Станция похищенных душ

– Мама!

– Что «мама»?! Я с ума схожу от страха и переживаний! А ты мне звонишь, чтобы упрекнуть?!

– Я тебе звоню, чтобы узнать, когда ты прилетишь!

– Чтобы исправить то, что натворила ты? – взвизгнула мать. – Да я бы точно не стала бездействовать, как ты! Я бы всех уже на уши поставила, на этого следователя бестолкового так насела, что он вмиг отыскал бы мою девочку! А ты только и можешь, что о каком-то видео мямлить. Действовать нужно!

Ева сжала телефон так, что побелели костяшки. Она бы с радостью отключила вызов, если бы это не вышло дороже. Совсем разругаться с матерью не хотелось. Ева зажмурилась как в детстве, когда мама за что-то ее отчитывала. В семь лет веришь, что так может спрятаться, не отравиться упреками того, кто должен защищать тебя от всего мира. Но в почти тридцать…

– В общем, ты меня поняла, – закончила монолог мама.

– Да, – отстраненно согласилась Ева. Ей не больно. Ей совсем не больно. И она делает все возможное, чтобы отыскать младшую сестру.

Ева положила телефон на тумбочку и вытерла ладонью взмокший лоб. От внезапно навалившейся слабости подкашивались ноги и кружилась голова. Ева налила в чашку холодного чаю, разболтала в нем три ложки сахара и залпом выпила.

Как обычно, остыв от разговора, она принималась искать оправдания матери, винить окружающий мир в несправедливости и уговаривать себя, что жизнь у родительницы выдалась нелегкой.

…Мама родила ее очень рано, забеременев в неполные пятнадцать лет от какого-то безымянного негодяя. Когда родилась Ева, заботы о младенце взяла на себя бабушка, потому что молодая мать должна была получить аттестат. Мама окончила учебное заведение с грехом пополам и поступила в местное швейное училище. Маленькой Евой она не занималась и позже, посвятив себя устройству личной жизни.

Но все романы мамы были короткими. И только много лет спустя, когда Еве уже было двенадцать, мама встретила настоящего, как она считала, мужчину. Тот дарил ей безвкусные украшения из цыганского дутого золота и бесконечные вазочки из чешского стекла. Мог стукнуть кулаком по столу, заявляя о своей мужской позиции, и витиевато выругаться, но затем положить на клеенчатую скатерть несколько крупных купюр «на ребенка, хозяйство и помаду». Этот мужчина покупал Еве кукол, вислоухих плюшевых зайцев и журналы-раскраски, а однажды разорился для девочки на немецкие зимние ботинки на тракторной подошве и с толстым слоем искусственного меха внутри. Но когда мама Евы уже подбирала в местном салоне свадебное платье, отыскивая в ворохе однотипных синтетических ужасов то, которое бы скромно скрыло ее наметившийся живот, жениха взяли на очередной квартирной краже. Измученную токсикозом, стремительно полневшую и отекающую женщину безжалостно таскали во время следствия по кабинетам и оставили в покое только после суда. Мама Евы до самых родов ездила на свидания к отбывавшему срок любимому, собиралась его ждать. Но вскоре после рождения Валентины ее отец умер в тюремной больнице от стремительно развившейся легочной инфекции.

Мать погоревала-поплакала, а когда успокоилась, вновь принялась за попытки устроить личную жизнь. Младшую дочь, красивую и наряженную как куколку, оставила на попечении матери и старшей дочери, которой уже исполнилось пятнадцать лет, а сама уехала в столицу.

Мамы не было семь лет. Иногда от нее приходили поздравительные открытки да редкие посылки, в которых оказывались не по размеру большие или маленькие платья и карамельки. Валентина, которая росла с бабушкой и сестрой, не помнила даже лица родившей ее женщины.

Мама объявилась в их доме неожиданно. За эти годы она располнела еще больше. Но была счастлива: ее щедро подведенные глаза блестели, с губ не сходила улыбка.

– Я выхожу замуж и уезжаю в Штаты, – открыла мама за чаем с привезенным ею бисквитным тортом причину своей радости. – Со Стивом мы познакомились по интернету. Он уже дважды прилетал в Москву. Прилетит в третий, мы поженимся и вместе уедем.

– А дочери? – спросила бабушка, и мать сразу сникла, потускнела, как елочная игрушка, с которой слезла позолота.

