Зимородок

This flood of longing

Is unlike all the upheavals

That I remember:

The scorching dust-devils of desire,

Despair’s armor of hard black ice.

Back then

I retreated,

Hid in my house,

Shuttered the windows.

Now, enchanted, oblivious to danger

I draw closer, closer

To the water’s edge.

Roots of memory

How tenacious

Are the roots of memory!

Their grip endures

Long after the tree is gone.

In my dreams,

I still turn to you,

The way a blind woman

Turns her face towards the sun.

September 11, 2001

You were wrong.

There is no God

Outside of how we treat each other.

Lusting to carve your names

Onto eternity's tablets,

You darkened the sky with a symbol

Written in blood and in ashes.

Its meaning could not withstand

The flood of tears.

It was undone

By the first shuddering sob.

Manhattan. February. Tuesday

Driving rain, thick fog.

Skyscrapers have lost their heads.

New Yorkers press on.

Umbrellas

A steady stream of umbrellas.

Some shelter couples.

A few are bobbing, jostled

By a laughing company of friends.

Most are held

By people walking alone,

Hurrying domes of silence.

Sunrise

The smoothness of the lake is marred by wrinkles

Of morning ice.

A single raspy cry dropped by a crow

Drifts slowly

Through the empty autumn air.

Squirrel

On this frozen day,

A squirrel quilting the snow

Gets the world going.

Inattention

Splash! Circles spread out.

Was it a frog or a turtle?

Too late to look now!

Dance

Up! Down! Loop-the-loop!

A sparrow chases a moth.

Life dances with death.

The 7:54 train

The 7:54 train rumbles past the yoga studio.

Our supine bodies absorb the shaking of the floor.

The train of thought that had whisked

My attention way past the desired station

Of calm contemplation

Grinds to a halt in its customary tracks.

Distracted from my distraction,

Eyes still closed,

I take in the soundscape.

The Doppler effect makes

The clacking of the wheels

Higher, then lower,

As the racket recedes.

The rattle of the window panes settles.

The teacher’s calm voice

Emerges from the noise:

“This train has nothing to do with you,

You are not at the station,

You do not have a ticket,

Keep watching your breath.”

The engine of my inner locomotive

Clangs,

Ready to resume its relentless work,

To propel its tired passengers

Into the ever-receding distance.

Лес после грозы

Стихи на русском языке

«Нас боги обжигают, как горшки…»

* * *

Печалью жажду утолив,

Весельем – голод,

Свободен тот, кто всё простил,

Он снова молод.

Ему не в тягость дальний путь,

Открытый взору.

И ясен свет, и внятен зов

Его простора.

Кинцуги

Кинцуги – японское искусство реставрации керамических изделий с помощью лака, смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком… Поломки и трещины неотъемлемы от истории объекта и поэтому не заслуживают забвения и маскировки.

Из Википедии

Золотую починку – кинцуги —

Чистым золотом не оплатить.

Чтоб разбитая ожила чаша,

Из осколков придётся испить

Крови, горечи, соли, забвенья,

Страха, мёртвой воды пустоты,

Покаянья, печали, прощенья.

И тогда лишь познаем биенье

Пульса в жилах её золотых.

Мутёнок и клонёнок

Клонёнок и мутёнок (интересная может сказочка получиться).

Вячеслав Лейкин

Жил да был на свете Мутёнок. Он был не такой, как все, не похожий на всех остальных – ят и – ат в своей округе, даже в максимальном радиусе. Поэтому никто с ним не хотел ни – ать, ни – ться, и ему было – но и – ко.

Однажды Мутёнок не стерпел и пожаловался на это своим Мути и Омуту. Те, конечно, сперва возмутились, грозились всех этих – их и – ых, – ят и – ат хорошенько от-, на- и при-, а также показать им, где и куда. Но, поостыв, поняли, что даже если бы им это и удалось, то Мутёнку-то по-прежнему будет не с кем – ать и – ться.

И тогда Муть отправилась к Жути, которая ей была – ой то ли по прямой, то ли по касательной линии, и всё ей рассказала. А та и говорит: «Приведите ко мне своего Мутёнка, оставьте его у меня на два-три, и я всё устрою». Вообще-то Жуть, конечно, но что было делать? Привели и оставили.

И вот спустя два-три вернулись. Глядят, а рядом с Мутёнком – Клонёнок. Точь-в-точь. А чуть позади – ещё один Клоник. И тоже – как две капли. А там, дальше, – целое стадо клоновое. И все как один.

Вот с тех пор. И всё больше и больше. Так что в конце концов.

А ведь если бы – ята и – ата с самого начала, то никакого Апокалипсиса и не было бы.

