Полет курицы

Заодно вспоминаем, как еще в студенческие годы – мы были знакомы и тогда, но я и Миха учились на одном факультете, а Вова на другом, – вовина бывшая, которую он пинком отбросил от себя, устав терпеть ее депрессивность и ее семью алкоголиков, регулярно вмешивавшуюся в их отношения, вышла замуж за случайно встреченного ими как-то поутру в кафе на районе ее проживания мужика на полтора десятка лет ее старше. Это смотрелось довольно забавно, но ему было, что оставить в наследство, и вскоре красотка Надя отложила личинку, и жили они долго и счастливо.

Ночь проходит мимо, но я все еще полон тепла и покоя. Словно произошел некий перелом, словно я излечился от старой, давно съедавшей меня изнутри болезни. Но почему мне все также не уснуть? И почему все странности и ужасы, что я видел за эти дни, мне все еще не кажутся далекими и чужими, а видятся очевидно реальными?

В чем смысл всего, что я делаю сейчас? Мне кажется, я напрочь потерял нить. Мне кажется, я потому и жду Таначадо, что он-то уж точно должен наверняка знать – что еще осталось там, где еще вчера было мое собственное отражение. Почему-то я начинаю верить, что он знает больше, чем я. Что он действительно существует, и что он важнее всех тех, кто меня окружает.

Может, потому, что я вижу в нем себя?

День третий

Все продолжается.

Все в силе.

Почти каждое утро, когда я двигаюсь в офис основным маршрутом по городу, я вижу одного и того же мужика на велосипеде в экипировке, движущегося, как я понимаю, на свое рабочее место. И сегодня, когда он проносился мимо стоящего на светофоре скопления машин, в числе которых была и моя, на заднем крыле его велосипеда сидела небольшая, но когтистая и шипастая «собачка». Меня прошиб холодный пот, но я даже не вздрогнул. Интересно, мужик догадывается, что везет на себе такого пассажира? «Собачка» платит за проезд или просто осуществляет бартер по предоставлению охранных услуг? И значит ли это соседство, что велосипедист – работяга, который служит гяртукам?

А ведь еще позапрошлой ночью казалось, что хуже уже некуда.

С усмешкой смотрю на скан подписанного приказа об увольнении Васильева. По семьдесят седьмой, пункту третьему. Хотя, решай этот вопрос лично я, этот кусок дерьма ушел бы у меня с насиженного места прямиком в блэк-лист по соответствующей статье.

Первые пару часов рабочего дня мне ни на чем не сосредоточиться. Кофе, прогулки по офису, теребление собственных нервов воспоминаниями об облике «собачки», катавшейся утром с велосипедистом. Напряжение в воздухе усиливается, и на улице мне почему-то трудно дышать, а потому я стараюсь как можно быстрее запираться в кабинете, в машине, да даже в сортире.

Затем на мое внимание претендуют представители одной мелкой компании, которым было заранее назначено. Они пытаются поразить меня своим щедрым предложением по обеспечению наших производственных мощностей инженерным оборудованием. Откуда-то узнав о планах обновления на наших производствах, они собрали целый пакет предложений, и в их интересах – чтоб мы не открывали свободный тендер на поставку, а даже если и открыли – то под их оборудование и исключительно смеха ради. Не удивлюсь, если они намекнут и на откат.

И вот – они сидят передом мной. Три сестры. Антон Павлович. Три очень похожих друг на друга типичных бизнес-телки. Они настолько похожи друг на друга, что я даже на секунду сомневаюсь – не глючит ли меня снова. Все среднего роста – одна разве что немного повыше прочих. Тотально худые, тотально загорелые. Джинсы, каблуки, кое-где леопардовые пятна на кофточках. По молодости лет я как-то приезжал на переговоры в компанию, где передо мной сидели один инженер затюканного вида в огромных очках и двое примерно таких же бизнес-телок. Сухие, холодные на вид швабры, пропитанные горьким, мерзким цинизмом до кончиков нарощеных ногтей. Они считают, что благодаря этому образу, их воспринимают всерьез, но это далеко от реальности. Плевать я хотел на их образ. Я знаю, что они вряд ли что-то решают в компании. Я знал только одну бабу-директора, которая действительно решала вопросы – резко и зачастую опрометчиво. Но и она отличалась периодическими истериками по незначительному поводу и бездонной глоткой, когда речь заходила об алкоголе. Возможно, она даже была лесбиянкой. Я так и не уточнил. Но уверен – трахнуть ее было – что быка оседлать.

