Венская партия

«Странное дело, – закурив сигарету, размышлял Ардашев, – австриец не явился. Мог, конечно, испугаться, прочитав в газете об исчезновении Шидловского. Возможно, просто решил выждать некоторое время. Я бы, будь на его месте, тоже, наверное, не стал бы торопиться и, придя на ипподром, находился бы где-то неподалёку, но лишь для того, чтобы увидеть, кто же явится вместо Шидловского. Потом я бы проследил за этим человеком…» Клим бросил взгляд в заднее окошко. За ним бежала другая карета и тоже фиакр. Разглядеть, кто сидит внутри, было невозможно, зато запомнить щеголеватого кучера – в цилиндре и с закрученными вверх усами – труда не составило. «Что ж, – рассудил Ардашев, – если этот же самый возница доведёт меня до посольства, то за мной следят. Но кто? Не стоит гадать. Подождём. А пока самое время насладиться красавицей Веной».

Город, наверное, ошеломил бы Клима грандиозностью и великолепием домов, если бы раньше он не бывал в Лондоне[30]. Но тут чувствовалась совсем другая атмосфера. Окаймлённая Венским лесом и Альпами, в холмистой долине Дуная и впадающей в него реки Вены, между фруктовыми садами и виноградниками, посередине тучных нив и тёмных хвойных лесов раскинулась жизнерадостная имперская столица. Местный климат отличался мягкостью, и улицы не казались такими серыми и мрачными, как в столице Соединённого Королевства. Здесь среди пяти- и шестиэтажных архитектурных шедевров нашлось место и раскидистым липам, и густым каштанам, и южным тополям, и даже привычным русскому глазу берёзам. В кронах старых дубов щебетали дрозды, горихвостки и слышалась соловьиная трель. На шпиль роскошного особняка взгромоздилась неугомонная чайка. Недовольная близким соседством с сидящей на соседнем флюгере вороной, она принялась кричать возмущённо, но чёрная птица не осталась в долгу. Захлопав гневно крыльями, она начала протяжно каркать, точно ругалась матерно на своём вороньем языке.

Посередине широкого, мощёного проспекта пролегли аллеи, а по обеим сторонам бежали рельсы. Неожиданно показалась паровая конка[31], тянувшая за собой три открытых вагона с пассажирами. Это был такой же паровик, как тот, на котором в позапрошлом году Клим добирался до Афин.

Искусство венских кучеров фиакров изумляло. Двигаясь достаточно быстро, они ухитрялись избегать столкновений, когда, казалось бы, оно было неминуемо. В осанке сидящего впереди возчика читались уверенность, независимость и чувство собственного достоинства. Его облачение не было лишено щегольства: яркая сорочка с галстуком, модная жилетка, увенчанная цепочкой карманных часов, и обязательный цилиндр с узкими полями, под которыми виднелась аккуратная причёска. Фиакры – дорогое удовольствие. Кроме внешнего изыска карета отличалась ещё и внутренним удобством: мягкое сиденье, зеркало, прикреплённая спичечница с пепельницей, сигнал для вызова кучера, лист для жалоб, тариф на поездки и всегда свежая газета. Почти как кеб в Лондоне.

Ардашев вновь глянул в заднее окошко, прежний фиакр с щёголем извозчиком следовал за ним неотступно. И это вызвало у дипломата улыбку. Клим вспомнил, что, изучая повседневную жизнь австрийцев на недавних курсах, он узнал, что все кучера фиакров являются собственниками карет и лошадей. Они безумно любят своих вороных, пегих или иной масти уличных помощников. Начинает ли извозчик завтракать или пить чай, он обязательно вынесет животным несколько кусков хлеба или угостит сахаром, смоченным в пиве или вине. Он общается с ними как с добрыми друзьями и даёт ласкательные прозвища. Стегать лошадь кнутом, кричать на неё – дурной тон. Наверное, поэтому они свысока смотрят на возниц колясок, омнибусов и конок. Автомедоны этих роскошных карет – своеобразная извозчичья каста с присущим им внутренним кодексом поведения. Ни один из них не опустится до уборки фиакра и чистки животных. Для этого есть прислужники, желающие заработать лишний крейцер на бирже. В случае, если у их собрата случилась беда – сдохла лошадь или сгорела карета в сарае, его товарищи всегда придут пострадавшему на помощь и соберут нужную сумму. Эти кучера создали даже самоуправление с выборным старшиной. Его главная задача – пресекать ссоры и разрешать конфликты. Существует своеобразный клуб, где извозчики обсуждают насущные проблемы, пьют пиво и поют любимые песни. В праздничные дни они проводят фиакр-балы, которые так любят посещать их жёны и дочери. Иногда на таких вечеринках можно встретить и седоков, приглашённых в качестве почётных гостей. Чаще всего это те пассажиры, с которыми они успели подружиться.

