Сердце Велисгара

– Сказки всё это! Зачем верите неблагонадёжным ребятам, тем более что сами они давно пропали, – резко оборвал старейшина. – Когда я в последний раз ходил к Златомати, там завал произошёл, когда мы… – Он осёкся и замолчал, затем быстро добавил: – Ну, я уже говорил вам об этом.

– Значит, гора прокляла нас? – раздался глухой голос из глубины комнаты. – И не будет нам жизни, пока Златомать не откопаем и марандит не вернём?

Петрий только вздохнул и тихо произнёс:

– Выходит, что так…

Собравшиеся тяжело зашумели. Одни возмущённо переговаривались, другие задумчиво мычали, не зная, что предпринять. В былые времена, повторял всё громче старейшина, люди ходили с дарами к Златомати. Но кто теперь рискнёт проникнуть в глубины Велисгара, где бродят злые духи, а по ночам раздаётся вой чудовища?

Дарина прикусила губу, а Орина, побледнев, шумно сглотнула. Они стояли, прижавшись к холодной стене избы, боясь пошевелиться и выдать своё присутствие. Изнутри донёсся шум: люди начали вставать, стулья загрохотали по деревянному полу. Разговор подходил к концу, все спешили разойтись по домам.

– Слышал я, – донёсся чей-то приглушённый голос, – будто мать двойников что-то скрывает. Моя покойная матушка говорила, что это из-за Велиримы тогда всё и началось, да ещё из-за её хахаля. Жаль, теперь уж и спросить некого, в живых матери давно нет… Но дело там нечистое, ох, нечистое… – Говоривший понизил голос до шёпота, и Дарина смогла уловить лишь последние слова: – …и брат его тоже был замешан…

Дарина почувствовала, как у неё заныло сердце. Она едва не выдала себя, когда схватила Орину за плечо, пытаясь намекнуть ей, чтобы не дышала так громко. Им нужно было уходить отсюда поскорее, пока кто-нибудь их не заметил. Девушки медленно отступили в темноту и чуть не упали, наткнувшись на старое бревно. Они, пошатываясь, свернули за угол избы, и Орина едва подавила всхлип: колючая ветка больно оцарапала ей ногу.

– Тише! – зашептала Дарина. – Давай быстрей!

Они помчались прочь, перебегая от тени к тени, стараясь не попасться на глаза редким прохожим. Им удалось ускользнуть незамеченными, но на душе у Дарины было неспокойно. Разговор, который они подслушали, вызвал сотни новых вопросов. Выходит, что кража сердца Златомати каким-то образом связана с их отцом. Вот она, тайна, которую мать боялась им раскрыть.

Глава 4. Ведьмино отродье

Сёстры вернулись домой в гнетущем молчании. Велирима стояла у входа и ожидала их с мрачным выражением лица.

– Где были? – спросила она, но по тону стало ясно, что она уже обо всём догадалась. – Подслушивали у старейшины?

Девушки переглянулись, виновато опустив глаза. Велирима поставила руки на бёдра и внимательно оглядела дочерей.

– Значит, узнали, что хотели? – вздохнула она. – Теперь-то вы понимаете, в какой опасности мы находимся? Люди отчаянно ищут виноватых, и рано или поздно их взгляды обратятся на нас.

– Почему же ты не хочешь рассказать нам правду? – с горечью выпалила Дарина. – Это ведь как-то связано с отцом?

Велирима резко оборвала её:

– Довольно! Идите спать. Я расскажу всё, когда придёт время.

Дарина сжала кулаки, глухо зарычав от бессилия. Орина молчала, только пробормотала еле слышно:

– Это ужасно… Нам так страшно, а ты продолжаешь молчать.

