скачать книгу бесплатно
Над лагерем звучала песня «Эти глаза напротив» Валерия Ободзинского.
Эти глаза напротив чайного цвета… эта улыбка…
«Тоня…»
Твоё появление для меня оказалось настолько неожиданным, что я растерялся. И опять заметил, что ты повыше меня. И будто ещё выросла. Вспомнив недавнее меряние ростом в душевой, я почувствовал себя неуютно и скованно. Но всё равно не мог оторвать от тебя глаз. Никто из моих друзей, встреченных в лагере, не знал о нашей взаимной симпатии, но тогда я совершенно забыл об этом. Мне казалось, что вот сейчас все видят по моим глазам, на кого я смотрю, и всё понимают. И вместо того, чтобы подойти к тебе и хотя бы поздороваться, я остался стоять на месте, будто приклеенный.
А уже в следующую минуту пионервожатая собрала отряд и повела на вечернее построение. Я видел, как ты стала в первом ряду, ловил твои взгляды.
Что делать?
Мы с Юрой Елецким остались на площадке одни. Затем к нам подошёл кто-то из тех, кто сбежал из колонны. Все разговаривали, смеялись, и в эти минуты ко мне вернулась уверенность. Я очень хотел поговорить с тобой и ждал, когда закончится линейка… Вот уже разрозненной толпой бредут назад мальчишки и девчонки. А вот и ты с девочками. Вы не задержались, а сразу прошли в корпус. Начинало смеркаться. Побелённые стены здания стали будто ещё белее – так всегда бывает на юге перед внезапным наступлением темноты. Площадку перед корпусом закрывали огромные раскидистые акации, и вот уже в их тени стало почти ничего не видно. Возбуждённо стрекотали цикады.
Я ждал, что ты выйдешь, но ты не выходила. Кисель исчез куда-то, снова появился и теперь тянул нас с Елецким чуть ли не за руку. Идти далеко! А уже ночь. Я нервничал. Увидел Виталика Заболотного и окликнул его:
– Виталик, позови Иванченко. – Так и сказал: «Иванченко». Назвать тебя по имени не решился, чтобы не обнаружить своих чувств.
Виталик сбегал в палату и сказал, что «Иванченко там нет». А где она? Виталик не знал. Попросил его узнать у кого-нибудь и тут же услышал:
– Где Иванченко? Её Мищенко спрашивает.
Такая прямолинейность Виталика меня напрягла, но я уже не обращал внимания. Он развёл руками, показывая, что никто не знает, и отправился в корпус.
Лихорадочно оглядываясь по сторонам, я всё ещё надеялся увидеть тебя, но вокруг было пустынно. Елецкий и Кисель больше не стали меня ждать. Я оставался в тёмном лагере один. Начал пятиться, не отрывая взгляда от освещённого крыльца корпуса. Из двери никто больше не выходил.
Когда мы устало плелись обратно по берегу моря, уже ярко светила луна, и в её свете набегающая волна прибоя казалась живым существом, которое всё пытается достать нас, но в последний момент чего-то пугается, превращается в пену и пропадает. Плеск воды усиливал чувство одиночества…
А через несколько дней мы с мамой уехали в Бердянск. Там я пробыл до середины августа.
До школы оставалось совсем немного времени, и надо было возвращаться в Запорожье – купить учебники, тетради, ну и всё прочее, что нужно для учёбы. Ехал я домой с радостью. Нет, не потому, что мне надоело у бабушки. Меня подгоняла мысль, что там я увижу тебя.
Вспоминать даже не хочется…
Глава седьмая. Я к тебе не подойду
Через несколько дней после приезда я позвонил тебе. Позвонил не из дома, а с улицы. Помню, как долго разыскивал телефон-автомат, который был бы свободен и при этом удалён от людных мест. Нашёл его на новом корпусе пединститута, где ты потом училась.
Было солнечно и очень жарко. На мне были простенькие польские техасы, которыми я гордился. Улучив минутку, когда у входа в институт никого не было, я взбежал по ступенькам и со стеснённым от волнения дыханием набрал твой хорошо заученный номер: 65-42-19.