Центральная часть города, окружённая когда-то рвом, стенами, бастионами и гласисом[32], лежала с правой стороны от едущего к русскому посольству экипажа. Надо сказать, что ещё в 1858 году все крепостные сооружения срыли, ров засыпали и на этом месте построили великолепные дворцы, а потом и разбили парк. Так появился внутренний город с самыми красивыми зданиями, доходящий до набережной Иосифа. Окружённый широкой кольцевой улицей Рингштрассе, он сосредоточил в себе не только главные архитектурные шедевры Вены, но и правительственные учреждения, публичные здания и самые престижные магазины.

Не прошло и двадцати минут, как фиакр достиг юго-восточного района Вены – Ландштрассе. Миновав Дом инвалидов и площадь Хоер-Маркт (Верхний рынок), карета направилась по Райзнерштрассе. Возница осадил лошадей перед двухэтажным дворцом с девятью окнами на фасаде и четырьмя пилястрами у входа. На стене виднелись два номера – 45 и 47. Литера 45 относилась к российскому посольству, а 47 – к генеральному консульству. Табличка на двери поясняла, что приём ведётся ежедневно с 1½ часа пополудни до 3½ часа, кроме воскресенья. Фиакр, шедший позади, остановился в метрах пятидесяти. Ардашев рассчитался за поездку, отдав три с половиной кроны. Бравый извозчик снял багаж и, пожелав всего самого доброго, укатил.

Привратник, возникший на пороге, тотчас отворил входную дверь и, поняв, что прибыл новый дипломат, услужливо взял чемодан и пригласил войти. Клим бросил взгляд назад, и в это время уже знакомый кучер принялся разворачивать карету, чтобы двинуться в обратном направлении. «Стало быть, господин лейтенант достаточно умён», – мысленно заключил чиновник по особым поручениям и стал подниматься по парадной лестнице на второй этаж. Там обращённый тремя окнами во внутренний двор и находился кабинет российского посла. Секретарь – невзрачный человек лет сорока с уже заметной лысиной и в форменном мундире – ознакомившись с документами Ардашева, погладил редкие усы, росшие отчего-то клочками, и скрылся за высокой филёнчатой дверью. Вскоре он вернулся и со словами «его высокопревосходительство ждёт вас» пригласил Клима в кабинет, оставшись в приёмной.

За большим столом с массивными резными ножками и столешницей, обтянутой зелёным сукном, сплошь уложенным небольшими карточками с надписями, сидел старик с седой, ещё сохранившей волосы головой и такими же побелевшими усами. Лёгкая полнота его не портила, а лишь добавляла внешнему облику доброты. Действительный тайный советник[33] князь Родион Константинович Рязанов – Дашков был облачён в повседневный, расшитый золотом вицмундир, на котором из всех многочисленных его наград красовались только две – ордена Святого Андрея Первозванного и Александра Невского.

Клим приблизился к столу и, слегка поклонившись, сказал:

– Разрешите представиться, ваше высокопревосходительство: чиновник особых поручений, губернский секретарь Ардашев Клим Пантелеевич. Официально прибыл на должность второго секретаря посольства в Вене и драгомана консульства в Триесте.

Князь поднялся и, пожав руку молодому коллеге, предложил сесть напротив.

– Телеграмму-то я получил. Об официозе говорить не будем. Павел Константинович пишет, что вы большой дока в расследовании всяческих тайн и сам министр остановился на вашей кандидатуре. Это хорошо. Одно только меня беспокоит – уж очень вы молоды. Сколько вам?

– Двадцать пять.

– Ну это куда ни шло! – Он взмахнул руками. – Я-то, грешным делом, подумал, что вам двадцать два. А двадцать пять для губернского секретаря – самое то! Срок выслуги на коллежского наступит через год-два?

– В следующем году.

