скачать книгу бесплатно
В тот день я пообещал себе, что никогда больше не буду думать о тебе так.
Как «так»? А вот «так»…
Глава девятая. Рядом с тобой
Эти первые два осенних месяца были самыми счастливыми в новом учебном году. В школе затруднений не возникало. И с тобой отношения наладились. Я успокоился. Нет, я не стал тебя меньше любить. Просто ушла тревога, и стало легко на душе.
Мне казалось, что теперь так будет всегда.
Часто звонил тебе по телефону, и мы договаривались о встрече. Встречались вечером, часов в восемь, уже перед тем, когда начинало темнеть – на углу бывшей восьмилетней школы. Я приходил первым и минут десять в ожидании тебя расхаживал вдоль забора. Ты никогда не опаздывала.
Я замечал тебя ещё издали. На тебе был коричневый и модный тогда болоньевый плащ, на ногах – белые туфли. Внутренне подбираясь, я лихорадочно вспоминал заготовленные слова и шёл навстречу. Не доходя несколько шагов, ты озарялась улыбкой:
– Здравствуй…
Переполненный чувствами, я в первые мгновения ничего не мог сказать, и мы шли молча. «Да, я в любовь поверю, когда молчим вдвоём…» Помнишь такую песню? Сколько в этом пропитанном чувствами молчании нежности, юношеской робости и желания быть смелым…
Но молчать всё время нельзя, и я задавал ничего не значащий вопрос:
– Как твои уроки?
Ты отвечала, и дальше разговор складывался сам собой.
– Пойдём здесь походим, – показывал я на аллею, которая протянулась от угла нашей школы до стадиона.
– Пойдём, – легко соглашалась ты, и мы, перейдя дорогу, углублялись в её тенистое пространство.
Это было самое укромное место в округе. Свет от фонарей терялся в верхушках раскидистых тополей, и от этого аллея всегда казалась сумрачной. По этой аллее я ходил на учёбу и знал, кого могу там встретить, что после случая на детской железной дороге было немаловажно.
Мы медленно ходили с тобой из конца в конец, разговаривали и чувствовали себя счастливыми. Прогулка продолжалась обычно час-полтора. Не помню уже, о чём были наши разговоры. Наверное, о чём-то незначительном. Я слушал твой голос, радовался, что ты рядом со мной, что я могу повернуться к тебе и видеть близко твоё лицо. Могу улыбнуться тебе и увидеть ответную улыбку…
Возможно, тебе это как девочке не понятно, но это был для мальчиков ещё и возраст гиперсексуальности. Очень трудный возраст. Мальчишки только и говорили про девчонок всякие скабрезности, тем самым компенсируя свою сексуальную неудовлетворённость. В мечтах чего только не фантазировали! И я не был исключением. Но я не помню, чтобы в этом возрасте ты присутствовала в моих эротических фантазиях.
Может, надо было более приземлённо думать о тебе?
Может, я бы тогда вёл себя смелее?
Но думать о тебе по-другому я не мог. Иначе я не смог бы тебя так любить. А если не любить, тогда зачем всё это?
Когда время истекало, ты извиняющимся голосом, мягко, но в то же время твёрдо говорила:
– Рома, мне пора.
Я вздыхал, и мы шли к перекрёстку. Доходили до места встречи, после чего ты предупреждала, что дальше пойдёшь одна, и тихим нежным голосом добавляла: «До свидания».
Последний взгляд, последняя улыбка…
Не знаю, догадывалась ли мама о том, что я вернулся со свидания. Я молчал как партизан, но, кажется, мой счастливый вид выдавал меня с головой.
Глава десятая. Волшебный вечер
В то время я уже увлекался рок-музыкой. Откуда пришло это увлечение, рассказывать долго, но помню, что в моём классе больше никто этим не интересовался. Да и в твоём, кажется, тоже. Как я находил друзей по этому увлечению, уже не помню, но такие друзья у меня были. Через них я узнавал музыкальные новости и доставал редкие, но модные в то время записи. А ещё слушал радиостанции «Голос Америки», «Свобода», «Немецкая волна» и британскую Би-Би-Си. Но только музыкальные программы. Вообще по тем временам для своего возраста я в музыкальных вопросах был мальчик, как теперь говорят, продвинутый.
При этом не помню, чтобы мы с тобой когда-нибудь говорили о рок-музыке. Наверное, мне казалось, что тебе это не интересно.
