Свои камни

– Здравствуйте, – тихо, чуть надтреснутым голосом, сказал отец Лука. Это был очень старый монах с длиной, почти белой бородой. Он вошел в беседку и сел напротив. – Мне сказали, что вы хотите меня видеть.

– Да, здравствуйте, – замялся я и полез в сумку. – Тут такое дело. Сказали, что можно у вас спросить. Так получилось, что я был в одном селе и нашел, не знаю. Вот.

Я вынул из сумки тетрадь и положил на стол перед отцом Лукой.

– Вы родственник Екатерины Ивановны Макаровой? – неожиданно для меня произнес отец Лука, переменившимся голосом.

– Нет, – ответил я, и видя, что монах пристально слушает поспешил пояснить. – Так вышло, что пришлось побывать в ее доме…

Он взял в руки тетрадку и стал перебирать по ней узловатыми пальцами словно пытаясь удостоверится в ее подлинности.

– Да, – нарушил я повисшую паузу. – Это я взял за иконой, в доме, где жида бабушка Катерина.

Старый монах вдруг словно преобразился, но тут же словно сник.

– А ведь я с ней поссорился, обидел ее, – горестно сказал старый монах. – Она приходила в церковь и читала по этой тетради, когда никого не было. А я, молодой и горячий, сделал ей замечание. Праведник нашелся. А она тогда объяснила мне про эту тетрадь. А я молодой дурень стал ей выговаривать, что мол нельзя поминать всех подряд, особенно всяких атеистов, коммунистов и некрещеных. Она тогда расстроилась, ничего мне не ответила и ушла. С тех пор я ее больше никогда не видел.

– А как же?

– А теперь я состарился, и живу здесь, – ответил монах и, благостным голосом, добавил. – И Господь, по милости своей, прислал мне эту тетрадь.

– А что это, вообще такое? – нетерпеливо спросил я.

– Здесь, – отец Лука погладил переплет, – все, кто во время войны умер на руках у этой женщины. Сначала в немецком лагере военнопленных, а потом в нашем, советском госпитале. Восемьсот семьдесят три человека, за которых я, по жестокосердию, помешал ей молится. А вот теперь, по милости Божьей, наверное, смогу все исправить. Вот только ее впишу и стану исправлять. Спасибо тебе, сынок.

Октябрьский лес проносился мимо, не по осеннему сухой асфальт шелестел под шинами. Я ехал домой, в свою суету и никак не мог понять, как же так вышло. Почему произошла вся эта история. А собственно, что в ней удивительного. Конечно, что-то во всем этом есть. Ничего в мире, видимо, не происходит само. Или не видимо происходит. Иначе, наверное, никак быть не может.

Помню, как отец Лука проводил меня до ворот, а по пути все расспрашивал про домашних, про жизнь, наставлял и даже смеялся. Мне показалось, что он даже как-то помолодел. Потом перекрестил и сказал:

– Ступай с миром, сынок.

И ведь как-то совсем мне стало радостно, от этого «сынок».

Обычно говорят, «чадо» «сын мой» или «братья и сестры». Или особенно торжественное «Раб Божий», многие, я слыхал, обижаются. А ведь рабами, как я потом узнал всегда именовали себя апостолы. Это видимо такое звание, которое надо заслужить. А уж если получил авансом, то стараться соответствовать.

Чужой камень

Тамару Аркадьевну или тетку Тамару, как говорили про неё некоторые, я знал почти всю жизнь. Да и не то, чтобы знал, так, был знаком ровно на столько, на сколько в наше время возможно знать соседа по лестничной площадке. При том, что разница в возрасте у вас с этим соседом лет в сорок, и вы совершенно разные люди. Так «здравствуйте-до свидания». А больше никакого дела.

Тетка она была с норовом, даже удивительно, что у меня не разу не вышло с ней конфликта, но вот прочему-то населению нашего двора от нее доставалось крепко. Так уж устроен наш мир – там, где живет больше одного человека, всегда все не там стоит и не так делается. Хотя говорили, что она была такой не всегда. Пока был жив ее муж, какой-то генерал в штатском, ей вообще ни до кого не было дела. Она занималась только своими детьми.

А когда генерала не стало, уже где-то под конец девяностых, выяснилось, что ей принадлежит приличная доля в большом бизнесе. И квартира в сталинке на Ленинском проспекте, где она всю жизнь и жила.

