Сердце в его тени

Ветер колыхал ветви, пахло сиренью. Всё вокруг было тихим, родным.

И вдруг в памяти всплыло детство. Как они бегали по этому саду с Кайзером. Как он падал в траву, смеясь, а она поднимала его, делая вид, что сердится. Как он всегда защищал её от соседских мальчишек, а потом обещал, что когда они вырастут, она станет его женой.

Губы Амалии дрогнули в улыбке. Сердце сжалось от сладкой тоски.

«Кайзер… Где ты теперь?.. Ты даже не представляешь, как часто я думаю о тебе. Надеюсь… надеюсь, ты счастлив. Пусть и без меня.»

Она выдохнула и подняла голову к небу. Оно было чистым, розовым от заката. В такие моменты ей хотелось верить, что всё когда-нибудь наладится.

Утро выдалось солнечным, и Амалия проснулась от стука колёс по гравийной дорожке. Она выглянула в окно и увидела знакомую машину.

– Кэсси! – выдохнула она с облегчением.

Через минуту дверь распахнулась, и в кухню ворвалась её подруга – в ярком летнем платье, с сумкой через плечо и широкой улыбкой.

– Ну что, мои девочки? – воскликнула Кэсси, обнимая сперва Амалию, потом Миранду. – Я приехала с проверкой: кто тут без меня скучал?

– Мы, конечно, – ответила Миранда и улыбнулась так тепло, что сердце Амалии растаяло. – Проходи, я как раз пирог достала из печи.

– Тот самый? – Кэсси хитро прищурилась. – Я, между прочим, полгорода проехала ради твоего фирменного яблочного пирога с корицей.

– Он самый, – засмеялась Миранда. – Я же обещала.

За столом было шумно и весело. Кухня наполнилась запахом горячего теста и яблок, а смех разливался по дому.

– Боже, это лучшее, что я ела за последние месяцы! – Кэсси закрыла глаза, сделав театральный вид. – Я готова переехать к вам ради этого пирога.

– Ты только скажи, и я каждый день буду печь, – подхватила Миранда. – Но работать адвокатом из моего сада ты вряд ли сможешь.

– Вот именно, – заметила Амалия. – Она даже кофе в городе без трёх звонков не может выпить, а тут у нас интернет на пол-пальца.

– Эй! – возмутилась Кэсси, но тут же прыснула от смеха. – Ладно, признаю. Но ради таких выходных я готова отключить телефон.

После завтрака они втроём вышли на веранду. Солнце ласково светило, воздух был свежим, сад вокруг дома пах цветами. Миранда принесла чай в красивом сервизе, и разговоры потекли сами собой.

– Ты помнишь, как мы впервые встретились? – спросила Амалия, глядя на Кэсси. – Мне тогда было так тяжело без Кайзера, и я вообще не хотела ни с кем общаться.

– Конечно, помню, – улыбнулась Кэсси. – Я подошла к тебе в школе, когда ты сидела одна и рисовала.

– Я тогда подумала, что ты странная, – призналась Амалия.

– Ну а теперь смотри, – Кэсси развела руками. – Странная, но лучшая подруга.

День пролетал незаметно. Они болтали, примеряли платья, что привезла Кэсси «на всякий случай», делали селфи в саду, смеялись до слёз.

– Я уже вижу заголовки, – шутила Кэсси, глядя в камеру. – «Адвокатша, художница и их мудрая мама покорили мир пирогами и платьями».

– Мудрая мама? – Миранда улыбнулась. – Ну, звучит не так плохо.

– Ты не мудрая, а самая лучшая, – серьёзно сказала Амалия и прижалась к её плечу. – Я так рада, что мы все вместе.

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к закату, они накрыли стол на улице. Миранда подала свежие салаты, пирог, чай. Атмосфера была такой лёгкой, что Амалия впервые за долгое время почувствовала – да, здесь она в безопасности.