– Вот и докажите, милый мой, что достойны. Отыщите Шидловского. Вам, как говорится, и карты в руки. – Он посмотрел на стол и вздохнул. – А мне вот только и осталось карточки своего генеалогического древа раскладывать. Но всё же лучше, чем бессмысленный пасьянс, да?

– Бесспорно, ваше высокопревосходительство.

– Как думаете, надворный советник утонул?

– К сожалению, не могу сказать ничего определённого.

– А может, сбежал?

– Сейчас трудно что-либо утверждать.

– Обычно он с первым секретарём Павлом Ивановичем Истоминым всегда время проводил. Оба шахматисты. В турнирах между дипломатами принимали участие. Возьмите это себе на заметку.

– Благодарю вас. Вопрос позволите, ваше высокопревосходительство?

Рязанов – Дашков махнул рукой:

– О да, не стесняйтесь.

– Истомин не знал о поездке Шидловского в Фиуме?

– Думаю, нет, но у вас будет возможность его расспросить. Коллежский советник[34] Истомин теперь ваш непосредственный начальник. Он введёт вас в курс всех дел, которыми занимался Шидловский. Надеюсь, подружитесь… Ну а как вам наши посольские хоромы? Или в Египте было лучше?

– Генеральное консульство в Каире выглядит скромнее.

– Знаете, по приезде в Вену я был поражён скромностью старого посольства на Вольцейле, 30. Россия – великая держава, и это должно быть понятно любому австрияку, шагающему мимо здания российского дипломатического представительства, а финансирование у нас скромное. И потому два года назад я купил у герцога Нассау этот дворец. Пришлось отдать свои кровные, а государь, узнав об этом, вернул мне деньги не из казны, а из собственных средств. Я их взял, но лишь для того, чтобы в следующем году возвести над посольством третий этаж и пристройку добавить. А во дворе надобно обязательно церквушку соорудить. Я её поставлю на нашей земле.

– Простите, это как?

– Да очень просто! Привезу двадцать подвод российской землицы и высыплю её в котлован перед закладкой фундамента.

– Но зачем?

– Чтобы щёлкнуть австриякам по носу, – он хохотнул, – и сказать, что православный храм стоит на исконно русской земле. Как вам идея, а?

– Необычно, – пожав плечами, ответил Ардашев.

– А что прикажете делать, если австрийцы столь неблагодарно себя ведут? В сорок девятом году нынешний император Франц Иосиф, молодой тогда ещё правитель, слёзно умолял нашего государя Николая Павловича ввести русские войска на свою территорию из-за развернувшейся там Венгерской революции. И мы откликнулись – помогли! Сколько тогда наших солдат да офицеров погибло, знаете?

– Точно не скажу, ваше высокопревосходительство.

– Так вот слушайте, – загибая пальцы, начал считать посол, – убитых – около тысячи, тяжело раненных – почти три, а от холеры скончалось аж все одиннадцать тысяч! Командира 38-го Тобольского пехотного полка Константина Николаевича Палицына я знал лично. Храбрый был офицер. Умер в горячке. Его, как и других павших ратников, похоронили в Мункаче[35], в Закарпатье, в австрийской земле. Но австрияки всё забыли! – горячился князь. – К пруссакам тянутся! Италия, Германия и Австрия заключили Тройственный союз. А у нас с Францией даже договора о взаимопомощи нет. Есть только протокол заседания начальников Генеральных штабов 1885 года, в котором предусматривается автоматическое вступление в войну каждой из сторон в случае нападения Германии на одну из них. Но в нём нет ни слова об Австро-Венгрии[36], этом ближайшем союзнике Берлина. Вот пойдут они на нас своими полчищами и хитренькие лягушатники умоют руки! Скажут, мол, насчёт Австро-Венгрии речи в протоколе не было… А почему бы нам не подписать официальное соглашение о взаимопомощи с Францией и вставить туда Австро-Венгрию, а? Что мешает? А я скажу вам – всему виной наш страх. Мы всё трясёмся, всё робеем перед европейцами… Как же! Немцы с австрийцами возмутятся. И что? Да пусть они хоть трижды лопнут от злости на своих тирольских лугах и баварских полях. Нам важно о России-матушке думать. Согласны?

– Абсолютно.

– Так вот я и решил напомнить австрийскому императору, кто на самом деле спас его трон от венгерской смуты сорок четыре года тому назад. И знаете, что я придумал?

– Нет, но с большим интересом послушаю.