Велирима ничего не ответила, лишь отвернулась, погружённая в свои мысли. Позднее, когда в доме стало совсем тихо, она негромко проговорила, глядя в огонь очага:

– Велисгар больше не защищает нас, как прежде…

Она замолчала, не сказав больше ни слова. Девушки, уже знавшие о пропавшем самоцвете из рассказа старейшины, поняли, о чём шла речь. Дарина задумалась: а что, если найти этот камень и вернуть его на место? Спасёт ли это деревню от беды? Она мысленно представила, как сможет поговорить с духами горы и понять, чего именно они хотят. Дарина повернулась к Орине. Сестра с тревогой смотрела в густую темноту окна, явно вспоминая свои сны о пещерах и таинственном женском голосе, который звал её шёпотом. Что, если это не сны, а голос самой Златомати?

Наступило утро. Дарина и Орина снова решили отложить трудный разговор с матерью, видя её безучастность, и отправились на рынок. Несмотря на тревожные события последних дней, площадь сегодня была шумной и многолюдной: в деревню прибыл караван с торговцами, привезшими разные диковинки. В воздухе смешались ароматы душистых трав, слышались громкие голоса зазывал, звон молотков кузнецов и радостные выкрики детей. Даже местные жители, уставшие от страха, ненадолго забыли о своих тревогах и вышли на площадь, стараясь хоть немного ощутить дух праздника. Ведь что могло случиться среди белого дня? Девушки проходили мимо прилавка с яркими тканями, когда их внимание привлёк разговор встревоженных рудокопов.

– Да пропали они оба! – устало говорил один мужчина в грубой кожаной безрукавке. – Ещё вчера вечером. Пошли проверить дальнюю штольню, а там опять завал случился. Говорил же я, нечего туда лезть!

– А что делать? – ответил ему другой, помоложе. – Руды совсем не хватает, а та, что осталась, крошится на глазах. И железо никуда не годится, ломается.

– Эх, проклятая гора, – пробормотал первый и махнул рукой. – Совсем опустела!

– А ночью опять вой слышали, – вмешался в разговор третий, опершись на деревянную ограду. – Будто из глубины самой горы доносится… Одни говорят – чудовище, другие – духи разбуженные. Совсем места стали гиблые…

– А куда деваться? – уныло ответил второй. – Где родился, там и…

– Будешь съеден, – расхохотался третий.

– Да ну тебя!

Дарина и Орина встревоженно переглянулись. Им стало жутко от этих слов. Орина едва заметно вздрогнула и ухватила сестру за локоть. Но тут со стороны площади раздался громкий окрик, и на рынок въехал всадник – торговец Драгемир. Он остановился перед рудокопами, бросил узду мальчишке и надменно оглядел притихших мужчин.

– Опять стоите, жалуетесь на свою несчастную жизнь? – презрительно бросил он. – Лучше бы работали усерднее, чем по рынку сплетни распускать.

– Как работать, коли порода сама рассыпается? – устало ответил рудокоп в безрукавке. – Людей потеряли, а ты про руду…

– Плевать я хотел на ваши суеверия! – резко оборвал его Драгемир. – Дайте мне железо к вечеру и не пытайтесь пугать сказками о духах и чудовищах!

Он отвернулся и двинулся дальше, бросая злобные взгляды направо и налево. Толпа медленно расходилась, перешёптываясь. Сёстры стояли тихо, чувствуя, как тяжело им на сердце после услышанного. Дарина вновь оглядела Орину – та стояла бледная, поглощённая тревожными мыслями, будто уже знала, что впереди их ждёт нечто куда более страшное, чем недовольство торговца.

– Просто ты не местный, и тебе всё равно на Ясницу! – ответил рудокоп вслед Драгемиру.

К тому как раз подошла вдова, ещё молодая женщина с жалкими монетами в руках. Хотела купить у него немного зерна, но Драгемир зло махнул рукой:

– Не подходи без руды и денег. Ты мне что предложишь, воздух?

– Мне… нечем кормить детей… – Голос вдовы был тихим и надломленным, в потухших глазах застыли непролитые слёзы.