Одна из девиц все же отличается не только ростом, но и заметным декольте. Вероятно, это как-то связано с тем, что у нее одной из трех есть нечто вроде сисек. И она, вероятно, считает, что это ее преимущество. Но на этот случай есть у меня одна забава. Должно же и меня хоть что-то развлекать во всем этом, коли предложения этих девиц все равно лягут в долгий ящик. Итак, сначала делаем впечатленный вид и какое-то время вскользь уделяем внимание ее дойкам. Она и ее подружки уже активно пудрят тебе мозг, и вот они уже уверены, что ты так рассредоточен, что наверняка проболтаешься и выдашь что-нибудь ценное для них в процессе кокетства и полуфлирта – и тут – опа! – ты с точностью и надежностью, достойной долбаного автомата Калашникова, переключаешься в строго деловой режим, и птичка каменеет и теряется в догадках, как же с тобой говорить дальше. А все просто – приведите одного нормального, компетентного продажника-мужика, и мы все с ним решим. А этих цыпочек поставьте разносить кофе и печатать накладные на отгрузку. Ну, еще можно тендеры их руками собирать, но только осторожно. Вот и весь секрет.

Девицы предлагают еще и программу текущих закупок расходников со скидками под рост объемов продаж. В конце всего этого цирка, когда я уже достаточно накивался и наслушался, без ответа для меня остается только один вопрос. А именно – почему на переговоры такого рода пришли не мужики с крепкой рукой, стоящие у руля компании, а эти курочки? Но это бог с ним.

«Всего доброго, я вам обязательно отпишусь».

Во второй половине дня снова возникает старший закупщик. На этот раз, повод действительно серьезный. По словам старика, нужно начинать оперативные переговоры по Синявину. Они хотят поднять весь актуальный прайс на сырье не менее, чем на пятнадцать процентов – то ли из-за логистических проблем, то ли из-за курса евро, тогда как сетевики и так не хотят принимать приподнятый по естественным причинам прайс на готовую продукцию. Закупщик в шоке и не знает, на чем лучше повеситься. Мне даже слегка жаль его. Но вопрос с ценами будет урегулирован, как ни крути. В крайнем случае, начнем усиленно вставлять палки в колеса конкурентам, чтобы подниматься на пустотах рынка и пропихивать свой прайс всем понемногу. Благо, у меня есть пара контактов людей, за скромные деньги готовых подпортить внутренние сведения о моих конкурентах на уровне закупок сетей. А слухи распространяются крайне быстро. Поэтому, мои личные проблемы меня беспокоят куда сильнее. И не только психологического плана.

Проверяю списки наиболее экономичных, исполнительных по бюджету представителей в регионах. Наверняка, кто-то точит нож на центральный офис, сидя в Перми. Но это еще надо доказать. Проверяю обороты и налоговые отчисления за последний квартал. Возможно, скоро придет очередная смена юридического лица.

Нет, не так. Девяносто девять из ста, что мы скоро сменим каждое «ООО» из пяти – трех на продажах и двух на закупках, – на другое. В этой стране процесс смены юридических лиц перманентен, как революция. Хочешь жить – умей вертеться.

С Борисычем у меня удается только короткий разговор на общие темы в самом конце рабочего дня. Он жутко занят и выделяет мне мизерное время вроде как из уважения. Сообщает, что наш Взяточник что-то темнит и затягивает срок начала работы, и надо разбираться. Что странные времена настали, раз люди уже за откат не могут решать вопросы.

– Да, и от «Сари-Оникс» девицы приезжали, – в последнюю очередь сообщаю директору. – Внесли целый пакет предложений.

– Это те самые крохаборы, с которыми семь раз отмерь – один пошли на хер? – с усмешкой спрашивает Сергей Борисович. – Забей на них, Эдик. Ей-богу, не до их шуток сейчас.

– А что у нас реально, Сергей Борисыч? – добавляю панибратства, хотя и не уверен, что оно того стоит.

– Пока не ясно, – лениво почесывая щеку, врет старый бандит. – Ты разберись с ситуацией по Перми, ага? А там будем думать, как так вышло, и кто под меня клинья подбил.

