скачать книгу бесплатно
В просторной кухне маркиза сама приготовила южноафриканский напиток богов в медной турке на газовой плите. Она обходилась минимумом прислуги. Приходящая горничная убирала квартиру, приносила продукты, наполняя новинку бытовой техники – электрический холодильный шкаф, – и иногда готовила кое-какую еду. Но сегодня Изабель смогла предложить милому другу только холодную закуску. Кристман не был в претензии – на войне, как на войне. В заключение маркиза передала ему пухлый конверт с деньгами от британских спонсоров, который извлекла из шкатулки в гостиной.
Кристман написал расписку, затем оделся и привёл себя в порядок. На прощанье он галантно приложился к руке боевой подруги, в ответ на это она поцеловала его в пробор. Спустившись по мраморной дворцовой лестнице, Кристман вышел на набережную и сел в машину. Прежде чем тронуться с места, он пересчитал купюры и отложил несколько штук в свой бумажник.
Заключительным аккордом этого дня стала встреча с человеком, освещавшим деятельность Второго бюро «Сюртэ насьональ». Человек этот, родом эльзасец, не входил ни в какие французские правые партии или организации. Он всецело разделял идеологию национал-социализма и был давним поклонником Адольфа Гитлера, работая не за страх, а за совесть, так что вульгарные слова «агент» или «информатор» не совсем к нему подходили. Но от денег не отказывался и он, так что Кристман при встрече на конспиративной квартире первым делом передал ему (разумеется, под расписку) конверт с деньгами, полученными от Изабель. Очередная сумма на оплату агентуры должна была поступить из Берлина со дня на день.
Просматривая сводку донесений информаторов «Сюртэ», Кристман зацепился взглядом за следующие строки: «В кафе „Глобо“ на площади Бланш двое предположительно русских искали русского эмигранта, бывшего офицера лейб-гвардии конного полка с особой приметой – шрамом над левой бровью». Что-то шевельнулось в памяти при прочтении этих слов: «шрам… над левой бровью…» Кристман просмотрел сводку до конца, поблагодарил ценнейшего сотрудника и отпустил его. Сидя в одиночестве за столом в гостиной, и потом, через полчаса, покидая квартиру, он продолжал мучительно вспоминать. Шрам… Где-то он видел человека со шрамом, причём не так давно.
Озарение пришло, как всегда, неожиданно, так что он чуть не упал, споткнувшись на лестнице. Он вспомнил! Вспомнил неприветливый взгляд того официанта, доставившего заказ в 71-й номер, и шрам у него на лбу. Кристмана бросило в жар. Сомнений не оставалось – он допустил грубейшую ошибку.
12
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер уделял массу внимания кадровым вопросам, тесно смыкавшимся с расовыми. Сидя у себя в штаб-квартире на Вильгельмштрассе, 102, он много времени посвящал изучению личных дел и разрешений на брак. Вот и сейчас он был занят разглядыванием фотографий очередной пары. Снимки лиц крупным планом, портреты во весь рост в купальных костюмах в обтяжку, подчёркивающих стати, лежали перед ним на столе. Не слишком доверяя справкам, свидетельствам и заключениям экспертов расового ведомства, рейхсфюрер лично орудовал измерительным циркулем и линейкой, не пренебрегал даже и лупой.
Рейхсфюрера не волновали издевки и насмешки недоброжелателей, тем более, что никто не решался смеяться открыто. Пусть бы попробовали! СС делали шаги, имеющие огромное значение, и будущее принадлежало им.
Жизнь Генриха Гиммлера складывалась так, что ему постоянно приходилось терпеть унижения. От природы, от партайгеноссен, от спесивых армейских генералов. Близорукость помешала начать военную карьеру юнкером, да и мировая война завершилась не вовремя, восемнадцатилетний Генрих едва успел пройти первоначальную подготовку в одиннадцатом баварском пехотном полку, окончить школу подпрапорщиков и пулемётные курсы, как уже пришлось демобилизоваться. Впрочем, худа без добра не бывает, теперь он создаёт собственную армию, со своей системой званий, формой и знаками отличия. Идею подал ещё Эрнст Рём. Впрочем, его расстреляли…
Самым главным унижением была болезнь. Проклятая аллергия. Она впервые проявилась, а может быть и поразила его, когда после провала пивного путча он сдуру примкнул к ордену артаманов и приобрёл птицеферму. Артаманы проповедовали духовное оздоровление, труд на своей земле, здоровое питание, зачатие и воспитание детей на лоне природы и прочий идеализм. Как будто для того, чтобы нести народу новую религию «земли и крови», одному из её основателей нужно было самому чистить загаженные куриные клетки! Прошло уже более десяти лет, а дрожь всё ещё пробегает по коже при воспоминаниях об омерзительной вони, битых яйцах и разлетающемся пухе. С тех пор обострённое стремление к чистоте, аккуратность и педантизм во всём укоренились в его натуре. Чёрный мундир без единой пылинки, хрустящая крахмалом белоснежная сорочка, идеально лежащая на рукаве алая повязка со свастикой…
Нет, не слабость нервов вызывала рвотные спазмы, когда отсечённая ножом гильотины голова очередного врага падала в корзину с опилками! Напрасно треплются злые языки. Запах крови и частицы пыли – вот причина.
Он был одним из ветеранов движения. 8 ноября 1923 года именно он и капитан Рём повели колонну от пивной «Лёвенбройкеллер» на захват баварского военного министерства, и потом штурмовики под его, Гиммлера, предводительством удерживали здание целые сутки – пока не стало ясно, что путч провалился. Он оказал фюреру и партии неоценимые услуги 30 июня – 2 июля 1934 года, в «дни длинных ножей», которые потом почему-то назвали «ночью».