– Ма, ну ты ж понимаешь… – ответила она и забегала глазами, стараясь не встречаться взглядом ни с напрягшейся Тиной, ни с Евой, которой новость подарила ложную надежду на переезд из маленького скучного городка в Америку.

Бабушка брякнула чашкой о стол, встала и вышла. В кухне повисла тяжелая и плотная тишина, которая оказалась красноречивей всяких слов. Тина вдруг громко всхлипнула и выбежала следом за бабушкой.

– Ева? – беспомощно обратилась мама к старшей дочери. – Хоть ты меня понимаешь?

И Ева от неожиданности кивнула.

Ей понадобилось время, чтобы принять: не у всех женщин есть материнский инстинкт. Нежность мамы будет направлена не на дочерей, а на мужа – тщедушного сутулого очкарика Стива, программиста-гения. С новоиспеченным мужем она носилась как с младенцем – берегла, холила, взращивала. На родину мама прилетела трижды. В первый раз – на похороны бабушки, дважды – за какими-то документами. Мама внешне сильно изменилась: похудела, похорошела, нашла хорошего парикмахера, стала со вкусом одеваться. Но отношение к старшей дочери осталось прежним.

Невеселые размышления прервал звонок. Ева взглянула на экран. Номер не определился.

Она медленно поднесла трубку к уху.

– Хочешь узнать, что с твоей сестрой, приходи сегодня в одиннадцать ночи к ресторану «Кипарис», – раздалось в трубке. Мужчина или женщина с ней разговаривает? – Если кому-то сообщишь о звонке или придешь не одна, твоей сестре станет плохо.

– Кто вы?! – успела выкрикнуть Ева, прежде чем услышала короткие гудки.

С телефоном в руке она нервно заходила по комнате. Потом спохватилась, что нужно позвонить следователю, и остановилась.

Нет.

Когда в фильмах или книгах ей встречалась такая сцена, Ева мысленно ругалась на неблагоразумие того, кто принимал условия шантажиста. Но сейчас сама оказалась в подобной ситуации. И как быть, если на кону жизнь любимой сестры?

Стоп!

Хорошая новость – Тина жива. Ее где-то держат, но готовы дать о ней информацию в обмен… В обмен на что?

Ева снова заходила по комнате.

Встречу ей назначили в поздний час – это плохо. Но хорошо то, что «Кипарис» – известное в городе заведение. Ева решила, что возьмет такси и попросит водителя подождать ее на стоянке неподалеку. А сама возьмет с собой перцовый баллончик.

Казалось, она продумала все до мелочей. Но когда такси уже подъезжало к ресторану, они внезапно встали в пробку. Впереди маячили полосатые ленты, машины перестраивались, чтобы объехать «Кипарис», и припарковаться рядом не было возможности.

– Авария, – таксист выглянул в окно. – Трубу прорвало. Вам лучше выйти здесь, к крыльцу не подъехать.

– А если… – начала было Ева, но осеклась. – Да, конечно.

К ресторану пришлось идти в одиночестве. Сердце колотилось так, что заглушало звук шагов. Ева вцепилась в вытащенный загодя перцовый баллончик, шла, внимательно озираясь по сторонам. Казалось, она была осторожна, но на нее напали сзади – на крошечном неосвещенном пятачке неподалеку от входа.

* * *

Последний раз Иван пользовался электричкой еще в студенчестве. С того времени многое изменилось, но кое-что осталось как прежде. Например, бабушки с домашними пирожками. Когда-то Иван, возвращаясь из общежития домой, покупал в дорогу пирожков с капустой и картошкой: интуитивно подходил к тихой старушке, не расхваливающей свой товар на весь перрон. И ни разу не прогадал.

Воспоминания о том времени нахлынули так сильно, что рот наполнился голодной слюной. Обед был давно, перекусить не удалось, а дорога предстояла длинная. Иван повертел головой по сторонам и увидел сухонькую неприметную старушку, притулившуюся возле фонарного столба. Перед бабушкой стоял короб, накрытый белоснежным полотенцем. Вот к ней Иван и направился.

– На все! – попросил он, протягивая некрупную банкноту.

Бабушка суетливо набрала ему полный бумажный пакет пирогов и пожелала приятного пути.

