Читать книгу Большая коллекция рассказов (Джером Клапка Джером) онлайн бесплатно на Bookz (37-ая страница книги)
bannerbanner
Большая коллекция рассказов
Большая коллекция рассказовПолная версия
Оценить:
Большая коллекция рассказов

4

Полная версия:

Большая коллекция рассказов

– Так мне подумалось, – сказал решительный голос. – Мы получили вашу записку сегодня. Мистер Хоуп вернется к восьми. Будьте любезны, повесьте пальто и шляпу в передней. Ящик с сигарами на камине. Извините, но я буду работать. Мне надо сначала кончить одно дело, потом я поговорю с вами.

Обладатель решительного голоса продолжал что-то писать. Клодд сделал, как ему было сказано, расположился в кресле у камина и закурил сигару. Ему видно было только голову и плечи особы, сидевшей за письменным столом. Голова была стриженая, с кудрявыми черными волосами. Пониже виднелся белый воротничок с красным галстуком и еще что-то, что могло быть и мальчишеской курткой, сшитой на девочку, и дамской жакеткой, немного мужского покроя, – по-видимому, это был компромисс в духе английской политики. Мистер Клодд заметил длинные опущенные ресницы и под ними яркие черные глаза.

– Это девушка, – сказал он себе, – и прехорошенькая.

Продолжая свой осмотр по нисходящей линии, мистер Клодд дошел до носа. – Нет, – решил он, – это мальчик, и должно быть, порядочный плут.

Особа, сидевшая за столом, удовлетворенно хмыкнула, собрала разбросанные листки рукописи, потом положила локти на стол и, подперев голову руками, уставилась на мистера Клодда.

– Можете не торопиться, – сказал мистер Клодд, – но только, когда кончите, скажите, что вы обо мне думаете.

– Извините, пожалуйста, это у меня такая привычка – уставиться на человека. Я знаю, что это невежливо, и очень стараюсь отучить себя.

– Скажите, как вас зовут, – предложил мистер Клодд, – и я вас прощу.

– Томми, – последовал ответ, – то есть, я хочу сказать, Джейн.

– Вы подумайте хорошенько, – посоветовал мистер Клодд. – Я не хочу влиять на ваше решение, мне нужна только правда.

– Видите ли, – пояснила сидевшая за столом, – меня все называют Томми, потому что это мое прежнее имя. Но теперь меня зовут Джейн.

– Понятно, – сказал мистер Клодд. – А как же мне прикажете звать вас?

Особа за столом задумалась.

– Ну, если из того, что вы с мистером Хоупом затеяли, действительно что-нибудь выйдет, нам придется часто видеться, – и тогда, я думаю, лучше зовите меня Томми, как все.

– Так вы знаете о наших планах? Мистер Хоуп рассказывал вам?

– Ну конечно. Ведь я – его негр.

Клодд подумал было, что его почтенный друг основал здесь предприятие, способное составить конкуренцию его собственному.

– Я помогаю ему в работе, – пояснила Томми, снимая с него тяжкий груз сомнений. – В журналистских кругах это называется – негр.

– Понимаю, – сказал мистер Клодд. – Ну-с, Томми, что же вы думаете о наших планах? Я уж, пожалуй, лучше сразу начну вас звать Томми, потому что, между нами говоря, я уверен, что из нашей затеи выйдет толк.

Томми впилась в него своими черными глазами. Казалось, они пронизывали его насквозь.

– Вы опять уставились, Томми, – напомнил ей Клодд. – Вам, должно быть, нелегко будет отучить себя от этой привычки.

– Я старалась составить себе о вас определенное мнение. Все зависит от человека, который будет вести дело.

– Рад слышать это от вас, – ответил Клодд, всегда довольный собой.

– Если вы очень умны… Вас не затруднит подойти поближе к лампе? Оттуда мне вас плохо видно.