– Твои дети – не моя забота! – рявкнул Драгемир, и его толстые губы скривились в презрительной усмешке. Он демонстративно взмахнул кнутом, и тот со свистом рассёк воздух в опасной близости от женщины. – Прочь с дороги! Или думаешь, что я постесняюсь тронуть тебя из-за твоей юбки?

Кровь ударила Дарине в голову. Жар поднялся из глубины живота и опалил грудь, горло, щёки. Перед глазами заплясали багровые пятна, а в ушах загудело. Не помня себя, она метнулась вперёд, встав между вдовой и торговцем.

– Как тебе не стыдно, Драгемир?! – Её голос прозвенел над толпой, неожиданно громкий и твёрдый. – Она просит хлеба для голодных детей, а ты…

– Заткнись, ведьмино отродье! – оскалился торговец, его лицо побагровело от бешенства. – Чтобы я выслушивал нотации от какой-то… – Он не договорил и резко взмахнул рукой, целясь Дарине в лицо.

Инстинктивно отшатнувшись, она почувствовала, как изнутри неё что-то рвётся. Гнев и страх закружились в диком вихре, и этот вихрь, казалось, прорвался сквозь тело прямо в землю. Почва под ногами вздрогнула, словно пробуждаясь от долгого сна. По земле побежали мелкие трещины, камешки и комья пыли покатились от Дарины, как от эпицентра невидимой волны. Звук был такой, будто где-то глубоко под ними тяжело вздохнул исполин.

Люди отпрянули, крестясь и хватаясь друг за друга. Ужас исказил их лица.

– Ведьмовство! – прошипел рудокоп с обожжёнными руками, его глаза расширились от первобытного страха. – Гляньте, земля сама шевелится под ней!

– Колдовство проклятое! – пятясь, подхватил другой. – Я же говорил, что от этой семейки одна беда!

Вдова прижала к груди руки, а Драгемир выронил кнут и поёжился, быстро сменив страх на насмешку.

– Тоже мне, ведьмовство… – буркнул он, но всё же не решился вступать в драку.

Кто-то из толпы прошипел:

– Да пусть бы этого Драгемира чудовище с горы и загрызло, чтоб не страдал народ…

– Оставьте! – огрызнулся Драгемир, вскакивая на коня. – Чудовище, ага… нет тут никаких чудовищ, только ваши глупые россказни.

Но в этот миг откуда-то из далёкого, тёмного ущелья Велисгара донёсся протяжный, леденящий кровь вой. Люди испуганно замерли, переглядываясь с тревогой. Лицо Драгемира резко побледнело. Его лошадь тревожно заржала и встала на дыбы; не удержавшись в седле, торговец с грохотом свалился на землю, подняв облако дорожной пыли. Дарина инстинктивно шагнула вперёд, чтобы помочь ему, но Драгемир сердито отмахнулся, неуклюже поднимаясь на ноги. В его расширенных глазах на миг мелькнул неподдельный ужас.

– Проклятая ведьма! Да чтоб мне… – начал Драгемир, с трудом поднимаясь на ноги, колени его дрожали от унижения.

Слова застыли на губах, когда вой донёсся снова – теперь гораздо ближе, словно источник его переместился из далёких гор к самой окраине деревни. В этом звуке сплелись боль, ярость и первобытный голод. Он вибрировал в воздухе, отражался от стен домов, проникал под кожу и заставлял кровь стынуть в жилах.

Рыночная площадь взорвалась паникой. Женщины с криками хватали детей, мужчины опрокидывали прилавки, пытаясь расчистить путь к бегству. Товары разлетались под ногами – выпечка, ткани, драгоценная соль втаптывались в грязь. Кто-то упал и закричал от боли, но его тут же затоптали бегущие люди.

Дарина застыла, будто вросла в землю. Её тело сковал странный холод, не похожий на обычный страх. Это оцепенение шло изнутри, из самых глубин, словно земля под ногами передавала ей знание: от этого невозможно убежать. Её сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди, а каждый вдох обжигал лёгкие, как глоток ледяной воды.