Делами бизнеса она занималась сама, поначалу, решительно и жестко, пока не повзрослели наследники. Тогда она вышла на свою боярскую пенсию, а подъезд, словно по инерции, стала считать своей боярской вотчиной. На долгие лет двадцать. Ну да ладно. Это все бытовуха.

А мы жили напротив, дверь в дверь. Я вскоре остался один. Некоторое время отбивался от назойливых предложений риэлторов. Затем меня еще некоторое время посещали томительные мысли о переезде за город. Но потом все прошло, и я зажил привычной холостяцкой жизнью. Утром на работу вечером с работы. Здравствуйте – до свидания. Пока не началась эта история.

– Эй, сосед! – окликнул меня властный голос тетки Тамары.

Я вышел из лифта перебирая планы на вечер в голове и ключи от квартиры в ладони.

– Тебя ведь Иван зовут?

– Ну, Иван, – ответил я с любопытством глядя на стоящую в двери соседку.

– Ты сейчас чем занимаешься?

– Домой пришел, – попробовал сострить я, поигрывая ключами. – А так, работаю.

– Это хорошо, – ответила тетка Тамара, глядя на меня так словно взвешивала какие-то свои за и против. – Значит бабки нужны, сегодня всем, кто работает бабки нужны.

Я ничего не ответил, мне стало интересно, что будет дальше.

– Ты, Ваня, вроде архитектор, – прищурилась она, буравя меня взглядом. – В бюро каком-нибудь работаешь, или так вольным стрелком.

– Ну, когда как, – тягуче ответил я. – Сейчас вот на вольных хлебах.

– Тем более, – решительно сказала она и отступила в сторону. – Давай зайди, дело есть.

– Ремонт затеваете, – спросил я, проходя в просторную прихожую и осматриваясь.

– Не к спеху, – ответила она и жестом велела проходить в комнату. – Поручение для тебя есть.

От неожиданности я чуть не подавился языком. Вот еще чего не хватало в порученцах ходить.

– Ты, Ваня, не волнуйся, – ее голос вдруг потерял стальную повелительность, – Так вышло, что обратится я могу только к постороннему человеку.

– Я архитектор, – снова напомнил я.

– Это, к делу не относится, – ответила она с прежним железом в голосе. – Надо чтобы ты доставил письмо.

– Какое еще письмо? – недоуменно спросил я, – Не уж-то у вас в вашей империи гонцы перевелись? Так, почта есть.

–Почта туда не ходит, – ее голос снова переменился и стал утомленно -разъясняющим. – Говорю сразу, это не бесплатно, а никому из своих я это дело поручить не могу.

– Интриги…

– Не важно, – отмахнулась она, открывая секретер и протягивая мне конверт. – Вот, это письмо надо доставить.

Следом за письмом передо мной на столик шлепнулись две банковские пачки, по пятьдесят тысяч каждая.

– Здесь проездные и командировочные. Специально мелкими купюрами. – пояснила она. – По возвращении еще получишь.

Я ошарашенно сидел перед кучей денег и совершенно не знал, как реагировать. Она же, видя мою нерешительность вдруг сказала, измученным голосом.

– Ну что, мало что ли? Письмо отвезти, что тебе миллион надо? Есть же в тебе что-то человеческое или вы все сейчас такие.

– Какие? – зачем-то спросил я.

– Расчетливые.

– Да нет. Если надо я помогу, просто на конверте нет адреса.

– И то верно, – она осеклась вернулась к секретеру и достала листок бумаги. – Вот адрес, вернее, как проехать. Говорю сразу, это далеко, если не берешься…

– Странный какой-то у нас разговор получается, – ответил я, раздраженно забирая у нее адрес. – Если надо я съезжу.

Есть такое явление, состояние аффекта, это, когда человек не осознает, что делает. Ну так на него воздействует окружающая среда, что он становится как бы не в себе. В тот момент я видимо был в таком аффекте. Мне было одновременно и неприятно, что меня сочтут неполноценным в случае отказа и обидно от того, что меня вроде как покупают, да еще в такой форме.

Так или иначе, но я вышел из квартиры тетки Тамары с письмом адресом и приличными командировочными. Билет на поезд я купил в интернете в тот же вечер

Так вышло, что, когда я рассмотрел адрес мне стало не по себе, и я даже проклял свою мягкотелость. Путь был совсем не близкий.

До города Кирова ехать было не сложно. Поезд был вечерний, а они не успевают надоесть. Садишься и почти сразу укладываешься спать. Хуже, когда садишься утром и весь день коротаешь с попутчиками. Народ может попасться разный, утомительный, проблемный. Печки-лавочки, одним словом.