– Вот ради этого я живу, – сказала Кэсси, поднимая кружку. – Ради таких вечеров, когда рядом только самые родные.

– И никакой работы, – добавила Миранда.

– И никакой темноты, – прошептала Амалия, сама себе, но мама с Кэсси всё равно услышали.

Они ничего не спросили. Просто улыбнулись и обняли её.

Дом стих. Кэсси и Миранда разошлись по своим комнатам. Амалия тихо поднялась наверх, прошла в свою спальню и легла. Но сна всё равно не было. Она смотрела в потолок, прислушивалась к каждому шороху.

Телефон завибрировал на тумбочке.

Амалия вздрогнула, сердце подпрыгнуло к горлу.

Она схватила его дрожащими пальцами. Экран светился: номер не определён.

Открыла сообщение.

«Ты не сбежишь от меня. Где бы ты ни была – я всегда рядом.»

Она застыла. Воздух в лёгких превратился в лед.

Сжав телефон так, что побелели пальцы, Амалия вскочила. На секунду ей показалось, что единственный выход – это разбудить Кэсси. Рассказать ей всё. И про записки, и про силуэт, и про то, как он был в её доме.

Она даже шагнула к двери… но замерла.

В голове вспыхнула картинка: его губы на её шее, жар его дыхания, его пальцы на её теле. То, как она, чёрт побери, отвечала на его поцелуй. Как её тело предало её.

«Если я расскажу всё Кэсси… она никогда не поймёт. Она решит, что я сошла с ума. Как я объясню, что я сама… что я тоже…»

Амалия прижала ладонь к губам, зажмурилась. Стыд и страх перемешались, сердце колотилось, будто в клетке.

– Господи… что мне делать? – прошептала она в пустоту.

Она рухнула обратно на кровать, вцепившись в телефон, будто в единственную связь с реальностью. Но реальность становилась всё более зыбкой.

Глава 5

Несколько дней в доме Миранды пролетели незаметно. Утром – кофе и яблочный пирог, днём – сад, прогулки и маленькие походы в городок. Вечерами – смех на веранде и долгие разговоры о пустяках.

Кэсси была самой шумной, самой яркой: шутила, дразнила Миранду, заставляла Амалию улыбаться, даже когда та не хотела. А Амалия, в свою очередь, прятала за этой улыбкой настоящие чувства. Она смеялась, но где-то глубоко внутри не переставала слушать тишину и бояться – а вдруг он и сюда добрался?

На четвёртый день Кэсси первой заговорила о возвращении:

– Девочки, мне пора. В городе у меня гора работы, если я задержусь, клиенты устроят бунт. – Она захлопнула чемодан и вздохнула. – Но, клянусь, я приеду снова.

Амалия молча складывала вещи в свою сумку. Её тоже ждала работа – предстояла новая выставка в Нью-Йорке. Она всё ещё ощущала тревогу, но понимала: убегать вечно нельзя.

Миранда смотрела на них обеих долгим взглядом.

– Я не хочу отпускать вас. Здесь вы, по крайней мере, отдыхали.

Амалия подошла, обняла её крепко.

– Мама, мы скоро приедем снова. Обещаю.

– Только звони, если хоть что-то будет не так, – мягко, но твёрдо сказала Миранда, гладя её по щеке.

Амалия кивнула, хотя сердце внутри сжалось.

Дорога в Нью-Йорк тянулась, и чем ближе они были к городу, тем тяжелее становилось на душе. Кэсси болтала, рассказывала про свою работу, строила планы на вечер, но Амалия почти не слушала. Она смотрела в окно и думала только об одном: что её ждёт впереди.

Дорога обратно тянулась долгой лентой. Сначала поля, леса, запах свободы, а потом постепенно – шумные трассы, серые здания, вывески, гул города. Чем ближе они были к Нью-Йорку, тем сильнее у Амалии сжималось сердце.

– Ты как? – спросила Кэсси, повернувшись к ней.