От горячего теста дохнуло жарким ароматом начинки. Совсем как в те студенческие времена. На ходу дожевывая пирожок, Иван побежал на электричку. Ему удалось занять место возле окна. Августовскими пятничными вечерами пригородные поезда заполнялись под завязку. На коленях сидевших дачников громоздились корзины, рядом копьями возвышались завернутые в тряпки орудия хозяйственного труда, воздух от прибывающей публики мгновенно делался влажным и терпким. Кто-то пытался протиснуться через толпу в соседний вагон. Стоявшие в проходе недовольно роптали, но давали пройти, наваливаясь на сидевших пассажиров.

Иван с облегчением вздохнул, когда электричка тронулась. Оказалось, что часть остановок она будет проскакивать, значит, время пути значительно сократится. Мужчина тщательно завернул оставшиеся пирожки и устало прикрыл глаза.

Пятнадцать-шестнадцать лет назад

Долговязый открыл им, тринадцати-шестнадцатилетним подросткам, удивительный мир, наградил властью, силой и свободой, которые может дать воображение. Показал одну из простых возможностей справляться с комплексами и завязывать общение. То ли этому его обучали в педагогическом вузе, то ли Борис хорошо помнил себя в подростковом возрасте, но он нащупал правильный путь.

Так Иван и его приятели увлеклись ролевыми играми. Они собирались дома у Долговязого к шести вечера два раза в неделю. Отец Бориса, Семен Васильевич, чаще всего отсутствовал, но не препятствовал этим сборам.

Долговязый действительно был талантливым педагогом: подцепив подростков на крючок интереса к ролевкам, он выдвинул обязательное условие – безупречно сделанные уроки и отсутствие двоек. Это правило подростки приняли без роптания, как одно из важных в игре. Сам же Борис в тот год из-за больного сердца перешел с очного обучения на заочное, но зимнюю сессию, подавая пример, сдал на «отлично».

Поначалу гости поднимались в квартиру на четвертом этаже поодиночке и по двое. Но баба Поля однажды закатила грандиозный скандал из-за шума. Поэтому было решено приходить компанией. Подростки собирались возле кулинарии неподалеку от дома, покупали выпечку и топали к дому Бориса. Переступив порог, затихали и на цыпочках, заговорщически переглядываясь и перемигиваясь, поднимались на нужный этаж. «Не разбудить Дракониху», – именно Иван предложил этот всех развеселивший квест. Конечно, встречи с вредной соседкой, дежурившей за своей дверью, словно дракон у входа в сокровищницу, не всегда удавалось избежать. Если приходилось с ней сталкиваться, считалось, что уровень не пройден.

К приходу гостей Борис заваривал большой чайник цейлонского чая, добавлял в него веточку мяты. Выпить чаю перед двух-трехчасовой игрой считалось еще одним важным условием. Во время чаепития Долговязый, выступающий данж-мастером, вводил гостей в курс новой игры, описывал мир или напоминал условия начатой накануне, раздавал листы персонажей. В ту осень и зиму играли в настольные ролевые игры, начав с простой и короткой, придуманной самим Борисом, а потом прошли и классические.

Однажды Борис объявил, что задумал перейти от настолок к «полевкам» – играм на местности, чем вызвал у игроков настоящий восторг. Со всех сторон посыпались предложения: кто-то хотел оказаться в Средневековье, кто-то – в мире Толкина, кто-то мечтал заглянуть в будущее. Долговязый слушал всех с загадочной улыбкой и ответил, когда они затихли:

– У меня есть одна любопытная идея. Знаете старую станцию?

Кто же из местных не был знаком с заброшенной железнодорожной станцией! Почти каждый из компании мечтал там побывать. Ребята радостно переглянулись: лучшего полигона для игры и не сыскать! Это тебе не лес или поле. На заброшенной станции с ее заколоченными постройками, старым локомотивным депо и проржавевшими вагонами есть где развернуться!

– Нужно дождаться конца весны – начала лета. К тому времени вы сдадите экзамены. Да и большая игра требует глобальной подготовки. Согласны?

Ребята недовольно загудели, но не могли не признать правоту Бориса.

– Я давно думал, какая история может быть у этой станции, – тихо продолжил Долговязый, будто размышлял вслух. – Почему прекратилось сообщение на этом участке?

– Автобусы вытеснили электрички, – повторил Иван то, что когда-то слышал от взрослых.

– Возможно, – кивнул Долговязый. – Но почему тогда открыли новую станцию? Чем старая так не угодила? Зачем нужно было вкладывать деньги в строительство, прокладывать другой путь и оставлять заброшенным место с постройками и депо?

Никто из ребят не смог ответить на эти вопросы, и Борис довольно улыбнулся.