Сердце зимы

Отпусти меня в самое сердце зимы.

Настежь дверь распахни мне в полночный мороз.

Тебе страшно, что там, за порогом, лишь мгла.

Ты не веришь, что воды непролитых слёз

Замерцают снегами в сиянии звёзд.

Ты не знаешь, что в памяти я сберегу,

А что брошу, как мёртвые ветки, в огонь.

Всё равно отпусти. И как выкуп, как дар,

Серебро зимней ночи пусть примет ладонь.

Пустота ли, простор ли – всё это одно.

Пусть в дороге моей ты не видишь пути,

Всё равно на прощанье благослови.

Не жалей. Не тревожься.

Пора.

Отпусти.

Равноденствие

1. Осень

Тревога, тревога, тревога

Трубит в свой охотничий рог.

Во мрак убегает дорога,

И ветер свистит у порога,

И посох стучит о порог.

2. Весна

Волнами, волнами, волнами

Уходит простор к горизонту.

Кругами, кругами, кругами

Тень птицы ласкает траву.

В давно онемевшие губы

Вливается тёплая влага.

Глаза, позабывшие зренье,

Безмерную пьют синеву.

Памяти С. А. Дыренкова

Ангел усталый лыжню проложил в облаках.

Плечи и крылья натёрты: ружьё и рюкзак.

Знает он свойства всех трав и повадки зверей.

Знает, чьё пастбище – свет, а чьё логово – мрак.

Что мне за дело, какого он бога слуга?

Слов его мне не понять, но читаю следы:

Дыма горчинку над сладостью вечных снегов,

Сполох багряный над кромкою звёздной воды.

Нет ни пути впереди, ни дороги назад.

Две параллели сбегаются в точку вдали.

Это – ему приговор и награда ему:

Землю живую беречь, не касаясь земли.

Размышления Лиса

Пшеничные поля ни о чём мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

Ручные тоскуют

По прикосновению рук.

А я – отвык, одичал.

Неразрывен круг

Привычных созвездий.

За ним затерялся след

Иномирного странника.

Спелых колосьев цвет

Снова сделался

Лишь позолотой осенних дней.

Я не вижу сигнала

В мерцании дальних огней.

Я забыл, растерял

Всё, чему я когда-то учил.

Но ведь он научился?

Ведь он меня приручил…

Колыбельная

Пускай покой к тебе приткнётся тёплым боком

И замурлычет под твоей ладонью.

Морозные просторы заоконья

Забудь на время. Пусть бессонным оком

Луна, как часовой, глядит сквозь дымку,

Пусть зимний ветер флюгер ржавый вертит.

Тревоги жизни и печали смерти

Забудь на время.

Спи с теплом в обнимку.

Нет так нет

Нет так нет, нет так нет.

Звук стихает. Меркнет свет.

Спотыкается, плутает,

Исчезает чёрный след.

Небо землю укрывает,

Подтыкает толстый плед,

Стелет, стелет первый снег.

Нет так нет, нет так нет.

Замедляется дыханье,

Время замедляет бег.

Сон наркозный, кокон, мантра,

На семь бед один ответ:

«Нет так нет, нет так нет».

Рассвет

Птиц предрассветных свист, как сеть,

Меня со дна морского тянет.

Незащищённый мрак зрачков

Лучи пронзительные ранят.

Я против воли выплываю

В дневную явь из забытья.

Жемчужная корона тает,

С плеч исчезает чешуя.

Я против воли просыпаюсь.

С моих волос стекают сны —

О невесомости подводной,

О зыбких тайнах глубины.

Вечер

Погружаясь в сумрак,

Как в воду,

Освобождаюсь от груза

Памяти, слов, имён.

Осязанье, слух, обонянье

Опережают зренье.

Явь раскрывает объятья,

В себя принимая сон.

Был бы Бог, я б молилась,

Слушал бы ангел – пела.

Но я ощущаю рядом

Лишь вечер да тишину.

И я, как дельфин, выдыхаю

Безмолвную благодарность,

Всплывая и вновь погружаясь

В мерцающую глубину.

Опыт

На чёрной линзе телескопа

Своё увидев отраженье,

Не делай выводов поспешных.

Служить своей же тени тенью,

Быть должником своей судьбы,

Готовить хитрую приманку

И крюк для собственной губы

И путать зеркало и дверь —

Смешно, но как-то без веселья.

Уж ты мне на слово поверь.