– Прах полковника Палицына прикажу перезахоронить в России в фамильном склепе. И пусть только австрийцы попробуют отказать нам в почётном карауле и салюте. Не посмеют! Газеты всего мира об этом писать будут. Вот увидите! И поручу это нашему военному агенту. А то он со своим помощником только мадеру пить горазд да по кафешантанам шляться[37]. Что скажете?

– Убеждён, что перезахоронение полковника Палицына поднимет патриотические чувства у всех, кому дорога наша страна.

– А вы молодец! – откинувшись на спинку кресла, улыбнулся польщённый князь. – Чувствуете важность текущего момента. Но давайте вернёмся к вашей миссии. С чего вы собирайтесь начать поиски надворного советника? Есть ли у вас план действий и какие имеются гипотезы?

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, но сперва я должен ознакомиться со здешней обстановкой, кругом знакомств второго секретаря, и лишь затем начнут вырисовываться определённые гипотезы, которые я никогда не озвучиваю.

– То есть как? – наморщил лоб посол. – Вы отказываетесь излагать мне ваши соображения?

– Мой долг – сообщить вам о результатах расследования. В случае появления каких-либо затруднений в ходе следствия я буду просить вас оказать мне всяческое содействие и со своей стороны готов посвящать вас в суть этих сложностей. Но я не считаю себя вправе занимать ваше драгоценное время перечислением всех моих фантазийных и, вполне вероятно, большей частью ошибочных предположений. Однако всегда готов ответить на любые ваши вопросы. Секретов от вас, ваше высокопревосходительство, у меня нет и быть не может.

Посол погрозил пальцем и сказал с лукавой усмешкой:

– Ох и хитрец! Так закрутил сентенцию, что и не придерёшься… Ну да ладно. Почти все наши дипломаты – члены Английского клуба. Там и шахматы, и бильярд, и криббидж[38]. Вам тоже надобно туда захаживать. Мы подготовим вам рекомендации для вступления. Вы что больше предпочитаете: шахматы, бильярд, карты?

– В криббидж никогда не играл. Бильярд меня очень увлекает. А шахматы я люблю с детства.

– Это хорошо. Я тоже, знаете ли, на досуге не прочь хитроумные задачки на шестидесяти четырёх клетках порешать. Смотришь на доску, вроде бы мозг занят тем, чтобы найти решение этюда, а тут раз – и в голове рождается ответ на какой-нибудь каверзный дипломатический вопросец. Тогда всё бросаешь и хватаешься за перо. – Посол тяжело вздохнул и сказал: – Вы уж простите, что я так много болтаю о собственной персоне.

– Нет-нет, ну что вы, ваше высокопревосходительство. Наш разговор для меня очень полезен.

Рязанов – Дашков кивнул:

– Боюсь надоесть. Опыт у меня огромный. Часами могу рассказывать. Только слушать некому. – Посол окинул Ардашева добрым взглядом и проговорил мягким голосом: – А жильём мы вас обеспечим. Поселитесь в меблированных комнатах на Беатриксгассе 9, это соседняя улица. Наши германские и британские коллеги тоже там обретаются. И посольства их расположены по соседству с нами на параллельной Меттернихгассе. Дорога до службы займёт у вас не более десяти минут, да и то, если глазеть на проходящих мимо фрейлен и фрау. Насколько я понял, господин Ардашев, вы холостой?

– Да, не сподобилось пока избранницу найти.

– Тогда будьте осторожны. Здешние Магдалены далеко не кающиеся особы. Немало наших коллег погорело на связях, порочащих репутацию русского дипломата. Насчёт этого у меня разговор строгий. Замечу шуры-муры – задам такого феферу, что мало не покажется! Прошу зарубить себе это на носу!

– Обязательно учту, ваше высокопревосходительство.

– Вот и славно, – вымолвил полный статский генерал и, глядя отрешённым взглядом в окно, сказал: – Я с теплотой вспоминаю свою семью. Мать и отца… Через год мне пойдёт восьмой десяток. Я одинок. Так получилось, что всё свободное время приходилось отдавать службе. Если было бы можно вернуть время назад, я бы обязательно женился. Дети, внуки – огромное счастье. Желаю вам, господин Ардашев, его обрести.

– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство.

– Насколько меня известили, вы сегодня же отправитесь в Триест, так?

– Совершенно верно.

– Дорога займёт двенадцать часов.

