву.
– Зачем мне урок истории?
– При Клушино Жолкевский не мог победить сам, – терпеливо продолжил Булатон. – Его войско составляло только семь тысяч человек, а у Шуйского – тридцать пять тысяч. Там действовали Неприкасаемые под моим командованием – по приказу архонтов мы помогали полякам и обеспечивали им максимально возможное охоронение. В том бою Жолкевский потерял только двести человек. Невероятная удача для него, не правда ли?
– Ещё раз повторю. К чему это? – Фариха видел, что квестор-архивариус хотел выговориться, но времени на это не было.
– Главной ударной силой поляков были крылатые гусары. Они знали про ангелов и подражали нам, а потому носили декоративные крылья из перьев. – Булатон перевёл дух, собираясь с мыслями. – Цветава жила в небольшой деревушке возле Клушино. Предвидя грядущую битву, Кариэф увёл девочку со всей семьёй в лес. Он просмотрел все линии событий, и везде она оставалась жить. Нельзя было предусмотреть только одного – последствий вмешательства Неприкасаемых. Цветава издалека увидела всадников с крыльями и решила, что они, как и Кариэф, – ангелы. Ребёнок радостно выбежал им на встречу.
– Девочку убили, – подытожил серебрянокрылый трибун.
– Не сразу, Сигизмунд Кривой с соратниками вначале её избили, потом изнасиловали, а затем оставили умирать в лесу. Когда Кариэф прибыл, от тела практически ничего не осталось, волки постарались на славу. Он подал рапорт с жалобой, после разбирательств меня отстранили от должности и отправили в трудовой лагерь на Аванпосту Лейды, где я и заработал сухость крыльев, – квестор-архивариус повёл крыльями.
– Ты должен его ненавидеть.
– Да, должен, – честно признался Булатон. – Но за столько лет я устал это делать. Теперь он мне безразличен. Мне просто нужна моя прежняя жизнь.
– Кариэф лучше любого из нас, – задумчиво произнёс Фариха больше для себя, чем для собеседника.
– В той истории с девочкой не всё так просто, – ответил квестор-архивариус.
– Почему? – спросил глава Гильдии.
– Потому что почти все участники убийства во главе с Сигизмундом Кривым, несмотря на защиту Неприкасаемых, умерли через три недели, съев мясо бешеного кабана. Кроме них никто не пострадал.
– Ты сказал, почти все. Кто-то выжил?
– Тот, кто просто стоял и смотрел, как его товарищи насилуют и убивают.
– Получается, что это совпадение, – предположил серебрянокрылый трибун.
– Во время одной из ночёвок в лесу вороны выклевали несчастному глаза.
– Ты думаешь, что это происки Кариэфа?
– Не знаю, – пожал плечами Булатон. – Но став квестором-архивариусом, я ради любопытства просмотрел некоторые его вахты в срединных мирах. Все, кто умышленно пытался нанести вред его подопечным, через какое-то время умирали.
– Дядя Саша, – тихо произнёс Фариха, сев обратно за треснувший стол.
За окном витражи сдвинулись, показывая разрушенное здание Рейхстага с красным флагом на крыше. Вспомнилось тяжёлое послевоенное детство:
– В беседе со мной он упомянул некоего Ивана Кажемина. Найди про него воспоминание.
Квестор-архивариус опустился на колени и склонился над рассыпавшимися чёрными камешками. Один из них подпрыгнул и приклеился к руке.
– Держи, – он хотел кинуть его серебрянокрылому трибуну.
Фариха махнул головой:
– Я пока не научился их считывать, рассказывай сам.
Оловокрылый Булатон приложил к виску слепок памяти Кариэфа:
– Иван Кажемин, тысяча девятьсот сорок первого года рождения, из Москвы, рос хулиганом и задирой. Десятого августа тысяча девятьсот пятидесятого года за очередной привод в милицию был выкинут с балкона пьяным отчимом Александром Парновым. Ребёнок должен был умереть – в расчёт принималась высота около сорока трёх метров, оживлённая дорога внизу и контактная сеть под напряжением для троллейбусов.
– Но мальчик выжил, – вставил глава Гильдии.