– Нормально, – коротко ответила она, глядя в окно.

Но на самом деле – не нормально. За эти несколько дней в доме мамы она почти позволила себе поверить, что всё плохое осталось позади. Но город, с его бетонными стенами и тенью в каждом углу, тут же напомнил: он рядом.

Когда машина остановилась у дома Амалии, они с Кэсси выгрузили сумки. В саду пахло влажной землёй, но уют, что был у Миранды, здесь будто растворился.

– Завтра я весь день в суде, – сказала Кэсси, обнимая её на прощание. – Но вечером заеду, если хочешь.

– Хорошо, – кивнула Амалия, стараясь улыбнуться.

– И, Амаль, – подруга задержала её взгляд, – если что-то будет не так… ты сразу мне звонишь. Обещаешь?

– Обещаю.

Они обнялись ещё раз, и Кэсси уехала. Дом снова остался тихим.

Полдня Амалия бродила из комнаты в комнату, не находя себе места.

Книги, телевизор, чай – всё казалось бессмысленным. Мысли крутились по кругу, и чем дальше, тем сильнее сердце сжимал страх. Тишина дома, в которой раньше она находила уют, теперь казалась гнетущей. Каждая тень за занавеской, каждый скрип пола напоминали ей: он где-то рядом.

К вечеру она уже не могла терпеть.

Она собрала сумку, захватила блокнот с карандашами и поехала в мастерскую.

Там было легче.

Запах красок, холсты, блики закатного солнца на полу – всё это возвращало её в привычный ритм. Она поставила мольберт, накинула на плечи старую широкую рубашку, чтобы не испачкаться, и начала рисовать. Сначала осторожно, мазок за мазком, потом всё быстрее. Рука сама находила линии, краски ложились мягко, и ненавистный гул мыслей растворился.

Впервые за долгое время она улыбнулась.

Забылась. Дышала.

Часы пролетели незаметно. В мастерской сгущались сумерки, и она уже собиралась закончить, когда вдруг… что-то дрогнуло за окном.

Тень.

Высокая. Чёткая. Неподвижная.

Амалия замерла, кисть выпала из рук. Горло сжалось. Она медленно обернулась к окну – и увидела, что створка приоткрыта. Всего на пару сантиметров.

Она сделала шаг назад. Воздух стал вязким, каждое движение – словно во сне.

И тут во дворе вспыхнул фонарь. Жёлтый свет пролился на сад.

Тень обрела форму.

Её взгляд наткнулся на глаза. Голубые, пронзительные, такие знакомые, что сердце остановилось. Она застыла, не в силах вдохнуть.

Свет лёг иначе – и тень стала лицом.

Скулы. Рот. Щетина. И тело – мощное, взрослое, мужское. Белая рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты, татуировки на сильных руках.

Она всматривалась долго, словно не веря. И губы сами сорвались в шёпоте:

– Кайзер…

Она зажала рот рукой, едва сдерживая крик.

И будто время разорвалось на куски.

Перед глазами вспыхнули картины: мальчишка четырнадцати лет, с растрёпанными тёмными волосами, всегда чуть нахмуренный, но с той самой улыбкой, которую он дарил только ей.

Тёплое лето. Их игры в саду.

Как он швырял камешки в реку, обещал, что вырастет и станет сильным, чтобы защищать её.

Как смотрел прямо, не отводя взгляда, и говорил: «Ты моя. Когда ты вырастешь, я женюсь на тебе».

И её детский смех в ответ.

А теперь…

Перед ней стоял мужчина. Высокий, мощный, с холодом в глазах и татуировками, режущими кожу. Тот, кто вызывал страх и дрожь в каждом её нерве. Голос его был низкий, властный, в нём не осталось ни капли мальчишеской мягкости.

«Господи… это он. Это тот мальчик. Мой Кайзер… и всё же не он».

Мысли метались, как в клетке.