После прихода фюрера к власти распоясавшиеся штурмовики дискредитировали партию, грабя дома, квартиры и магазины, не только еврейские. Высшие руководители СА промышляли тем, что арестовывали состоятельных людей и требовали выкуп за освобождение. Эрнст Рём жил в содомитском разврате, превратив свой штаб в подобие дорогого борделя с красными плюшевыми диванами и портьерами, коврами, картинами и огромными зеркалами. И этот человек формально стоял над ним, рейхсфюрером! Элитные охранные отряды партии всё ещё оставались в тени корпуса штурмовиков! Всему этому следовало положить конец. По приказу фюрера Генрих Гиммлер с незаурядным рвением организовал молниеносную акцию уничтожения зарвавшихся негодяев. Служба безопасности СС Рейнгарда Гейдриха, лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» Зеппа Дитриха и батальон СС «Мёртвая голова» Теодора Эйке выполнили грязную работу. В числе расстрелянных вполне естественно оказались якшавшиеся с Рёмом отставные генералы Фердинанд фон Бредов и Курт фон Шляйхер – бывший канцлер. Последнего застрелили на его вилле, на выстрелы примчалась жена, её сдуру застрелили тоже. Чуть было не схлопотал пулю и вице-канцлер Франц фон Папен, тоже отставной офицер, тоже бывший канцлер, знаменитый разведчик, бывший кайзеровский военный атташе в Североамериканских Соединённых штатах. Под горячую руку эсэсовцы пристрелили его секретаршу, спичрайтера и пресс-атташе, но не решились поднять руку на действующего члена правительства…
Военная каста затаила злобу на рейхсфюрера. Армейские генералы выжидали момент, чтобы отомстить. И отомстили, изощрённо унизив при этом.
Сначала военный министр фон Бломберг по прозвищу «Резиновый лев» и командующий сухопутными войсками фон Фрич потребовали реабилитации Шляйхера и Бредова. Они утверждали, что армии нанесено неслыханное оскорбление. Они требовали извинений! Фюрер оказался в щекотливом положении. С одной стороны, он не хотел ссориться с генералами, с другой – не мог уронить авторитет СС, – вооружённого отряда партии. Дело кончилось тем, что на одном из совещаний с военными он лично выразил сожаление, назвав произошедшее «досадным недоразумением». Затем фюрер распорядился передать в военное министерство «для ознакомления» документы, касавшиеся обстоятельств всех прискорбных происшествий. Казалось, инцидент был исчерпан, но тут Резиновый лев нагло отказался вернуть документы. Мало того, он посоветовал родственникам расстрелянных требовать в судебном порядке денежной компенсации. Это уже выходило за рамки приличий! Бог с ней, с компенсацией, но выносить на какой-то там суд секретные документы СС было недопустимо!
На этот раз фюрер умыл руки. «Я никому не позволю становиться между мной и армией!» – заявил он. Оставалось выпутываться самим. Фюрер стоял над схваткой, наблюдая, кто выйдет победителем.
Гейдрих предложил действовать нахрапом. С ведома и согласия рейхсфюрера он отправил на Бендлерштрассе, в военное министерство, четверых гестаповцев. Они вломились в здание, разыскали соответствующий отдел и потребовали выдачи документов. Начальник отдела резонно ответил, что это невозможно без приказа командования, тогда гестаповцы пригрозили оружием. Пока армейские офицеры в замешательстве перебирали папки, в помещение ворвались опомнившиеся караульные, вооружённые пистолет-пулемётами, и разоружили налётчиков. В тот же день их расстреляли в подвале, кремировали тела, а урны с прахом отправили по почте наложенным платежом в штаб-квартиру рейхсфюрера. Точно так же поступали в СС с врагами режима, высылая прах родственникам.
Это был плевок в лицо, и пришлось молча утереться. Но и этим унижением дело не ограничилось. Ещё когда рейхсминистр пропаганды и по совместительству гауляйтер Берлина Йозеф Гёббельс передал СС комплекс зданий на углу Принц-Альбрехтштрассе и Вильгельмштрассе, обнаружилось, что все телефонные номера прослушиваются, и не составило труда установить – кем. Служба криптографического анализа и радиоразведки «Форшунгсамт» при министерстве авиации занималась не только научными исследованиями. «Наци №2» и по совместительству глава авиации Герман Геринг, передав разведку военно-воздушных сил Абверу, а тайную полицию – Гестапо – в СС, многое всё же сохранил в своих руках. Не только «Форшунгсамт», но и, например, картотеку прусской контрразведки, заведённую ещё в кайзеровские времена легендарным Вильгельмом Штибером. Возможности людей Геринга позволили им оказать деятельную помощь Абверу в разработке и проведении спецоперации «Тевтонский меч» по устранению короля Югославии Александра и французского министра иностранных дел Луи Барту. Разумеется, Геринг на правах ближайшего соратника фюрера мог поручить своим орлам такое дело, как прослушивание телефонов секретных служб партии. Когда же Гейдрих, реализуя полномочия службы безопасности, поручил людям СД подключиться к телефонным линиям военного министерства и они глупо прокололись и попались, дело вновь чуть не закончилось унизительной выходкой с расстрелом и кремацией.
Вроде бы после «ночи длинных ножей» авторитет СС окончательно окреп. Фюрер даже издал приказ, которым придал охранным отрядам статус самостоятельной организации внутри партии. Там же говорилось, что рейхсфюрер отныне напрямую подчинён вождю партии. Вот тут и скрывался подвох. Напрямую – ещё не значило непосредственно. На практике «прямое» подчинение реализовывалось через главу «партийной канцелярии» и партийной бюрократии, рейхсминистра без портфеля Рудольфа Гесса. Гесс был могущественным человеком, соперником Геринга, и могущество его основано было на финансах. В «Фонд Адольфа Гитлера» поступали пожертвования от германских промышленников и банкиров, а «Фольксдойче миттельштелле» собирало деньги с немцев, проживающих за пределами Рейха, среди которых тоже было немало состоятельных людей. Оба живительных источника контролировал Гесс. Гиммлер так и не смог тогда пробиться к фюреру, чтобы оправдать СД, чтобы пожаловаться не на Геринга, нет, а на самоуправство подчинённой ему «Форшунгсамт». Сколько нервов пришлось спалить в подковёрной борьбе и интригах, чтобы получить право личного доклада! Гиммлер заподозрил даже, что «наци №2» Герман Геринг и «заместитель фюрера по партии» Рудольф Гесс сговорились против него, чтобы не позволять ему вырасти в полноценного конкурента в деле влияния на фюрера.