Никогда потом Клодд не мог понять, почему он послушался – и почему с первого же дня он всегда делал то, чего хотела от него Томми; единственным его утешением было сознание, что и все остальные были столь же беспомощны перед ней. Он встал и, перейдя длинную комнату, стал навытяжку перед большим письменным столом, чувствуя, что начинает нервничать, – ощущение для него непривычное.

– Вид у вас не особенно умный.

Клодд испытал еще одно новое ощущение – он сразу упал в собственных глазах.

– А между тем чувствуется, что вы умны.

Ртуть в термометре самодовольства мистера Клодда сразу подпрыгнула до такой высоты, что, будь он менее крепким физически, это могло бы вредно отразиться на его здоровье.

Клодд протянул руку:

– Дело пойдет, Томми. Папаша будет поставлять литературу, а мы с вами займемся организацией. Вы мне нравитесь.

На вошедшего в эту минуту Питера Хоупа упала искорка от света, сиявшего в глазах Уильяма Клодда и Томми (или иначе – Джейн), в то время как они пожимали друг другу руки через стол и смеялись, сами не зная чему. И бремя годов упало с плеч старого Питера, и он снова почувствовал себя мальчиком и тоже засмеялся, сам не зная чему. Он отпил глоток из чаши юности.

– Ну-с, папаша, дело слажено, – вскричал Клодд. – Мы с Томми уже обо всем переговорили. С нового года начинаем.

– Вы достали денег?

– Рассчитываю достать. Не думаю, чтобы они ускользнули из моих рук.

– И достаточно?

– Как раз хватит. Принимайтесь за дело.

– У меня тоже немного отложено, – начал Питер. – Собственно, можно было бы и больше отложить, да как-то не получилось.

– Может быть, нам и понадобятся эти деньги, а может быть, и нет. Ваш пай – это ваши мозги.

Некоторое время все трое сидели молча.

– Я думаю, Томми, – начал Питер, – я думаю, что бутылочка старой мадеры…

– Не сегодня, – сказал Клодд, – в другой раз.

– Чтобы выпить за успех, – настаивал Питер.

– Успех одного почти всегда связан с несчастьем другого, – возразил Клодд. – Тут, конечно, ничего не поделаешь, но сегодня не хочется думать об этом. Пора мне домой, к моему сурку. Спокойной ночи!

Клодд пожал им обоим руки и поспешно вышел.

– Я так и думал, – сказал Питер, привыкший размышлять вслух. – Что за странная смесь – человек! Ведь он добрый – нельзя быть добрее его к бедному старику. А между тем… Да, Томми, странные существа мы, люди, и женщины и мужчины, – такая смесь всякой всячины! – Питер рассуждал как философ.

Старый, седовласый сурок скоро докашлялся до того, что уснул навеки.

– Я попрошу вас и миссис быть на похоронах, Глэдмен, – объявил Клодд, забежав в лавку канцелярских принадлежностей. – И Пинсера с собой приведите. Я ему написал.

– Не вижу, какая от нас может быть польза, – проворчал Глэдмен.

– Ну как же! Ведь у него только и было родных, что вы трое; неприлично, если вы не будете на похоронах. И потом, надо прочесть завещание. Может, вам интересно будет послушать.

Глэдмен широко раскрыл свои водянистые глаза.

– Завещание? Да что же ему завещать-то? Ведь у него ничего не было, кроме ренты.

– А вот придете на похороны, все и узнаете. Клерк Боннера тоже будет и принесет с собой духовную, – она хранится у них. Все будет сделано комильфо, как говорят французы.

– Мне бы надо было раньше знать об этом, – начал Глэдмен.

– Я рад, что вы так интересуетесь бедным стариком, – сказал Клодд. – Какая жалость, что он уже умер и не может поблагодарить вас.

– Послушайте, вы! – взвизгнул вдруг старый Глэдмен. – Ведь он был беспомощный, слабоумный старик, не способный сам что-нибудь придумать. Если он под чьим-нибудь влиянием…

– Так, значит, до пятницы, – перебил Клодд. Ему было некогда.