Ночным поездом легче. Утренний человек совсем другой. Ночь миновала, люди друг к другу никак не притерлись, да и осталось-то им соседствовать всего ничего. Белье проводнице сдали, стаканы отнесли и свободны.

Куда сложнее было двигаться дальше. Поселок Афанасьево был почти в трехстах километрах и железнодорожного сообщения с городом Кировом не имел. Пришлось довольно долго и безрезультатно искать способ добраться туда. Я даже подумал взять такси, в конце концов в кармане не семечки шуршат. Но поостерегся, решил, что время терпит и пообедал в местном кафе. Я уже отчаялся найти решение своей транспортной проблемы и спросить улыбчивую официантку, просто так, на удачу.

– В Афанасьево? – участливо переспросила официантка и подумав ответила – Есть автобус, но он уже ушел. Туда же ехать почти пять часов.

– А может еще что есть? – с надежной спросил я, – Как-то же люди туда ездят.

– Знаете, – улыбнулась она. -Я сейчас спрошу, но ничего не обещаю.

Она упорхнула, а я продолжил расковыривать вилкой объемистую паровую котлету. В любом случае стоило подумать и о ночлеге.

– Вам повезло, – голос официантки оторвал меня от размышлений. – Завтра утром туда поедет машина.

– Меня могут взять, – обрадовался я. – А во сколько и откуда? Я в долгу не останусь.

– Вот номер, шофера зовут Алексей, – она протянула мне визитную карточку. – Свяжитесь с ним, и все решите. Конечно, выйдет дороже автобуса, но быстрее.

– Спасибо. – сказал я, пряча карточку в карман.

Алексей оказался парнем лет двадцати, подвязавшимся на доставках по области. Стартовали мы рано, часов в пять. Он даже заехал за мной к хостелу, где меня приютили на ночь.

Фургончик марки ВИС, спереди восьмерка сзади пластиковый фургон, катилась довольно бодро. Хотя, судя по звуку мотора, он знавал и лучшие времена. Да и кто их не знавал. Я с интересом разглядывал проносящийся мимо пейзаж и искренне дивился качеству дороги, твердая четверка с минусом.

– У нас тут сам понимаешь с транспортом не просто. – пояснял Алексей, вертя баранку. – Плечи длинные, а заказы маленькие. Я вот по аптекам коробки возить пристроился.

– А не заругают, что ты пассажира взял, все же лекарства, то се.

– Забей, – отмахнулся он. – Тачка моя, да и в кузов ни ты не я не лезем. Там коробки с пломбами. Так что дыши ровно, воздуху у нас много.

Я стал дышать ровно, разглядывая проносящиеся за окном пейзажи.

– А у вас как в Москве?

– Живем, – задумчиво ответил я. – С транспортом получше, с воздухом похуже.

– А тебе, что в Афанасьево понадобилось? родственники?

– Да я вроде то же, как бы «на доставке», – усмехнулся я. – Далеко оттуда до Бора?

– Километров сорок, – присвистнул Алексей и прищурился, – Но я тебя туда не повезу, у меня график.

– Понятно, – согласился я, невольно прикидывая в уме как двигаться дальше.

В Афанасьево мы приехали к десяти утра. Алексей высадил меня на центральной площади, вернее на центральном перекрестке. В таких поселках мне доводилось бывать. Торговый центр, почта, сберкасса.

– Слушай, москвич, ты тут постой, а я попробую тебе помочь, – сказал Алексей, убирая в лопатник плату за проезд.

Через пару минут он вернулся в крепким детиной.

– Вот, – указал Алексей на спутника. – Это Коля, он через два часа в Бор едет.

– Иван, – представился я, протягивая руку, – Куда подойти?

– А никуда ходить не надо, – томным голосом ответил Коля, протягивая руку в ответ. – Вы вон, в Слоне, на терраске посидите. А как увидите красный ЗИЛок, подъехал, так и выходите. Я как загружусь, так на Бор и поедем.

Коля попрощался с Алексеем и пошел на свою погрузку.

– Спасибо, – от души поблагодарил я Алексея. – Здорово ты меня выручил.

– На здоровье, москвич, – ответил Алексей, хлопая меня по плечу, но увидев, что я полез в карман за кошельком отшатнулся– Эй, ты это чего? Ничего не надо. Бывай.