Вой перешёл в низкий, клокочущий хрип, который доносился отовсюду сразу – из-за домов, с полей, из леса, даже из-под земли. В хрипе слышалось что-то почти… разумное. Существо не просто рычало, а пыталось произнести слова.

Орина стояла в нескольких шагах, застывшая, как ледяное изваяние. Её лицо стало белее молока, губы посинели, а пальцы, сжатые в кулаки, впились ногтями в ладони до крови.

– Сказки, говоришь? – нервно бросил один из рудокопов, глядя прямо на Драгемира. – Вот и встретился со своей «сказкой».

Драгемир хотел было резко ответить, но слова застряли у него в горле. Он лишь раздражённо махнул рукой, схватился за повод и, тяжело дыша, поспешно отступил. Дарина открыла рот, желая спросить, не пострадал ли он при падении, но поймала его злобный взгляд и решила промолчать.

Напуганные жители, сбившись в плотную кучку, возбуждённо обсуждали случившееся. Каждый высказывал свои догадки о том, откуда взялось это чудовище. Одни твердили, что оно пришло из тёмных глубин Велисгара, другие уверяли, что из болот на севере. Кто-то шептал о духах, жаждущих мести за старые грехи людей. Как бы ни было, страх заставил селян забыть прежние разногласия и объединиться.

Вскоре, посовещавшись, люди стали поспешно расходиться по домам, унося товары. Приезжие ярмарочные торговцы, не теряя времени, прикрыли кибитки плотными занавесями и заторопились прочь из посёлка, держась дороги на юг. В толпе послышались громкие голоса рудокопов:

– Идёмте к старейшине! Пусть Петрий скажет, как нам обороняться.

Часть жителей двинулась следом к дому старейшины. Дарина и Орина, растерянные и не понимающие, как поступить, молча последовали за ними. Дарину мучили тревожные мысли: она вспоминала дрожь земли, вызванную её внезапной вспышкой гнева. Ей отчаянно хотелось, чтобы никто не заметил этого, не связал с колдовством. Но шёпот соседских мужчин уже донёсся до неё, заставляя сердце тревожно сжаться:

– Девки-то и вправду колдовки…

У дома старейшины вновь собралась взвинченная толпа. Возле крыльца жалобно теснились женщины, потерявшие близких, мужчины стояли, сжимая в руках вилы и топоры. Все требовали от Петрия немедленного решения – что делать с чудовищем. Старейшина, бледный и уставший, вышел на крыльцо и попробовал успокоить собравшихся:

– Давайте соберём отряд побольше, расставим патрули по всей деревне и будем охранять друг друга…

Но его сразу перебили гневными возгласами:

– Да куда там! – закричал кто-то из толпы. – Никто не хочет лезть в пасть зверя!

– Тогда надо найти его логово! – выкрикнул другой голос. – Найти и сжечь!

– А кто пойдёт искать-то? – откликнулись сразу несколько человек. – Иди сам, раз такой умный!

Послышались гневные голоса, ропот и сдавленные ругательства. Дарина и Орина держались в стороне, стараясь не попадаться на глаза, но при этом находились достаточно близко, чтобы слышать разговор. Несколько мгновений люди растерянно смотрели друг на друга, пытаясь понять, кто должен взять ответственность за происходящее. Но вскоре среди толпы зазвучали тревожные голоса: кто-то вспомнил старинные предания о том, что раньше гора была союзником Ясницы, защищала жителей, а теперь обозлилась и, возможно, сама послала чудовище. Другие сомневались, качая головами и повторяя, что это может быть разгневанный дух, которого нечаянно потревожили люди.

– ВЕДЬМЫ! – хриплый, надломленный крик прорезал гул толпы. – Эти отродья тьмы навлекли на нас проклятие!

Голос принадлежал Турдею, коренастому мужику с лицом, иссечённым оспой. Он стоял, вытянув руку, указывая на кого-то позади толпы. Люди обернулись.