Он преследовал меня всё это время… Эти записки… Эти прикосновения во тьме…

Это он был в клубе. Это он прошептал мне, что никто не имеет права дотронуться до меня.

Он… он убил Тристана?

Её сердце сжалось так, что стало трудно дышать.

Мальчик, который обещал всегда быть рядом… превратился в монстра.

Амалия отшатнулась от окна, обняла себя руками, будто хотела спрятаться.

Но взгляд Кайзера пронзал её даже сквозь стекло.

Она видела его силуэт, его лицо – и понимала: назад дороги нет.

Он не двигался. Только смотрел. И этого взгляда было достаточно, чтобы в её груди рухнул весь мир.

– Долго же ты… – голос низкий, хриплый, словно шёл из самых глубин, – …вспоминала меня.

Она пошатнулась, ухватилась за край стола.

– Этого… этого не может быть… – выдохнула она, одними губами.

Кайзер сделал шаг вперёд, навстречу свету, и теперь она видела каждую черту его лица. Резкие скулы, тень щетины, губы, которые она помнила ещё мальчишескими, теперь стали жёсткими, мужскими. Его взгляд приковывал и пугал одновременно.

– Но это я, Амалия, – сказал он тихо, почти нежно, и от этого ей стало ещё страшнее. – И я всегда был рядом.

Она не могла отвести взгляда. Сердце грохотало так, что в ушах звенело.

Всегда рядом… Эти слова будто сорвали замок.

Она зажмурилась, пытаясь отогнать наваждение. Но вместо этого прошлое накрыло её целиком.

Глава 6

Жаркое лето висело над пригородом. Асфальт во дворе разогрелся так, что воздух дрожал. Но детям было всё равно. Они смеялись, бегали босиком по пыли, как будто это был самый лучший день их жизни.

Четырнадцатилетний Кайзер сидел на деревянном заборе между домами и смотрел вниз – на Амалию, которая чертила палочкой круги на земле. Она была на три года младше, с тонкими косичками и сияющей улыбкой, из-за которой у него сердце всегда билось быстрее.

– Ты самая красивая девочка на свете, – сказал он с такой серьёзностью, что Амалия оторвала голову и уставилась на него.

– Когда вырастешь, я женюсь на тебе.

Она прыснула от смеха, прижимая палочку к груди.

– Кай, ты дурак! – звонко сказала она. – Ты всё придумываешь.

– Я не придумываю, – нахмурился он и спрыгнул с забора, оказываясь прямо перед ней. – Я сказал, значит, так и будет.

Амалия покачала головой, но щёки её зарозовели.

– Посмотрим, – пробормотала она и тут же дотронулась до его плеча. – Догоняй!

Она сорвалась с места, и Кайзер рванул за ней. Они носились по двору, поднимая клубы пыли, смеялись так громко, что соседская собака начала лаять. Кайзер бежал чуть медленнее, давая ей возможность вырваться вперёд.

– Я опять выиграла! – радостно закричала она, тяжело дыша.

– Потому что я тебя люблю, – выпалил он.

Амалия замерла, округлив глаза, потом прыснула от смеха, пытаясь скрыть смущение.

– Пойдём в парк? – предложила она. – Там прохладнее.

– Пошли, – ответил он без раздумий.

Парк встретил их запахом свежей травы и детским шумом. На площадке визжали малыши, вдалеке гремел баскетбольный мяч. Летний день был в самом разгаре.

Они шли рядом, болтая обо всём подряд. Амалия рассказывала, как хочет стать художницей, что она будет рисовать самые большие картины. Кайзер слушал внимательно, иногда усмехаясь:

– Я тоже буду в твоих картинах?

– Конечно, – серьёзно ответила она. – Только если ты перестанешь всё время хмуриться.

Он фыркнул, но уголки губ дрогнули.

Возле фонтана они присели на скамейку.

– Подожди, я куплю нам мороженое, – сказал Кайзер и пошёл к киоску.