– Хорошо бы покопаться в местной истории. Как знать, может, это станет основой нашей игры. А если все получится… То к нам и другие игроки станут ездить!

Борис мечтательно прикрыл глаза, и Иван вдруг понял своего старшего друга – с его одиночеством и ограничениями из-за серьезной болезни, от которых он сбегал в книги, с его мечтой сотворить что-то грандиозное.

– Надо в библиотеку сходить! Поискать старые газеты, – предложил тихоня Пономарев. Светлые глаза парнишки горели интересом и внезапно сделались выразительными.

– Отлично! – одобрил Долговязый, и Витя счастливо заулыбался от похвалы и внимания. Знал бы он, что его по-настоящему звездный час, когда в городке только и будут говорить о нем, уже не за горами. Правда, золотой билет внезапно обратился в пепел.

…Иван очнулся от воспоминаний так резко, будто кто-то толкнул его в плечо. От неожиданности он дернулся, заморгал и растерянно оглянулся. Похоже, не просто задумался, а уснул. За окном легкие сумерки затушевывали очертания. Иван с полминуты напряженно вглядывался в пейзажи, а затем с облегчением выдохнул: не проехал. До нужной остановки оставалось минут пятнадцать.

– Испугался, соколик? – раздался вдруг ласковый голос. Иван только тогда заметил сидящую напротив цыганку, с улыбкой разглядывающую его. Разговаривать с попрошайкой желания не было. Иван слегка кивнул женщине и отвернулся. К своему неудовольствию он заметил, что в вагоне они остались вдвоем. Вот черт.

– Монетки у тебя не найдется, соколик?

– Нет, – резко ответил Иван, считая, что с цыганами нужно вести короткий разговор. А лучше не вести его вовсе.

Попрошайка не обиделась. Тихо вздохнула и зашуршала юбками, подвигаясь поближе. Была она уже немолодая: в черных волосах серебрилась проседь, темные глаза обрамляла сеточка морщин.

– Что тебе надо? Ручку не позолочу, – буркнул Иван. – Сказал уже, что нет налички. От слова «совсем». Бумажник пустой. Из всех ценностей – пакет с пирожками. Хочешь – забирай. Мне не жалко.

Цыганка тихо засмеялась.

– Не нужно мне от тебя ничего, соколик. Скажу только, чтобы берег себя. За твоим плечом тень. Человек высокий, тянет к тебе длинные руки. Забрать хочет!

– Ты мне зубы не заговаривай! – рассердился Иван, но машинально оглянулся и вздрогнул, увидев на стене рядом с тамбуром темную тень, очертаниями и правда напоминающую растянутую тощую фигуру с непропорционально длинными руками. Но уже через мгновение тень исчезла, словно кто-то сдернул ее со стены, как покрывало. «Игра света», – подумал Иван.

– Не веришь мне, соколик. Зря, – тихо проговорила цыганка, пристально вглядываясь мужчине в лицо. Опасные у нее были глаза – манящие, глубокие и губительные, как омуты. Вспыхивали обманчивыми золотистыми искорками, но на самом дне клубилась темнота. Ивану резко захотелось провести ладонью между собственным взглядом и цыганки, разрывая невидимые нити, но рука, неожиданно безвольная, так и осталась лежать на колене.

– У меня дар есть, – продолжала околдовывать цыганка. – Бабка моя – сильная ведунья. И я – не гадаю, вижу. А вижу я, что ты человек хороший, хоть и заблудившийся. С женой расстался. Но это не твоя женщина была. А свою еще встретишь. Если меня послушаешь и побережешься. Тень, что за твоей спиной, тянется к тебе из прошлого. Послушай, что скажу…

И она сказала. Ее хрипловатый голос, звучавший нараспев, удачно вплетался в перестук колес, но вгонял не в транс, а в холодный пот. Цыганка говорила о том самом дне, с убийственной точностью описала заброшенную станцию и вкратце обрисовала случившееся.

– Вину ты чувствуешь. Все эти годы так и живешь с нею, – закончила цыганка. – Вина и принесет тебе беду.

– Что с тем человеком случилось? – спросил он, думая о Вите.

Женщина, не ответив, встала. Зашуршали юбки, пробуждая Ивана от наваждения.

– Проедешь, соколик, – сказала цыганка вдруг совершенно будничным голосом.