И это тоже пришлось молча проглотить. Увы, тягаться с такими китами как Геринг и Гесс было ему не под силу. К тому же германский генералитет у них у всех сидел костью в горле…
Тысячу раз прав был покойный начштаба штурмовых отрядов капитан Рём, будь он хоть трижды негодяем! От прусских солдафонов не дождёшься новых идей. Нужна новая армия. Но, разумеется, не орды разнузданных штурмовиков, и не народное ополчение времён Французской революции, как воображал в пьяном бреду несчастный голубой капитан. Дисциплина и строгое повиновение фюрерам всех рангов должны сцементировать СС, как и любую армию. Но есть и коренное отличие. Расовая чистота, строжайший отбор кандидатов-рекрутов именно по этому принципу – вот на чём будет строиться его армия, его «чёрный орден». Именно ему суждено было лучше всех понять фюрера, ему, а не Гессу, несмотря на то, что тот записывал мысли вождя в тюрьме Ландсберг и редактировал «библию национал-социализма». «Мне нужна молодёжь, жаждущая насилия, власти, никого не боящаяся, страшная… – говорил фюрер. – Свободный, прекрасный хищный зверь должен сверкать из её глаз!» «Я заглянул в глаза человеку будущего – и увидел в них смерть!» – сказал Ницше. «Я предвестник грозы и тяжёлая капля из тучи, – сказал Заратустра. – А имя той молнии – сверхчеловек! Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превозмочь». «Люди будущего», молодые юберменши, подрастали в орденских замках – Вевельсбурге, Кресинзее, Фогельзанге… Чёрный мундир с рунами в петлицах и фуражка с черепом на фоне скрещенных костей становились символом преображения.
Построить новый мир, чистый, как заснеженные вершины Гималаев, свободный как от мусора низших рас, так и от замшелых прусских кайзеровских традиций – вот сверхчеловеческая задача СС, поставленная самим фюрером!
Такими мыслями Гиммлер как всегда ввёл себя в состояние восторженного транса, и вынырнул из него с бьющимся сердцем и каплями пота на лбу. Сняв очки, он вытер лицо белоснежным платком, вновь водрузил очки на место. Глубоко вздохнул. Неторопливо наложил утверждающую резолюцию и спрятал бумаги и фото в пухлую кожаную папку с тиснёной витиеватой надписью «Подписанное». Аналогичная папка «На подпись» и подобранная стопка личных дел ещё ожидали его решений, но на сегодня хватит. Иные, более неотложные дела требовали внимания. Он взглянул на часы, надавил кнопку вызова и сказал бесшумно возникшему на пороге вылощенному адъютанту:
– Пригласите массажиста. Все, кто записан на приём, когда явятся, пусть ждут.
13
Рейнгард Гейдрих начинал карьеру в чине лейтенанта флота. Служить ему пришлось на крейсере «Берлин», где должность старшего офицера по иронии судьбы занимал его будущий соперник Фридрих Вильгельм Канарис. Как раз он председательствовал на офицерском суде чести, по вердикту которого лейтенант Гейдрих был выкинут за борт. Причина вполне серьёзная – чрезмерное увлечение лейтенанта политикой. Гейдрих позволил себе официально вступить в Национал-социалистическую партию господина Гитлера, что являлось недвусмысленным нарушением присяги. Ну, было ещё увлечение чужой женой, – адюльтер в кругу сослуживцев, но политика преобладала.
Впоследствии Канарис возглавил военную разведку и контрразведку – Абвер, а Гейдрих – разведку и контрразведку партии, пресловутую «службу безопасности» – СД, созданную в недрах охранных отрядов – СС. В рядах чёрного ордена Гейдрих сделал такую карьеру, о которой не мог и мечтать на флоте. Из лейтенантов он шагнул прямо в генералы. В двадцать девять лет – бригаденфюрер, по два дубовых листа в петлицах, после «ночи длинных ножей» – группенфюрер, ещё по одному листику в каждую. Служба безопасности стремительно набирала вес. Параллельно шло возрождение тайной полиции и контрразведки Пруссии, ликвидированной как централизованная структура во времена Веймарской республики. На основе политических отделов городских полицейских управлений бывший тогда министром внутренних дел Пруссии Герман Геринг создал Гестапо. Решением фюрера тайная полиция – Гестапо, а затем и полиция криминальная – Крипо были переданы в СС. В ведении рейхсминистра внутренних дел Фрика осталась лишь Орпо – «орднунг полицай», – полиция общественного порядка, возглавленная старым нацистом Далюге (впрочем, МВД чисто формально продолжало курировать всю полицию). В СС Гестапо и Крипо были подчинены Гейдриху. Должность его отныне стала именоваться «начальник СД и полиции».
СД и Гестапо не дублировали друг друга. Гестапо занималась борьбой с явными врагами, грязной работой, – мелкими провокациями, слежкой, арестами, допросами с мордобоем и пытками, пополнением концлагерей. «Внутренняя СД» стояла уровнем выше, и пожалуй даже картотека Штибера была бы ей ни к чему. Деятельность её опиралась на сеть так называемых «почётных агентов», которыми становились наиболее уважаемые люди, – лучшие инженеры, врачи, преподаватели, артисты, журналисты, юристы, государственные чиновники, офицеры, работники партаппарата… Они информировали своих кураторов – штатных сотрудников СД – обо всём происходящем в соответствующих сферах, не лицемеря и не скрывая неприятных нацистскому руководству сторон жизни общества. Что бы там ни кричали с трибун Гитлер, Геринг и Гёббельс, реальное положение дел было им известно.
