Идеальные мужчины

Оказалось, что через знакомого реставратора антиквар Антон Иванович пригласил Олега для работы в одном из подмосковных храмов. Олег согласился, хотя с Эммой за все время ему встретиться так и не удалось. Спустя несколько месяцев, закончив работу в Подмосковье, Олег уехал в свой город, где стал работать у Виктора в храме.

Зная со слов Олега о его отношениях с Эммой, Виктор советовал:

– Напиши ей.

– Она не ответит, – отвечал с грустью Олег.

– Ну и пусть не ответит, а ты все равно пиши.

И Олег стал писать письма, которые, как он подозревал, в отсутствие Эммы копились в ее почтовом ящике.

– А как твой сын? – спрашивал он Виктора.

– Трудно. Он не очень мне верит. Боится. Моя жизнь его не устраивает, в Бога он пока не верит. И все же я думаю забрать его из детского дома. Скоро ему исполнится четырнадцать. Будет работать со мной и учиться.

–С документами у тебя теперь все в порядке? – спросил Олег.

– Да. Отец Николай и Андрей Степанович помогли. Некоторые формальности остались с детским домом. Но главное, чтобы Артем согласился.

Олег поселился в монастыре. Вскоре в работе ему стал помогать смирный, похожий на отца, Артем – сын Виктора. Снова появилась в жизни Олега Наталья – его ангел-хранитель. И он вновь стал писать картины. Но что бы он ни делал, он не мог забыть Эмму.

Исподволь Наталья готовила Олега к новой выставке. И для него и для нее – это был выход из депрессии.

Олега подгонял успех Эммы заграницей и ее упорное молчание на его письма и телеграммы. Артем- сын Виктора неожиданно для всех увлекся художественным творчеством. Работая помощником Олега, он освоил технику живописи, научился композиции и правильному световосприятию. Олег и Артем взаимодополняли друг друга, а Виктор оберегал их с помощью молитв.

Успех, как всегда, пришел неожиданно. По поговорке: «Все дороги ведут в Рим». В Риме состоялась большая выставка православной живописи, в которой участвовал и Олег. Эмма неожиданно посетила ее. Там они и встретились. Там, в Риме, их сразу стали воспринимать, как пару, восхищались ими, расступались перед ними, боясь нарушить их «тет-а-тет». Олег держал послушную узкую руку Эммы в своей. Эмма не смеялась, а смотрела на художника большими прозрачными глазами, в которых было бесконечное удивление, будто видела его впервые. Больше он ее не отпустил. Через месяц после того они обвенчались у Виктора в храме в кругу самых близких людей. Все произошло так быстро, что они сами с трудом верили случившемуся. Просто стало понятно обоим, что он и она – это две половинки одного целого, два сияния, которые вместе образуют солнце.

Олег узнал, наконец, счастье взаимной любви, впервые увидел на губах любимой разбуженную утренним лучом счастливую улыбку. Им не было дано судьбой, как другим молодоженам, даже медового месяца, Эмме нужно было опять уезжать, но впереди у них было вечное ожидание и много счастливых встреч.

Глава 11

Прошлое и настоящее связано тонкими нитями, но и в настоящем и в прошлом главное – работа и любовь. Для него и для нее это практически одно и то же. Если бы встал вопрос выбора, что выбрал бы Олег? Что выбрала бы Эмма?

За окном сгустилась ночь. Было так тихо, что можно было услышать биение собственного сердца. Почему оно так тревожно бьется? Что-то с Эммой? Вдруг в эти минуты что-то случилось? Извержение вулкана, пожар, похищение… Всегда он мучается, когда ее нет рядом.