В пятницу на похоронах компания собралась не дружная. Миссис Глэдмен время от времени шипела что-то на ухо своему супругу, тот отвечал ворчанием. В промежутках оба бросали грозные взгляды на Клодда. Мистер Пинсер, тучный джентльмен, имеющий какое-то отношение к палате общин, хранил все время министерское спокойствие. Главный факельщик говорил потом, что он не мог дождаться, когда все кончится, и уверял, что он в жизни своей не видал таких неприятных похорон; был момент, когда он даже серьезно подумывал переменить профессию.

На квартире Клодда их уже ожидал клерк от юриста. Клодд предложил угощение. Мистер Пинсер позволил себе выпить стаканчик виски, сильно разбавленного водой, и проделал это с видом человека без предрассудков. Клерк налил себе покрепче. Миссис Глэдмен, даже не спросясь мужа, отказалась и за себя и за него. Клодд, пояснив, что он всегда следует добрым примерам, налил себе тоже стаканчик и выпил «за нашу будущую счастливую встречу». Затем клерк приступил к чтению духовной.

Она была не длинна и не сложна, датирована прошлым августом. Оказалось, что старый джентльмен без ведома своих родных владел акциями серебряных копей, одно время пришедших в упадок, но теперь процветающих. По нынешнему курсу эти акции стоили больше двух тысяч фунтов. Из них пятьсот фунтов старый джентльмен завещал своему зятю, мистеру Глэдмену; пятьсот своему двоюродному брату, мистеру Пинсеру; а остальное своему другу Уильяму Клодду в благодарность за его внимание и заботы.

Мистер Глэдмен поднялся с места: ему было скорее смешно, чем досадно.

– И вы думаете, что мы вам позволим прикарманить таким манером чуть не тысячу двести фунтов? Вы серьезно так думаете? – спросил он мистера Клодда, который сидел, заложив руки в карманы.

– Вот именно, – признался мистер Клодд.

Мистер Глэдмен засмеялся, но от этого смеха никому не стало веселее.

– Честное слово, Клодд, вы забавляете меня – мне прямо смешно.

– Вам всегда присуще было чувство юмора.

– Негодяй! Гнусный негодяй! – взвизгнул мистер Глэдмен, внезапно меняя тон. – Вы думаете, что закон позволит вам таким образом оплести честных людей? Вы думаете, что мы так и дадим вам ограбить себя? Это завещание… – мистер Глэдмен драматически указал костлявым пальцем на стол.

– Вы намерены его оспаривать? – осведомился мистер Клодд.

На минуту Глэдмен был ошеломлен таким хладнокровием; но скоро оправился.

– Оспаривать!! – пронзительно вскрикнул он. – Вы же не станете оспаривать, что оно написано под вашим влиянием! Ведь вы его продиктовали от слова до слова и заставили этого бедного идиота подписать. Он не способен был даже понять…

– Не болтайте так много! – перебил его Клодд. – Не такой уж у вас приятный голос. Я вас спрашиваю, намерены ли вы оспаривать это завещание?

– Если вы ничего не имеете против, – чрезвычайно учтиво вмешалась тут миссис Глэдмен, – мы еще успеем застать в конторе нашего адвоката.

Мистер Глэдмен достал из-под стула свой цилиндр.

– Одну минуту, – остановил его Клодд. – Это завещание действительно составлено под моим влиянием. Если вам оно не нравится, значит не о чем и толковать.

– Само собой, – согласился мистер Глэдмен сразу смягчившись.

– Присядьте, – предложил Клодд. – Давайте посмотрим другое. – Мистер Клодд повернулся к клерку: – Пожалуйста, мистер Райт, прочтите то, первое, датированное десятым июня.

