скачать книгу бесплатно
– О Мейлек-хан, дочь моя! – прокричал в отчаянии Аман-Гирей. – До чего довела ты своего отца упрямством и непослушанием!..
Гости ещё пуще заволновались.
В эту минуту скрипнула дверь, и в комнату, околдовав всех гостей, вошла Мейлек-хан: блеснули на солнце бархатные башмачки, шитые серебром, Мелькнули, отражаясь в зеркалах, шёлковые шальвары, прикрытые малиновою исподницей, и парчовый архалук, стянутый на талии драгоценным поясом… Перед гостями предстала красавица, слава о которой пронеслась по всему горному краю. Благоуханием повеяло тогда на восхищённых гостей князя…
Красавица явилась без девичьего покрывала, хотя и носила его всегда, когда нужно было выйти из дома или пройти через кунацкие комнаты.
– Ты звал меня, отец, – произнесла она, почтительно поклонившись, – я пришла.
Князь поднял голову.
– И тебя-то, мою бесценную, – проговорил он едва слышно, – хотят отнять у меня. Но отец тебя не выдаст… скорее убьёт твоего нечестивца, или сам будет убит… Скажи им, дочь моя, что ты навсегда отказываешься от своего недостойного избранника – и пусть он ищет себе другую невесту… Я разделю с ним пополам своё богатство, дам и золото, и скот, только бы он отказался от тебя…
Взглядом подозвав дочь, старик привлек её к себе, и глаза его увлажнились. Но княжна вырвалась из его объятий и, отважно шагнув к гостям, проговорила:
– Не быть этому, люди, и уж если жизнь не соединит нас, смерть выроет нам одну могилу!!! Послушайте меня, уважаемые. Я клянусь, что никому, кроме Джелалдина, не будет принадлежать его верная Мейлек-хан!
Слова девушки поразили всех.
– Когда же это было, чтобы дочь противилась воле отца! – грозно проговорил мулла.
– Какое бесстыдство! – дружным хором пропели гости.
– Значит, конец света близок, если правда всё то, что мы слышим.
В дальнем углу, занимаемом убогим старцем, послышался непонятный шум, и гости, оглянувшись, увидели, каким пламенным взором обнял старик лунноподобную княжну.
– Достопочтенный князь и вы – мудрые мужи! Было время, когда любимая дочь Аман-Гирея, прекрасная Мейлек-хан, безнадёжно хворала. Тогда-то, призванный князем, чтобы облегчить её страдания, я и вошёл в его дом. И разум мой чуть не помутился при виде красавицы…
– Замолчи, лекарь! Иначе я укорочу твой поганый язык! В уме ли ты, что славословишь княжескую дочь! Я что же – ровня тебе? – свирепо проговорил князь.
Но лекарь не снизошёл до извинений.
– Тогда-то я и решил приложить все силы, чтобы спасти этот райский цветок. Князь не скупился на обещания, и в случае исцеления дочери обещал мне всё, что я захочу…
Старик вопросительно взглянул на князя: подтверждает ли он его слова?
– Так чего же ты хочешь? – презрительно усмехнувшись, спросил князь.
– Я, достославный князь, прошу руки твоей дочери Мейлек-хан – громогласно произнёс лекарь.
– Что-о?! – взревел поражённый князь, хватаясь за свой верный кинжал.
Вскочили от неожиданности и его почтенные гости. Одна Мейлек-хан не выказывала ни малейшего удивления и таинственно улыбалась.
Князь заметил эту улыбку и накинулся на неё:
– Что же ты молчишь, дочь моя? Неужели ты пойдёшь за этого полоумного горбуна?
Муртазаки – исполнители султанской воли – окружили несчастного лекаря и, обнажив кинжалы, ожидали приказаний князя.
– Повтори свои слова, безумец! Или я велю муртазакам проколоть твоё дряхлое сердце! – гневно прокричал князь.
Но слова уже были не нужны: лекарь смело сорвал с себя маску, упали на половицы его ветхие одежды и седой парик, спина старика распрямилась… Гости всполошились пуще прежнего.