– Тоня… Здравствуй. Узнаёшь?
По твоему оживлённому голосу я понял, что ты обрадовалась, и это придало уверенности. Мы поговорили на разные темы, и только о своём визите в пионерский лагерь я умолчал. Разговор об этом я приберегал для нашей встречи. Я ведь и звонил не только для того, чтобы услышать твой голос, я хотел назначить тебе свидание. Свидание… Слово-то какое, пугающее. Нет, я даже мысленно боялся произнести это новое для меня слово. Просто, мол, хочу увидеться с тобой. Поговорить. Прогуляться.
В таких же словах о своём намерении я сказал и тебе.
Ты с радостью согласилась.
Но где мы увидимся?
– Тоня, приезжай на детскую железную дорогу, – предложил я. – Знаешь, где это?
– Знаю. Когда?
– Через час. Успеешь? Я буду на перроне, возле вокзала.
Ликующий от одной только мысли, что увижу тебя, что мы будем одни, я отправился на автобусную остановку. Я и верил, и не верил, что моя сокровенная мечта так приблизилась, что еле сдерживал радостную улыбку.
До детской железной дороги доехал быстро.
Тебя ещё не было, и я стал прогуливаться вокруг вокзала, поглядывая через огромные сквозные окна здания, чтобы не пропустить твоё появление. И тут с огорчением увидел, что здесь из нашего класса я не один. Меня встретили ребята и начали расспрашивать, что я тут делаю и не поеду ли с ними на озёра. «Так, просто гуляю…» «Наверное, поеду…»
А выйдя из помещения вокзала, совсем расстроился. Недалеко от перрона в группе девчонок стояла ты. Светлая блузка с тёмной юбкой, белые туфли на каблуке. Не знаю, то ли тот самый каблук подействовал на меня, то ли и без того всё обстояло так, что я не представлял, как мне теперь себя вести. Я не решался подойти, пока ты стояла в кругу своих одноклассниц.
Ситуация нелепая.
Мы кружили группками по площадке, то сходясь, то расходясь. Обменивались быстрыми взглядами, после чего всякий раз я чувствовал себя всё более скверно. И вот, выйдя в очередной раз из вокзала, обнаружил, что тебя нет. Как бы ненароком повёл ребят в одну сторону, в другую… С горечью понял: ты уехала. Мне здесь больше делать нечего.
Я отправился домой.
По пути всё думал, что надо позвонить тебе, извиниться, всё объяснить… А что объяснять? Что я робкий, нерешительный? Что я не смог найти выход из этой ситуации… Нет, у меня язык не повернётся такое сказать. Тогда хотя бы извиниться.
Приехал к тому же телефону-автомату, с которого назначал свидание. Уже не обращая ни на кого внимания, снял трубку, медленно покрутил металлический диск. Долгие гудки из трубки. Доносятся издалека, будто с другого края Вселенной. Щёлк. Монета провалилась, и я услышал твой голос.
– Тоня, это я…
В ответ молчание.
– Тоня, извини меня, – выдавил я из себя. – Так получилось…
– Извиняю, – тихо сказала ты. И в этот момент твой голос мне показался грустным-грустным.
Спросил, чем ты сейчас занимаешься, и сразу почувствовал нелепость вопроса. Замялся. Разговор не клеился, и через несколько минут мы попрощались. Я пообещал, что позвоню тебе.
Трубка повешена. Не слышен больше твой такой родной и близкий голос.
Сбежав вниз по ступенькам, я неспеша побрёл в сторону стадиона. На душе было мрачно и тоскливо. Меня всё не отпускала мысль, что вот я здесь один и ты там дома одна. И это в то время, когда мы хотим быть вместе. И можем быть вместе, но, тем не менее, мы врозь…
Приезжая каждый год в Запорожье к родителям после отъезда в Россию, я всегда приходил на детскую железную дорогу. Выходил на перрон и подолгу просто стоял и смотрел, вспоминая тебя, твоё лицо, улыбку. И думал о том, что об этом неудачном эпизоде в наших отношениях ты никогда даже словом не обмолвилась.