– Разумеется.

И на этом все. Ни намека на определенность. В общем-то, этот разговор оказался пустой тратой времени. И я снова дезориентирован в том, что будет завтра.

Алина сегодня может отдыхать. По официальной версии, у меня переговоры с заездом в ресторан. По факту – я просто хочу приехать домой и попробовать выспаться.

Выспаться за всю жизнь.

Сегодня меня угораздило из-за небезосновательных опасений за судьбу машины, припарковаться в подземном паркинге офисного комплекса. Лифт почему-то не едет на паркинг, и мне приходится выйти из бизнес-центра, чтобы использовать резервный внешний вход на парковку – через будку охранника.

И едва отойдя на пару шагов от выхода из бизнес-центра, я снова вижу до боли знакомую картину. Женщина средних лет переходит дорогу, как вдруг ее цепляет за плечо «собачка» уже знакомого мне двухголового типа. Дама оступается, переходя с пешеходного перехода на тротуар, и падает. Собачка притормаживает, обнюхивает понемногу поднимающуюся дамочку, о чем-то задумывается и уже когда несчастная женщина, громко сетуя на испачканные брюки, нагибается, чтобы отряхнуться, чудовище делает рывок в сторону своей жертвы, и та хватается за сердце, оседает на столб светофора и падает без сознания.

Это уже не какой-то жалкий бомж, а вполне нормальный человек! Но ведь раньше я не видел, чтобы «собачки» так активно гуляли днем. Еще одно чудовище – с высунутым двойным языком и множественными торчащими изо лба червеобразными шевелящимися наростами, – появляется на дороге и словно бы подает условный знак уже решившей свою проблему первой «собачке», и мне кажется, что их взгляды скрещиваются на мне.

Делаю рывок вдоль тротуара. Прячусь за угол. На меня удивленно смотрит парень с огромным «тоннелем» в ухе и двумя островками волос на голове – справа и слева. Для выражения своего удивления, он высовывает кончик языка, и на нем я вижу огромный и острый с обеих сторон сквозной пирсинг. Делаю вид, что не обращаю на неформала внимания, и он уходит, что-то бормоча себе под нос.

Чем этот ублюдок сломал мне психику? Я видел этих зубастых псин также четко, как вижу Стаса или Алину – живее некуда.

Держать себя в руках. Скоро он явится и будет вымогать деньги. Наверняка, это его отсутствие – затишье перед бурей. Лысый мошенник решил поиметь меня и выбрал наиболее подходящее время – когда я оказался наиболее уязвим из-за общего масштаба проблем и нервного срыва. Но я еще подумаю, что с ним можно сделать. Пусть даже мне придется пока что подставить зад. Расплата будет куда дороже.

Кого я обманываю?

Стоп! Хватит! Чушь!

Сажусь в машину. Нервно, оглядываясь по сторонам и обостренно реагируя тормозами на каждый красный светофор, двигаюсь домой. По одной из станций крутят чертовски знакомую песню – одну из тех, что называют «песнями моей молодости». Но из всего текста мне близки только две строки, уверенно произносимые Наной Хедин.

Set the world on a fire, I'll do anything to get what I want

Возможно, в глубине души и я хотел бы, чтобы мир оказался в огне. Хотел бы оказаться одним из поджигателей и получить в результате этого пожара все, что мне заблагорассудится. Нет, я, конечно, за стабильность и порядок, несущие финансовое благополучие. Но поучаствовать в катастрофическом распиле вроде того, что происходил в девяностые, начнись этот распил снова, я бы не отказался. Черт с ним, с упадком в жизни нищих. Такие времена проводят четкую грань между лохами-работягами и предприимчивыми личностями и дают шанс преуспеть тому, кто понимает, чего хочет. Эта сепарация иногда кажется просто необходимой, когда видишь, как благодаря формальным преимуществам вроде институтской корочки и выслуги, преуспевают люди, лица которых достойны лишь того, чтобы в них плевать по три раза на дню. И уж тогда Таначадо не рискнул бы сунуться ко мне со своими собачьими разборками. Чертов псих.