«Внутренняя СД» была удостоена также почётного права проводить оперативно-следственные мероприятия в отношении любых органов и конкретных представителей власти за исключением рейхсминистров, гауляйтеров и генералов. С ними Гейдрих работал на свой страх и риск. Но он тоже обладал способностью угадывать невысказанную волю фюрера, опасавшегося престарелых носителей лампасов.
«СД-заграница» пока не могла похвастать такими успехами. До уровня Абвера ей предстояло ещё расти и расти, это осознавали и Гейдрих, и его шеф Гиммлер. Разведку гораздо сложнее было создать на пустом месте. Канарис же унаследовал и кадры, и агентурную сеть армейской разведывательной службы, выпестованной настоящими профессионалами Вальтером Николаи и Фридрихом Гемпом во времёна кайзера и Веймарской республики. Но Гейдрих старался и на внешнем фронте. Он соединял в себе медвежью напористость и тонкость аналитика. Ему не чужд был смелый полёт воображения. Недаром он неплохо играл на скрипке. В активе СД уже была дерзкая попытка аншлюса Австрии, к сожалению закончившаяся провалом. Среди военных и полицейских чинов прекрасной альпийской республики нашлись решительные люди, оказавшиеся способными подавить путч местных нацистов, организованный и поддержанный из-за границы. Канцлер Дольфус, ярый противник объединения с Германией, в ходе попытки переворота был ликвидирован, однако планы аншлюса пришлось отложить в долгий ящик. Налаживать отношения с австрияками отправился недобитый старый лис Франц фон Папен…
В считанные месяцы благодаря неутомимой деятельности Гейдриха и подобранных им молодых честолюбивых офицеров вроде Клауса Кристмана СД обзавелась сетью зарубежных резидентур. В Испании в команде Кристмана кроме прочих были штурмбанфюрер Гёрниц, работавший под прикрытием должности вице-консула в Барселоне, и сам Иоганн Борнхардт, директор германо-испанского концерна «Сосьедад финансьера индустриал», привлечённый к сотрудничеству. Абвер и СД участвовали в подготовке военного мятежа, но, хотя вклад СД в эту акцию был значителен, основные лавры и дальнейшее лидерство достались армейской разведке. Тягаться с Канарисом было трудно, ведь помимо всего прочего в его распоряжении находились кадры разведывательно-диверсионного полка «Бранденбург». Где уж было соперничать с этими матёрыми волками эсэсовским дилетантам из батальона «Мёртвая голова» и лейбштандарта «Адольф Гитлер», да энтузиастам вроде молодого австрийца Отто Скорцени?
И всё же за испанское направление краснеть не приходилось. Разумеется, вскоре после начала военного путча деятельность дипломатических и коммерческих представительств и связанной с ними легальной мадридской резидентуры пришлось свернуть, кое-кого возвратив на родину, кое-кого переведя в Лиссабон, однако периферийная агентура продолжала действовать. В Гибралтаре на СД работала немка-фольксдойче, супруга советника испанского консульства, в Танжере – араб, шофёр голландского посла, в Рабате – некий француз, ловкий теннисист, натаскивавший на корте местную элиту… Да, Кристман был весьма результативен и совершенно незаслуженно стал жертвой интриг, но в пику заносчивым абверовцам сумел отличиться и в Париже, завербовав этого русского, командированного в Испанию и Францию по линии торгового флота. Теперь этот агент поставляет ценнейшую информацию, которой питаются и Рим, и франкистская Саламанка, и военно-воздушные силы Геринга, и Бендлерштрассе.
Неожиданный успех на русском направлении был тем более важен, что Россия оставалась самым трудным полем деятельности. ОГПУ-НКВД организовали систему тотальной слежки и всеобщего доносительства, максимально затруднявшую создание агентурной сети и сбор достоверной информации о происходящем как в низах, так и в верхах. Вопросов было много. Действительно ли причиной громких московских процессов были заговоры и шпионаж высокопоставленных большевистских функционеров? А если нет – тогда что? Сговор, если и существовал, то уж не между Троцким и Гессом (!), да ещё с одобрения Радека, самого ядовитого из всех советских евреев. Подобный бред звучал на процессе «параллельного троцкистского центра», его тиражировала большевистская газета «Правда». И его же усиленно опровергали в негласных беседах советские дипломаты…
Зачем нужно было Сталину уничтожать своих соратников, среди которых было немало дельных людей?
Загадку представляли и отношения «советского Чингисхана или Тамерлана» с военной верхушкой. Были предположения, что советский генералитет намерен свалить правительство Сталина-Молотова и установить военную диктатуру. Насколько эти предположения обоснованы, не мог сказать никто. И сразу же возникал закономерный вопрос – насколько это соответствует стратегическим планам Германии? Фюрер неоднократно высказывался в том смысле, что нынешнее руководство России скорее занимает национальную позицию, чем прокоминтерновскую, и это намного предпочтительнее для Рейха. Разумеется, рано или поздно схватки с русскими не избежать, ведь на повестке дня стоит вопрос расширения жизненного пространства. Как в такой ситуации действовать спецслужбам?
Пораскинув мозгами, Гейдрих с Гиммлером пришли к нехитрому выводу, что раздорами в стане врага следует воспользоваться для его ослабления. Самой перспективной фигурой для задуманной компрометации был признан маршал Тухачевский. Во-первых, с точки зрения оперативно-технической. Состоя начальником Генштаба, будущий маршал тесно сотрудничал в двадцатые годы с Рейхсвером, чаще других бывал в командировках в Германии. Рейхсвер, численность которого по Версальскому договору была ограничена ста тысячами личного состава, существовал тогда преимущественно в виде головных армейских структур – Генштаба, его академии, военных училищ, разведки и разумеется – управления вооружений. Иными словами, это было ядро армии. Военное производство частично было развёрнуто на бескрайних российских просторах. Вне поля зрения версальских наблюдателей изготовлялись даже боевые отравляющие вещества. Попутно шло взаимное обучение кадров – на советских полигонах стажировались германские лётчики и танкисты, а в академии германского Генштаба шлифовались по канонам прусской военной школы таланты советских военных руководителей. Бывшие партизанские вожаки превращались в стратегов европейского уровня. За десятилетие не имевшего исторических аналогов тайного сотрудничества с РККА в архивах Рейхсвера осело немало подлинных документов, которые можно было использовать для маскировки дезинформации.