– Слушай, – крикнул я ему во след. – А что там за река?

– Кама, – бросил он в ответ и рассмеялся. – Если обратную машину не найдешь, можешь до самой Москвы по воде добраться, только на подходе к Волге поворот не проскочи.

Фургончик затрещал мотором и скрылся и проулке. Я остался ждать Колю.

Колин ЗИЛок прикатил немного раньше обещанного, и мы тронулись в сторону Бора. По дороге мы болтали о том и о сем, в гулкой кабине старенького ЗИЛа было как-то небывало легко

– Но вот до скита вам придется добираться пешком, – участливо и словно виновато пояснял Коля, не отрываясь от дороги. – Пути туда нет. Матушки затвором живут.

– Не уж то совсем пути нет? – усомнился я.

– Только пешком. Там тропа нахоженная не заплутаете. – продолжил здоровяк. – Они бывает, что в магазин выходят. Но это совсем редко, когда автолавка приезжает. Спички там соль, да мало ли что. А еще к ним иногда батюшка приезжает, в большие праздники по духовным делам. Серьезный такой, на «тойоте». А все равно до скита пешком, шесть километров, это уж как заведено.

Поселок оказался не маленький. Дорогу к скиту мне указал Коля и не только указал, но и подвез меня к самому началу тропы. От дороги было перекинуто несколько бревен через канаву, а дальше шла тропа в полметра шириной. К начала стоял тесаный столб с прибитой иконкой.

Я помахал Коле он выпустил в ответ облако сизого выхлопа. Назад он ехал только завтра, и обещал меня захватить. Я посмотрел на часы и порадовался, что день еще долгий и пошел по тропе.

Удивительно, что, проехав такое немалое расстояние, я не разу не задумался о том, почему я вообще все это делаю. Допустим, сначала у меня было невменяемое состояние. Хотя какое может быть невменяемое состояние. Я вполне мог отказаться, но, почему-то, не отказался.

Может сработала скрытая жажда приключений. А, что за приключения со мной произошло? Я же не в Гималаи пошел. Так пойди туда не знаю куда. И главное, ведь все идет как идет, и нигде я не осекся. Не преткнулся о камень. Добрался до этой тропы. И все равно, если меня спросят, зачем я в это ввязался, я точно ничего вразумительного не смогу сказать в свое оправдание.

И что интересно я даже ни на минуту не сомневаюсь, что совершенно благополучно вернусь обратно в Москву. В таком странном состоянии я и добрался до другого конца тропы.

Не знаю, как вы представляете себе скит, лично мне представлялся некий форт из Стивенсоновкого острова сокровищ, частокол и все, что к нему прилагается. Но ничего такого не было.

Здесь же была большая, хотя и порядком осевшая изба, с куполком-луковкой на коньке, длинный сарай, какие-то навесы. Обычное большое крестьянское хозяйство. Вместо забора перекрещенные прутья. У тропы был столб наподобие того, что стоял в начале, но кроме иконы на нем был еще колокольчик, на манер корабельной рынды. Я позвонил.

Из сарая вышла женщина во всем черном, отряхнула с себя солому и направилась в мою сторону. Вот тут я растерялся, потому что не знал, что я собственно должен ей сказать. Не стоять же мне столбом с протянутой рукой с зажатым в ней письмом.

– Здравствуйте. – тихо спросила монахиня, подойдя ко мне почти вплотную. – Вам нужен кто-то из сестер, придется подождать.

– Видите ли, – несколько замявшись начал я. – Я тут по поручению своей соседки.

Я искренне надеялся, что она начнет задавать наводящие вопросы, но она молчала.

– Понимаете, я из Москвы, – снова заговорил я, стараясь говорить по существу. – Я привез письмо, для сестры Ольги.

– От кого? – нисколько не удивилась она.

– От своей соседки, Тамары Аркадьевны, – затараторил я и быстро полез в рюкзак за письмом. – Мы с ней много лет соседствуем. И она мне попросила привести сюда это письмо.

– Постойте здесь, – сказала монахиня, – Я сейчас приду. Никуда не уходите.

Она повернулась и пошла в дом. Вернулась она минут через пять в другой монахиней, постарше. Та смотрела на меня, с каким-то странным недоумением. Повертела в руках конверт, немного помолчала и вернула мне его назад.

– Извините, – заволновался я, – Что-то не так. Я могу паспорт показать.

– Паспорт не надо, – ответила старшая монахиня чуть заметно улыбаясь. – Просто принять, это письмо мы от вас не можем.