Так вот, однажды мне удалось на один вечер достать альбом «Битлз» «Вечер трудного дня». Наверняка ты слышала самые известные песни из этого альбома – весёлую и заводную Can`t Buy Me Love, которую переводили как «Мою любовь не купишь», и мелодичную, пропитанную печалью «И я люблю её», а по-английски And I Love Her. Пол Маккартни написал её после того, как от него ушла любимая девушка.
Это была такая удача!
У меня уже был свой бобинный магнитофон «Дайна». Я выпросил у приятеля ещё один магнитофон, соединил их шнурами, поставил чистую бобину… Тут открылась дверь в комнату, и мама позвала:
– Рома, тебя к телефону.
Ну, кто это ещё… Было уже поздно, а завтра я должен был вернуть магнитофон и запись обратно. Движимый нетерпением, когда тебя отрывают по пустякам от важного дела, я побежал к телефону.
В трубке раздался голос Вали Белан:
– Ромка, привет. Нам срочно нужна твоя помощь, —
с присущим ей юмором сказала Валя. – Мы с Тоней у Наташи Николаенко. Уже темно, а Тоне нужно домой. Живёт она далеко, сам знаешь. Ты сможешь её сейчас проводить?
Тоня? У Наташи Николаенко? В такое время…
В этот момент я испытал чрезвычайно противоречивые чувства. С одной стороны «Битлз»… Я давно мечтал об этой записи, и если мне не удастся её сегодня переписать, то ещё неизвестно, когда она попадёт мне в руки. С другой стороны —
ты… Мне бы очень хотелось совместить одно и другое.
Но как это сделать?
Да никак.
И сколь сильно я ни хотел стать счастливым обладателем альбома битлов, почувствовал, что, несмотря на все мои сомнения, решение уже созрело:
– Мам, я ненадолго.
– Кто это звонил? Куда ты собираешься? – забеспокоилась мама.
– Во двор выйду. Мне нужно. Я быстро.
Я продолжал врать и одевался. Всё, что я успел сделать —
выключить магнитофоны и задвинуть под стол.
Уже через десять минут я бежал, летел в сторону дома Наташи Николаенко.
Нажал на звонок. Дверь быстро открылась. Вы были уже в прихожей, и Наташа сразу же в присущей ей назидательной манере начала выговаривать:
– Ты что, через Малый базар шёл? Вот ещё бы пять минут…
Ты стояла возле трюмо и улыбалась, слушая притворно-
гневную тираду подруги. Вали не было. Я молчал, ожидая, когда Николаенко перестанет изливать на меня упрёки. Вы быстро попрощались, и мы с тобой вышли на улицу.
Темнота сгустилась до черноты. Мы прошли через освещённые дворы, мимо нашей школы, и вышли к железнодорожной больнице. Когда перешли дорогу, я невольно напрягся, потому что здесь мы с тобой прощались. Я ждал, что ты сейчас скажешь свои обычные слова: «Рома, дальше я…» Но ты ничего не говорила.
У тебя было приподнятое настроение. И хоть я ещё не освободился до конца от чувства досады, что не удалось переписать альбом любимой рок-группы, но твоё состояние быстро передалось мне, и мы с тобой весело болтали.
В наших разговорах, в твоём настроении появилось что-то новое. Если прежде мы просто гуляли, обсуждая школьную жизнь, то теперь говорили друг с другом как влюблённые, уверенные, что каждый из нас любит и любим. А ведь я так ни разу и не сказал, что люблю тебя… Как я жалел об этом!
Возле железнодорожного моста снова напрягся, ожидая, что сейчас ты меня оставишь здесь, а дальше пойдёшь одна. Этот мост был для меня своеобразной разделительной полосой, где по обе его стороны существовали два как бы отдельных мира. Один мир тот, в котором жил я. Мне он казался более светлым и интеллигентным. И другой мир… Бараки, хулиганистые парни, крикливые тётки, выпивающие прямо возле ларьков мужики.
Зашли под мост. Над нами прогрохотал маневровый тепловоз. Ты посмотрела на меня с некоторым лукавством и спросила:
– Моя бабушка говорит, что я похожа на японку… Правда? Или разыгрывает?
В глазах весёлые искорки.
Я посмотрел изучающе на тебя. И хотя в твоём смуглом лице действительно проглядывало что-то восточное, но я не понял по твоему голосу, нравится тебе это или нет, и на всякий случай, как мне казалось, занял твою сторону:
– Да нет… нет…
Ты улыбнулась. Я видел, что тебя переполняют какие-то невысказанные чувства, что они не дают тебе покоя, и ты подыскиваешь слова, чтобы их высказать. Но не прямо, а так, чтобы и ничего лишнего не сказать, и чтобы всё было понятно.