Амалия осталась одна, болтая ногами. Но не успела и минуты пройти, как к ней подошли трое мальчишек постарше. Из их школы.

– О, Сент-Клер, одна сидишь? – ухмыльнулся высокий костлявый.

– Отстаньте, – пробормотала она, прижимая руки к себе.

Они переглянулись, один дёрнул её за косу. Амалия вскрикнула.

В этот момент Кайзер уже шёл обратно. В руках – два рожка мороженого. Его глаза мгновенно потемнели. Он шагнул быстрее, а потом просто швырнул мороженое в урну и пошёл к ним.

– Эй! – его голос прорезал шум парка. – Что вы творите?

– Успокойся, Хеллингер, мы просто шутим, – протянул один.

Кайзер толкнул его так, что тот едва не упал.

– Ещё раз хоть один из вас прикоснётся к ней – я вам всем морды разнесу.

– Ты ненормальный, Хеллингер, – буркнул другой.

– Может быть, – глаза Кайзера сверкнули. – Но попробуйте – и узнаете, насколько.

Ребята переглянулись, пробурчали что-то и ушли.

Амалия смотрела на него испуганно.

– Зачем ты так? – прошептала она. – Они же просто…

– Просто? – перебил он. – Они тебя трогали. Никто не может. Никто!

Она вздохнула, пытаясь улыбнуться.

– Ты сумасшедший.

– Может быть, – повторил он.

Чтобы сменить тему, он снова пошёл к киоску и вернулся уже с новым мороженым. Протянул ей рожок, как будто ничего не произошло.

– Держи. Всё равно самое вкусное тебе.

Она улыбнулась и приняла мороженое. Потом они ещё долго гуляли по парку: катались на качелях, брызгались у фонтана, смеялись, придумывали глупые истории. Для них мир был простым и светлым.

Когда солнце клонилось к закату, они вернулись домой. На крыльце их ждала Миранда – светлая женщина, в цветочном платье, с улыбкой, от которой сразу становилось теплее.

– Дети! Идите кушать, я накрыла стол.

Кухня встретила запахом запечённой курицы и хлеба. Миранда суетилась, ставя лимонад и раскладывая мясо.

– Ешьте, мои хорошие, – сказала она. – Кайзер, бери побольше, ты ведь растёшь.

– Я лучше Малие дам, – упрямо сказал он, перекладывая ей кусок побольше.

– Кай! – вспыхнула она. – Ты сам голодный.

Миранда рассмеялась, покачав головой.

– Господи, вы такие забавные. Вы как день и ночь. Но знаете… иногда именно такие и бывают самыми близкими.

Они ели, смеялись, спорили, кто быстрее доест, и всё вокруг казалось простым и счастливым.

Поздним вечером, сидя на крыльце, они молчали, глядя на закат. Амалия положила голову ему на плечо, и Кайзер, глядя вдаль, произнёс тихо, как клятву:

– Запомни, Маля. Когда вырастешь – ты будешь моей.

И в тот момент она даже не подумала смеяться.

С тех пор лето не заканчивалось – даже когда в календаре наступил сентябрь. В их пригороде солнце по утрам светило мягче, листья начинали желтеть, но внутри всё оставалось по-летнему простым: два соседних дома, две двери напротив и двое детей, которые будто родились уже вместе.

Они и правда «жили вместе» с самого начала – так любила говорить Миранда. С тех пор как Амалия научилась стоять, она тянулась к забору, за которым жил Кайзер. А когда он начал ходить, первым делом перелез через эту деревянную перекладину и принёс ей яркую машинку. С тех пор у них было пополам всё: мелки, яблоки, секреты.

Осенние утра начинались одинаково. Zвонок будильника у Сент-Клер, запах тостов и ванильного сиропа, голос Миранды: «Маля, завтрак!». Через пару минут за окном – негромкий стук. Это Кайзер. Он не звонил в дверь, он всегда стучал в окно Амалии, как в маленький ритуал.