Проезжая мимо церкви и останавливаясь на внезапно загоревшемся красном, я с усмешкой изучаю дурочек в платках, крестящихся по выходу из храма божьего. Задница у одной гнущейся в поклоне девицы обтянута тонким платьем, из-под которого даже с такого расстояния можно легко разглядеть швы трусов, и смотрится неплохо, а потому наводит на греховные мысли. Интересно, попы у католиков, например, жарят девиц в кабинках для отпускания грехов в качестве платы за индульгенции? Неплохой вариант, кстати. Наверняка, православные что-то такое уже придумали. Они всегда были довольно сведущи в разного рода махинациях – не зря же построили огромную обнальную контору под эгидой верховной власти страны, а потому абсолютно неприкосновенную как для общества, так и для налоговой и ОБЭПа.

Но и мы хороши. Торговцы. Слуги керешкедоков, пес нас дери! Религия и маркетинг – родные брат и сестра. Маркетинг, навешивая ярлыки, формируя и культивируя предрассудки, оберегает впечатлительного обывателя от всех ужасов реальной жизни, главным из которых является слабость этого обывателя перед реальной силой и умом менее убеждаемых. Маркетинг преподносит все под готовым, разработанным специалистами соусом, избавляя от нужды задумываться об эфемерности большинства мотиваций обывателя, о его неудачном социальном положении, о том, что ему не хватает денег, счастья, одного, другого, третьего. Первоначально делая человека несчастным от осознания того, что ему не доступно одно, реклама тут же предлагает другое, принося страдальцу истинное блаженство. Которое, разумеется, тоже существует временно. Но реклама поднимает планку своей жертвы аккуратно, опираясь на события вокруг и текущие нужды. Таким образом, если любая религия базируется на страхе смерти, то маркетинг использует страх жизни – жизни, в которой чего-то постоянно не хватает.

К чему это я? Возможно, к тому, что я начинаю верить в некоторые странные и неоднозначные вещи, которые в последнее время вижу вокруг себя. Перестаю воспринимать их только как возможные галлюцинации. Я знаю, что религия – одно из главных зол этого мира, что именно тысячелетний авторитет мировых религий ведет людей по пути насилия и ненависти, и что любая мировая религия не может быть мирной, что бы ни говорили кретины-гуманисты. Не может быть она мирной просто потому, что человек слишком склонен к разделу власти, и двухдневная секта Макаронного Монстра вряд ли приведет людей на бойню и джихад во имя их бога, а вот мировая религия, обросшая мистикой, мифами и домыслами за долгие годы поддержания и развития – запросто. И сейчас мне начинает казаться, что церковь, которой я служил все эти годы, решила призвать меня на свою войну.

Вот только с кем и на каком уровне – я не понимаю.

День четвертый

Мой лысый консультант так и не появился. У меня к нему было не меньше пары тысяч вопросов, но долбанный посол мира так и не появился. Что в очередной раз убедило меня, что он не просто глюк, который преследует меня как разновидность «белки», и разрушило все мои попытки уснуть окончательно. Большего страха реальности я не испытывал где-то с десяти лет, когда у меня впервые ночью перед сном самопроизвольно встала писька.

Ночь прошла в попытках уснуть, отказах от спиртного, приеме спиртного, снова отказах, пугающих циклических падениях в дрему и нудных повторениях в моей голове фраз из когда-то услышанных песен. И теперь утро, встретившее меня влажными и прохладными объятьями, дает еще и оплеуху в виде полнейшей неопределенности и опустошенности мира вокруг. Или меня самого?

Выйдя из машины, я долго стою и осматриваюсь. Что-то вокруг не так. В еще большей степени, чем всю эту неделю. Кто-то из нас двоих спятил – мир или я. Но я не уступлю без боя. И я начинаю прорываться навстречу будням.

Будь эффективным борцом.

Да почему бы и нет? Помирать – так с музыкой.