Собралась с духом и сказала фразу, от которой перехватило дыхание:
– У меня мама спрашивает… Вы так часто встречаетесь… Вы что, решили пожениться? Вам же только четырнадцать…
Сказала, и тут же осеклась от своей смелости.
Я смутился.
Мы повернули на какую-то улицу и неспеша двинулись к твоему дому. Я никогда не был здесь и по ходу всматривался в каждое жилое здание, пытаясь угадать, где именно ты живёшь. Если бы ты указала на первый попавшийся дом и сказала: «Вот мой дом. Здесь я живу», я бы сразу в него влюбился.
Дошли почти до конца улицы и остановились возле последней пятиэтажки.
– Вот, я здесь живу, – сказала ты.
Это лучший дом в Запорожье! Лучший дом в мире!
Мы стояли молча, глядя по сторонам, но не проявляя нетерпения. И вдруг ты спросила:
– Хочешь, посидим ещё немного?
Я обрадовался, но не увидел ни одной лавочки. Неужели во дворе?
– Где? – спросил на всякий случай.
– Пойдём. У нас тут есть своё место.
Плакучие ивы возле дома закрывали густыми кронами палисадник. Мы прошли через него вдоль тёмных зарешеченных окон первого этажа. Первое окно находилось высоко, а все последующие прижимались к земле. Остановились возле последнего, за которым находилась дверь в… «Домоуправление», – прочитал я.
– Вот, – показала ты на карниз. – Можно здесь посидеть. Ты садись, а я родителей предупрежу.
Я ждал тебя и не мог нарадоваться свалившемуся на меня счастью. Мы вместе! И всё так хорошо! Меня просто распирало от глупой мысли, что я сейчас, будто Золушка, попал в волшебную страну, где быть счастливым так же естественно, как и дышать.
Мелькнула тень, и я снова увидел твоё улыбающееся счастливое лицо.
– Мне разрешили пятнадцать минут, – сказала ты и добавила: – Садись. Здесь удобно.
– Только пятнадцать? – изобразил я шутливое огорчение.
Ты махнула рукой, мол, не придавай значения.
Окно было узкое, и места на карнизе на двоих еле хватило. Но меня это даже обрадовало. Мы впервые с тобой сидели так близко, почти прижавшись друг к другу. Я чувствовал через куртку и плащ твоё тело. Говорили о всяких пустяках, посмеивались над одноклассниками. Ты разомкнула руки и потёрла ладонью колено. Мне захотелось взять тебя за руку. Я преодолевал робость, набирался смелости… и тут…
– Тоня, уже поздно, – раздался голос твоей мамы из окна над нами.
– Я сейчас, – ответила ты, и мы продолжали сидеть.
Теперь мог выйти твой отец и строго потребовать «немедленно домой», как это случилось у меня с одной девочкой в Бердянске. При мысли об этом я сдержал свой порыв. Над нами снова прозвучал голос твоей мамы:
– Тоня, иди домой.
По её голосу ты, наверное, поняла, что это более строгое предупреждение, и ослушаться нельзя.
Мы встали и пошли. На углу дома остановились, ты улыбнулась и сказала на прощание:
– Пока.
Пока… Раньше ты всегда говорила «до свидания».
Возвращаясь домой, я еле сдерживал себя. Мне хотелось радостно бежать куда глаза глядят. Хотелось лететь. Почему люди не летают, как птицы? Я бы сейчас взлетел высоко-высоко и кружил над твоим домом, вспоминая твои глаза, твою улыбку, твои руки…
Японка…
Это моё последнее хорошее воспоминание о наших отношениях, о моей любви к тебе. Больше вспоминать нечего.
На осенние каникулы я уехал с отцом к родственникам, а когда вернулся, всё уже было по-другому. Почему? Что произошло? Не знаю. Да я никогда и не пытался узнать. Боялся открыть для себя нечто такое, от чего бы у меня вообще в голове помутилось.
На мои звонки ты уже не отвечала. А когда я до тебя всё-таки дозванивался, выяснялось, что ты занята и встретиться мы не можем. Раньше ты была всегда свободна. Так продолжалось некоторое время, а потом…
Ну, что было потом, я уже рассказал.
Часть третья. ПРОСТО ЛЮБИТЬ
Глава первая. Эликсир молодости
…Я всё писал и писал о наших отношениях, о своих чувствах, стараясь рассказывать обо всём так, чтобы тебе стало понятно, почему я все прошедшие годы помнил и любил тебя, и почему в школе так и не сделал ни одной попытки восстановить нашу дружбу.