– Не понимаю? – как можно спокойней сказал я, – Я с ним ехал почти двое суток. Давайте я его просто вот здесь на камушке оставлю.

– Дело совсем не в этом, – пояснила младшая монахиня и показала рукой куда-то в сторону. – Дело в том, что сестра Ольга отошла ко Господу, пять дней назад. И принять письмо, адресованное ей, мы не можем.

Я посмотрел куда она показывала, и заметил среди листвы новенький могильный крест.

– И что же мне с этим всем делать? – я был совершенно ошарашен ее словами. – Что мне передать отправителю?

– Верните ваше письмо отправителю и предайте другое, – ответила старшая, и протянула мне, почти такой же конверт.

На конверте был московский адрес тетки Тамары с ее фамилией и инициалами.

– А что там? – с глупым видом спросил я.

– Мы не знаем, – ответила старшая монахиня. – Мы нашли письмо, когда разбирали ее вещи. Видимо она написала его совсем недавно. Передайте. Исполните последнюю волю усопшей сестры Ольги?

– Хорошо, – решительно ответил я. – Выхода у меня нет. Домой все равно надо возвращаться.

Коля нашел меня вечером, когда я совершенно разбитый пришел в Бор. оказалось, что он договорился с какой-то старухой чтобы мне было, где переночевать. И даже велел хозяйке приготовить мне баню. Душевный он был парень.

А рано утром заехал за мной. Он очень торопился обратно в Афанасьево, так, что я успел на автобус, который привез меня в Киров за пять часов до поезда.

Мысль об этих бесцельных часах стала невероятно тягостной. Я бы хотел вскочить в вагон, залезть на верхнюю полку и проспать до самой Москвы. А вместо этого придется пять часов слоняться по незнакомому городу.

От мыслей меня оторвал телефонный звонок. Звонили с неизвестного московского номера.

– Слушаю, – машинально ответил я.

– Ванька! – послышался голос дяди Миши моего соседа снизу. – Ну на конец то! Ты куда пропал?

– Да вот, в командировке, – ответил я, – Случилось что?

– Соседка твоя из квартиры напротив, тетка Тамара, умерла. – с места в карьер сказал дядя Миша. – Сын ее приехал, всех на уши поставил. Участковый приходил, а ты вроде как с ней перед смертью разговаривал. По камерам видели.

– Я завтра буду в Москве, – ответил я. – У меня сегодня вечером поезд.

– Ты где хоть?

– В Кирове.

– Понятно. Ну, я тебя предупредил, сам думай. Кто его знает, что там у них да как. Сам понимаешь, бояре, хозяева жизни.

Я отключил телефон и бессильно опустился на лавочку. Вот тебе и раз. Теперь все стало совсем запутанно, у меня на руках было два письма двух умерших адресатов. И как быть дальше я не понимал. Посоветоваться мне было не с кем.

Да и какого совета я, собственно, жду? Делай, что должен и будь, что будет. В конце концов ничего предосудительного со мной не случилось. Московские дела и предупреждения дяди Миши меня нисколько не тревожили. Меня тревожили письма.

Я совершил такое путешествие и получается, что все было зря. Все это было хлопотно, но глупо и безрезультатно. Зря в оба конца. И получались что я обеих своих работодательниц все- таки хоть и против своей воли, а подвел.

–У вас что-то случилось? – незнакомый мужской голос оторвал меня от самокопаний.

Оказалось, что я забрел во дворик небольшой церковки, или скорее часовенки. На приступочке перед входом, пожилой священник менял лампочку стоя на стремянке

– Вижу что-то у вас случилось, – снова сказал он, спускаясь со стремянки. – Вы уж простите, что я к вам пристал. Не обидитесь?

– Да, как вам сказать, – у меня вдруг возникла мимолетная надежда. – Есть у меня проблема. Не знаю, прямо с чего и начать.

– А заходите, – сказал он, убирая стремянку. – Одна голова хорошо, а две лучше.

Я вошел в часовенку. Здесь было светло, горело несколько свечей и пахло воском. Посредине стояло ведро и лежала швара.

– Я тут раз в неделю прибираюсь, – пояснил священник, убирая стремянку. – Часовня к моему храму относится, вот и содержу по мере сил. Раньше за ней присматривала одна моя прихожанка, но сейчас она болеет. Так, что у вас случилось?