Во-вторых, Тухачевский и поныне вроде бы представлялся едва ли не самой значительной фигурой в советском военном руководстве. И формально, как первый зам военного министра, и фактически, как видный стратег, идеолог военной модернизации, сторонник массированного применения танковых и моторизованных соединений, ударной авиации и воздушных десантов. Ну, так это или нет, не вполне ясно, но удар по одному из маршалов неизбежно должен был, подобно брошенному в воду камню, породить расходящиеся круги репрессий в большевистской Красной армии.
Гиммлер принял принципиальное решение и согласовал его наверху с самим фюрером. Гейдрих, как непосредственный руководитель операции, благодаря ей также получил прямой выход на фюрера – отныне тот пожелал раз в месяц выслушивать руководителя службы безопасности партии лично. Наконец-то впереди замаячили перспективы, от которых у Гейдриха захватывало дух. Стратегической целью для себя он тоже ставил постепенное освобождение от опеки как главы партийной бюрократии Рудольфа Гесса, так и рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера…
В ближайшем окружении Гейдриха в штаб-квартире СД на Вильгельмштрассе долго кипели споры вокруг того, какую конкретную форму придать намеченной провокации. В конце концов порешили сфабриковать дело, якобы находящееся в производстве «Внутренней СД» и попавшее туда из армейской разведки. Вроде бы она разрабатывала русских и случайно вышла на оппозиционно настроенных немецких генералов. Далее Канарис якобы поставил в известность фюрера, а тот дал поручение Гессу передать расследование в СД. Разумеется, все штампы, бланки и собственноручные резолюции в «деле» были подлинные. Из фальсификата следовало, что с начала национальной революции в Германии в среде германского генералитета якобы стала оформляться фронда, постепенно приблизившаяся к грани заговора и измены, причём заговорщики (на роль их лидера был заочно назначен Манштейн) с двадцатых годов состоят в переписке с Тухачевским. Подборку подлинных писем последнего венчало одно поддельное, в котором красный маршал информировал адресата о якобы также имеющем место политическом брожении в верхах РККА. Среди недомолвок и осторожного прощупывания в письме выражалось понимание недовольства коллег по военному ремеслу диктатом партийной бюрократии. Советские военачальники тоже озабочены этой проблемой… В целом фальшивое дело создавало впечатление, что германская сторона – именно германская, как более политически независимая и по большому счёту ничем не обязанная фюреру – готова перейти к решительным действиям и предложить советской взаимное сотрудничество в известных целях. На советского маршала лишь осторожно бросалась тень, но Гейдрих полагал, что этого вполне достаточно. Главное – не переиграть.
«Изюминкой» конечно было поддельное письмо Тухачевского, над которым изрядно потрудился руководитель технической группы гауптштурмфюрер Адольф Науокс. Мельчайшие нюансы имели огромное значение в этой работе. Бумага, пишущая машинка (письмо было отпечатано на машинке), лента для неё, даже штемпельная краска, которой проставлено было факсимиле маршала… Факсимиле в двадцатые-тридцатые годы стало повальным увлечением высокопоставленных руководителей по всему миру. Резиновую печатку с автографом Тухачевского выполнил работавший в группе талантливый гравёр, в прошлом изготовлявший в числе прочего печати экслибрисов с подписями великих людей – Гёте, Шиллера, Рихарда Вагнера, Ницше, Бисмарка, даже Наполеона. Состоятельные библиофилы любили потешить самолюбие, украшая форзацы книг подобной экзотикой.
Кроме письма специалистами технической группы была изготовлена ещё одна – второстепенная – фальшивка со стенограммой одной из бесед с участием Тухачевского. Настоящую стенограмму слегка исправили в соответствующем духе. Гейдрих распорядился на всякий случай сфотографировать два документа рядом, вдруг дело дойдёт до публикации материалов в советской печати, и тогда фюрер будет иметь возможность принять политическое решение ткнуть Сталина носом в дерьмо.
Теперь группа Науокса готовилась к реализации ещё более амбициозного проекта по выпуску фальшивых банкнот. Решено было начать с английских фунтов.
14
Генриху Гиммлеру первому пришла в голову мысль устроить рядом с кабинетом кроме комнаты отдыха ещё и массажную. Впоследствии эту сибаритскую идею переняли многие, в их числе и Лаврентий Берия. После сеанса массажа у искусного специалиста рейхсфюрер надел свежую сорочку (он менял сорочки не менее двух раз, носовые платки – не менее трёх раз в день), и, чувствуя себя заново родившимся, вновь вызвал адъютанта.
– Здесь ли Гейдрих?
– Так точно, рейхсфюрер! Группенфюрер Гейдрих и штандартенфюрер Шелленберг ожидают в приёмной.
Новоназначенный руководитель «СД-заграница» Вальтер Шелленберг был верным паладином Гейдриха, восходящей звездой.
– Кто ещё записан на приём?
Адъютант раскрыл тоненькую папку:
– Доктор Вильгельм Кранке из министерства пропаганды, криминальдиректор Отто Вебер из министерства внутренних дел, штандартенфюрер Бользен из «Аненербе», а также представители «ИГ Фарбен», по вопросу…
– Я помню, – прервал Гиммлер. Представители «ИГ Фарбениндустри» прибыли на предварительное обсуждение перспективного проекта использования новейших отравляющих веществ для массовой ликвидации унтерменшей в концлагерях. – Пригласите руководителей СД.
