скачать книгу бесплатно
Русская гейша. Тайны обучения
Таня Кадзи
Русская гейша #1
Тайными знаниями, которые они получают в специальных школах, японские гейши под страхом смерти не делятся ни с кем… Русская девушка Таня Кадзи проникла в такую школу – и получила возможность учиться этому древнему искусству. Чего только не предстоит ей освоить! Навыки тончайшего манипулирования настроением мужчины, умение подбирать волнующие ароматы, создание изысканных блюд, содержащих афродизиаки, игру на музыкальных инструментах, эротические танцы с веерами, целый арсенал сексуальных техник…
Книга также издавалась под названиями "Русская гейша. Во имя мести", «Русская гейша. Мемуары».
Таня Кадзи
Русская гейша. Тайны обучения
Свиток первый
Маска страдания спектакля кабуки
С Петром я познакомилась в октябре 1994 года. Это произошло после представления самодеятельно театра «Кабуки» в нашем районном клубе. Я, не сняв громоздкий костюм, выскочила из гримерки, спасаясь от расшалившейся Шурки, моей подружки. Мы вместе учились на последнем курсе культпросвет училища, и обе несколько лет постигали сложное искусство японского классического театра на занятиях студии.
Я побежала по узкому проходу между стеной и декорацией и, вылетев из-за кулисы, чуть не сбила с ног какого-то парня. Он вздрогнул от неожиданности, замер, а потом рассмеялся. Я остановилась перед ним, но никак не могла отдышаться.
– Здравствуйте, юноша! – сказал парень. – У вас на сцене была трагическая роль, но, вижу, несмотря на густой грим, напоминающий печальную маску, на самом деле вам сейчас весело. А как же актерское перевоплощение? Или вы легко выходите из образа?
Я зачем-то сдернула парик из искусственных волос и поправила растрепавшиеся пряди, глядя в зеленовато-серые глаза парня и невольно улыбаясь.
– Ага! – довольно произнес он. – Значит, все-таки девушка? Но разве кабуки это не сугубо мужской театр?
– Мужской, – тихо подтвердила я. – Но у нас он наполовину из девчонок.
– И это вполне объяснимо, – заулыбался парень.
– Но вообще-то, как нам рассказывал педагог, поначалу… ну в древности там играли и девушки… определенного сорта, и кабуки называли театр для куртизанок, умеющих петь и танцевать, – торопливо сообщила я и тут же сильно смутилась. – А уж потом актрис сменили юноши… Но это все неважно, – тихо добавила я, изумляясь своей неуместной разговорчивости.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Таня, – ответила я еще тише и почувствовала, как кровь приливает к лицу.
– А меня – Петр. Вот мы и познакомились! Знаете, странно было увидеть афишу театра такого жанра в старинном русском городе. И я из любопытства отправился на спектакль. И получил истинное наслаждение! Благодарю.
И Петр церемонно поклонился.
– Да я-то причем? – смущенно произнесла я. – Это же целый коллектив представлял…
– А вы учитесь, работаете? – продолжил он, не обратив внимания на мое замечание. – И наверняка что-то в вашей деятельности связанно с Японией? Ваша внешность…
– Я заканчиваю хореографическое отделение, – перебила я и почувствовала, как сердце замирает от его пристального взгляда.
– Вот оно что! – удовлетворенно воскликнул Петр. – То-то маска печали поразила меня своими изящными передвижениями по сцене.
– Да ладно вам! – рассмеялась я. – Вы не могли это запомнить!
– Это почему же? – спросил Петр и склонил голову набок. – А вдруг мой взгляд сразу остановился на вас, и я мгновенно понял, что это любовь с первого взгляда и до последнего вздоха?
И как же он оказался прав.
Петру было двадцать восемь, и мне, восемнадцатилетней, он казался взрослым и серьезным. Но я влюбилась мгновенно, сильно и страстно. И все вокруг перестало существовать, я видела только любимого.
Следующий после представления день был насыщенным. Мы активно готовились к экзаменам. Особую сложность представляла сдача КПТ[1 - КПТ – композиция и постановка танца]. Хоть курс и небольшой, всего 25 человек, но нужно было каждому представить свой номер на суд комиссии. Поэтому участвовали все. А я солировала аж в двенадцати номерах, а в восьми – танцевала в основной массе. Мы принесли в танцкласс минеральную воду, бутерброды и с раннего утра начали прогон. К восьми вечера я буквально не чувствовала ног. Ступни горели, тело ломило.