– Отец, это Джелалдин – тот самый джигит, мой избранник! – Взявшись за руки, княжна и Джелалдин пали на колени перед князем.
– Ты больше мне не дочь, и я тебе – не отец!.. Возможно ли такое бесстыдство! Нет-нет, у меня нет больше дочери!.. – оттолкнул он княжну. – Какой позор! Дочь султана бесчестит себя перед безродным бродягой!..
– Достославный князь! И вы, почтенные гости! – произнёс Джелалдин. – Я сын Темир-Кола, и наш род не менее знаменит, чем какой-нибудь другой, и не менее славен…
– Что он говорит! – не веря своим ушам, прокричал поражённый Аман-Гирей.
А мулла прошипел презрительно:
– Казыварцы всегда были неверными, это – проклятое племя…
– Железная Рука! Он достал меня из могилы! – простонал сражённый князь. Гости сокрушённо вздыхали.
– Казыварцы, если и не почитали Священную книгу, то лучше всех соблюдали народный обычай – адат, – возразил мулле Джелалдин.
– Наверное, за то, что твой отец соблюдал адат его и ненавидели в народе? – усмехнулся Аман-Гирей.
– Простолюдин поднял руку на благородных мужей! – прокричал один из его родичей, поддержанный, конечно же, остальными.
– Но князья презирали отца, и ему ничего не оставалось, как отвечать им тем же, ведь по адату человек не должен унижать человека… – ответил Джелалдин, уже не надеясь на то, что его услышат. И вдруг…
– Мы все знаем, что Темир-Кол был храбр, – произнёс кто-то. И все оглянулись на пожилого человека – аульского ювелира Ат-Чапара. – Но как нам поверить, что ты – сын Железной Руки? – спросил он джигита.
Джелалдин, словно ожидая этого вопроса, достал из нагрудного кармана бешмета золотые монеты:
– Вот золотые монеты с тамгой отца! – и он передал монеты старцу.
Гости разобрали монеты, и каждый из них с удивлением произносил имя Темир-Кола. Последним золотые монеты взял в руки князь и, внимательно разглядывая, держал так долго, что гости стали переглядываться, а затем разошлись. Князь остался наедине с дочерью и Джелалдином.
– Теперь послушай меня, храбрый джигит, – начал Аман-Гирей. – Сегодня я пригласил сюда гостей, ставших свидетелями моего позора. У меня была дочь, которая посрамила моё доброе имя, избрав себе жениха против воли отца, и вот – её у меня не стало. Я предлагаю тебе, сыну славного Темир-кола, условие: ты должен теперь же заплатить мне калым моего бесчестия, а заплатив его, отправиться на три года в чужие края, чтобы за это время оружием добыть себе славное имя и приличествующее твоему званию состояние. Когда протекут эти три года, ты возвратишься, и я вручу тебе свою дочь. Ты постараешься, чтобы слава о тебе дошла до нас: это загладит проступки беспечной юности и послужит уроком для других, столь же непокорных детей… Ты, казыварец, оскорбил меня и тем, что проник в мой дом под чужим именем, нарушив этим законы гостеприимства, но я смогу простить и это – и тебе, и твоей невесте! Принимаешь ли ты моё условие? Ответь мне – и как оскорблённому отцу, и как старейшине правоверного народа.
– Но где же будет жить Мейлек-хан все эти годы? – покорно склонив голову, спросил Джелалдин.
– Мейлек-хан, обещаю тебе, будет под строгим присмотром; поклянись и ты, что до срока не будешь пытаться увидеться с ней. Согласен ли ты?
– Да, я согласен, – ответил Джелалдин, – эти условия справедливы. А три золотые монеты с тамгой моего отца – прими как калым.
Князь усмехнулся, перебирая в руках монеты.
– Большего у меня нет, – сказал джигит, – это всё, что досталось мне от покойного отца, а ему – от деда… Я – их наследник… Согласен ли ты, князь, принять от меня залог и дать верное слово, что сдержишь свое обещание…
– Неблагодарный! – вырвалось у князя, но он быстро овладел собой. – Вот тебе моя рука, – отвечал он решительно.