Гейдрих вошёл в сопровождении Шелленберга в обширный кабинет, оба с порога отсалютовали партийным приветствием. Гиммлер, сидевший на своём месте за огромным письменным столом под портретом фюрера в полный рост, лишь приветливо кивнул в ответ. Слева от него в простенке между окнами помещался ещё бронзовый бюст фюрера на высокой подставке, напротив бюста – у противоположной стены – слоноподобный кожаный диван. Весеннее солнце просвечивало сквозь занавеси, преломлялось в хрустальных чернильницах письменного прибора. По знаку Гиммлера гости уселись перед его столом в солидные кожаные кресла, утонув в них. Уютный овальный стол для совещаний, обставленный стульями, находился в дальнем углу, но поскольку собеседников было лишь двое, рейхсфюрер конечно же предпочёл видеть их перед собой чуть свысока.
– Надеюсь, Рейнгард, вы принесли хорошие новости? – спросил шеф, умиротворённо глядя сквозь сияющие чистотой стёкла очков.
Губы Гейдриха чуть дрогнули в улыбке на длинном лошадином лице.
– Рейхсфюрер, я рад вам доложить, что операция «Чёрная папка» вступает в завершающую стадию. Набрал обороты политический скандал, связанный с изданной в Праге книгой Яна Шебы, чехословацкого посланника в Румынии…
– «Россия и Малая Антанта»?
– Да, рейхсфюрер. Переговоры о нормализации германо-чехословацких отношений прерваны с подачи самого фюрера, повод – книга Шебы. Посланник Мастный отчаянно метался, добиваясь встречи с рейхсминистром Нейратом, однако ему было отказано. Вчера глава нашей делегации на переговорах граф Траутмансдорф, прибывший из Праги, нанёс визит вежливости Мастному якобы по собственной инициативе. В приватной беседе он сообщил чехословацкому посланнику под большим секретом, что истинная причина срыва переговоров заключается в информации особой важности, полученной из России.
– И это, разумеется, информация о том, что в Москве в ближайшее время возможен государственный переворот?
– Совершенно верно! В случае устранения Сталина и установления в России военной диктатуры фюрер вынужден будет коренным образом пересмотреть всю восточную политику, что не может не затронуть и отношения с Чехословакией, тем более, что у неё договор с советами… Всё это, разумеется, грандиозная деза, одобренная самим фюрером…
Фюрер в расстёгнутом плаще, гордо подбоченясь, взирал на своих верных слуг с парадного портрета. Гейдрих многозначительно помолчал, отдавая должное тому факту, что сам вождь германской нации всем своим авторитетом придаёт правдоподобие грандиозному политическому миражу, и продолжил:
– Наряду с этим нами организованы утечки информации и по другим дипломатическим каналам, в частности, через французское посольство. Однако главную партию должен будет сыграть наш журналист Гюнтер Виттинг, аккредитованный при министерстве иностранных дел Чехословакии…
– Напомните мне подробности о нём, дорогой Рейнгард.
– Независимый журналист, в какой-то мере – оппозиционер нашему режиму. Взят на заметку Гестапо, – Гейдрих снова изобразил улыбку на породистом лошадином лице, – даже опасается возвращаться в рейх. Недавно видный деятель судетского землячества Вальтер Хофер, обозреватель местной «Ди Цайт», ругнул его масоном, либералом и космополитом. Виттинг в дружеских отношениях с самим президентом Бенешем и министром иностранных дел Чехословацкой республики Камилом Крофтой, и пользуется их доверием. В общем, то, что надо.
– Ну, и?..
– Штандартенфюрер, – Гейдрих кивнул на Шелленберга, – занят сейчас подбором кандидатуры на роль предателя, который должен будет сделать фотокопию содержимого заведённого нами дела о заговоре генералов, или «Чёрной папки». Через Гюнтера Виттинга предатель предложит чехам приобрести убойный материал о шашнях немецких и советских военных за спинами собственных правительств.
– И чехи клюнут на это.
– Должны, рейхсфюрер. Вы только представьте, что означает реализация этого сценария. Я имею в виду, если бы на самом деле в Москве и Берлине при взаимной поддержке случились военные перевороты. Это привело бы к тесному союзу между русской и германской правящими кликами, к разрыву германо-польского договора с одной стороны и советско-франко-чехословацкого – с другой. Далее – раздел Польши и совместный русско-германский поход против Франции и её союзников. Для чехов это означало бы полный крах. Потому я уверен, что Бенеш, заглотнув нашу дезинформацию, немедленно оповестит Сталина.
– И Сталин начнёт санитарную рубку среди генералитета и офицерства.
– Точнее, продолжит её… – вкрадчиво вступил Шелленберг. – Позвольте напомнить, рейхсфюрер, что только за прошедший год арестованы генералы Муралов, Шмидт, Примаков, Путна, Туровский, Саблин. – Шелленберг перечислял, глядя в список и немилосердно коверкая русские фамилии. – Примаков и Путна являются близкими друзьями маршала Тухачевского. Генерал Примаков участвовал в польском походе двадцатого года под началом будущего красного маршала. А ещё в позапрошлом году был арестован генерал Гай, командовавший ударным кавалерийским корпусом в его войсках… Всё это подтверждает, что нами выбрана идеальная фигура для удара по ней. У меня такое впечатление, что Сталин обкладывает Тухачевского как волка. Может быть, Сталину как раз и не хватает тех фактов, которые мы собираемся ему подбросить. Возможно, они станут последней каплей…
У Шелленберга были и другие основания считать, что Сталин точит зуб на Тухачевского, но он вовремя прикусил язык. Эдак ещё чего доброго рейхсфюрер мог подумать, что советский маршал обречён и без помощи фальшивки СД. Зачем тогда их служба?