– Все! – крикнула я Шурке, после того, как лихо отплясала в ее украинском гопаке. – Я больше не могу!
– А мы еще хотели сегодня отрепетировать номер «В шляпном магазине», – жалобно сказала она. – У Нинки ничего не отработано, и мы все скачем вразнобой, чисто козы на лугу.
– Еще бы! Зачем она взяла стиль двадцатых годов? Чарльстон сейчас никто и не танцует! – раздраженно бросила я.
– И что? – заметила сидящая без сил на полу у зеркальной стены Нина. – Зато неординарно! Платья будут соответствующие, да и грим в стиле актрис немого кино. Зрелищно и эффектно! А то уже надоели все эти ваши народные танцы или композиции на тему классики.
– Короче, предлагаю репетицию перенести на завтра, – сказала я. – Лично у меня ноги отваливаются.
– И правда! Сколько можно?! – неожиданно поддержали меня остальные.
– Странно, странно, – зашептала мне на ухо Шурка. – Ты у нас такая фанатка танца и вдруг хочешь свалить пораньше. В чем причина-то?
– Любовь, – кратко ответила я и помчалась в раздевалку.
Петр ждал меня у входа в училище. Я вылетела раньше других, подхватила его под руку, и мы чуть не упали, поскользнувшись на первом, выпавшем днем снежке. Дружно расхохотавшись, мы вцепились друг в друга, и Петр ни с того ни с сего чмокнул меня в нос. Я замерла, потом отстранилась и пошла рядом. Как мне было хорошо! Но и тревожно немного, ведь я видела этого парня второй раз в жизни.
Потом мы долго сидели в маленьком полупустом кафе и, неотрывно глядя в глаза друг другу, без конца говорили. Петр приехал в наш город из Москвы по служебным делам и должен был пробыть до Нового года. Я спросила, чем он занимается. Петр поморщился, замолчав, но потом все-таки сказал:
– Я – химик и работаю на оборонном предприятии. Сама понимаешь, лучше эту тему не развивать.
Он вновь замолчал. А затем неожиданно приподнял мою руку и поцеловал кончики пальцев.
– А ты, прекрасная принцесса, чем думаешь заняться после окончания училища?
– Хочу организовать в нашем клубе танцевальный кружок для маленьких детей и взять за основу технику Айседоры Дункан. Она не признавала классических канонов и танцевала так, как чувствовала, то есть была абсолютно свободна в выражении самой себя, – торопливо сообщила я и отчего-то сильно смутилась.
– Ух ты! – непритворно восхитился Петр. – Далеко идущие планы! Но что хочу сказать, Танья, такой кружок можно организовать и в Москве.
Он как-то сразу начал вот так забавно коверкать мое имя, и оно звучало будто по-японски. Я невольно улыбнулась, но тут же испугалась до дрожи и сразу убрала руки со столика, опустив их на колени.
– Это что, предложение? – замирающим от волнения голосом уточнила я.
– Конечно! – уверенно ответил Петр. – Но завтра же в загс не предлагаю, – серьезно добавил он. – Надо бы родителей поставить в известность.
Я глотнула окончательно остывший кофе и с трудом перевела дыхание. Все происходило слишком быстро. Но так хотелось не думать ни о чем, а просто поверить Петру.
– А у тебя японская фамилия? – спросил, улыбнувшись, он.
– Да, это так! И Кадзи в переводе значит «кузнец». У меня дед – японец, – сказала я. – А что?
– Меня всегда неудержимо притягивала эта страна. Я ведь и каратэ занимаюсь. И читаю много на эту тему. И как только тебя увидел… Твои блестящие темные волосы, глаза с восточным разрезом. А их цвет! Даже не темно-карий, а скорее черно-вишневый. Мне безумно нравится смотреть в них! Ты удивительно похожа на принцессу из японских сказок.
– Спасибо, – пробормотала я и покраснела, опустив голову.
– Знаешь, я в прошлом году побывал в Токио и Киото, – после паузы продолжил Петр.
– Правда? Вот здорово! – восхитилась я и посмотрела в его улыбающееся лицо. – И как?