– Выхожу, – шептала она, высовываясь в оправе растрёпанных волос.

– Быстрее, – отвечал он, но улыбался.

Они шли в школу одной дорогой, а в здании расходились: он – к своим старшим, она – к своим. Разные этажи, разные расписания. Но каждый раз, когда звонил последний звонок для её класса, Амалия выходила в коридор и уже издалека видела – он стоит, облокотившись о шкафчики, с вечной хмурой мордой, из которой обязательно прорывалась улыбка, едва он замечал её.

– Пошли, Маля, – говорил он.

– Ты рано, у тебя же ещё урок.

– Пропустил. Важнее тебя встретить.

Она качала головой, пыталась сделать строгий вид, но смех всё равно выдавал её. Они шли медленно по школьному двору, делясь тем, что произошло за день. Амалия показывала рисунки – быстрые эскизы одноклассников, учительницы, неба за окном. Кайзер забирал её альбом и перелистывал так внимательно, как будто держал в руках что-то бесценное.

– Ты нарисовала его смешным, – говорил он, кивая на портрет физрука.

– Он такой и есть, – фыркала она.

– А это кто? – показывал на тёмный силуэт в капюшоне.

– Не знаю… иногда просто выходит.

– Это я?

– Может быть, – улыбалась она и прятала взгляд.

Иногда после школы они шли к реке. Небольшая, но быстрая вода уносила листья вниз по течению, и они устраивали соревнования: чей листик приплывёт быстрее до поваленного ствола. Амалия снимала кеды и свешивала ноги с моста, а Кайзер стоял рядом и следил, чтобы никто не подошёл близко. Он всегда замечал людей раньше неё – этот взгляд хищника у него был даже в четырнадцать.

– Кай, – однажды сказала она, ловя палочкой свой листик у берега, – когда я вырасту, я буду художницей. Я хочу, чтобы мои картины висели в больших залах. Чтобы люди приходили и молчали, потому что им будет нечего сказать от… от того, как сильно.

– Твои картины уже «сильно», – ответил он. – Просто пока зал – это наша кухня.

– Ты смеёшься?

– Нет. Я серьёзно. Ты будешь известной.

– А ты кем будешь?

Он молчал пару секунд, смотрел на воду, затем усмехнулся.

– Я? Я буду… править.

– Кем? – Амалия улыбнулась шире.

– Всем, – сказал он как будто шутя, но в его голосе не было шутки. – Я не знаю как это называется. Боссом? Главным? Тот, кого нельзя обойти.

– Тебе это подходит, – она рассмеялась. – Ты и сейчас ведёшь себя как главный.

– Потому что ты должна быть в безопасности, – ответил он просто.

Иногда им казалось, что школа – это только промежуток между их настоящей жизнью. Они встречались утром у забора, днём в коридоре, вечером у реки, а по выходным «занимались важными делами»: сражались ветками как мечами, строили домик из старых досок позади гаража Хеллингеров и придумывали тайный код – три стука по забору, потом пауза, потом ещё два. Это значило: «Выходи, мне нужен ты».

В один из таких дней появился дождь – тёплый, крупными каплями. Они всё равно побежали к реке. Город стал тихим, люди спрятались под навесами, а им было весело: промокшие, босые, они брызгались, как маленькие, и смеялись, пока Амалия не сорвалась на хриплый кашель. Кайзер тут же снял с себя толстовку и натянул ей на голову.

– Всё, домой, – приказал он.

– Но ещё чуть-чуть…

– Домой, Амалия, – он редко называл её полным именем. Мягко, но так, что спорить не хотелось.

По дороге она всё равно вытащила из кармана мелок и на мокром асфальте набросала пару линий. С живостью, от которой у него защемило внутри: профиль с резкой линией челюсти и внимательными глазами.

– Это кто? – спросил он, хотя уже знал.