– Ну что ж, господа… – Гиммлер развёл руками. – Вами проделана огромная работа и остаётся лишь пожелать нам всем удачи в последний момент. Чем ещё вы порадуете меня сегодня?
Шелленберг с Гейдрихом переглянулись и последний на секунду прикрыл глаза, давая понять младшему коллеге, что инициатива переходит к нему. Гейдрих как бы слегка дистанцировался от того, что будет сказано. Только он и начальник Гестапо Мюллер, да ещё два человек из аппарата Гестапо знали, что положение Шелленберга не так прочно, как могло бы показаться со стороны. У супруги штандартенфюрера обнаружилась неарийская кровь – мать её чуть ли не на четверть была полькой, о чём и не подозревала. Да ещё двоюродная тетя молодой фрау Шелленберг имела несчастье выйти замуж за еврея. Факты вскрылись в ходе проводившейся по распоряжению рейхсфюрера доскональной проверки всей подноготной высшего руководства СС, в том числе документов, представленных в расовое ведомство. Узнай Гиммлер правду, и карьера новоиспечённого руководителя «СД-заграница» окончилась бы крахом. Мало того, он вообще был бы уволен из рядов СС. Но Гейдрих решил прикрыть Шелленберга и спрятал порочившие того бумаги под сукно, пойдя на немалый риск. Этот факт он теперь вынужден был постоянно учитывать.
– Важные вести из Парижа, рейхсфюрер, – начал Шелленберг, – от оберштурмбанфюрера Кристмана… Он провёл встречу с руководителями тайного общества кагуляров. По его сообщению, они настроены весьма решительно. Их цель – свержение красного правительства. Их взгляды во многом перекликаются с идеологией национал-социализма…
Штандартенфюрер многозначительно замолчал.
– Ну-ну, Вальтер, – ласково подбодрил его рейхсфюрер. – Не бойтесь, договаривайте, раз уж начали.
– Разумеется, такие вопросы должны решаться на самом верху… – осторожно продолжил Шелленберг. – Но вожди германской нации не могут гневаться на преданных борцов за их преданность. Кристман тщательно изучил обстановку во Франции, в его последней шифровке содержится весьма квалифицированный анализ ситуации в стране и по результатам переговоров с руководством кагуля он берёт на себя смелость внести конкретные предложения. Если коротко изложить их суть, то это решительная поддержка вплоть до прямого военного вмешательства попытки государственного переворота со стороны кагуляров. То, что не удалось в Австрии и Испании, вполне может получиться во Франции, причём с несоизмеримо более высокой пользой для нас. Я принёс все материалы, рейхсфюрер…
– Нет, вы все посходили с ума! – Гиммлер резко поднялся из-за стола, одёрнул чёрный китель. Гейдрих и Шелленберг тоже вскочили. – Я решительно запрещаю и думать об этом! Вы слышите? Какая к чёрту Франция? Вы хоть представляете себе соотношение сил? Вы хотите, чтобы я пошёл с подобным предложением к фюреру? Нет и ещё раз нет! И вам запрещаю, Рейнгард. Можно представить подобную акцию, скажем, в Чехословакии, но Франция… Риск огромен. В случае неудачи их войска просто разотрут нас. Нет, подобное предложение явно преждевременно… Да садитесь же, господа.
Сам Гиммлер тем не менее принялся расхаживать по кабинету с задумчивым видом.
– Разумеется, – заговорил он, повернувшись к собеседникам, – контакты с кагулярами следует продолжать, но избегая определённости в обещаниях. Они, наверно, нуждаются в деньгах?
– Да, рейхсфюрер, – ответил Шелленберг.
– Разделите пополам то, что они просят, и можете предоставить им эту сумму. Разумеется, с соблюдением всех мер предосторожности. Мы нигде не должны засветиться. И оставьте мне ваши бумаги, я посмотрю… на досуге.
– Слушаюсь, рехсфюрер.
Гиммлер подошёл к огромному напольному «Телефункену» и включил его. Покрутил верньер настройки. Из динамика послышались бравые звуки марша, одного из многих, заполнявших эфир на частотах Берлина. Рейхсфюрер добавил громкости. Специалисты регулярно проверяли кабинет на отсутствие подслушивающих устройств, но чем чёрт не шутит…
Рейхсфюрер медленно приблизился к сидящим у стола Гейдриху и Шелленбергу. Остановился, расставив ноги и заложив руки за спину. Оба собеседника вновь поднялись из кресел, поедая глазами начальство.
– И вот ещё что. Если Кристману нечем заняться в Париже… пусть лучше разберётся с этим фон Штубе из Абвера, который так ловко подсидел его. Рейнгард, Вальтер, за нами неоплаченный долг перед генералами. Пора делать ответный ход! Я не огорчусь, если со Штубе вдруг приключится что-нибудь нехорошее.
15
Пол Ньюмен, собственный корреспондент «Нью-Йорк Геральд трибюн» и доброго десятка провинциальных американских газет, прибыл в июне 1936-го в Мадрид из Пекина, перед тем ненадолго задержавшись в Париже. Главный редактор «Геральда» настаивал на пребывании во французской столице, однако Ньюмен, опытный охотник за новостями, военный корреспондент, длительное время освещавший вооружённую борьбу в Манчжурии и Китае, сумел убедить руководство в том, что главные события начнут происходить в Испании. И как всегда оказался прав.