– К назначенному сроку, – Джелалдин не сводил глаз с сияющей Мейлек-хан, – я пригоню князю табун самых лучших скакунов Закубанья. А если меня настигнет смерть, наш договор потеряет силу и Мейлек-хан будет свободна.
* * *
Аробная дорога вилась вдоль ущелья, поросшего густым лесом. Черкес Джанка и Джелалдин уходили от погони, уводя с собой двух чистокровных арабских скакунов. Держа в руках ружья, они постоянно оглядывались на преследующих их всадников – расстояние между ними то увеличивалось, то сокращалось.
– Торопись, друг Джанка! – кричал товарищу Джелалдин и ещё круче пришпоривал коня. – Если мы доберёмся до Красной крепости, скакуны – наши. А оружие нас не подведёт.
Джанка в ответ закивал головой и в который уже раз оглянулся.
Топот коней преследователей раздавался совсем близко. Послышались выстрелы, и Джанка, развернув на полном скаку коня, привстал на стременах и выстрелил. Выстрелил и Джелалдин. На макушке скалы показалась Красная крепость.
– Смотри, Джанка, крепость! Мы спасены! – закричал Джелалдин.
Крепостные стены вырисовывались уже совсем отчётливо, и скачущий во главе преследователей князь Адамей обеспокоенно взмахнул плёткой, показывая на них. Скачущие за ним всадники изо всех сил стали хлестать своих лошадей.
– Быстрей, быстрей! – заметался князь. – Нельзя дать им укрыться в крепости.
Но и у преследуемых словно удесятерились силы, кони Джелалдина и Джанки, почувствовав волнение своих седоков, помчались что есть мочи. Преодолев отлогий подъем, они – уже победным галопом – домчали их до четырёхугольной башни.
Опасность миновала.
Из шести небольших окон высунулись тогда дула ружей и пистолетов. Раздались выстрелы, и казалось, что стреляют изо всех шести оконных проёмов.
Несколько преследователей упало. Повелительным жестом князь Адамей остановил своих людей, и всадники отступили от крепости на расстояние выстрела.
Князь Адамей поднял руку и прокричал беглецам:
– Джанка! Мы все адыги, братья по крови. Выдай нам ногайского абрека, сына проклятого Темир-Кола, и мы пощадим тебя!
– Да отсохнет твой язык, князь Адамей! Джанка никогда не предавал своих друзей И ты не дождешься этого. Джелалдин мой брат по крови, а ты – кровожадный шакал, терзающий своих братьев!,.
– Чего же ты хочешь, Джанка? Подумай: если выдашь неверного, я подарю тебе одного из скакунов, которых вы угнали у меня, как воры.
– Я хочу твоей смерти, князь Адамей, и ты её заслуживаешь. Когда мы с сестрой остались без отца, ты отнял её у меня и продал в Анапе, ты разорил мой дом – и я ушёл в абреки. Только кровью я смогу смыть свой позор. А этих коней ты получил от турецкого паши за сестру – я знаю. Так признай хотя бы это и убирайся отсюда, а не то я вкачу пулю в твой чугунный лоб.
– У-у! Гяур! – прохрипел взбешённый князь и, выхватив саблю, ринулся на крепость.
Его люди поскакали за ним, но раздались выстрелы, и с пронзительным воплем князь Адамей свалился с коня. Всадники подскочили к нему, но князь встал сам и отошёл – в бессильном негодовании – от загубленного коня. Из крепости раздался хохот беглецов.
– Ну, подождите, разбойники! – И разъярённый князь вскочил на коня своего телохранителя.
– У нас с тобой особые счёты, князь Адамей. Но пока убирайся, или получишь такую же пулю, как твой гнедой! – раздался крик Джанки.
– Погоди, гяур, ты ещё ответишь за это! – прокричал князь, удаляясь от крепости.
Когда преследователя были уже далеко, Джелалдин и Джанка выбрались из крепости и направили коней в горы. Вдали заблестели ледники. Мирно шелестели листья деревьев – всё располагало к беседе.
– Джанка! – промолвил Джелалдин. – Возьми этих коней. Я ведь не знал, что они значат для тебя.