– Сказочно! Другая вселенная. Но я ездил по делам, так что посмотрел не все, что хотелось бы.
Петр вновь замолчал. Взгляд его стал, я бы сказала, каким-то просветленным. Он словно смотрел внутрь себя и видел там что-то чистое и высокое.
Из светло-зеленой записной книжки с изображением горы Фудзи на обложке:
Стихи прощания
Решил на веере я написать,
Но треснул он в руке.
Басё
Петр уехал перед Новым годом, подарив мне на прощание сборник классической японской поэзии, очень красиво изданный. Стихи Иссы, Басё, Кито, Сампу и многих других обрамляли изящные рисунки на японскую тематику. На одной странице были иероглифы, на другой – английский текст. Русского перевода не имелось, но я училась в школе с углубленным изучением английского языка и из любопытства сразу начала переводить хокку и танка на русский, стараясь передать смысл. Особенно понравившиеся мне стихи даже заносила в отдельный блокнот. И во всех своих записях я цитирую исключительно свой перевод.
Петр уехал, а меня не отпустили родители, хотя и познакомились с ним за две недели до отъезда. И «жених» им понравился. Но скорость развития наших отношений их очень напрягла.
– Что ты себе думаешь, Татьяна? – возмущалась мама. – Не спорю, Петр очень приятный молодой человек, говорил с нами о серьезных намерениях на твой счет. Но пока это только слова! Ты его знаешь всего-то пару месяцев, и уже готова все бросить и уехать?!
– Но я получила диплом и свободна, – плакала я. – Петя говорит, что я могу работать и в Москве. Он обещает помочь устроиться.
– Куда ты там устроишься?! – на повышенных тонах говорил папа.
– Хочу организовать студию свободного танца, – отвечала я. – Не получится, пойду работать переводчицей. Ведь я отлично знаю английский, недаром десять лет в спецшколе парилась!
– Вот именно! – кипятилась мама. – Хотели тебя в престижный институт определить. Лингвист – перспективная профессия.
– Но ты наперекор нам поступила на эти танцульки, – подхватывал папа. – И кто ты теперь?
– Клубный работник – руководитель самодеятельного хореографического коллектива! – гордо произнесла я. – И даже с правом преподавания.
– Ну, допустим, – немного притих отец. – А жить, дочь, где собираешься?
– У Пети своя квартира. Он хочет, чтобы я жила с ним. Мы ведь любим друг друга!
– И что?! – в один голос воскликнули родители.
– У нас так не принято! Вначале свадьба, а потом можете делать, что хотите! – сурово добавила мама.
И они категорически запретили даже думать о переезде.
Но я все равно уехала. Проснулась как-то утром через неделю после отъезда Петра, поняла, что больше не выдержу ни дня без любимого, быстро покидала в рюкзак необходимые вещички, взяла деньги и документы и отправилась на вокзал. Родителям оставила записку, чтобы особо не волновались. Купив билет до Москвы, сразу позвонила Петру. И он обрадовался! А я думала, ругать будет.
Петр жил в трехкомнатной квартире обычного девятиэтажного дома возле метро «Нахимовский проспект». Когда мы зашли в коридор, он, даже свет не включив, кинулся меня раздевать, без конца повторяя:
– Моя маленькая Танья! Моя принцесса! Как хорошо, что ты решилась и приехала. Я тут с ума сходил! Я без тебя, оказывается, жить не могу! Я уже сам хотел мчаться за тобой и украсть, если родители добровольно тебя не отпустили бы.
Он лихорадочно целовал меня, потом потащил в спальню. Что это была за ночь! Мы не спали ни одной секунды и не разжимали объятий до утра. Но писать об этом не хочу. Он был моим первым мужчиной, я по-настоящему любила его. Поэтому пусть интимные подробности нашей любви останутся лишь для меня.
– Мне на работу! – опомнился Петр в семь утра.
– Не ходи сегодня, – прошептала я, лежа на его плече и не в силах пошевелиться.
– Я должен, – ответил он и мягко высвободился из моих объятий.