Июньский Мадрид оправдывал самые тревожные ожидания. На залитых знойным солнцем площадях манифестировали толпы народу под красными и чёрными флагами, а в прохладной полутьме многочисленных церквей потихоньку, без колоколов и органов, служили мессы перепуганные священники. Политические и всякие другие страсти накалились этим летом до предела, их не могла охладить даже любимая мадридцами анисовая со льдом. Правых социалистов и республиканцев всех мастей объединяла с левыми радикалами ненависть к церкви. Всем им противостояли монархисты и Испанская Фаланга, блокировавшиеся с реакционно настроенными военными. Люди, у которых политика не занимала первое место на шкале жизненных приоритетов, уже паковали чемоданы, готовясь покинуть столицу и страну. «Предчувствие гражданской войны» посещало в эти дни не только Пикассо, лихорадочно писавшего картину с таким названием, и всё же мятеж 17 июля для многих стал неожиданностью…
В тот день, как впрочем во все последующие и предыдущие, небо над Испанией было безоблачным, и знаменитая фраза часто повторялась по радио в сводках погоды, так что непонятно было, почему именно её приняли потом за сигнал к началу мятежа. Вести, пришедшие поздним вечером из испанской части Марокко, поначалу не взволновали никого. Следующим утром на брифинге для местных и иностранных журналистов премьер-министр Кирога пренебрежительно назвал восстание очередной «санхурхиадой» и сообщил представителям прессы, что правительство отдало приказ авиации и флоту блокировать мятежные гавани Сеута и Мелилья. На вопрос Ньюмена, как правительство отнеслось к только что прозвучавшему требованию левых партий немедленно вооружить народ для отпора мятежникам, премьер ответил, что в этом нет никакой необходимости, ситуация под контролем и подобные требования и впредь будут отклоняться в самой жёсткой форме.
Однако уже к вечеру 18 июля стало ясно, что ситуация отнюдь не под контролем. Очаги восстания появились по всей стране. Оказалось, что республика столкнулась с хорошо подготовленным и широко разветвлённым заговором армейской верхушки. Мятежники сразу одержали победу в традиционно монархически настроенных провинциях – Наварре и Старой Кастилии. Там над площадями и улицами радостно звонили колокола церквей и раздавался старинный королевский гимн «Орнаменди». Добровольцы в алых беретах – фалангисты и монархисты – стекались в Памплону, Бургас, Вальядолид и Саламанку, чтобы поддержать восставшую армию в борьбе с безбожной республикой. Многие являлись уже экипированными и вооружёнными. Казалось, даже камни стен и мостовых излучают воинственный национализм.
Провинциальные губернаторы и муниципалитеты пребывали в растерянности. Рабочие, крестьяне, студенты, профсоюзные активисты и прочие сторонники Народного фронта яростно требовали оружия, а республиканские власти боялись нарушить запрет Мадрида. Пользуясь этим, мятежные гарнизоны захватывали город за городом, провинцию за провинцией. В Андалузии утром 18 июля мятежники овладели Кадиксом, а ещё через сутки над осаждённой ими резиденцией губернатора в Севилье взвился белый флаг. Соседняя Кордова также капитулировала по решению губернатора. Восточнее пали Гранада и Альбасете. Повсюду республиканцы пытались сопротивляться, но, почти безоружные и преданные местным руководством, терпели поражение.
Следом «посыпались» Арагон, Галисия, Астурия и даже цитадель республики – Новая Кастилия. Её павшие города Авила, Гвадалахара, Сеговия, Сигуэнса, Толедо окружали Мадрид полукольцом…
Ещё днём 18-го сотни тысяч мадридцев высыпали на столичные улицы. «Оружия! Оружия!» – гремело над городом. Перепуганный Кирога, с которого за сутки слетел весь гонор, подал в отставку. Следующий премьер – Мартинес Баррио – и вовсе продержался лишь восемь часов. Во второй половине дня 19 июля спешно сформированное левореспубликанское правительство Хосе Хираля в пожарном порядке приняло декрет о вооружении народа.
Свершилось дело, невиданное в истории со времён Парижской коммуны. Даже российские большевики два десятка лет назад не решились на такой шаг. Многочисленные штатские граждане по предъявлении профсоюзного или студенческого билета (а то и под честное слово) получали стволы и боеприпасы, создавали отряды народной милиции и на реквизированных именем народа автобусах, грузовиках и поездах отправлялись спасать республику. Оскорблённый народ впал в ярость. Запоздалая попытка мятежа в столичных казармах была подавлена с невиданной доселе жестокостью. Офицеров и сержантов выбрасывали из окон верхних этажей на мощёный каменными плитами плац. В Барселоне мятеж также был подавлен. Пленных расстреливали, избивали, унижали. В Валенсии за попытку восстания военных в очередной раз расплатились церковники – было сожжено и разгромлено более десятка храмов.
В кратчайший срок распространение мятежа было остановлено, многочисленные его очаги изолированы. Кое-где ополченцам удалось даже серьёзно потеснить армию. Мятежные города и провинции тонули в республиканском море. Основные портовые города и промышленные районы вместе, кстати, с военными заводами и арсеналами республиканцам удалось отстоять. Восставшие войска тут же ощутили патронный и снарядный голод. Была перехвачена радиограмма «директора» восстания генерала Молы полковнику Аранде, отряд которого с трудом отбивался в Овьедо от разъярённых астурийских шахтёров: «Патроны дать не могу. У самого только 26 000 на всю армию». При численности восставших войск и добровольцев в Наварре и Старой Кастилии ориентировочно тысяч в двадцать получалось чуть больше одного патрона на винтовку! Уже казалось, что дни мятежа сочтены…
– Невероятно! – восклицал главный редактор на другом конце провода по ту сторону Атлантики. – Как такое могло произойти, Пол? Как может народ противостоять армии в открытом бою?
– Ну, видишь ли, Питер… Такая у них армия. Проигравшая и нам на Кубе и Филиппинах, и даже марокканским племенам при Аннуале. С безнадёжно устаревшими уставами, с массой штабов, давно превратившихся в кормушки для офицерства и генералитета. Кстати, знаешь, сколько у них генералов в мирное время? Человек двести!
– Да ну?
– Представь себе. К тому же самые боеспособные части – Иностранный легион и марокканская колониальная конница отрезаны республиканским флотом в Марокко. Ты же знаешь, флот почти весь остался верен республике. Да и пятая часть войск по эту сторону Гибралтара тоже…
– И какой же прогноз развития ситуации мы дадим нашим читателям, Пол?