Тоня, Тонечка…
* * *
Ни моё нерешительное поведение в пионерском лагере, ни тот случай на детской железной дороге не испортили наших отношений. Может быть, ты не придала этому значения, а может, не хотела слишком серьёзно к этому относиться, потому что любила меня? Наши отношения продолжились. И снова мы виделись почти каждую перемену.
Несмотря на то, что ваш класс находился этажом ниже, ты постоянно приходила к нам, и мы в компании Вали Белан и Наташи Николаенко кучкой просиживали за партами. Иногда выходили в коридор. Мои одноклассницы были нашими проводниками. Дружба с ними позволяла тебе видеться со мной, а мне с тобой. Но главным связующим звеном для меня и тебя была Валя.
Мы дружили и за этой дружбой ничего не замечали вокруг. Особенно я. В этой дружбе было что-то почти родственное. Поздравительные открытки вы мне подписывали так: Твои сёстры Валя и Тоня. Помню, мы на ученических резинках написали чернилами Т. Р.В. (Тоня, Рома, Валя). Это была наша печать. Мы, шутя, ставили эти оттиски на ладонях, тем самым подтверждая, что нас троих связывают особые отношения. Ребята из моего класса посмеивались. Однажды наш главный хулиган Олег Ганжа попросил меня разжать руку, ухмыльнулся и сказал:
– Делать, что ли, нечего, руки пачкаете.
Тогда же, в начале учебного года, состоялось родительское собрание, куда пригласили родителей и учеников наших классов. В школу пришёл мой папа.
Я не помню, как прошло это собрание. Помню только, как мы выходили из школы.
Каким-то непостижимым образом мы снова оказались недалеко друг от друга. Ты с мамой чуть впереди, а я с отцом сзади. Я что-то отвечал папе, а ты что-то рассказывала маме. При этом мы украдкой поглядывали друг на друга, и даже когда не смотрели – всё равно чувствовали взаимное присутствие и замечали, что делает другой. Я был уверен, что наших тайных взглядов никто не замечает. Каково же было моё удивление, когда ты мне потом сказала, что как только мы с отцом повернули в сторону парка железнодорожников, твоя мама спросила: «Это он?»
Ты поинтересовалась, почему она так думает, и твоя мама с улыбкой ответила: «Думаешь, ничего не видно?»
А мы и вправду думали, что ничего не видно.
Глава восьмая. В «Космосе»
К этому времени Валя Белан переехала в новый частный дом, который находился на Южном посёлке в микрорайоне «Космический», а в просторечии «Космос». И пригласила нас на новоселье.
Ты была отличница, а мы тебя втянули в свою безответственную компанию. Ты раньше не прогуливала… А тут пришлось уйти с двух последних уроков. Валя уехала ещё раньше, чтобы подготовиться. Помню, как мы скрытно вышли из школы и направились в сторону проспекта Ленина. В новом учебном году это была наша первая с тобой встреча за пределами школы. С нами, конечно, была ещё разговорчивая Наташа Николаенко, но она мне не мешала, а наоборот, даже помогала своим присутствием.
Мы были веселы и возбуждены, чувствуя себя тайными прогульщиками, и радовались, что сейчас вместе. На проспекте сели в троллейбус и поехали в сторону «Космоса». Дороги я совсем не помню. В памяти осталась только остановка возле продовольственного магазина, где мы перешли на другую сторону.
Наташа уже бывала у Вали и потому вела нас уверенно. Прошли один перекрёсток, другой, свернули вправо на небольшую улочку.
– Здесь, – сказала Наташа.
Зашла во двор, заглянула в окно, постучала и звонко крикнула:
– Принимай гостей, хозяйка!
Дверь отворилась и появилась Валя. На ней был передник, она улыбалась и что-то жевала.
– Здравствуйте, гости дорогие, прошу в дом, – театрально сказала она и гостеприимно повела рукой. – Только у меня ещё ничего не готово.