Пока Петр находился в ванной, я встала, накинула его халат-кимоно и приготовила чай, накрыв стол на кухне. Петр удивился и обрадовался, увидев, как ловко я хозяйничаю. Выпив чашку и съев бутерброд, он поцеловал меня и умчался. А я решила прибрать в квартире, приготовить что-нибудь вкусненькое и ждать его возвращения.
Через неделю Петр познакомил меня со своей мамой Елизаветой Викторовной и младшим братом Витей, моим ровесником. Они встретили меня на удивление тепло, и я сразу почувствовала себя в их обществе очень уютно. Рядом с их домом находился музей-заповедник «Коломенское». После праздничного обеда, устроенного в мою честь, мы отправились туда. Катались с горок, гуляли по дорожкам, любуясь храмами, посетили домик Петра I, потом ели горячие блины в кафе, стилизованном под деревенскую избу.
Поздно вечером мы вернулись к себе и вновь не спали всю ночь. Так прошел январь. Я находилась в состоянии эйфории от затопившей меня до отказа любви. А в начале февраля приехала моя мама. Оказывается, Петр позвонил моим родителям и сказал, что хочет жениться. Я встретила маму настороженно, но увидев ее грустные глаза, обняла и расплакалась. Мама пожила у нас несколько дней и уехала вполне умиротворенная. Петр твердо заявил, что после его командировки в Токио, намеченной на март, мы подадим заявление.
– А я тут одна останусь? – решила выяснить я, когда мама уехала.
– Глупышка! – рассмеялся он. – Я больше не намерен с тобой расставаться даже на день! У нас приглашение на полгода.
– Как? – округлила я глаза. – Мы ведь не зарегистрированы. В качестве кого…
– Что ты волнуешься по таким пустякам? – перебил меня Петр и нежно поцеловал. – Я все уже устроил. И пусть ничто тебя не тревожит, солнышко.
В феврале я его почти не видела, он допоздна пропадал на работе, и целыми днями я была предоставлена сама себе. Много ездила по Москве, гуляла по улочкам, заходила в магазины. В деньгах недостатка не было. У меня были свои средства, да и мама оставила немалую сумму. А уж Петр деньги вообще не считал. А их у него всегда было предостаточно, и он щедро делился ими со мной, говоря, что бюджет у семьи должен быть только общим.
«Надо же, как хорошо оплачивается работа химика!» – иногда удивлялась я.
Но в том безоблачном состоянии счастья особо над такими вещами задумываться не хотелось.
Правда, узнав Петра лучше, я стала невольно отмечать некоторые странности его поведения. Иногда он приходил домой в каком-то ненормально возбужденном состоянии и начинал говорить о вечной битве добра и зла, о месте человека в этой войне и о выборе своего пути. Я обычно внимательно его выслушивала, но период возбуждения, как правило, сменялся апатией. Петр, выговорившись, замолкал, уходил на кухню и долго сидел в одиночестве. Я не мешала его уединению, но не находила себе места от беспокойства. Все это казалось мне отчего – то угрожающим нашему счастью. Но на все мои осторожные расспросы Петр отвечал уклончиво. И понять его я так и не могла.
В конце февраля, буквально за пару дней до нашего отъезда, Петр пришел не один.
– Познакомься, Таня, это мой большой друг Тэрамуро Юкио. Он тоже химик, работает на нашем предприятии.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я.
Японец Юкио вполне сносно изъяснялся по-русски. Пока я готовила чай и закуски, они возбужденно говорили о какой-то решающей битве, о каком-то «зарине» и о торжествующей истине. Их глаза горели, выражения лиц были одинаково восторженными. И, наверно, из-за этого они походили друг на друга, как братья, хотя Юкио был ярко выраженного восточного типа, а Петр – славянского.
– Хорошо, что вы познакомились, – удовлетворенно сказал Петр, когда проводил гостя. – Увидев тебя, Юкио уже без тени сомнения предложил нам пожить на все время командировки в его квартире.
– В Токио? – обрадовалась я.
– Нет, – ответил Петр и слегка замялся, – в Наха, это город в столице префектуры Окинава. Тебе там понравится, вот увидишь! Я там был пару дней. И это субтропики, а значит, вечное лето! Сам город очень разнороден. Много памятников архитектуры, отличные пляжи. Будешь там, как на курорте! Ведь Окинава – это один из островов архипелага Рюкю, и кругом океан.
– А ты? – с недоумением спросила я.