– Нет, Джелалдин! Так оценил сестру проклятый князь. Но никакое богатство не заменит мне её… Мы должны отбить у князя охоту красть людей. И мне по душе твоя мечта о белом табуне.
– Это, не моя мечта – ведь так задумал мой отец… А я просто должен собрать калым, я же дал своё слово отцу Мейлек-хан…
– Отберёшь у одного князя и вернёшь другому. Какая же польза от этого?
– Мейлек-хан мне дороже жизни. Вот и вся польза… Это отец не искал никакой выгоды. Он бросил вызов князьям и этим заслужил громкую славу – потому и сейчас жива память о нём…
– Жива ли, Джелалдин? Князья не хотят вспоминать о Железной Руке. Но, живи я в этом краю, я бы, наверное, стал его другом…
Всадники поднялись на вершину и спешились. Навстречу им из пещеры вышел немой старик в косматой папахе.
– Салам алейкум, Тоган! – в один голос приветствовали старика Джанка и Джелалдин. Старик в ответ склонил голову и улыбнулся.
– Князья и теперь боятся отца, – и Джелалдин кивнул на старика. – Они вырвали ему язык, чтобы никто не узнал о делах Темир-Кола, и отрезали уши, чтобы он не опроверг их бесстыдных наветов…
– Как же он выжил? – спросил Джанка, с состраданием глядя на старика, готовившего им еду.
На ковре перед входом в пещеру тот разложил куски мяса, овечий сыр, поставил кувшин с айраном. Скинув с себя черкески, джигиты присели на ковёр и плотно поели.
Утром Джелалдин отправился на охоту. Шумно раскачивались кроны деревьев, травы утопали в росе.
На цветущей поляне Джелалдин увидел косулю, чутко поводившую ушами. Он хотел выстрелить, но опустил ружьё, увидев бредущую вдоль опушки Балыш. Балыш пела свою песню, Джелалдину казалось, что он видит не её, а свою далёкую возлюбленную.
– Безумная Балыш, обратившись в ветер, ищет своего возлюбленного, – прошептал он самому себе и бесшумно, чтобы не испугать девушку, прокрался на поляну. – И зачем только я дал слово князю? Мучается Мейлек-хан, мучаюсь я! И всё из-за того, что я сын своего отца!
Подул сильный ветер и унёс безумную Балыш. Джелалдин долго искал её глазами, но видение исчезло.
* * *
А Мейлек-хан в этот час сидела с Кумис в своей комнате.
– И зачем только я согласилась на условия отца! Уж лучше бы Джелалдин похитил меня – не перенести мне разлуки. Сердце чует недоброе.
Из соседней комнаты доносились голоса пирующих гостей.
– Совсем я не узнаю тебя, Мейлек-хан, – печалишься понапрасну, изводишь себя. А ведь что суждено, того не минешь. И никто не знает, что случится завтра. А если Джелалдин, возвратившись, не найдёт тебя в кругу весёлых подруг, то обвинит, в этом себя, и будет несчастлив. Так не горюй же, прошу тебя!
– Как же мне не горевать, дорогая Кумис! Второй год нет от него вестей. А может быть, он забыл обо мне. Может, и вправду не судьба нам быть вместе. Говорят же люди, что он женился в чужих краях, что одолели его враги…
– Не верь этому, княжна. Джелалдин смел и никому не уступит. И сердце у него верное – он не может изменить. А люди разное говорят: и то, что женился он будто на сестре какого-то черкесского узденя, и то, что князей испугался, и то, что, изгнанный ими из тех краёв, подался в Турцию…
– …О, Аллах! Неужели же это правда?
– Нет, дорогая моя, нет! Болтают люди!
– Ах, Кумис! Покуда мы были вместе, я жила в его сердце, но сейчас мы далеки друг от друга… Не случайно, видно, смеются люди: не жена, мол, Мейлек-хан, и не невеста… А он, бессердечный, разве не мог дать мне знать, что жив, что думает обо мне! Да и жив ли он, о, Аллах! – и Мейлек-хан расплакалась.
– Сестра моя, прогони от себя эти мысли, Джелалдин жив, и ты скоро его увидишь, – успокаивала подругу Кумис.