Иван спохватился, приник к стеклу, пытаясь уже в темноте разглядеть очертания. А когда повернулся, гадалки и след простыл. Может, и правда привиделась? Впрочем, пакет с пирожками со скамьи исчез. Иван в нарастающей панике сунул руку себе за пазуху и с облегчением перевел дух, нащупав бумажник во внутреннем кармане. Телефон тоже оказался на месте. Но радость тут же пропала, едва машинист объявил следующую остановку: платформа 82-й километр. Какой еще, к черту, 82-й километр?! Городок, в котором проживал Иван, находился к столице гораздо ближе. Да и следующая за ним станция называлась совсем не так. «Проедешь, соколик». Заговорила, обманщица! Иван тихо выругался себе под нос и вышел в тамбур. Придется выходить там, где выпустят. Он снова выругался, на этот раз уже на собственную непредусмотрительность: что ему стоило снять побольше налички? Последние деньги потратил на билет и пирожки. А как быть, если придется ловить попутку? Чем расплачиваться? Вряд ли картой.

Но неожиданно Ивану стало весело. Вот тебе и приключения! Нескучный квест выходит. Хорошо хоть родителей не предупредил, а то мать ждала бы его к определенному часу и волновалась.

Электричка наконец-то остановилась. Первое, что увидел Иван, выйдя на пустую платформу, – черную стену леса, за которой не проглядывало ни одного строения. Электричка уехала, и приключение перестало нравиться. Тем более что колея оказалась всего одна. Платформу тускло освещало два фонаря. Но Ивану повезло увидеть какого-то мужика, одетого, несмотря на август, в болоньевую куртку.

– Эй! Погодите! – закричал Иван и добавил уже спокойнее:

– Незадача приключилась. Проехал свою станцию. Не скажете, как назад добраться? Где тут электричка на столицу останавливается?

– Тут и останавливается, – кивнул мужик на рельсы. – Другой платформы нет. Поезд туда-сюда ездит. Только редко проезжает. Раньше обеда на столицу не пойдет.

– Вот черт, – не сдержался Иван. – А какой другой транспорт есть?

– Автобус. И тоже редко ходит, – ответил мужик и почесал косматую голову.

– И тоже не раньше завтра, – понял Иван.

– Ага.

– А поселок это какой? Что-то я такого не знаю.

– Немудрено, – усмехнулся мужик. – Тут всего три халупы и две из них – цыганские. Леса и болота. Сюда по осени грибники приезжают. И ягодники за клюквой. А тебе куда надо?

Иван назвал свой поселок.

– Тю! – обрадовался мужик. – Я уж думал, ты совсем потерялся. А ты в каких-то десяти километрах!

– А что я такой платформы не знаю? – искренне удивился Иван. – Помню, что следующая станция была «Лесные озера».

– Так оно и есть! Эта ветка – как отросток между этими двумя. Электричка по ней редко ходит, обычно по прямой проскакивает. Сюда лишь раз-два в сутки заезжает.

– Понятно, – вздохнул он. – Десять километров, говоришь? За три часа, думаю, дойду.

– Иди по шпалам, никуда не сворачивай, тем более в лес. Там болота. И с цыганами не заговаривай. Они тут ушлые. Хотя вряд ли в этот час тебе встретятся.

– Одна встретилась, – невесело усмехнулся Иван. – Она и заболтала так, что я свою станцию проскочил. Спасибо, отец! Ты прости, отблагодарить нечем: денег ни копейки.

– Не после встречи с цыганкой? – усмехнулся мужик.

– Можно и так сказать.

– Могла бы и без штанов оставить. И очнулся бы не тут, а еще дальше. Ну, давай, иди с богом! По рельсам, никуда не сворачивая!

– Спасибо, отец! – снова поблагодарил Иван и спрыгнул с платформы на путь.

Мобильный, которым он поначалу легкомысленно подсвечивал себе дорогу, разрядился через час, оставив хозяина с ощущением, что оборвалась последняя паутинка, связывающая его с цивилизацией. К счастью, ночь выдалась лунной, но в те моменты, когда наползали облака, мир погружался во тьму. Ни усталости, ни ночного холода Иван не чувствовал. Адреналин и острое желание поскорее добраться до родного дома придавали ему сил. Мужчина только изредка бросал взгляд на свои часы с подсветкой, высчитывая, сколько километров прошел и сколько еще остается. Когда он миновал середину пути, сделал первую паузу. От быстрой и долгой ходьбы проснулся аппетит, и Иван пожалел об унесенном цыганкой пакете с пирожками. Сейчас бы пригодились. Он вздохнул и вновь зашагал по шпалам, но уже не с прежним энтузиазмом, а с неприятным ощущением, что бредет по кругу. Пейзажи оставались без изменений: колея тонула в берегах смешанного леса, высокий частокол прямых стволов сосен, стоявших во втором эшелоне за березами и осинами, начинал давить, и Иван все больше ощущал себя запертым в гигантской клетке.