Я приехал слишком рано. Бизнес-центр только открылся. На входе с улицы меня парализует от увиденной картины. Все крыльцо – стены, ступеньки, двери, – обклеены листками формата A5 с надписью «Я люблю тебя, Даша!» и красным сердечком. Оригинально и дерзко, но не впечатляет. Кто-то успел расклеить все это и свалить с расчетом, что Даша приедет на работу в первых рядах и потечет от увиденного. Черта с два. Пусть сучка никогда не узнает о чувствах этого олуха. Для этого я иду прямиком в кабинет управления службы безопасности бизнес-центра и сообщаю об акте вандализма, который упустили ее сотрудники. Двое охранников тут же оказываются выпровожены пинками на крыльцо, чтобы очистить его от этой бесполезной макулатуры. Меня благодарят за содействие. Я молча разворачиваюсь и ухожу, крепко сжимая ручку кожаного портфеля. Удивительно легкого, потому что в нем нет ничего, кроме пары ручек и листка с какими-то записями. Все остальное – в кабинете, куда я и направляюсь.

Чтобы продолжать борьбу.

Что бы это ни значило.

Не проходит и часа, как мне поступает звонок от директора. Почему-то по видеосвязи. Неужто, он вспомнил про «Калистро», о которым я сознательно забыл?

– Здорово, Эдик.

– Приветствую, – стараюсь свести пониже брови, чтоб выглядеть на видео максимально серьезным.

– У меня тут задание тебе есть – партийное. Разберись с увольнением Воробьева.

В последнее время меня слишком часто прошибает холодный пот. Кажется, скоро придется носить с собой сменный комплект рубашек.

– А в чем дело, Сергей Борисович? С ним, вроде как, все в норме, дает рост…

– В жопу рост, Эдик. Он совсем сбрендил. Забыл, как себя вести надо. Все документы, которые я хочу видеть от него – в письме у тебя на почте.

Кто этого кретина научил так смотреть мимо камеры мобильника вверх?

– Мне важно знать подробности, – черта с два я уступлю тебе так просто, девяностые кончились.

– Я буду в офисе через час. Поговорим, если не буду занят. Стас в курсе. И – Эдик! – поднимает толстый палец так, чтобы его было видно в кадре.

– Да, слушаю.

– Я знаю, что он твой человек. Но так надо. Надеюсь, ты мне доверяешь?

– Безусловно.

– Это хорошо. Потому что я тебе доверяю.

– Я понимаю. Признателен.

– Не ерничай. На связи.

Сюрприз прямо от Дедушки Мороза, не иначе. Один из немногих людей, на кого я точно мог бы положиться в конторе, идет лесом из-за какого-то косяка, о котором я даже не знаю. Вызываю Стаса. Его тушка вваливается в мой кабинет, спустя минуту и рассказывает мне прелюбопытнейшую историю. Оказывается, СБ как раз проводила контрольную ежемесячную проверку трудовой дисциплины в своем фирменном стиле. И нашего Артема благополучно поймали на деловой переписке с планшета и какими-то там переговорами делового характера – запись прилагается, – в рабочее время, когда кто-то из его клиентов еще и ждал соединения на городской линии. Заодно проверка прошлась по предыдущим периодам и нашла похожие нарушения за последние полгода..

– Ну что ж поделать, – не дождавшись, пока Демчук выскажет свои соображения насчет сложившейся ситуации, резюмирую, – ищи нового регионала. Задача срочная, на следующей неделе я уже должен инструктировать его для первого командировочного выезда.

– То есть, не будем пытаться вырулить?

– С чего бы? – небрежно швыряю ручку на стол, едва не попадая ей в стакан с водой. – Мне плевать. А тебе?

– В общем-то, также. Я свободен?

– Словно птица в небесах.

Итак, Артем доигрался. Пишу ему в СМС, чтобы он зашел ко мне сразу, как только окажется в офисе. Конечно, основной версией будет несоблюдение рабочего режима предприятия. Возможно, Артемке светит даже увольнение по статье, но это я узнаю, как только открою письмо генерального. Однако я-то прекрасно понимаю, что ситуация куда как проще и подлее. Просто Артем забыл в нужный момент поделиться с кем-то, кто закрывал глаза на его деятельность в службе безопасности. Я-то помогал его спокойствию бесплатно, но он однозначно должен был договориться с кем-то в СБ, чтобы данные о его личных инициативах не шли дальше определенного уровня, который мне не совсем подвластен. Глупо и смешно, но так бывает.

– Вызывали? – с улыбкой паралитика на лице в мой кабинет заходит Воробьев.

– Ага, – заканчиваю бессмысленно листать прайс-лист поставщика и закрепляю холодный взгляд на госте. – Как же так, Артем? Ты ж был у меня на особом доверии.