В первой духовной, такой же короткой и несложной, завещатель отказывал триста фунтов мистеру Уильяму Клодду в знак благодарности за проявленную им доброту, а остальные – Лондонскому Королевскому Зоологическому обществу, так как покойный всегда интересовался животными и очень любил их; перечисленные же поименно родственники, «которые никогда не выказывали мне ни малейшей привязанности, нисколько обо мне не заботились и уже присвоили себе значительные суммы из моего дохода», не получали ничего.

– Могу добавить, – начал мистер Клодд, видя, что никто не расположен прерывать молчание, – что, предлагая вниманию моего бедного старого друга Королевское Зоологическое общество, как подходящий объект для его щедрот, я имел в виду подобный же факт, приключившийся лет пять тому назад. Обществу была отказана довольно крупная сумма; родственники оспаривали завещание на том основании, что завещатель был не в своем уме. Обществу пришлось довести процесс до палаты лордов, прежде чем оно, наконец, выиграло его.

– Как бы там ни было, – возразил мистер Глэдмен, облизывая пересохшие губы, – вы, мистер Клодд, ничего не получите, ни даже этих трехсот фунтов, хоть вы и считаете себя очень умным и ловким. Деньги моего шурина достанутся адвокатам.

Тут поднялся мистер Пинсер и выговорил медленно и отчетливо:

– Если уж нужно, чтобы в нашей семье был сумасшедший, хотя я лично не вижу в этом необходимости, то мне кажется, что это вы, Натаниэль Глэдмен.

Мистер Глэдмен разинул рот от изумления. Мистер Пинсер так же внушительно продолжал:

– Что касается моего бедного старого кузена Джозефа, у него были свои странности, но и только. Я лично готов присягнуть, что в августе этого года он был в здравом уме и вполне способен составить завещание. А другое, помеченное июнем, по-моему, ничего не стоит.

Высказавшись, мистер Пинсер снова сел; к Глэдмену, по-видимому, вернулся дар речи…

– Какая нам польза ссориться? – весело защебетала в этот момент миссис Глэдмен. – Ведь эти пятьсот фунтов – совершенно неожиданное наследство. Живи и давай жить другим – я всегда это говорю.

– Дьявольски ловко все это подстроено! – выговорил мистер Глэдмен, все еще очень бледный.

– Ничего, у тебя будет чем подбодрить себя, – заметила его жена.

Имея в перспективе лишних пятьсот фунтов, супруги укатили домой в кэбе. Мистер Пинсер остался и пировал весь вечер с Клоддом и клерком на деньги Клодда.

Клодду досталось тысяча сто шестьдесят девять фунтов и несколько шиллингов.

Капитал новой издательской компании, «учрежденной в целях издания, печатания и распространения журнала, помещения объявлений, а также выполнения всех прочих связанных с этим функций», составлял тысячу фунтов в акциях, стоимостью в один фунт, оплаченных сполна наличными. Из них четыреста шестьдесят три принадлежали Уильяму Клодду, эсквайру; столько же мистеру Питеру Хоупу, N 16, Гоф-сквер; три мисс Джейн Хоуп, приемной дочери вышеупомянутого Питера Хоупа (настоящего имени ее никто не знал, включая и ее самое), обыкновенно называемой Томми, причем она заплатила за них из собственного кармана, после яростной стычки с Уильямом Клоддом; десять – миссис Постуисл, из Роулз-Корта, преподнесенных ей в дар учредителем; десять – мистеру Пинсеру, члену палаты общин (он и до сих пор за них не заплатил); пятьдесят – доктору Смиту (урожденному Шмидт); одна – Джеймсу Дугласу Александеру Мак-Тиру (иначе – Шотландцу), квартиранту миссис Постуисл; эта акция была выдана ему в виде гонорара за поэму «Песня Пера», помещенную в первом номере.

Выбрать название для журнала стоило большого труда. Наконец, отчаявшись, они назвали его: «Хорошее настроение».