Все хорошо, успокаивает он себя. Их жизнь состоялась, он скоро будет отцом. Но тревога все равно не покидает его. Тревога эта перекликалась с мыслями о картине, которые также всегда с ним, с эмоциями сегодняшнего дня. Чаща, в которой он бродил, в которой еще бродят многие люди… Профессор Сидоров, в одиночку борющийся со злом, верящий в идеального человека. Можно ли в него верить? Сам он, Олег, идеальный ли? Хорошо хоть Наталья счастлива. Ребенок у нее будет. Первый ребенок у нее тогда умер, едва родившись…Почему-то она запнулась, когда говорила об этом? Когда же у нее родился? В марте, когда Олег с Виталием были в Ялте или в Москве. Точно в марте. Даже если он был семимесячным, он ведь жил сколько-то, Эмма говорила, он не очень слушал ее тогда – Наталья ей рассказывала. А статьи о каком-то ребенке в газете? Его осенила вдруг запоздалая догадка: ведь это мог быть ЕГО ребенок! Какой же он дурак! А она? Почему она молчала? О, жизнь людская – чаща, грехи людские – пни, коряги и болота бездонные.

Он понял вдруг, как это изобразить. Бурелом. Он медведем пролез и все переломал. Тонкие нежные веточки, сохнущие листочки. Это дети. Его дети, которые могли бы жить. От Танечки.. От Натальи.. Забыв обо всем, проработал в мастерской три часа без перерыва. Казалось, прошел лишь миг. Устал… Сжался в кровати, оглохший от ударов собственного сердца. Мешая уснуть, не давая отдыха, снова всплыла та же мысль.

Кто? Кто был у Натальи? Мальчик? Девочка?

И точно ли это его ребенок? Хотелось бежать, звонить ей среди ночи. "Эмма!!!" – вспыхнуло молнией в мозгу. Все его тревоги были так или иначе связаны с ней.

Олег включил ночник на тумбочке – комната осветилась приятным зеленоватым светом, лихорадочно вскочил. Одеяло сползло на пол.

Часы показывали три часа пятнадцать минут. Значит в Париже час. Возможно, она еще не спит. Стал, путаясь, набирать номер.

– Эмма! – крикнул он в трубку, едва дождавшись соединения. В который раз пожалел, что снова не берет видео. Хотелось видеть ее глаза. Хотелось, чтоб она видела его глаза.

– Олег. Я не спала. Я тоже думала, – торопясь заговорила она. – Я решилась (ты не представляешь, чего стоило мне это решение!) Я еду домой!

– Правильно. Я хотел просить тебя об этом.

– Я собиралась позвонить, но думала: ты спишь. У тебя уже ночь.

– Я люблю тебя, Эмма. Ты знаешь, как я тебя люблю! – от волнения рвал он фразу на части, но она была такой энергетически сильной, что снова сливалась в монолит, и прорывая все преграды, врывалась в Парижский номер Эммы. – Я буду за вас молиться. За тебя и ребенка, – задохнувшись на взлете, замер голос Олега.

– Я тоже тебя люблю,– задрожал голос Эммы в трубке. – Жди нас послезавтра. Если все будет нормально, с билетами и со всем… Я тебе перезвоню. Слышишь, все будет хорошо, – сказала она в трубку.

– Все будет хорошо, – эхом повторил он, успокаиваясь от ее голоса.

– Спокойной ночи, – желала Эмма.

– Спокойной ночи, любимая, – сказал Олег. – Целую тебя. И жду.

Будто гора свалилась с плеч. Эта нервная встряска измотала его, отняла силы, но обострила мысли. Он пошел в мастерскую. То, что не получалось с вечера, сейчас ожило под первым движением карандаша. Еще несколько штрихов для будущей картины. Вот так! Вот так! Молодец, Олег! – похвалил он себя.

Быстро прыгал по холсту карандаш и снимал невидимую паутину ластик. Олег уже многое видел в цвете, и тут же воплощал, боясь упустить момент. Еще миг и на смену вдохновению придет отточенное с годами мастерство…

Он безумно устал, болела голова. Напился в кухне воды из- под крана и, не замечая времени, провалился в сон.