– Я понимаю. Так вышло, – Артем не садится и старается не жестикулировать и даже не смотреть на меня в лоб. – Увлекся.

Вся та история, что была связана с работой Воробьева в компании, проносится у меня перед внутренним взором за несколько секунд, и я понимаю, что он работал в моем подчинении не один год, и вместе с ним сейчас уходит целая эпоха, полная множественных мелких событий, и это все наводит жуткую печаль. Мне совершенно не хочется четвертовать этого человека, но и брататься с ним я не планирую. Он подставил не только себя, но и меня – в каком-то роде. И даже высказать ему благодарность за его труд мне кажется противным и неадекватным ситуации. Но кое-чем я ему помогу.

– Короче, пишешь по собственному желанию, пока есть возможность, – я замираю, обнаруживая, что за окном накрапывает дождь, но уже через несколько секунд продолжаю ровную, размеренную речь. – Есть у меня знакомый в «Юнилевере» – он вроде как набирал людей в региональную команду недавно. Порекомендую тебя туда. Но обещать ничего не могу.

– Я понимаю. Спасибо.

– Свободен.

Мне хочется добавить «И чтоб до конца отработки на глаза мне не попадался», но я почему-то этого не делаю.

Уже подойдя к двери, Воробьев останавливается и снова вымучивает странную, искривленную улыбку.

– Все долбанные производители планшетов.

– Что? – делаю вид, что не расслышал.

– Ну, если б планшет на стал лагать и я не психанул под камерой – меня не начали бы пасти.

Хмыкаю, показывая фальшивое безразличие. Я бы хотел выразить понимание. Но не могу упасть в грязь лицом. В первую очередь – перед самим собой.

– Долбанные гяртуки, – роняет Артем, уже выходя из кабинета, и после этих слов дверь захлопывается.

Мне показалось?

Вот же прикол!

Но он определенно произнес именно это слово. Мне не послышалось. И я даже хотел бы догнать его, затолкать в кабинет и выбить из него признание насчет его связей с Таначадо или тому подобными керешкедоками в человеческом обличье, но умом я понимаю, что это будет собственноручным подписанием приговора для меня и всего лишь забавным случаем в коллекцию баек для Воробьева. Я слишком упорен в здравомыслии, чтобы признать себя психом.

Ответив на несколько звонков от хороших партнеров, я решаю поискать в интернете само слово «таначадо» в связи с какими-нибудь древними культами или деятельностью каких-либо сект, но получаю только ответы вроде «Когда и с чего начать давать ребенку образование в Венгрии?» и «Способ термического разложения отходов полимеров» и понимаю, что это дохлый номер. Впрочем, если у меня мозги стали полимером, и их понемногу разлагает вся эта потусторонняя контора во главе с Таначадо – все сходится.

В кои-то веки я решаю проанализировать состояние дел среди подчиненных и уделить этому большую часть рабочего дня. Мне нужно понимать, на кого еще я могу опираться, с учетом грядущих изменений.

И еще – мне нужно вернуть весь мир на пару недель назад. Срочно.

В середине дня ко мне заходит, вроде как чтобы напомнить о том, что уже обед, Дима – один из ведущих аутстаффинг по мерчандайзингу менеджеров. У него крайне печальная информация об одном из наших крупнейших партнеров в этой отрасли. В офисе их компании вчера было представление, организованное труппой «Маски-Шоу». Идиоты предоставили довольно серьезному клиенту «левую» платежку на кругленькую сумму в период, когда их сильно прижимали финансовые проблемы, и забыли об этом. А клиент все помнил и сильно осерчал, а потому посигналил в ОБЭП. И если бы фальсификация платежного поручения была самым серьезным из их нарушений – то и переживать не стоило бы.

– Выбрали подходящее время, – разводит руками мой менеджер в качестве эпилога этой истории.

– А зачем было изобретать велосипед? – задумчиво бормочу я. – Взяли бы одного из наших бухгалтеров, разрисовали бы новую схему ухода от налогов.

– Да, они там изобретали не велосипед, а вовсе колесо, как мне объяснила девочка, с которой я там работал. Пытались всю отчетность за месяц переписать. Там фальсификаций, как я слышал, лет на двадцать и генеральному, и бухгалтеру. И это только за текущий период. И генеральный у них – не номинал ни разу.