МЛАДЕНЕЦ ВНОСИТ СВОЙ ВКЛАД

О новом журнале «Хорошее настроение» люди со вкусом и с понятием говорили, что это самый веселый, самый умный, самый литературный из дешевых еженедельников, какой когда-либо издавался в Англии. И Питер Хоуп, редактор и один из совладельцев его, был счастлив это слышать. Уильям Клодд, издатель и второй совладелец, не приходил в особенный восторг от этих похвал.

– Смотрите, как бы вам не переборщить по части литературности, – говорил Уильям Клодд. – Золотая середина, вот чего надо держаться.

Люди – люди со вкусом и с понятием – говорили, что «Хорошее настроение» заслуживает поддержки читающей публики больше, чем все остальные еженедельные журналы, вместе взятые. Люди со вкусом и с понятием – по крайней мере некоторые из них – шли даже дальше, они подписывались на журнал. Питер Хоуп, уносясь мыслями в будущее, предвкушал богатство и славу.

Уильям Клодд, больше озабоченный настоящим, говорил:

– Не кажется ли вам, милейший, что наше издание слишком уж первосортное, а?

– Почему вы так думаете?

– Да взять хотя бы распространение. За последний месяц мы выручили…

– Если вам все равно, нельзя ли без цифр? – попросил Питер Хоуп. – Цифры меня почему-то всегда угнетают.

– Не могу сказать, чтобы и меня они особенно радовали, – согласился Клодд.

– В свое время придет и это, – утешал его Питер Хоуп. – Надо воспитать публику, поднять ее до нашего уровня.

– Насколько я заметил, публика меньше всего склонна платить за то, чтобы ее воспитывали.

– Что же нам делать?

– А я вам скажу. Нужно взять мальчишку рассыльного.

– Разве это может способствовать распространению журнала? – удивился Питер Хоуп. – И потом, мы ведь решила первый год обходиться без рассыльного. Это только лишний расход. К чему?

– Я имею в виду не просто рассыльного, – возразил Клодд, – а юношу вроде того, с которым я вчера ехал в одном вагоне в Стрэтфорд.

– Чем же он замечателен – этот ваш юноша?

– Ничем. Он читал последний номер «Библиотеки дешевых романов». Это издание покупают по крайней мере двести тысяч человек. И он – один из них. Так он сказал мне. Покончив с книжкой, он вытащил из кармана последний выпуск «Балагура» – в розничной продаже стоит полпенни, распространение тоже имеет большое, до семидесяти тысяч. И читал его, давясь от смеха, до самого Стрэтфорда.

– Но…

– Погодите минутку. Я сейчас объясню вам. Этот юноша – представитель читающей публики. Я поговорил с ним. Ему нравятся больше всех как раз те газеты и журналы, которые имеют наибольшее распространение. Он ни разу не ошибся. А остальные – насколько они ему известны – он называет «трухой». Ему нравится то, что нравится массе. Сумейте угодить ему, – я записал его имя и адрес, он согласен поступить к нам на восемь шиллингов в неделю, – и вы угодите читателям. Не тем, что просматривают случайный номер, взяв его со стола в курительной клуба, и говорят вам, что «журнал, черт возьми, отличный», но тем, что платят за него пенни и уносят его к себе домой. Вот такие читатели нам и нужны.

Питер Хоуп, талантливый журналист и редактор с идеалами, был шокирован, возмущен. Уильям Клодд, человек деловой, без идеалов, оперировал цифрами.

– И об объявлениях надо подумать, – настаивал он. – Я, конечно, не Джордж Вашингтон*, но что пользы врать, когда и сам себе не веришь, не говоря уж о других? Доведите мне тираж до двадцати тысяч, и я берусь вам убедить публику, что он перевалил за сорок. Но, когда мы и до восьми не можем долезть, у меня руки связаны… совести не хватает.


[* – В хрестоматийных рассказах о детстве Вашингтона (первого президента США) часто говорится о том, какой это был правдивый мальчик.]