Там, тяжело дыша после быстрого бега, стояла Велирима. Под глазами у неё залегли глубокие тени, седая прядь выбилась из-под платка. Но спина её была прямой, а взгляд – твёрдым. Она медленно пересекла площадь, вошла в круг людей, и толпа расступилась, боясь случайного прикосновения.

– Люди, – голос Велиримы звучал хрипло от волнения, но в нём чувствовалась сила, которую не могло сломить даже всеобщее осуждение. Она подняла руки, как делала всегда, когда готовила настои, – плавным, уверенным жестом. – Мальчик, утонувший вчера… погибшая девочка… Мне больно, как и вам. Мы все жители Ясницы. Мы все дети Велисгара. Нельзя сейчас обвинять друг друга – нужно объединиться против общей беды! Возможно, это дикий зверь, сбежавший из глубин леса. Возможно, и правда, гнев горы… – Её голос дрогнул. – Но я умоляю вас, не ссорьтесь! Я помогу, чем только смогу…

– Замолчи! – Турдей растолкал стоявших перед ним и вышел вперёд. Его лицо перекосилось, глаза горели лихорадочным блеском, а губы покрылись пеной. – Хватит твоих сладких речей, Велирима! Ведьма ты, а не целительница! Травами ворожишь, головы дурманишь… С дочками своими двуликими…

Он сплюнул под ноги, и слюна была густой, тёмной, как кровь.

– Может, это ты призвала зверя из глубин? Может, твоя нечистая кровь разбудила древнее зло? А теперь стоишь здесь, притворяешься доброй да заботливой, а сама радуешься нашим несчастьям?

Велирима побледнела ещё сильнее. Она растерянно смотрела на толпу, не решаясь ответить на жестокие обвинения. Люди снова заволновались, некоторые кивали, соглашаясь с обвинителем, другие лишь опускали глаза, не решаясь вступиться за травницу. Дарина едва сдерживала себя, чтобы не подойти и не защитить мать, опасаясь сделать только хуже. Но Орина, увидев, как дрожат материнские руки, решительно шагнула вперёд и встала рядом с ней.

Кто-то из обозлённых крестьян мерзко сплюнул им под ноги и с ненавистью процедил сквозь зубы:

– Убирайтесь отсюда, чтоб новых бед на нас не навлекли…

В глазах Велиримы блеснула обида, но она не позволила себе сорваться на крик.

– Люди, послушайте, мы не ворожим во зло! Мой дар – лечить, а не калечить…

– Да будет тебе! – пренебрежительно бросил кто-то из толпы. – Ребёнка-то не уберегла. А теперь ещё чудовище из леса явилось. Думаешь, это случайность?

Волна ярости поднялась в груди Дарины подобно огненному смерчу. Кровь застучала в висках, заглушая голоса вокруг. Каждый удар сердца отдавался во всём теле болезненной пульсацией. «Мы страдаем не меньше вас!» – хотела закричать она. – «Наш отец тоже пропал в этих проклятых горах! Мы тоже хотим найти виноватых!»

Но слова застряли в горле, а вместо них что-то зашевелилось внутри. Оно текло по её венам вместе с кровью – горячее, тяжёлое, первобытное. Эта сила пробуждалась уже не в первый раз, но никогда ещё она не была такой мощной, такой… живой. Дарина почувствовала, как из её тела в землю словно уходят невидимые корни, соединяя её с самими недрами, с костями горы.

И земля ответила.

Вначале это был лишь слабый толчок, а затем почва задрожала сильнее. Мелкие камешки запрыгали, доски крыльца заскрипели, а фундамент дома старейшины протестующе застонал, когда камни под ним сдвинулись на ширину пальца. Откуда-то изнутри земли донёсся низкий, утробный гул, подобный дальнему грому.

– Смотрите! – истошно закричал кто-то. – Земля ходуном ходит!

– Ведьмовство! – подхватил другой голос, срывающийся от ужаса. – Вот оно, настоящее колдовство!