– Да, его спас Кариэф, что было почти нереальным даже для него. Он предвидел за двадцать секунд. Полное предотвращение было невозможно из-за алкогольного опьянения отчима и наличия причины конфликта: очередного привода Ивана в милицию. Кариэф смог частично погасить повреждения: пробил колесо грузовику с кузовом, обтянутым брезентом, и заставил водителя остановиться в нужном месте. Затем перенял на себя смерть ребёнка, когда тот при падении зацепил контактную сеть.
– Понятно, – протянул Фариха, погрузившись в воспоминания. – Что с его отчимом?
– Здесь немного информации, – квестор-архивариус убрал камешек от виска, с его глаз спала пелена. – Только то, что Александр Парнов умер от отравления поддельной водкой через несколько недель.
– Первого сентября, – только для себя поправил глава Гильдии. – В первый день нового учебного года.
– Это всё, – закончил свой рассказ Булатон.
– Какие есть доказательства вины Кариэфа в подобных смертях?
– Никаких.
– Формально, Кариэф – отступник, – задумчиво произнёс серебрянокрылый трибун. – Ему не давали право судить, он не конквизитор.
– А он и не судит, он наказывает. Когда-то Кариэф сказал мне, что каждый, кто поднял руку на ребёнка и в ком умерла любовь к детям, заслуживает смерти в адских муках, даже ангелы.
Фариха резко повернулся и подошёл вплотную к квестору-архивариусу, нависнув над ним, так что их носы почти соприкасались:
– Если ты решишь мстить Кариэфу, я сотру тебя в пыль бездны. Понятно?
– Да, – Булатон с трудом сглотнул слюну.
– Больше не смею задерживать, – отрезал глава Гильдии, заканчивая разговор. – Тебе дадут новые крылья, и ты сразу приступишь к тренировкам. Но учти, поблажек не будет. Если справишься и сдашь экзамен, то снова станешь примипилом когорты Неприкасаемых. Даю слово.
12
– Мам, Валер, я ушла в школу, не кисните без меня! Сёмка, тебе отдельная бусяка! – крикнула Варя, закрыла за собой входную дверь, вставила ключ и со скрипом провернула его два раза.
Затем вышла в общий тамбур, но пошла не в лифтовую, а направилась через общий балкон на обособленную лестничную площадку. Она не любила лифты и предпочитала ходить по лестнице.
Варя вышла на улицу из своего дома по переулку Корженевского, 32А, надела рюкзак на обе лямки, вставила в уши беспроводные наушники и включила в смартфоне плеер, где заиграла песня J-Mors:
Гэты горад мае тысячу агнёy.
І пустых завулкаy i праспектаy.
Ты iдзеш павольна, стомлены анёл,
Паступова адыходзiць лета.
Гэты горад назiрае i маyчыць,
На гадзiннiку без чвэрцi восем.
Гэты горад мае тысячу прычын
Пераблытаць карты y тваiм лёсе.
Девушка, напевая мотивчик, двинула в свою со всех сторон среднюю школу №110, стучась в сознание встречных прохожих. Даже с учётом возросших способностей получалось, как обычно, средненько.
Её внимание привлёк неприметный мужичок на скамейке возле дорожки, ведущей в Курасовщинский парк, перед самым началом Лошицкого водохранилища, которое тут все зовут Ручей. Он механическими, заученными движениями бросал чёрный хлеб уткам. Птицы выходили прямо на берег, не стесняясь людей.
Варя присмотрелась. Прохожие и молодёжь, зависающая на вонючей сливной дамбе, не замечали мужичка, потому что его как бы и не было. Точнее в его голове ничего не было. Оболочка была, а внутри ничего. Не блок, не кисель, не тьма, а просто пустота. Он был прям как летающий на ветру пустой целлофановый пакет. Не человек, пустышка.
Она встречала таких и раньше, когда жила в Степянке. Но это третья пустышка за последние дни, а с учётом вчерашнего няшного ангела, становилось вообще стрёмно. Не её ли они ищут? Как говорила её подруга Нафан: «Чё-то я посикиваю». Чтобы не пересекаться со странным мужичком, девушка перешла дорогу и пошла по правой стороне Брестской улицы.