За окном пробивались сквозь тьму предутренние сумерки. Подморозило. Над карнизом нависли сосульки. На пустую кормушку сел воробей, и вытянув шейку, заглянул в окно, убедившись: "Жив?" – " Жив!"

Проснулся Олег поздно, отдохнувшим, но с теми же мыслями, и сразу позвонил Наталье на работу. Трубку долго не брали. Наконец, сотрудница музея побежала разыскивать Наталью.

– Мне встретиться с тобой нужно, – сказал Олег, едва она подошла к трубке.

– Опять? Мы же только вчера с тобой встречались, – рассмеялась Наталья. – А впрочем, я рада. До вечера я занята на работе. У нас идет ремонт. Закрываем белый зал. А что за срочность, ты слишком возбужден? Или что-нибудь случилось? – переспросила она. – С Эммой все в порядке?

– С Эммой все хорошо Она послезавтра приедет.

– Уже послезавтра? – удивилась Наталья.

– Да. Но мне просто необходимо тебя увидеть, – настаивал он.

– Поздно, Олежек, я другому отдана и буду век ему верна.

– Наталья, ты же знаешь, что я не о том. Может, приедешь, посмотришь, что я натворил.

– Хорошо,– подумала она. – Послезавтра вечерком с Сергеем заедем. С Эммой давно не виделись.

– Мне надо с тобой лично поговорить без Эммы и Сергея. Это касается только тебя и меня.

– И что же это такое, что касается только тебя и меня? – шутливо вопросила Наталья. – Ты меня заинтриговал.

– Можно я тебе перезвоню попозже? К концу дня,– не принимая шутливого тона Натальи, спросил он.

– Ну перезвони, – озадачилась она.

– Пока. Не буду тебя отрывать от работы.

Жизнь шла своим чередом. По телевизору шел очередной мистический сериал. В новостях говорили о новом Уголовном кодексе. Выходили газеты с сенсациями и описаниями катастроф. Наверняка кто-то написал и об Эмме, ее выступлении в Париже.

Стали поступать телеграммы, сообщения, поздравляющие Олега с ее успехом. На ее адрес поступали приглашения, отзывы поклонников, фотографии и видео молодых красивых мужчин. Они всегда раздражали Олега. А Эмма назло ему с удовольствием просматривала их.

Своих поклонниц Олег не любил. Большинство из них мало разбирались в живописи. Но если бы их не было, пожалуй, было бы пусто, и иногда в минуты грусти, он садился за компьютер и читал-таки их письма. Тогда ревновала Эмма.

Но сегодня ему не до писем. Он не находил себе места, еле дождавшись до вечера. До окончания Натальей работы было еще три часа. Олег решил последовать совету мамы. Сел в машину и поехал в город к Виктору.

Сегодня дорога была хуже, чем вчера, ее будто посыпали битым стеклом. Непредсказуемая смена оттепелей и заморозков нервировала владельцев машин и пешеходов.

Серые сумерки наползали со всех сторон и окутывали лес, только белые стволы берез молочной белизной выделялись в неприглядной тьме. Фонарей в этой глуши не было, но машина легко справлялась со всеми неприятностями бездорожья. Олег свернул к трассе. Ближе к городу автомобильный поток значительно увеличился, пришлось быть внимательней.

Город встретил огнями и суетой. Множество машин и пешеходов выплыли на улицы. Из-за городской морозной слякоти или из-за надвигающегося выходного по случаю восьмого марта на перекрестках часто попадались автоинспекторы, призванные помочь в предотвращении автомобильных пробок. Но и они не могли справиться большим потоком машин.

Водители, замученные постоянными нововведениями в дорожные правила, увеличением количества знаков на дорогах, путались, тормозя и сигналя пешеходам, которые вовсе не собирались вникать в сложности вождения и торопились по своим делам.

Вскоре Олег свернул с оживленных городских улиц и направил машину к белоснежному зданию храма. Здесь была особая торжественная тишина. В храме шла вечерняя служба. Никто никуда не спешил. Горели свечи. И Олег, войдя, впервые увидел не свечи и позолоту окладов, а свет, исходящий от образов и одухотворенных лиц молящихся. Почувствовал себя маленьким и никчемным перед величием Бога. Голос священника проник в душу, стали понятны слова молитв. Глаза сами собой наполнились слезами.

Только немного прозрев, человек понимает, как много еще скрыто от его глаз. Не часто так близко к человеку бывает Бог. Не часто человек сам приближается к Богу. Сегодня у Олега был один из таких редких моментов. Сегодня Олег знал, что его молитвы будут услышаны.

Вся служба в храме была будто для него одного. Мысленно он открывал Богу свои грехи и сомнения, страхи и мольбы.

Со страхом вступил он в храм, чтобы в который раз уж попрать свою гордыню. После службы, уже очищенный молитвой, он все же решил исповедаться отцу Николаю.

– Страхи твои напрасны, – сказал священник. – Бог тебе открыл твои грехи даже без твоей просьбы. Это Благодать Божия. Мы, священники, об этом много молимся, и то не всегда это быстро дается, – задумался он. – На тебе исполняется особое Божье промышление. И ответственность это на тебя накладывает определенную. Женщины тебя простили. Молись о младенцах невинных, некрещенных. И матери пусть о них молятся. В домашней молитве о них поминай ежедневно. А о ребенке в чреве жены твоей не бойся. Все с ним хорошо будет. Бог тебя своей волею водит, вот сегодня и в храм привел,– улыбался ему по-отечески священник. – Причастие нужно принять, тебе и жене твоей. Вот, когда приедет, подготовьтесь и приходите вместе.

– Хорошо, батюшка, – согласился в смирении Олег и с благоговением поцеловал у священника руку.

Глава 12

Виктор нес послушание на кухне. Оставив напарника чистить картошку, он вышел на минуту, вытирая потемневшие от крахмала руки полотенцем. Он был все такой же, как и пять лет назад, когда они познакомились в клинике, будто бы совсем не менялся с годами. Осветил по-детски чистой улыбкой. Выслушав Олега, обещал молиться за Эмму с ребенком.

Всегда приходил к нему Олег со смятенной и терзаемой сомнениями душой и находил у него успокоение и поддержку. Виктор поражал Олега своей уверенностью и спокойствием, тем, что бесстрашно смотрит в будущее. Потом, познакомившись поближе с монашеской жизнью, Олег понял, что эти черты свойственны всем глубоко верующим людям. Вдумчивый и пронзительный взгляд Виктора, так поразивший Олега в начале знакомства, нес лишь любовь и доброту. Но и сейчас Олегу казалось, что Виктор видит больше, чем обычный человек.

– Помнишь, я еще три года назад вам ребеночка предрекал. Так вот, теперь я знаю, сын у тебя будет, не сомневайся!

– Приезжайте к нам в выходной с Артемом. Эмма уже дома будет

– Приедем. Артем теперь тоже знаменитость. Третье место на детской художественной выставке, – похвастался Виктор успехами сына.

– Да, он звонил мне, – сказал Олег.

– Спасибо тебе за него, – поклонился Виктор. – Благодаря тебе он в художественном училище не на последнем счету.

– На все воля Божия, – сказал Олег.

– На все воля Божия, – согласился Виктор.

Из храма Олег сразу поехал к Наталье. Улицы уже немного опустели. Суеты не наблюдалось. А в душе Олега поселилось волнение. Оно помешало ему позвонить Наталье.

Сияли витрины магазинов, двойной ряд уличных фонарей. Ветерок, пропахший городом, забирался в салон. Машина скользила по подтаявшей кашице из снега и соли мимо домов его знакомых и друзей, просто известных ему людей. С возрастом все и всё в небольшом городе становятся знакомыми: и дома, и улицы, и каждое дерево. Там среди дворов затерялся его родной дворик и пятиэтажка, где сейчас живет его мама. Только к ней он сегодня не поедет. Вот ведь как получилось, думал он, мама всегда считала Наталью роковой женщиной, приносящей несчастья, а получилось, что несчастье принес ей он.

Наталья жила в квартире, доставшейся ей от матери. Услышав его голос по домофону, она обрадовалась. В подъезде вкусно пахло чем-то жареным. Не дожидаясь лифта, Олег пошел пешком – всего-то третий этаж.

Увидев Наталью в домашнем фартучке, хлопочущей на кухне, подумал, что опять мама была неправа. Из Натальи вышла хорошая жена и хозяйка.

– Ну Олег, – удивилась она, увидев его. – Что-то тебе не терпится! Проходи, садись, сейчас ужинать будем. У нас с Сергеем сегодня праздник по случаю… ну в общем ты знаешь, по какому случаю, – улыбнулась она. – А также по случаю успешного окончания очередного эксперимента, – раздался ее голос с кухни. – Кажется скоро здешняя клиника перейдет целиком к Сергею. И надеюсь, когда-нибудь я стану женой профессора, – рассмеялась она. – Мой руки, Олег, я буду кормить тебя рыбой в кляре, а Сергею попозже пожарю мясо. Картошка у меня уже готова. – Наталья успевала хлопотать на кухне и заглядывать к нему.

В комнате было прибрано и только что проветрено, или работал кондиционер, не видимый из-за задвинутых штор. Торшер в углу равномерно освещал потолок. Горели несколько маленьких плафонов у двери. Было по-домашнему уютно.

– Про профессора Сидорова слышал? – спрашивала Наталья.– В Лондоне его очень ждут. Сергей свои материалы по последнему эксперименту тоже готовит, профессор Лассаль звонил ему из Лондона, просил об этом. А как тебе нравится эксперимент с участием женщин?

Олег что-то промычал в ответ.

– Если так дело пойдет, можно будет и смешанные группы делать! – болтала Наталья.

"Она совсем не догадывается, о чем я с ней буду говорить," – думал Олег, по-новому приглядываясь к ней.

Из стройной девушки, она превратилась в стройную женщину, с матовой, нежной кожей, мягкими линиями фигуры. Кажется, она стала лучше, чем была.

– Что ты так на меня смотришь? – спросила Наталья, расстилая скатерть.

Ничто почти в ней не напоминало ту, какой она была когда-то. Порывистую и страстную. Может быть, это и осталось в ней, даже, наверное, осталось, но не это теперь составляло ее женскую суть. Внешне она стала спокойной и более женственной.

– Ты красивая, – сказал он ей.

– Ты какой-то странный сегодня. Рассказывай, что случилось? – потребовала она. – Нет ,давай сначала поедим, изменила она решение,– уловив в его глазах что-то непредсказуемое.– Наверно, ты хочешь мне сказать что-то не очень приятное,– почти уверенно сказала она в шутку – Она раскладывала приборы и салфетки на столе.

Наталья принесла тарелки с дымящейся рыбой, сняла фартук и уселась напротив. Велюр кресла уютно очертил ее фигуру: оголившиеся до колен ноги в тонких чулках, бедра в бежевой юбке, блузку в крапинку простого домашнего покроя, в разрез которой виднелась ложбинка груди. Такая домашняя милая женщина.

Она удивленно следила за ним.

– Помнишь то время, когда мы любили друг друга? – неожиданно спросил он.

– Мы? – насторожилась она. – Разве ты любил меня когда-нибудь? – усмехнулась невесело. – Ну, по крайней мере, так, как мне хотелось?

– Любил, наверно. Как мог.

– Зачем ворошить прошлое? – махнула она рукой. Расправила салфетку. – Ты кушай пока не остыло, – пригласила она. – Когда-то она с легкостью могла перевести разговор на другое. Сейчас ей это тоже частично удалось. Она заговорила о том, что узнала от мужа о будущем эксперименте.

– Вкусно? – спросила она. Он кивнул.

Рыба была превосходна. Наталья действительно хорошая хозяйка, хороший друг. Только то, что между ними сейчас встало, не располагает к улыбкам.

С чем он сегодня к ней пришел? – смутно начала беспокоиться Наталья, разглядывая упрямые искорки в его глазах. За последние годы Олег стал сильней, самостоятельней, уверенней в себе, почти утратил мальчишескую мягкость. Нет, она осталась в манерах, улыбке. Но сейчас даже сквозь улыбку было видно, что скулы его напряжены. Он снова повернул разговор вспять:

– И все же ты и я пять лет назад…

– Пять лет назад… – прервала она его. – Разговор о прошлом мне не совсем приятен. Твоя клиника, смерть мамы… ты знаешь… Давай поедим спокойно, – попросила она, искоса поглядывая на него, пытаясь угадать его мысли. Когда-то ей и это удавалось.

«А разве кроме смерти матери ничего не было?» – хотелось спросить Олегу, но он только молча смотрел на нее.

– Кстати, что ты говорил об Эмме по телефону? Я звонила ей, но она уже съехала из гостиницы. Она что, решила прервать контракт? – спросила она, пытаясь сохранить беззаботность. «Кто знает, какая муха его сегодня ужалила!»

– Да, решила.

– Молодец. Ребенок ведь главное, – сказала Наталья, прислушиваясь к себе. Радость, поселившаяся в ней в связи с беременностью, напомнила о себе.

– Да. Ребенок главное, – согласился Олег, отложив вилку. И взглянув прямо в глаза Наталье, спросил тихо, почти не слышно: – Кто был у тебя: мальчик или девочка?

– А зачем ты… это… – побледнела от неожиданности Наталья. Буря чувств пронеслась у нее в душе. Вот, оказывается, зачем он пришел к ней.

Взгляд ее заметался, не находя приюта. Она не думала, что когда-нибудь этот разговор состоится.

–Это был мой ребенок? – спросил Олег, не сводя с нее глаз.

Она молчала, разом сникнув. Лицо – серая остывшая зола.

– Почему ты молчишь?

– Да.. – чуть слышно прошептала она. – Я… Ты не знаешь., – неожиданно всхлипнула она, отвернувшись. И стала жалкой, маленькой, не похожей на себя.

– Не говори ничего. Я все понимаю,– поднялся он и приласкал ее, гладя по голове, как ребенка. Плечи Натальи вздрагивали.

– Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь. И не можешь понять. Это я ходила семь месяцев беременная, а не ты. Я, а не ты думала об этом ребенке день и ночь. Я, а не ты по два месяца лежала в клинике. Не ты! Не ты! – Глаза ее стали злыми. Он узнал в ней прежнюю Наталью из своей юности. Как же ей нужна была тогда его помощь!

– Прости,– смущенно замолчал он и тоже напомнил ей себя молодого… – Но я имею права знать хотя бы, кто это был: мальчик или девочка, – потребовал он тихо, но настойчиво, совсем не в характере того парня из прошлого.

Наталья подняла ставшие усталыми глаза. Да, да, конечно, кивнула головой.

– Прости и ты меня, – сказала она, немного успокоившись. -Это был мальчик. Он прожил всего пять дней. У него были такие же светлые волосики, как у тебя, – Наталья чуть слышно вздохнула. – Сейчас бы ему было почти пять лет. – Прикрыв глаза, она вжалась в кресло.

В тишине было слышно, как зашумел на кухне чайник.

– Отчего он умер?

– Какое-то скоротечное воспаление легких. У него совсем не было иммунитета.

Все пережитое страдание опять отразилось на ее лице.

– Где ты его похоронила?

– Он умер в роддоме. Не знаю… Я была в таком состоянии. Наверно…– пыталась она сдержать лицо, но проявившиеся на лбу морщины не исчезали. – Ты мучаешь меня… – Она готова отвечать на все вопросы. Наверно, он имеет на это право, но…

– Прости… Я должен был догадаться раньше… ты должна была мне сказать.

– Наверно… Да что теперь об этом! Я подумала, это возмездие из-за Танечки, из-за той ее беременности. Как я ей завидовала тогда. Я то забеременеть не могла, а ей сразу и мужа, и ребенка, – окунулась она в свои прошлые беды. – Ведь ты бы женился на ней?

– Ты была несправедлива к ней!

– А ты? – тихо спросила Наталья.

Все это он уже не раз обдумывал. На образ беззащитной Танечки, так мучивший его первое время после разлуки, наслоился образ Натальи. Вдруг вспомнились ее слезы в клинике Сидорова, и капли растаявшего инея на траве.

Но теперь-то и Танечка, и Наталья уже другие люди, и все плохое для них в прошлом…

Глаза Олега стали теплеть, лицо расправилось, отмякло. Наталья успокоено вздохнула.

– Я рад, что этот тяжелый разговор позади, – сказал Олег после паузы.

– Я тоже.

– И знаешь, все теперь будет хорошо. Я был в церкви,– он стал рассказывать, желая помочь себе и Наталье избавиться от гнета тяжелых переживаний, связавших их воедино, вдохновляя ее к покаянию и очищению. – Знаешь, если Бог нам дает детей снова, значит, он нас простил.

– Вижу воздействие Виктора. Боюсь, что мне не так легко будет договориться с Богом, как вам с Виктором, – засомневалась Наталья с чуть насмешливой улыбкой.

– Это просто необходимо, раз ты ждешь ребенка.

– Наверно, – согласилась она.

– Помнишь, когда ты пришла ко мне уговаривать меня принять участие в эксперименте? – напомнил он. – Каким я тогда был? Ты много для меня сделала.

– Ой, это было сто лет назад! – воскликнула она. Но эти воспоминания были ей приятны. – Теперь, мы будто поменялись местами. Уже ты уговариваешь меня, заблудшую, пойти в храм.

– Я не уговариваю. Может быть, я пришел просить прощения, а у меня это не очень получилось.

– Я тебя прощаю, – сказала она. – И давай пить чай!

– Давай! – согласился он.

Спустя несколько секунд Наталья появилась с чашками. Проходя мимо зеркала, улыбнулась себе, прогоняя напряжение.

– Я очень устал за эти дни, ты прости меня. Приходи смотреть картину. За два дня, вернее ночи, я, мне кажется, здорово продвинулся. Там будет тема жизни и смерти, нерожденных детей, любви и радости.

– Слушай, ты уверен, что ты эту тему свернешь? – спросила она, возвращаясь к их обычному дружескому тону.

– Постараюсь.

– Смотри шею себе не сломай. Впрочем, ты знаешь, я в тебя верю.

– Приходи обязательно, – сказал Олег, улыбнувшись. – Мне нужен твой совет.

– Приду, – длинно и ласково улыбнулась ему в ответ Наталья.

– Я так мало сделал для этого ребенка,– казнил себя Олег. – Получается, что Сергей больше сделал, чем я.

– Получается…А я, дура, боялась, что, когда ребенок вырастет, все увидят, что он не похож на отца.

– Приемные дети становятся похожи на своих родителей… И ты бы мне никогда не сказала, что это мой ребенок? – спросил Олег.

– Ну ты же догадался сам, – ответила Наталья.

Они молчали. Крепкими ниточками их связывало прошлое. О том, что они все знают, они не скажут никому.

– Ну подумай, если бы все сложилось иначе, стал бы ты тем, кем стал? – задала ему вопрос Наталья, не дожидаясь ответа. – Ты полюбил Эмму, а она не любила тебя, а лишь позволяла себя любить, и то недолго. А я была рада: теперь-то ты узнаешь, что значит быть нелюбимым… – рассмеялась она легко и беззаботно. – Нужно было, чтоб в твоей жизни появилась Эмма со своей молодостью, тщеславием, неверием в твой талант и твои мужские достоинства, в которых ты никогда не сомневался…