Люди шарахнулись в стороны, крестясь и бормоча молитвы. Их лица исказились от животного страха и яростной ненависти.

Дарина оцепенела, осознавая, что произошло. Холод пришёл на смену жару. Эта сила… Она даже не подозревала, что способна на такое. Раньше были лишь лёгкие вздрагивания почвы, едва заметные движения. Но сейчас… сейчас она почти слышала голос самой земли, откликнувшейся на её зов. И это пугало больше, чем ненависть односельчан. Что же она такое? И откуда в ней эта древняя мощь?

Несколько человек попятились, бросая на сестёр полные ужаса и гнева взгляды. Дарина похолодела, осознав, что снова при всех проявила ту странную силу, природу которой и сама толком не понимала. Орина сжала руку сестры, умоляя её успокоиться. В толпе послышался чей-то шёпот:

– Пусть уходят прочь, или скоро все пропадём…

Люди загудели с новой силой. Старейшина Петрий бросил на Велириму тревожный взгляд, затем оглядел толпу – многие открыто требовали выгнать «колдовок». Но страх перед неведомым чудовищем пока удерживал их от более решительных действий.

– Если ещё хоть один человек пропадёт или тварь снова нападёт, вся вина падёт на вас! – громко заявил кто-то из толпы. – Будете отвечать за каждого погибшего!

– Пусть старейшина решает! – выкрикнул другой. – Или сами устроим суд!

Петрий поднял руки, пытаясь унять гнев.

– Люди, одумайтесь! Нет никаких доказательств колдовства. Да, беды пришли, но сначала нам нужно разобраться с чудовищем…

Толпа немного притихла, хотя враждебность не исчезла из взглядов. Дарина сжимала кулаки так, что пальцы побелели, а Орина прижималась к её плечу, дрожа от страха. Велирима же умоляюще смотрела на старейшину, но тот лишь бессильно качнул головой, показывая, что не может защитить их от всеобщей ненависти.

– Если мы не прогоним зверя, скоро людей не останется вовсе, – зло сказала женщина из толпы. – Если пропадёт ещё хоть кто-то, то отвечать за всё будет травница со своими дочками. Раз такие сильные, пусть сами идут и убивают эту тварь!

Толпа снова загудела, поддерживая предложение. Велирима замерла, не находя слов. Дарина почувствовала, как сердце сдавливает от несправедливости, но понимала, что любые её слова только ухудшат положение. Петрий развёл руками, не в силах унять народное возмущение.

– Я… – Велирима попыталась что-то сказать, но осеклась, заметив злобные взгляды крестьян. – Мы подумаем… что делать…

Но её никто не слушал. Было очевидно, что следующий случай нападения зверя или утопления в болоте окончательно утвердит вину её семьи в глазах жителей Ясницы. Дарина понимала: она даже не сможет объяснить людям, почему земля содрогается в ответ на её чувства. Для крестьян это будет явным признаком колдовства.

Постепенно толпа начала расходиться, но некоторые всё ещё ругались, бросая обвинения вслед травнице и её дочерям. Драгемир, стоявший в стороне, тихо проклинал и Ясницу, и горы, и «ведьмину семейку». Когда все разошлись, Велирима подошла к дочерям, опустив руки, и голос её дрожал:

– Простите меня… Я так виновата…

Дарина тяжело сглотнула. Ей отчаянно хотелось крикнуть, что именно секреты и множат страх, но промолчала. Орина не говоря ни слова прижалась к материнскому плечу.

Они побрели домой, ощущая спиной жгучие взгляды и слыша за спиной шипение злобных слов: «ведьмы», «колдовки», «проклятые». Каждый шаг давался тяжело – словно невидимая ноша давила на плечи, пригибая к земле.