Это же полный зашквар – переводиться в новую школу в 11-м классе за месяц до окончания учебного года и централизованного тестирования. Кто это придумал? Кто-кто? Конечно, она сама.
Квартиру в Степянке надо было срочно продавать, а она не фантик – каждый день носится через весь город в старую школу. Поэтому с понедельника она перевелась сюда, приезжая на маршрутке, а сегодня первый раз пришла пешком.
Варя поднялась по ступенькам небольшой кирпичной школы №110, чудом уцелевшей в старом районе Минска, и приветливо махнула рукой вахтёрше. С такими бабульками, хоть уже и стоящими одной ногой в могиле, надо дружить. Это надёжный источник школьных сплетен, что жизненно необходимо для поиска лазеек в сознание учителей и одноклассников.
В кабинете физики девушка села за предпоследнюю парту. За всю неделю к ней ни разу никто не подсел – она пока не зашла одноклассникам из 11 «Б» класса: даже номер мобилы не спросили, и уж тем более ни в одну из своих групп в вайбере или ватсапе не добавили. Слишком уж крипово вела себя и одевалась Варя. Не гламурненько и антихайпово. Чёрные высокие сапоги на шнуровке, рыжий свитшот, броский макияж, туннели в ушах, татухи цветков на плечах, а на шее – чёткий алый дракон.
Директриса при виде такой ученицы стала артачиться и не хотела принимать документы. Типа, что за внешний вид, и почему ей восемнадцать лет, а она до сих пор не окончила школу? Тупая, что ли? Или отсталая? Но позвонил один человечек из клиентов и всё доступно разъяснил. Учителя тоже косились, а биологичка даже пожаловалась, однако дальше разговоров дело не пошло.
Варя достала из рюкзака блокнотик, куда вклеила фотографии своего самого главного клиента и вырезки с инфой про него из интернета, решив прочитать в очередной, сотый раз.
Александр Александрович Батуков, за полтос, владеет десятком молочных заводов, кучей ферм и чем-то ещё там. Женат, трое детей. Увлекается дайвингом. Это мимо – всё, что она об этом знает, это что надо надевать ласты, маску и вешать баллон за плечи. Что ещё? Каждое утро бегает вокруг Дроздов по пешеходной дорожке.
Девушка открыла его интервью и стала заучивать нужную инфу: место рождения, родители, детство, юность, и как он сколачивал капитал. Там, конечно, полно саморекламы и художественного вымысла, где явно преувеличиваются достижения миллионера, но сойдёт.
Особенно внимательно она изучала женщин, окружавших его: жена, обе дочки, секретарь, помощницы, коллеги, чтобы словить привычный ему лук и одеться соответствующим образом.
Зачем? Варя зарабатывала средства банальными разводом и шантажом. Будучи помладше, разводила мужчин на жалость и, взломав их сознание, просто вытягивала деньги. Но это было слишком сложно и нудно, потому что никто не хочет расставаться с кровно накопленным по доброй воле, даже если до этого проявил слабость и отдал просто так.
Дядьки, немного отойдя от внешнего вмешательства, начинали задавать неудобные вопросы и настойчиво просили возврата денег, угрожая милицией. Она, конечно, заново подчищала их головы, но нельзя же это делать постоянно? Тупо можно запутаться и кого-нибудь забыть.
Сейчас Варя работала по другой схеме, поставив во главе угла страх и стыд. Под разными предлогами она знакомилась с жертвами, которых по-деловому называла клиентами, а в нужный момент шокировала, возбуждая к себе острое сексуальное влечение. Потом заводила на заранее арендованную хату, заставляя немного поиздеваться над собой и внушив им, что они её поимели.
На следующий день она присылала им правильно смонтированное видео. Бинго! За молчание и нежелание оказаться до конца своих дней в каталажке за изнасилование клиенты отдавали всё накопленное. Так что в итоге, это она их всех имела!
13
– Сколько раз повторять тебе, Мадан. Электрические приборы на Небесах запрещены, ты хочешь проблем? – орихалкокрылый медикус Альва в очередной раз отчитывал своего коллегу.
– Тут же скучно до одури, хоть на стенку лезь. А так музыку можно послушать и шарики погонять.