– Вы давайте публике каждую неделю столбцов двенадцать вполне доброкачественного литературного материала, – вкрадчиво убеждал Клодд, – но подсластив это двадцатью четырьмя столбцами варенья. Только так и можно кормить читателей – воспитывать их незаметно для них самих. А пилюля без варенья? Да они ее и в рот не возьмут.

Клодд умел настоять на своем. Пришел день, когда в редакции «Хорошего настроения» появился Филипп – в обиходе Флип – Твитл, официально в качестве рассыльного, на самом деле, без его ведома, в качестве присяжного литературного дегустатора. Рукописи, которыми зачитывался Флип, принимались. Питер стонал, но довольствовался тем, что исправлял в них наиболее грубые грамматические ошибки: опыт решено было провести добросовестно. Шутки и анекдоты, над которыми смеялся Флип, печатались. Питер, для успокоения совести, увеличил свой взнос в кассу помощи неимущим наборщикам, но это помогло ему лишь отчасти. Стихи, вызывавшие слезы на глазах Флипа, шли в разрядку. Люди со вкусом и с понятием жаловались, что «Хорошее настроение» не оправдывает их надежд. Тираж еженедельника медленно, не неуклонно возрастал.

– Вот видите! Я вам говорил! – восклицал ликующий Клодд.

– Прискорбно думать… – начал Питер.

– Думать вообще прискорбно. Отсюда мораль – поменьше думать. Знаете, что мы сделаем? Мы с вами разбогатеем на этом журнале. И, когда у нас заведутся лишние деньги, мы, наряду с этим, будем издавать другой журнал, специально для интеллигентной публики. А пока…

Внимание Клодда привлекла пузатая черная бутылочка с ярлыком, стоявшая на письменном столе.

– Когда это принесли?

– С час тому назад.

– Для рекламы?

– Кажется.

Питер поискал на столе и нашел письмо, адресованное: «Уильяму Клодду, эскв., заведующему отделом рекламы журнала «Хорошее настроение». Клодд разорвал конверт и пробежал письмо.

– Прием объявлений еще не кончился?

– Нет. До восьми часов.

– Отлично! Присядьте-ка и черкните об этом пару строк. Только сейчас же, не то забудете. На страничку «После обеда».

Питер сел к столу и поставил в заголовке: «Стр. п. о.».

– А это что, – спросил Питер, – какое-нибудь вино?

– Особый портвейн, который не ударяет в голову.

– По-вашему, это преимущество?

– Конечно. Больше можно выпить.

Питер начал писать: «…обладает всеми качествами хорошего старого портвейна, без его вредных свойств…» Я ведь его не пробовал, Клодд.

– Это ничего. Я пробовал.

– И что же? Хорошее вино?

– Отличное. Пишите: «…восхитительное на вкус и бодрящее». Это наверняка будут цитировать.

Питер продолжал писать: «Мы сами отведали его и нашли восхитит…»

– Клодд, ей-богу же, следовало бы и мне попробовать. Ведь я его рекомендую от своего имени.

– Да вы кончайте, а то я не успею сдать в набор. Потом возьмете бутылочку к себе домой и пейте на здоровье.

Клодд, по-видимому, очень торопился. Это только усилило подозрения Питера. Бутылка стояла тут же, под рукой. Клодд хотел было перехватить ее, но не успел.

– Вы не привыкли к таким, безалкогольным напиткам, – протестовал он. – Вы в нем не разберетесь.

– Во всяком случае, я почувствую, «восхитительное» оно или нет, – заявил Питер, откупоривая бутылку.

– Объявление в четверть страницы и заказ на тринадцать недель. Не будьте ослом и поставьте бутылку, не то еще опрокинете.

– Я именно и хочу ее опрокинуть, – возразил Питер, сам первый смеясь своей шутке. Он налил себе полстакана и отпил глоток.

– Ну что? Нравится? – свирепо осклабился Клодд.