Когда, по подсчетам, до города оставалось полчаса, он столкнулся с неожиданной загвоздкой: от пути, до этого раскатывающегося одноколейным полотном, отсоединилась другая ветка. Иван, вспомнив слова мужика про никуда не сворачивать, продолжил идти по основному пути. Лес начал редеть, превращаясь в посадку из уже лиственных деревьев. А вскоре показалась первая постройка: кирпичная «коробка» технического назначения. Путь разветвился на несколько линий. Все шло нормально, но какая-то мысль, как тревожный сигнал, который никак не удавалось поймать, отравляла радость от окончания долгой дороги. И только когда Ивану вместо ожидаемого светофора встретился похожий в лунном свете на висельницу семафор, а затем – первый столб без проводов, он понял, что его беспокоило: впереди не было света. Семафор, замерший навечно на параллельных путях остов ржавого локомотива… Иван пришел в свой город, но вышел не к действующей станции, а к заброшенной.

Мужчина с досадой выругался, но тут же себя одернул. Ерунда! Главное, он уже пришел в город. Остается выбраться со станции, дойти до шоссе, а там можно поймать попутку.

Размышления Ивана оказались прерваны самым неожиданным образом. Тишину разорвал истошный женский вопль, в котором первородный ужас смешался с криком о помощи. Проклиная свои рыцарские порывы, Иван рванул на голос.

Глава 3

Ева пришла в себя в темноте. Она сидела, привалившись спиной к чему-то холодному, под ладонями оказались мелкие камешки и колкая сухая трава. Когда луна выглянула из-за облака, Ева увидела перед собой толстую плиту на опорах. Внизу кустились густые заросли.

Девушка осторожно встала и охнула, когда ее качнуло. Затылок ныл тупой болью, голова кружилась, и Еву немного подташнивало. Наверняка похититель организовал ей легкое сотрясение.

Кстати, о похитителе… Она прислушалась и огляделась. Никого. Кому и зачем понадобилось так «шутить», оставалось неизвестным.

На пути к бетонной плите Ева споткнулась о выступающую балку и только тогда поняла, где находится. Железнодорожная станция! Плита – это платформа, а балка – шпала. Представив себе, что ее могли бы уложить на рельсы и так оставить, девушка похолодела от ужаса. Но тут же приказала себе не раскисать. Нужно выяснить, что это за станция. И позвонить. Позвонить! Ева вернулась к тому месту, где пришла в себя, и зашарила руками в поисках сумочки. В ней были телефон, кошелек, паспорт и небольшая бутылочка с водой. Но, конечно, ничего не нашлось. Ладно хоть ключи Ева сунула в карман.

Ладно, купит новый телефон, восстановит паспорт. Кошелек только жалко – подарок Тины, который сестренка выбирала с любовью.

Мысли о кошельке и Тине, как ни странно, придали сил. Что, если сестра находится где-то здесь?

Ева пошла по колее, вслушиваясь в плотную тишину августовской ночи. Наконец она увидела полуразрушенную лестницу с шаткими металлическими перилами и не раздумывая поднялась на платформу. Отсюда, с высоты, Ева смогла увидеть все лучше. На запасном пути стояла электричка. Чуть дальше виднелись какие-то постройки. За спиной высились вымахавшие в полтора человеческих роста кустарники, ветви которых протиснулись сквозь погнутые перила. Ева подошла к кассовой будке с заколоченным окном и поняла, что находится на недействующей станции. Что ж, куда ее занесло, она уже знает. Хоть добраться отсюда до дома и будет непросто.

Но Тину вполне могли держать здесь, в одной из построек. Стараясь не думать о том, что это место воскрешает плохие воспоминания, Ева продолжила путь.

Она уже долго бродила по страшной даже при дневном свете мертвой станции, заглядывая в выбитые окна и зовя сестру, пока не увидела вдали отблеск света. Всполошенная надеждой, девушка бросилась к домику, который вполне мог быть раньше жилищем стрелочника.