Колыбель

Если зимняя ночь

Была тебе повитухой,

Если первую песню

Пела тебе старуха,

В колыбели качая

Под замёрзшим оконцем,

Если звёзды светили

В окно твоё раньше солнца,

То тебя не закружит

Весеннее половодье,

Ты с конём доплывёшь

И в руках удержишь поводья,

Ты не сомлеешь в жару,

Не оробеешь в грозы,

Осень тебя не купит

На золото или на слёзы…

Зимняя ночь распахнёт

Тебе объятья метели,

Обовьёт, укачает

В ледяной колыбели.

«По дороге идёт прокажённый…»

По дороге идёт прокажённый…

Полина Барскова* * *

По дороге идёт прокажённый.

Отвернись, притворись, не смотри.

Не давай разрастаться безмолвью:

Говори, говори, говори.

Скрой и имя своё, и прозванье,

Зеркала простынями завесь.

Затверди, как слова заклинанья:

«Не у нас, не сейчас и не здесь».

Эта поступь булыжники плавит,

Эта тень опаляет траву.

По дороге идёт прокажённый.

Это сон… Это не наяву…

Озёрный край, Англия

Руно дождя колеблет травы,

И облака отражены

В лугах овечьими стадами,

И, словно овцы, валуны,

Спустившись к водопою, дремлют.

Стада небесные, земные

Пасутся вместе – все равны

В глазах озёрных: явь, и память,

И прорицательные сны.

Земля

Мне столько раз выпадало

Вскапывать грядки весной,

Пробуждая огород,

И осенью, баюкая его

После первых заморозков;

Мне столько раз приходилось

Навек прощаться, укрывая землёй

Могилу близкого человека,

Что теперь, когда я ощущаю

Запах влажной земли,

Её вязкую тяжесть на лопате,

В памяти одновременно всплывают

И названия сортов гладиолусов и помидоров,

И слова поминального кадиша.

Чужая смерть

Иногда ко мне в гости приходит чужая смерть. Я подаю ей чай. Чужая смерть пьёт чашку за чашкой, медленно мажет свежую булку апельсиновым джемом. Разомлев от угощения, она постепенно становится раскованнее и общительнее и полностью завладевает разговором.

Она любит рассказывать о своей работе, о своих, как она их называет, «клиентах». Чужая смерть приходит в возбуждение, жестикулирует, много смеётся (у неё удивительно ровные зубы), раскладывает на скатерти печенье и сахарные кубики, чтобы пояснить ситуацию и точнее передать расположение действующих лиц. Я вежливо поддакиваю, а между тем волосы у меня на затылке шевелятся и норовят встать дыбом. Она говорит и говорит, а я всё киваю и киваю, как фарфоровый болванчик. Дело в том, что я надеюсь, что однажды она заговорится и опоздает на работу, собьётся с графика, пропустит кого-нибудь по списку, а там уж будет поздно навёрстывать упущенное.

Но каждый раз она вовремя спохватывается и начинает собираться. Я пытаюсь уговорить её не торопиться, выпить ещё чашечку. Нет! Тон её резко меняется, становится сухим и официальным. Она быстро прощается, берёт свой чемоданчик и уходит.

Я убираю в буфет банку с ненавистным джемом и долго слежу из-за занавески за удаляющейся тенью. Меня душат злые слёзы бессилья.

Посланье на песке

Вячеславу Лейкину, в память о Тамаре Николаевне

1. Ученик

Так по какому праву

Бывший ученик

(Не бывший – давний.

Но всё равно —

Давно уж не птенец

И не подлёток,

Давно уж взрослый,

Сам видавший виды

И сам учитель

Для своих учеников),

Так по какому праву

Он себе позволил

Ворваться столь бесцеремонно

K учителю

И учинить такую сцену,

Так умолять, так спорить,

Не разбирая с кем:

С учителем своим

Или с бесстрастным вестником судьбы?

Он безрассуден.

Он не выучил урок.

Да он и сам ведь в этом признаётся:

«Не покидай,

Повремени!

Я не готов,

Я не готов…»

2. Расставанье

Ворон гасит чёрным своим крылом

Воркованье и плеск голубиной стаи.

Под небом ночным земля просторней, чем днём.

Путь смертной души длинней, чем дорога к раю.

Дым, клубясь, восходит выше огня.

Донный лёд залегает глубже, чем воды.

Расставанье в ладонях единого дня

Вмещает годы – долгие, долгие годы.

3. Посланье на песке

Черпать за горстью горсть печаль из океана

И снова проливать, не удержав в руке…

Слова, слова, слова – цепочка птичьей вязи.

Успеешь ли прочесть посланье на песке?

Сумеешь ли на миг своё увидеть имя

И в строчках, что к тебе обращены,

Узнать, расшифровать души неровный почерк

До следующей, всё стирающей волны?