Тут я взял и на одном дыхании рассказал ему всю свою дурацкую историю. Как не странно отец Виктор слушал очень внимательно, и отнесся к моему рассказу вполне серьезно. Покрутил в руках оба письма, спросил, не знаком ли я с содержанием. Я сказал, что не знаю, ни содержания, ни по сути самих авторов писем. А главное не знаю, что теперь делать.

– Ну во-первых, что надо понять, – заговорил отец Виктор, дождавшись, когда я высказал все, что у меня было на душе. – Все что с вами, Иван произошло, произошло не просто так.

– Так вот и я думаю, что не просто так, – снова заговорил я. – Но теперь то как?

– Что делать? – остановил меня отец Виктор. – Что делать я не знаю, я всего лишь, как и вы человек. Но знаю, чего вам точно не надо делать – не надо отчаиваться. Я так думаю, раз Господь вас в этот поход отправил, то ждет что вы пройдете его до конца.

– А почему он меня то в этот поход отправил. Я ведь ему ничего плохого не сделал.

Отец Виктор улыбнулся и похлопал меня по плечу.

– Понимаете, Иван, у Бога о каждом из нас свой промысел. Но нам он не открыт. Мы в его планах, как вот эта лампочка. Я вот ее ввернул чтобы она светила, а ведь ей самой, это совершенно не к чему. Возможно, она и не знает для чего вообще предназначена.

Он шагнул в часовню и щелкнул невидимым выключателем, ничего не произошло

– Не горит, – поспешил я ему сообщить.

– Действительно, – кивнул он, выглядывая из двери.

Потом снова исчез внутри и вернулся со шваброй в руках, смешно привстав на мысках он постучал ручкой швабры по цоколю. Лампочка вспыхнула.

– Бывает и так, – сообщил он мне довольно улыбаясь и опершись на швабру, так, что стал похож на Джона Сильвера. – Но у Бога ошибок не бывает, бывает только дополнительное усилие. Мы ведь существа несовершенные, ленимся, боимся, вот он нас и подталкивает по-своему.

– Шваброй?

– Да нет конечно,

– Вроде меня пока и не за что, – прикинул я. – Я вроде пока все, как велено делаю.

– Так и он вам ничего плохого не сделал. Наоборот, – улыбнулся отец Виктор – Вон как вы удачно съездили, ни погибли, не пропали, волки вас не съели. Люди вам хорошие встретились. А то, что письма не доставили, так в этом тоже есть какой-то смысл. Эти женщины долгую жизнь прожили. Вон как их по Земле рассеяло. А все, что рассеяно должно быть собрано. Может эти письма нужны не им, а тем, кто после них остался.

– Так, по-вашему, я вроде как орудие?

– Все, мы Иван орудия. У Бога кроме наших рук на Земле других рук нету. Так что, спасибо ему за все. Он сам вам подскажет что делать. Не сомневайтесь.

– Значит, нужно доделать дело до конца., – согласился я и добавил. – Время собирать камни. Так, кажется, где-то сказано?

– Пожалуй, что так, – согласился отец Виктор. – Видимо кроме вас, доверить сбор этих камней некому. Так, что со спокойный сердцем отправляйтесь в обратный путь. А я помолюсь и за вас, и за новопреставленных, Тамару и Ольгу.

– А какую молитву вы про меня почитаете? – совершенно искренне спросил я.

– О путешествующих, – совершенно спокойно ответил отец Виктор. – Есть такая молитва.

– Сильная?

– Не бывает сильных молитв, – мягко улыбнулся отец Виктор. – Бывает сильная вера. Найдется у вас такая?

– Буду стараться, – искренне ответил я

– Вот и хорошо, Иван. Ступайте, с Богом, – сказал отец Виктор, перекрестил меня и вывел на улицу.

К своей московской квартире я подходил с небывалой душевной легкостью. Появление участкового и каких-то людей в штатском нисколько не поколебали моего состояния. Оно скорее поколебало их.

По началу они пробовали на меня психологически надавить. Это делается на всякий случай, так принято у тех, кто хочет казаться сильнее других. Профессиональная деформация. Один даже пригрозил мне уголовным преследованием. Впрочем, скоро я понял, что смысла этой прелюдия они и сами не понимают.

А я был совершенно спокоен, невозмутимо рассказал о своей поездке. Положил на стол оба письма, корешки железнодорожных билетов, чек за кофе из «Мудрого Слона» и остаток денег. Деньги они забрали сразу, а с письмами осеклись. Я заявил, что передам их только родственникам тетки Тамары.