– Я знаю, потому планирую взять билет на вечерний поезд, чтобы утром уже быть там. Но прежде я бы хотел осмотреть вещи Шидловского в меблированных комнатах. Как мне это сделать?

– После того как вас туда проведут, всем станет ясно, что вы занимаетесь его поиском.

– Тогда предлагаю заселить меня к нему.

– Прекрасное решение! – воскликнул князь. – Откровенно говоря, я не думал, что вы согласитесь жительствовать в комнатах покойника. Но раз так – это упрощает дело. Жильё проплачено на полгода вперёд, и у посольства не будет дополнительных трат… Только вот с Триестом не знаю, как быть.

– Простите?

– Боюсь, без кривотолков не обойдётся, – вздохнул посол. – У многих появятся вопросы: «С чего это вдруг присланный из столицы молодой дипломат, не успев покорпеть над канцелярской конторкой, уже отбыл в курортный Триест? А мы тут над бумагами сидим и света белого не видим».

– Но ведь можно сказать, что я должен помочь тамошнему драгоману.

– Замечательно! Так и поступим… Да, и ещё один момент: в нашем генеральном консульстве сейчас многие в отпусках и потому консул просит нас иногда помогать. Три раза в неделю служащие посольства принимают посетителей с половины второго до половины третьего пополудни. По возвращении из Фиуме вам предстоит включиться в этот график работы. В противном случае коллеги заропщут, и пойдут пересуды. Аким Акимович Шидловский тоже не был исключением и вёл там приём.

– Могу ли я прямо сейчас ознакомиться с консульской книгой регистрации посетителей? Меня интересуют фамилии только тех людей, кого принимал лично Шидловский за последние три месяца.

– Хорошо, вам её принесут. А как долго вы собираетесь пробыть в Триесте и Фиуме?

– Возможно, несколько дней, но, может, и больше. Всё будет зависеть от обстоятельств.

– Ладно, – махнул рукой посол. – Есть ли у вас ещё какие-нибудь вопросы или просьбы?

– Нельзя ли, ваше высокопревосходительство, распорядиться купить мне билет в Триест, пока я буду занят знакомством с книгой посетителей консульства и осмотром комнат второго секретаря посольства? Боюсь, что эти два дела займут много времени и я не успею на последний поезд.

– Об этом не беспокойтесь.

– Очень признателен за помощь, ваше высокопревосходительство. Позвольте ещё один вопрос?

– Да-да.

– Шидловский пропал в единственный выходной день – воскресенье[39]. А на дорогу, как вы сказали, у него ушло двенадцать часов. Стало быть, не получив вашего разрешения, он мог поехать туда лишь вечером в субботу, так? Получается, что он собирался провести весь следующий день на пляже в Фиуме, а вечером опять сесть на поезд до Вены? Ранним утром в понедельник он бы вернулся к себе на квартиру, чтобы переодеться и вновь отправиться на службу. Удовольствие, конечно, так себе. Неужели нельзя было отпроситься у вас хотя бы в пятницу, чтобы отдохнуть два полноценных дня?

– Я не понял вашего вопроса, – барабаня пальцами по столу, недовольно буркнул Рязанов – Дашков.

– Ваше высокопревосходительство, я лишь пытаюсь выяснить, в какой конкретно день второй секретарь посольства убыл из Вены в Фиуме и обращался ли он к вам с соответствующим прошением на отъезд?

– Какое это имеет значение? Главное – найти его труп, так?

– А что, если он жив? И разве я не могу ознакомиться с его прошением?

Ардашев недоуменно вскинул брови.

– Так никакого письменного прошения и не было. Он спросил у меня в четверг, можно ли ему отлучиться на несколько дней, я и разрешил.

– На несколько? Выходит, он убыл не в субботу вечером?

– Дорогой, Клим Пантелеевич, насколько я понял, у него была местная зазноба, которую он и решил свозить к морю. Я могу предположить, что они уехали ещё в четверг вечером, а в понедельник он должен был уже выйти на службу. Вот потому-то я и предупреждал вас проявлять осторожность в общении со здешними прелестницами.

– Да-да, конечно, – раздумчиво пробормотал Клим. – Стало быть, они сняли номер в отеле или меблированные комнаты в Фиуме и находились там до самого воскресенья?

– Не знаю, – пожал плечами действительный тайный советник, – но, скорее всего, так и было. Ведь в пятницу, как и в субботу, я не видел его на службе.