И добавила уже простым, натуральным голосом:
– Не успела, девчонки.
– Ничего, мы поможем, – весело ответила ты.
Домик у Вали был маленький, потолки низкие. Помня её прежнее место жительства, где им принадлежала половина дома, я тогда ещё подумал: «Зачем же они поменялись?» Но спрашивать не стал. Меня интересовала только ты, и я весь был поглощён только тобой.
Кухонька находилась рядом, через прихожую, и вы все тотчас направились туда. Я пошёл за вами и поинтересовался – может, чем помочь?
– Вот, неси, – с улыбкой протянула ты мне салат оливье, и я отправился обратно.
Через минуту ты зашла в комнату, что-то поставила на небольшой столик, стоявший посередине, и на какое-то время мы остались наедине. Полумрак. Атмосфера в комнате сразу наэлектризовалась. Хотелось говорить с тобой, но я не знал о чём. Хотелось спросить, как твоё настроение, но мне казалось, что мы с тобой ещё не настолько близки, чтобы об этом спрашивать. Но и не настолько далеки, чтобы говорить о всяких пустяках.
Ты выручила меня.
– Хорошо здесь, правда? – сказала ты просто и от звука твоего голоса, прозвучавшего совсем рядом, у меня даже в горле перехватило.
Подошла к окну и заглянула в него.
– Вишни под окном… Тишина…
– Да, хорошо, – согласился я и стал рядом с тобой.
Хотел ещё что-нибудь сказать, но тут вошли Валя и Наташа.
– Всё готово, – громко объявила Наташа.
– Садимся, – скомандовала Валя. В руках у неё была бутылка наливки.
– О-о! – воскликнул я, испытывая прилив радости от короткого разговора с тобой. – И песни петь будем?
– А что, можем и спеть! Нам недолго, – ответила Наташа.
Мы сели за столик.
– Рома, приступай к своим обязанностям, – сказала Валя.
Я откупорил бутылку и разлил тёмно-красное вино в небольшие рюмочки. Мы выпили. Через десять минут уже всем было весело. Стали дурачиться, рассказывать анекдоты и шутить. С Наташей у нас вышел какой-то спор, и я поддерживал его только потому, что хотелось немного подразнить её. Не находя аргументов в ответ, Наташа воскликнула:
– Всё! Хватит! Тебе вредно пить, – и забрала мою рюмку.
Я взялся её отнимать, но Наташа ударила меня по рукам. В запальчивости и шутя, конечно. Ты тут же перегнулась через стол и чуть оттолкнула Николаенко. При этом что-то сказала, после чего девчонки громко засмеялись,
а ты засмущалась и отвернулась.
– Что? – не расслышал я.
Хлопнув слегка ладонью по столу, ты требовательно попросила девочек:
– Молчите!
Не знаю почему, но мне подумалось, что твои слова означали что-то не очень приятное для меня. Я всё ещё помнил пересказанный Швецовым разговор с тобой. Может, посмеялась надо мной, а теперь хотела скрыть это? Я не стал настаивать, но всё оставшееся время уже не дурачился, пытаясь догадаться по смешливым гримасам девчонок о содержании сказанного.
Через час или полтора мы вышли от Вали и направились к остановке. Шли все вместе. Потом мы с Валей обогнали вас, и я стал допытываться, ну что же ты всё-таки сказала.
– Рома, не могу. Ты же слышал. Тоня просила… – мягко упорствовала Валя.
– Наверное, что-нибудь… плохое? – упавшим голосом промолвил я.
Валя глубоко вздохнула, сжала губы так, что на щеках у неё появились симпатичные ямочки.
– Тоня сказала: не трожьте моего Рому… Ну, успокоился?
«Моего Рому»…
Мне стало очень стыдно за то, что я подумал, будто ты можешь что-то плохое сказать обо мне. Даже прибавил шагу, чтобы вы с Наташей случайно не услышали наш разговор с Валей. Вместе с тем почувствовал благодарность к тебе и огромное облегчение.