У дома старейшины остался лишь Петрий. Он стоял на крыльце, сгорбленный, потерянный – одинокий человек, на глазах которого рушился его мир. Его взгляд, устремлённый вслед Велириме, был полон такой тоски и бессильной нежности, что Дарина невольно отвела глаза. Слухи о его чувствах к их матери ходили давно, но в этот момент они стали осязаемыми.

Дом встретил их промозглой тишиной и запахом застоявшегося дыма. Стены, ещё вчера казавшиеся защитой от всех бед, сегодня выглядели хрупкими. Дарина бросилась к печи и принялась разводить огонь – её пальцы дрожали так сильно, что трут несколько раз выпадал из рук. Когда наконец пламя охватило поленья, комната наполнилась слабым теплом и танцующими тенями, но это не принесло облегчения.

Велирима стояла у окна, прижав ладонь к холодному стеклу. В её позе читалась такая усталость, какой дочери никогда прежде не видели. Что-то внутри неё, державшее её все эти годы, наконец сломалось.

– Завтра нам придётся держать ответ. – Она медленно повернулась к дочерям. – Людям нужен виновный. Я старалась… так долго старалась уберечь вас от этого. Но, видимо, судьба всё равно настигла нас.

– Но мы же ни в чём не виноваты! – Голос Орины дрогнул. – Мы ничего не сделали, мама!

Горькая улыбка тронула губы Велиримы – не улыбка даже, а её тень, воспоминание о том, как когда-то она умела улыбаться.

– Виновность, невиновность… – Она покачала головой. – Это не имеет значения, девочка моя. Людям страшно. А страх ищет то, что можно назвать и уничтожить. – Её рука машинально потянулась к мешочку с травами на поясе. – Если есть что-то непонятное, проще всего обвинить ведьм. Так было всегда, с начала времён.

Она замолчала, и в этой паузе явственно слышалось невысказанное, тяжёлое знание, которым она всё ещё не решалась поделиться.

Дарина нахмурилась, чувствуя, как внутри поднимается тревога. Оставалось лишь надеяться, что этой ночью чудовище не нападёт, иначе ярость толпы может оказаться необратимой.

Ночь накрыла Ясницу чёрным покрывалом, расшитым редкими звёздами. Ветер гулял по деревне, как пьяный дозорный – то затихал у чьего-то окна, вслушиваясь в дыхание спящих, то с воем проносился между домами, сотрясая ставни и срывая сухие ветки.

Дарина и Орина лежали рядышком, прижавшись друг к другу. Орина дрожала, хотя в печи ещё тлели угли. Её пальцы судорожно сжимали амулет из камней-самоцветов – детский оберег, сплетённый когда-то матерью. Дарина лежала неподвижно, широко раскрытыми глазами глядя в потолок, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому вздоху ночи.

Велирима сидела у окна, не сводя взгляда с темноты за мутным стеклом. Свеча рядом с ней давно оплыла и погасла. Её пальцы машинально перебирали пучок сухих трав, растирая их, и по комнате плыл горьковатый, успокаивающий аромат.

Внезапно со стороны гор, где чернел лес, донёсся протяжный, леденящий вой. Он начинался низко, почти на грани слышимости, но постепенно набирал силу, поднимаясь до неестественно высоких нот, которые не могли издать ни волк, ни рысь, ни медведь. В этом вопле слышалась тоска столь глубокая, что казалось – это сама гора кричит от боли.

Велирима медленно закрыла глаза, её плечи опустились. В тусклом свете луны, пробивавшемся сквозь окно, Дарина увидела, как по щеке матери скатилась одинокая слеза.

«Мы все обречены», – читалось в этом безмолвном жесте яснее любых слов.

Глава 5. Старые тайны

Ночь не принесла им забвения. Они ворочались в своих постелях, прислушиваясь к каждому шороху за окном, к зловещему потрескиванию остывающих углей в печи, к тяжёлым вздохам друг друга. Сон бежал от них, как испуганный зверь от огня. Рассвет ещё только пробивался сквозь щели в ставнях, когда все трое сдались в этой безнадёжной борьбе и сели, обессиленные.