– Вы уверены… вы уверены, что бутылка та самая? – пролепетал Питер.

– Совершенно уверен. Выпейте еще. А то вы не распробовали.

Питер рискнул сделать еще глоток.

– Вы не думаете, что его лучше было бы рекомендовать как лекарство, – ну, например, такое, которое не мешает иметь под рукой на случай нечаянного отравления? Это бы их не устроило?

– Подите и предложите им сами. Я умываю руки. – Клодд взялся за шляпу.

– Мне жаль, мне очень жаль, – вздохнул Питер. – Но я, по совести, не могу…

Клодд злобно швырнул шляпу на стол.

– Будь она проклята, эта ваша совесть! А о кредиторах своих вы никогда не думаете? Что толку от того, что я для вас из кожи лезу, когда вы на каждом шагу связываете мне руки?

– Не благоразумнее ли было бы, – сказал Питер, – обратиться к более солидным объявителям, которым не нужны такие уловки?

– Обратиться! – фыркнул Клодд. – Вы думаете, я к ним не обращался? Ведь они, что овцы. Залучите одного – к нам придет все стадо. А пока вы этого одного, первого, не залучили, остальные и слушать вас не станут.

– Это правда, – задумчиво проговорил Питер. – Я давеча толковал с Уилкинсоном из фирмы Кингсли. Он посоветовал мне попытать счастья у Ландора. Сказал, что, если мне удастся убедить Ландора, чтобы он давал нам объявления, может быть, и он сможет уговорить своих патронов.

– А пойди вы к Ландору, он бы посоветовал вам сперва заручиться согласием Кингсли.

– Все в свое время, они придут. – Питер не терял бодрости. – Тираж наш с каждой неделей поднимается. Скоро от них отбоя не будет.

– Не грех бы им поторопиться, – проворчал Клодд. – А то пока у нас нет отбоя только от кредиторов.

– Статьи Мак-Тира обратили на себя общее внимание, – напомнил Питер. – Он обещал мне еще ряд статей.

– Джауит, вот кого бы залучить, – вздохнул Клодд. – Остальные пойдут за ним, как стадо гусей за вожаком. Нам бы только добраться до Джауита, а дальше все будет просто.

Джауит был фабрикант знаменитого «мраморного» мыла. Уверяли, будто на рекламу он тратит четверть миллиона в год. Джауит был столпом и опорой периодической печати. Новые издания, сумевшие заручиться объявлениями о мраморном мыле, жили и процветали; новые издания, которым было отказано в этих объявлениях, хирели и гибли. Джауит – и как бы залучить его; Джауит – и какой бы найти к нему ход; это была главная тема, обсуждавшаяся на совещаниях большинства новых редакций, в том числе и редакции «Хорошего настроения».

– Я слышала, – сказала мисс Рэмсботем, еженедельно заполнявшая последние две страницы журнала «Письмом к Клоринде», которая вела уединенную деревенскую жизнь и которой мисс Рэмсботем, по-видимому вращавшаяся в высшем свете, рассказывала всякие новости и сплетни, всякие остроумные и неостроумные выходки своих аристократических друзей, – я слышала, – сказала мисс Рэмсботем однажды утром, когда в редакции, как всегда, зашла речь о Джауите, – что старичок неравнодушен к женским чарам.

– Я давно об этом думаю, – сказал Клодд. – Тут бы нужно сотрудницу, а не сотрудника. Уж даму-то, во всяком случае, не вышвырнут за дверь.

– Как знать, – возразил Питер. – Если эта идея привьется, такие господа начнут брать в швейцары женщин с хорошо развитой мускулатурой.

– Ну, это пока они еще додумаются… – не сдавался Клодд.

Помощница редактора насторожила ушки. Однажды – уже давно – помощница редактора ухитрилась добиться того, что не давалось ни одному из лондонских журналистов – интервью с видным иностранным политическим деятелем. Она этого не забыла – и никому не давала забыть.

bannerbanner