– Не знаю, – улыбнулась она в сторону. – Просто кто-то, кто смотрит.

Он осторожно провёл пальцем по мокрым линиям – они расплылись, и рисунок исчез.

– Пусть смотрит, – сказал он. – Но только издалека.

Были и другие дни – более шумные. Баскетбольная площадка, где старшие парни ставили жёсткие блоки, матерились и забывали, что перед ними младшие. Амалия сидела на скамейке с альбомом, делала быстрые штрихи, ловила движение. Кайзер играл редко, чаще стоял у ограждения, посмеивался над чужими промахами. Один из парней – тот самый костлявый из парка – снова попытался подойти к Амалии. Не дерзко, но слишком уверенно.

– Дай посмотреть, что рисуешь, – протянул он руку к альбому.

– Я… не хочу.

– Пять секунд, – он уже тянулся ближе.

Кайзер оказался рядом так быстро, будто был рядом всегда.

– Отойди, – сказал он без крика.

– Да что ты…

– Я сказал: отойди.

Парень на секунду задержал взгляд, потом отступил, пробормотал «псих» и ушёл к своим. На площадке кто-то свистнул, кто-то усмехнулся. Кайзер повернулся к Амалии.

– Не забывай говорить «нет», – тихо сказал он.

– Я сказала.

– Громче.

– Зачем?

– Чтобы не пришлось звать меня.

Она улыбнулась и кивнула. Он взял её альбом, перелистал пару страниц, задержался на рисунке тёмного силуэта в капюшоне.

– Он появляется всё чаще, – заметил Кайзер.

– Может, мне просто нравятся тени, – пожала плечами Амалия.

– Мне – нет, – ответил он и, закрыв альбом, легко коснулся его корешка пальцами. – Но если это помогает тебе рисовать – рисуй.

К речке они ходили, как люди ходят в церковь – регулярно, молча, с чувством, что здесь их кто-то слышит. Иногда они садились на старое бревно и говорили о будущем: о больших городах, галереях, небоскрёбах, где будет его офис «главного». Амалия любила фантазировать, как будут выглядеть её выставки – белые стены, рамки, приглушённый свет. Кайзер слушал и, как всегда, обещал.

– Я куплю тебе зал, если не дадут, – говорил он.

– Так не работает, – смеялась она.

– Будет работать.

– А если у меня не получится?

– Получится.

– А если…

– Маля, – он смотрел прямо, серьёзно. – У тебя получится.

В такие моменты Амалии казалось, что в его голосе есть сталь. Тёплая, надёжная. Как будто он уже знал, как всё будет, и чего это ему будет стоить.

По вечерам они возвращались домой, и Миранда звала на ужин: «Дети! Мы сегодня делаем пасту!». Пара тарелок, лимонад со льдом, салфетки в цветочек. Кайзер неизменно перекладывал на тарелку Амалии побольше, Миранда неизменно смеялась и качала головой.

– Ты вырастешь уродом, – ворчала Амалия.

– Я уже урод, – ухмылялся он.

– Ты красивый, – выпаливала она слишком быстро, а потом краснела.

– Слышала, Миранда? Она призналась, – кивал он серьёзно.

– Ешьте, – спасала их Миранда, – пока всё не остыло.

После ужина они выходили на крыльцо. Небо в пригороде было низким и ясным, и звёзды загорались так быстро, что казалось – кто-то щёлкает невидимыми выключателями. Амалия рассказывала о новых идеях, о конкурсах в школе, о том, как учительница по искусству взяла её рисунок на школьную выставку. Кайзер принёс ей плотный альбом – подарок.

– Для больших картин, – сказал он.

– Кай…

– Не спорь.

Она провела ладонью по обложке, как по чему-то живому.

– Спасибо.

– Нарисуешь там то, что будет висеть в твоём первом «белом зале».

– А ты придёшь?

– Я буду стоять у двери, – серьёзно сказал он. – И впускать тех, кто достоин.