– Почему же тогда эту даму не опросила полиция?

– А вот это и выясните, когда поедите в Фиуме, уважаемый Клим Пантелеевич, – раздражённо вымолвил хозяин кабинета.

– Насколько я вас понял, господин Истомин не только начальник, но и близкий друг Акима Акимовича, верно?

– Можно сказать, и так.

– И что же никто не счёл нужным поинтересоваться у него, что за дама была с Шидловским в Фиуме?

– А не кажется ли вам, что вы уже приступили к допросу российского посла?

– Простите, ваше высокопревосходительство. Вы совершенно правы. Я увлёкся, пытаясь выяснить все события в жизни второго секретаря до его исчезновения.

Князь ничего не ответил, он лишь надавил на кнопку электрического звонка, и явился секретарь.

– Адам Михайлович, нашего посольского полку прибыло. Клим Пантелеевич Ардашев, губернский секретарь, поступит в распоряжение Истомина. Но сперва ему придётся на некоторое время отправиться в Триест. Надобно помочь тамошнему драгоману. Завтра он должен быть там. Окажите услугу, купите ему билет на сегодняшний вечерний поезд.

– Куда доставить билет?

– В комнаты Шидловского. Клим Пантелеевич там и поселится.

– У меня есть деньги, я получил курьерскую дачу, – выговорил Ардашев и полез за портмоне.

– Не беспокойтесь, Клим Пантелеевич, – одним ртом улыбнулся Рязанов – Дашков, – билет мы вам купим. Курьерская дача считается только до места назначения. Так что деньги оставьте себе. Дальнейшие расходы должны относиться на счёт посольства. По приезде предъявите все командировочные издержки, и я велю бухгалтеру с вами рассчитаться.

– Премного благодарен.

– Простите, ваше высокопревосходительство, – озадаченно осведомился Меняйло. – А куда прикажете деть вещи Акима Акимовича?

Посол повернулся к Ардашеву и спросил:

– Клим Пантелеевич, вам не составит большого труда определить их в какой-нибудь угол? Пусть пока там полежат, не возражаете?

– Я найду им место.

– Вот отлично.

– А может, нам следует отправить их его родственникам? – предложил секретарь.

– Мы это сможем сделать только по обнаружении трупа надворного советника либо если он будет признан без вести пропавшим, – пояснил полный статский генерал и добавил: – А сейчас принесите из консульства книгу приёма посетителей. Клим Пантелеевич должен ознакомиться с порядком её заполнения. Найдите для него стол, стул и чернильницу с пером. А после возвращения господина Ардашева из Триеста не забудьте поставить нашего молодого дипломата в график дежурств генерального консульства. Ясно, Адам Михайлович?

– Будет исполнено, – отрапортовал Меняйло.

– Что ж, господа, не смею вас задерживать. Нам всем пора за работу.

– Честь имею, – поднявшись, попрощался Ардашев.

Сиятельный князь лишь кивнул седой головой и вновь обратился к разложенным на столе карточкам рода Рязановых – Дашковых, ведущих своё начало от одной из дальних ветвей Рюриковичей.

Глава 5

Чужие комнаты

Секретарь принёс толстенный фолиант, из которого Ардашев аккуратно внёс в записную книжку фамилии посетителей консульства, которых принимал надворный советник за месяц до своего исчезновения. Таковых набралось одиннадцать человек. Затем на посольской пролётке молчаливый чиновник повёз Ардашева в меблированные комнаты пропавшего Акима Акимовича. Меняйло сидел молча и напоминал обиженного бассет-хаунда. Судя по всему, он никак не мог смириться с тем, что ему велели быть на побегушках у дипломата, который не только лет на пятнадцать моложе, но и значительно ниже чином.

Когда экипаж остановился перед четырёхэтажным домом с кариатидами у входа, он буркнул:

– Приехали.

Войдя в парадное, секретарь по-немецки пояснил привратнику, что теперь в квартире господина Шидловского будет жительствовать другой русский дипломат – господин Ардашев. Горничная вновь может приходить и убирать.

– Прошу сегодня же поменять постельное бельё и взять мои вещи в стирку, – вмешался в разговор Клим.

– Не волнуйтесь, сударь. Всё сделаем, – заверил уже немолодой полный консьерж с бритым лицом, частично покрытым бакенбардами-селёдками.