4. Прозренье

Откуда эта боль и эта сила —

Полночный сполох, осветивший даль?

Мы – смертные и смертных любим.

Вот в этом вся отвага, вся печаль.

Жаворонок

Стоит ли жаворонку

Обращать внимание

На бескрылое двуногое?

Там, внизу, запрокинув голову,

Оно ловит россыпь трелей,

Называет звук песней,

Поющего – птицей.

Есть ли жаворонку прок в словах,

В которые бескрылое

Облекает память о летящем?

Этими вопросами

Нет нужды отягощаться

Ни поющему,

Ни внимающему.

Если жаворонок —

Не этот, недолговечный,

Заявляющий собратьям:

«Вся земля

Между тремя кочками

Принадлежит мне»,

А тот, который

Просеет себя через сито

Миллионов рождений и смертей, —

Если жаворонок придёт к вопросам

О памяти и о проке,

То к тому времени

Бескрылое двуногое

И всё, что оно помнило,

Будет давно забыто.

Да и в жаворонке от жаворонка

Мало что останется.

Август

Август тихо плачет по ночам.

Днём жара, как прежде, непреклонна,

Сад роскошен, синева бездонна,

А гроза – так молнией с плеча.

Но полночный дождь, прохладный, редкий,

Серебрится на усталых ветках.

Август тихо плачет по ночам.

Этимология

…у развалин, что были домом

Возле устья моей реки…

Виктор Фет

Яма вместо дома.

Имя на камне.

Горящие головешки,

Горечь дыма…

Горе, горе, горе.

У беды иные родственные слова:

Убедительная победа,

Победители, которых не судят.

Если им горе не беда,

То эти слова становятся

Однокоренными.

Четыре

1

Дрозд – чёрный бутон.

Вот-вот расцветёт песня

На голой ветке.

2

Шмель-укротитель

Влез бесстрашной головой

Прямо в львиный зев.

3

Подморозило.

Кленовый лист под стеклом.

Музейная тишь.

4

Заря над снегом.

Белейшая белизна.

Сколько оттенков!

В траве

В траве золотисто-зелёной

Кузнечики серые сонно

Стрекочут, стрекочут, стрекочут,

Сухим рассыпаются звоном

И слух, усыпляя, щекочут.

В траве золотисто-зелёной

Гудят медоносные пчёлы.

Звук тёплый, густой и тяжёлый —

Невнятный напев монотонный, —

То ближе, то вновь отдаляясь,

Плывёт, над цветами качаясь.

В траве золотисто-зелёной

Чуть движутся лёгкие тени

От облака, полного лени,

Плывущего в сини бездонной.

И спит человек утомлённый

В траве золотисто-зелёной.

Настойка

Каждый вдох – глоток

Терпко-пряной настойки.

Астры. Листья. Дождь.

Утро первого инея

Утро первого инея —

Неземной над землёю покой.

Осеннее солнце так низко,

Что можно коснуться рукой

Остывшей поверхности диска.

Первый снег

…Прежде Евы была Лилит…

Не из глины, не из ребра —

Из рассветного серебра.

Вадим Шефнер

Лыжи, как длинные языки,

Лижут снежный пломбир.

Все печали под снегом спят,

Ясен морозный мир.

Первозданный снежный Эдем

Не знает ни зла, ни добра.

Бежит по рассветному серебру

Лыжница из серебра.

Лес после грозы

Каким чудом уцелела паутина,

Поймавшая рой сверкающих капель, —

Радужная оболочка зрачка,

Парящего в пустоте?

После слепящего взрыва,

После слепого мрака —

Ясный взор в самую глубь

Опалённой молнией чащи.

Эпилог

1

Когда из невода я в воду ускользну,

Когда вернусь в ту безымянную страну,

Где невесомы света колоннады,

Я всё забуду, всё с себя стряхну —

Любовь, и благодарность, и вину,

И жалость, и надежду на награду.

Я никого из вас не помяну.

И значит, поминать меня не надо.

2

Я зеркало разбила, чтоб не смел

Двойник грозить мне смутой самозванства.

Я придушила эхо. И навек

Замолк когда-то дерзкий пересмешник.

Я выжгла тень. Теперь не омрачит

Мне белый свет кривляка-соглядатай.

Отныне я – сама себе владыка

На троне своего небытия.

3

Ещё дрожит в глазах закрытых

Пролёт сожжённого моста,

Но в одночасье позабыта

Связь берегов водой студёной.

Пуст небосвод, и гладь чиста.

Наследство

Нет причины нам делить наследство,

Спорить и искать, кто нас рассудит.