– Аккумулятор где заряжать будешь? В Пекло полетишь?
– Есть варианты, – подмигнул Мадан. – Каждый охранитель хочет иметь в друзьях хорошего лекаря. Так что у меня всё схвачено.
– Избавься от него, – посоветовал Альва. – Не гневи конквизиторов. Если найдут, головы не сносишь. Обвинят в скверне.
– Как старый смартфон может угрожать власти архонтов и величию Совета Двенадцати? Полный бред, – возмутился Мадан, сто раз пожалев, что решил похвастаться очередным контрабандным гаджетом. Он спрятал его поглубже в складки тоги, а беспроводные наушники прикрыл волосами.
– Потоки веры и электричество плохо совместимы. Твой смартфон сейчас как бомба замедленного действия.
– Я же не дурак, всё понимаю. Пару месяцев он проработает, а там я сам от него избавлюсь.
– А потом попросишь кого-нибудь из охранителей привезти ещё один, – внимательно посмотрел на коллегу Альва.
– И попрошу, – уверенно ответил тот. – Не понимаю, почему нельзя решить проблему с электричеством? Проводная телефонная связь же как-то работает.
Альва остановился, бросив копать лопатой лунки в рыхлой земле:
– Значит, не получается. Давай следующий.
Мадан раскрыл мешок, достал глиняный горшочек, снял накрывающий его стеклянный колпак и аккуратно вынул пророщенный черенок кипариса:
– Между прочим, я был дипломированным специалистом, заслуженным хирургом, делал больше тысячи полостных операций в год, а сейчас копаюсь в земле и должен изучать особенности выращивания этих ёлок.
– Это священные деревья-кипарисы, а не ёлки. – Альва опустил черенок в землю, присыпал его и начал копать следующую лунку. – Они спасают жизни ангелам.
– Я как бы в курсе. Только не хватало ещё от этой сырости и грязи подхватить ангельскую проказу. Сегодня утром на кровати нашёл четыре пера, которые выпали ночью. Очень плохой знак. Посмотри, проплешин нет? – Мадан повернулся спиной к коллеге, раскрыв крылья и чуть не уронив мешок с горшочками.
– Не нервничай ты так. На Небесах проказу не подхватишь, для этого надо шляться по срединным мирам и аванпостам. Давай последний черенок, сейчас подойдут пациенты. Остальные позже пересадим, – Альва обвёл глазами большую рощу, на краю которой орихалкокрылые медикусы высаживали молодые деревца.
Стройные ряды высоченного кипариса, вечнозелёного стройного дерева, чёрно-зелёными волнами разбегались во все стороны, пряча в своей тени яркий, тёплый свет. Их чешуевидные листья источали дурманящий, кружащий головы аромат.
– Как они с ума не сходят от запаха? – Табрис первым вошёл в рощу и, увидев лекарей, махнул остальным охранителям, чтобы следовали за ним.
– Привыкли, – поддержал беседу Кариэф. – Как ты привык перенимать болезни и смерти.
– Что от тебя вчера хотел Фариха?
– Ничего важного, – тот ушёл от ответа. – Расспрашивал про нашу работу.
– Не воссиять вам, братья! – Мадан поприветствовал группу охранителей, пришедших на лечение. – Сбрасывайте свои туники и садитесь на траву, Альва, можно начинать.
Старший медикус подошёл к Кариэфу, положил руки ему на плечи, раскрыл крылья, погрузился в транс и начал читать речитативом, размеренно отчеканивая слова.
Тело охранителя стало покрываться пылью, в которую превращались порезы и зажившие раны. Она собиралась возле рук лекаря, вибрируя в такт его голосу. Изо рта, носа, глаз и ушей Кариэфа потекла бурая, густая жижа, неприятно покалывая кожу.
Альва, постепенно ускоряя речитатив, вздёрнул руки вверх, увлекая за ними смесь пыли и жижи, и резким броском отправил на ближайший кипарис. Священное дерево прямо на глазах стало увядать, обсыпая траву высохшими, безжизненными чешуевидными листьями. Ствол покрылся ржавой плесенью, скукожился и превратился в труху. Через пару секунд от кипариса ничего не осталось.
Старший медикус присел, покрывшись испариной:
