скачать книгу бесплатно
Эль и Пыль не испугались и не особенно удивились. Во-первых, это был ББД, ну, а во-вторых, это ведь был БДД. И, в-третьих, и так далее…
Он был Великим и (о Да!) он был Странным. Странность объясняла многое, но – «Зачем?» – вот что заинтриговало Эль и Пыль.
– Великий и Странный, – пробормотала Пыль.
– Одно другому не мешает.
– Ему это помогает. Думаю, что именно Величие делает его Странным для обычного восприятия.
– Еще бы. Если бы Странность делала его Великим, то это был бы обман и жульничество, – хмыкнула Эль.
– Но… Зачем? Почему в первой конфигурации и явно без малейшей левитации?
Эль не ответила, а лишь пожала плечами.
Еще немного помолчали.
Пыль развеяла еще несколько горстей песка, пустив их по ветру. Потом завершила наконец конфигурацию, убрав крылья, так возмутившие ее сестру.
Теперь она рассеянно накручивала на палец чуть влажную прядь светлых волос. Светлых от рождения, а на летнем солнце выгоревших и того больше (почти до соломенного блеска).
И Эль, и Пыль задумчиво смотрели на оставленные ими следы.
Две дорожки отпечатков их ступней тянулись от воды, постепенно меняясь по форме и размеру. Если у воды они были большими и резко очерченными, глубоко взрыхленными острыми когтями по переднему краю, то по мере удаления от полосы прибоя теряли в размере и глубине. Далее (уже вполне человеческие) они почти исчезали на твердой поверхности плотно утрамбованного ветром песка.
– Так! (одновременно).
– Когда? (одновременно).
– Давай сегодня, – сказала Пыль.
– Давай, но после обеда, а то я «ненажратая», – сказала Эль.
– А солнца тебе мало?
– А вкусовые ощущения? Я ж говорю – «ненажратая»! Это ты у нас приземленная, а я создание возвышенное!
– Ну-ну… Твоя возвышенность как-то не очень гармонирует с твоим словарным запасом. Ненажратая ты моя!
Глава 2
В «нежном» возрасте не бывает обыденного, и путь домой для девчонок был не менее интересен, нежели из дома. Эль пыталась комментировать и рифмовать все, что встречалось на пути, а Пыль пыталась вычислить близость Луны к Земле по косвенным признакам (тем более, что это было ее внеклассным заданием).
– Эль, а-а-а ты часом не помнишь, как определить близость и фазу Луны без календаря?
– Отстань.
– А за «пределом»? Там фазы Луны такие же?
– Отстань.
– Ну, Эль, ну, пожалуйста.
Эль усмехнулась:
– Ну-у-у-у, значит, так. Слушай внимательно. Повторять не буду.
– Ага, я прямо вся одно большое ухо!
Эль продолжила:
– Облака перистые. Солнце почти в зените, но диск Луны виден на небосклоне довольно отчетливо. Однако придорожные цветы еще не раскрылись и головки их понуро опущены. Муравьи сонные, как тетери, мухи – поденки медленно кружат в тени деревьев, пчелы нехотя собирают нектар с истомленных полуденным зноем цветов. Поньйи…
– Э-э-э-э-э! Э-л-л-ль!
Прервала сестренку Пыль. Она едва не заснула на ходу под это монотонное бормотание.
– А? – воскликнула Эль. Казалось, она и сама едва не заснула.
– Эль! Ближе к делу!
– На чем я остановилась?
– Поньйи!
– А? Что? А, что, Поньйи? Ах да, Поньйи…Поньйи. Поньйи – ржут, как кони! Вернее, хихикают! А это значит, что одуванчик «пылит»!
– Они ее что, радостно едят или нюхают? Ну-у-у, эту пыльцу одуванчика?
– По большому счету они от нее чихают, а когда один из Поньйи чихает, то другие начинают хихикать.
– Злорадствуют, стало быть?
– Нет. Я думаю, что они смешно чихают, чем и веселят сородичей…Да какая тебе-то разница?
– То есть луна близко?
– Луна?
– Ну да! Она близко или полная? Или… какая она?
– А что Луна? – со шкодливой улыбкой спросила Эль.
– А!!! Опять ты! Слушай, ну тебе не стыдно? Чего ты мне тут наплела? Муравьи, Поньйи… Ненавижу тебя. Мы же договаривались, что «Минутка безумия» начинается по согласию!
– Ладно, ненавидь, – пожала плечами Эль, – но чтоб ты не особо обижалась, то вот тебе стих про один из основных признаков полной и близкой Луны! Это я папиным прозаическим наставлениям по мореходному делу придала чудную поэтичную форму. Слушай!
Эль начала с трагическим подвывом, как и должно (по ее мнению) декламировать…
СТИХ в стиле Илиады!
О странник! Коль ты вышел в море
И парус твой, наполнившись пассатом,
принес тебя к далеким берегам,
То прежде, чем покинуть свой корабль
И бросить якорь в неизвестной бухте
(дабы ступить на долгожданный берег),
Внимательно смотри на грань прилива.
Его границы вычислить несложно –
по краю жизни, что не свойственна воде
и коей жить запретно и не должно
в сей мокрой и просоленной стихии.
Коль ты увидишь след волны у трав прибрежных,
Знай – то прилив для моря неизбежный.
А коль трава морская неподвижно лежит
на темном и спрессованном песке,
а моря край волнуется чуть дальше….
То пред тобой – Отлив.
И упаси тебя «Нептун» с трезубцем, что всевластен
над гордою стихиею морскою…
Неожиданно прервавшись, Эль схватила сестренку за локоть.
– Осторожно!
В ту же секунду на тропинку, поднимая облачка пыли, неуклюже, но на редкость быстро вылетело с десяток пестрых, малюсеньких лошадок, размер которых едва превышал размер взрослой собаки. Пробежав по тропинке небольшое расстояние, табунок столь же неожиданно нырнул в высокую травку с другой стороны тропы – как его и не бывало.
Создания эти были не только малюсенькими, но и до невозможного смешными. Создавалось впечатление, что Поньйи вылеплены из глины неумелыми детскими руками и раскрашены ими же, столь же неумело – вкривь и вкось. Были они, будто размалеваны разноцветными карандашами и красками с потеками и кляксами в самых неожиданных местах своего минилошадиного тела.
– Ой, спасибо, Эль. Чуть не покалечила малявочек… Главное, только про них говорили – и на тебе! Слушай, а почему они не ржут, а хихикают?
– Кто их поймет, может, потому, что они веселые… И потом, я вообще не уверена, что они лошади…
В этот момент из зарослей ромашек вышел еще один Поньйи, остановился, внимательно посмотрел снизу вверх на девчонок, навострил разнокалиберные ушки(одно было больше другого раза в два), понюхал воздух.
– Это вожак, – шепотом сказала Пыль.
– Ага, он всегда позади ходит. Поэтому, если быть точным, то он не вожак, а задняк какой то!
Вожак-задняк опустил ухо (то, что подлиннее), а потом и второе.
– О, смотри, расслабился.
Поньйи скосил маленькую головку (как собачка), моргнул, потом громко «хихикнул», встал на дыбы и исчез вслед за своими подопечными.
– Не, они точно не лошади, – усмехнулась Эль.
– Почему?
– Слишком осмысленно хихикают…
– В каком смысле осмысленно?
– Ну, увидел тебя и давай «ржать». Вот в каком смысле, – уже в голос рассмеялась Пыль.
– Ты ведь сказала, что это от одуванчиковой пыльц… Фу! Какая ж ты мерзкая и гадкая болтушка!
– Ну не злись, друг! – сказала Эль и продекломировала:
Гадкая – не гадкая, а для всех загадка я!
И вовсе я не мерзкая, а смелая и дерзкая!
Вовсе не плохая, но меня все хают!
Вовсе… э-э-э…
Пыль ее перебила, оспользовавшись заминкой сестренки, и закончила «стих»:
Вовсе не болтушка, а просто вру подружкам!
И добавила со смехом:
– Ладно, пошли домой, стихоплет!
– Пошли, тем более что уже практически дошли. А все потому, что поэзия сокращает самый дальний и тяжелый путь!
– Так то поэзия, а не твои так называемые импровизации! – поддела сестренку Пыль.
Эль только фыркнула в ответ и не поддалась на привычную провокацию Пыли.
Глава 3
Действительно, до дома остался один изгиб тропинки, за которым уже был виден их городок.
Первое, что видел всякий, кто шел к нему, – серая крыша серого дома «Серого Волшебника».
Жил ли в этом доме когда-нибудь «Серый Волшебник» и существуют ли волшебники на самом деле, девочки точно не знали. Дом этот стоял на самом краю городка. С давних времен он пустовал и, как всякий нежилой дом, оброс легендами и служил темой разнообразных пугающих историй – страшилок для подростков и веселых сказок для маленьких детей.
Репутация «волшебности» имела все же некоторые основания. Всякая попытка местных детишек оставить на его стенах надпись или рисунок заканчивалась ничем. Краска, попав на его поверхность, уже назавтра тускнела, а через два – три дня уже и вовсе была не видна, совершенно сливаясь с серым, безрадостным фоном его стен.
Пыль, пока она считала себя начинающим художником, такая особенность стен загадочного дома некоторое время даже радовала, поскольку не надо было тратить бумагу. Однако по мере обретения мастерства она стала нуждаться в сторонних оценках своего художественного таланта, и столь краткий срок сохранности произведений перестал ее устраивать.
И вот сегодня, проходя мимо дома «Серого Волшебника», она с грустью посмотрела на серые стены и глубокомысленно изрекла:
– Моя гениальность должна отразиться в вечности, а все пропадает на следующий день!
– Совершенно с тобой согласна, Пыль! Рисуй на песке! – съязвила Эль.