Всякий волен черпать из колодца.

Хватит всем, в нём неба не убудет.

Нет причины мериться печалью:

Кто вернее помнит, горше плачет.

Все мы пьём одни и те же звёзды.

Каждый сам поймёт, что это значит.

Время

Дом. Пламя. Пепел.

Пустошь. Ветер. Дождь. Ростки.

Трава. Забвенье.

Возвращение

1. Человек-амфибия

Человек-амфибия оборачивает время вспять.

Человек-амфибия возвращается в лоно вод.

Отныне бездна станет ему землёй.

Отныне вода заменит ему небесный свод.

Не надо его окликать, жалеть, вспоминать.

У кромки воды оборвалась цепочка слов.

Он сам избрал свободу вместо судьбы,

И он познает мир до рожденья миров.

2. Зодиак

Здесь – свой зодиак.

Разгадывай, звездочёт,

Тайны морских звёзд,

Толкуй жемчужные сны.

Теперь океан – твой дом.

Чудовище

…на песке золотом

Чудо морское с зелёным хвостом…

Юрий Лермонтов

Когда мне почудится

Твой голос,

Когда мне привидится

Движение твоей руки,

Я всплываю

Беззвучно,

Как морское чудовище.

Приникнув к раковинам ушей,

К иллюминаторам своих зрачков,

Я жду…

Но это только вечный шум

Бегущего времени,

Катящиеся валы

Темноты и света.

…Я погружаюсь

В сумрак глубины.

Солёная вода

Смывает маску

Моего лица.

Корнеплод

Среди пёстрой толпы огородной,

Где толстуха рыжая – тыква

Норовит подкатиться поближе

К баклажану, заморскому франту,

Где соседствуют в пряном раздоре

Желчный перец, чеснок-зубоскал

И зарывшийся в грязь старый хрен,

Там растёт потихоньку и репа —

Проницательный овощ-философ.

Сущность жизни – и сладость, и горечь —

Всё впитала она сердцевиной,

Воплотив мирозданье, где корень

Неотделим от плода.

Лукоморье

Где-то там в Дали от Босха

В завтра протекло вчера.

Папа Карло вырезает

Буратино из ребра.

Порождает Афродиту

Первозданный пенопласт.

Спит Снегурочка во гробе —

Хрусталём мерцает наст.

Елисей меж тем вломился

По ошибке в Мавзолей.

В небесах застукал с Девой

Козерога Водолей.

Вий открыл глаза Колумбу,

С Лорелеи сняв парик.

Nevermore! – изрёк из ванны

Архимеду Моби Дик.

Сила искусства

Он прожил жизнь бараном,

Бараном, бараном.

А стал он барабаном,

Служителем искусств.

            БУМ!

Бьёт ария фонтаном

Из бюста сопрано.

Но не для барабана

Колоратура чувств.

            БУМ!

Выходит бас усатый —

Рокочут раскаты.

Нет, голос в три обхвата

Не ценит барабан.

            БУМ!

Но тенор, слух лелея,

Овцою заблеет,

И барабан весь млеет,

И вот он вновь баран.

            Бе-е-е-е…

Instead of a love poem

English language poems

Instead of a love poem

I do not set my poems to orbit around you.

I carve a long arm out of words

To scratch an unreachable itch.

I force my breath through a broken branch

That is hollow and drilled full of holes.

I cling to the metaphor —

A slender bridge

Above a churning abyss.

What is the need for me

To spell out your name

When my moist whisper

Pours it into your ear?

Why perfume paper with words,

When, thinking “He likes coriander,”

I stretch my hand to the spice rack?

Translating Akhmatova

Her shadow still appears…

Anna Akhmatova

Her world is gone… But in the midnight mirror

Her presence stirs and bends the steady flame.

Her gaze meets mine. My trembling arms reach forward.

How heavy is the mantle of her name!

I sing the soaring spiral of her passion,

Whisper her terror and confess her sin.

My spirit dances, catching like a spindle

The golden thread her phantom fingers spin.

Emily Dickinson’s garden, twilight

Miss Dickinson,

Your garden is lovely in the twilight.

The oak tree by your house

Is larger and shadier

Than it was in your day.

Much has changed:

The view from your window,

The world beyond, the language.

Still, the feeling of longing

Remains the same: a long line of silk

That the soul pulls out of itself,

Like a spider spinning her thread in the autumn,

Hoping to catch not food, but the wind,

Hoping to travel far

Without knowing the destination.

«There is a poem that stalks and evades me…»

* * *

There is a poem that stalks and evades me.

I do not know its words, can't remember

Whether I read it a long time ago,