Да воздастся каждому по делам его. Часть 3. Ангелина

Удивившись странной тишине в столовой, она заглянула через окно поварской. Нянька держала за шею Андрюшу, откинув назад его голову, и чем-то плоским быстро и резко била, точно попадая по мокрому рту, почти без промаха. Мальчик дергал головой, слезы катились градом, но не произносил ни звука. Жизнь уже научила малыша, что лучше молчать, если хочешь выжить. Остальные дети вытянули шейки, смотрели и тоже молчали.

– И что ты творишь, дрянь…

Геля за шкирку притащила няньку – мелкую, злую, черную, как муха девку, в преподавательскую.

– Ты знаешь, б…., что мальчик уже замерз почти, когда его нашли, Ты, дебилка, понимаешь, что ребенку три года? Три! Ты вон своего, сопливого, научила к трем годам аккуратно суп есть? Научи, а потом над чужими изгаляйся.

– Да пошла ты. Эта срань слюнявая сегодня вторую рубаху изгадила. Я что, нанялась тебе тут рубахи менять каждому дерьму? Я его вообще прибью, чтоб зря воздух не портил. Все равно в психушке кончит.

Второй раз в жизни Геля вдруг почувствовала, что пол уходит из-под ног, и все происходит в каком-то другом измерении. Когда она пришла в себя, то увидела, что прижала няньку к стене, локтем уперлась ей в грудь, а тыльной стороной другой руки прижала горло.

– Удавлю. Еще раз замечу – удавлю! Просто, как жабу. Прямо тут! Сама удавлю, мерзость ты! Сука!

Нянька выпучила глаза и сипела, пытаясь что-то сказать. Геля вдруг почувствовала, что кто-то, мощным толчком отбросил её от девки, она отлетела, как пушинка к противоположной стене и окончательно пришла в себя.

– Ты обалдела что – ли?

Сзади стояла здоровенная Верка и крутила пальцем у виска.

– Алевтина и так, зверем смотрит. А ты, из-за этой гадюки вылетишь, еще характеристику дадут хреновую. И куда? В дворники? Без детей свихнешься сразу.

Они постояли и подышали, успокаиваясь. Нянька обрела голос и завизжала, тонко и противно:

– Я жалобу напишу. Я сегодня к директору. Я на вас в суд…

Верка повернула мощный торс и приподняла небольшую табуретку за ножку, легко, вроде та была игрушечной.

– Добавить? Я те не Ангелина, мозги не соберешь свои куриные.

Нянька ящерицей проскользнула в дверь, высунула голову и уже из коридора пропищала:

– Узнаете у меня, гадины жирные!

– Тьфу, б…! Профура! Гель, пошли курнем. А потом, что покажу…

***

В прохладной полутьме столовой свет падал на столы от чуть приглушенных настенных ламп. Уже остались только посудомойки и уборщицы, все почти убрали, и лишь крошки и пятна на светлых клеенках напоминали о только что кончившимся шумном ужине. Женщины сновали туда-сюда, унося последнюю посуду на подносах.

– Пошли туда, только не вылазь особо, не спугни. Дура Алевтина ругает их за это.

Верка протащила Гелю за руку до двери в посудомоечную. Они осторожно заглянули. Длинная металлическая мойка была полна посуды, стоял пар коромыслом, и Геля не сразу смогла присмотреться.

– Там, в углу.

В самом конце мойки, почти напротив окна, отчего вокруг маленькой головенки пар образовывал легкое облачко в лучах падающего света, на подставленной табуретке, стояла крошечная девочка в фартучке. Она по локоть утонула в мыльной пене, но старательно терла мочалкой маленькую тарелку. Сосредоточенное личико и равномерно подпрыгивающий в такт хвостик выглядели так умилительно-серьезно, что Геля чуть не прослезилась.

– Это Ленка…,

Верка помолчала и тихо добавила

– Mоя…

– Слушай, а что она делает здесь? Алевтина запретила маленьким сюда входить, там чего-то по технике безопасности у нее. Узнает, блин, греха не оберешься. Давай-ка, тащи ее отсюда.

– Да ладно тебе, Гель. Она всё время здесь торчит, помогает. За уши не вытянешь. Ты бы видела, как она пирожки печёт. По уши в муке, лепит, начинку кладет, губку прикусит, глазючки сощурит, как взрослая, Я вообще чуть не писяюсь от счастья. Хозяйка, твою в коромысло. Это не дите, это чудо.

– Ленусик…

Верка пропищала таким непохожим на свой полу бас голосом, что Геля даже вздрогнула. Малышка соскочила с табуретки и вприскочку побежала к Верке, обняла ее за коленки и ткнулась мокрым личиком ей в юбку.

***

– Вов…

– Что, хороший мой?

Володя, вперившись в телевизор, сжав подлокотники кресла, так что побелели костяшки пальцев, смотрел футбол. Болельщик он был страстный, и при всей выдержанности, мог заорать что-нибудь мало приличное, правда вовремя спохватывался. Геля удивилась, что он услышал ее голос, там, сейчас, как раз лохматый парень, весело подпрыгивая, почти довел мяч до ворот.

– Я тебя попросить об одной вещи хочу. Только сразу не говори «нет». Выслушай.

– Сейчас, Гельчонок. Подожди чуть. Ааааа, нуууу, твоооою ж… мазила…

– Вов, я прошу тебя чуть повременить с нашей свадьбой…

Володя обернулся, посмотрел ей в лицо. Потом молча встал, выключил телевизор, сел напротив и взял ее руки в свои.

– Я не понял, Гель. Случилось что?

– Да ну, что-ты…

Геля вдруг испугалась сама. Сейчас, когда она смотрела в его глаза, чистые и честные, ее предложение вдруг ей самой показалось чудовищным. Она долго не могла подобрать слова, путалась. Володя молчал.

– Это ребенок, понимаешь. Маленький, брошенный. Ей семья нужна, настоящая. Она такая…

Геля еще долго, путано что-то объясняла, Володя слушал. Видно было по движению бровей и скул, что он сопереживает ее рассказу, сопереживает по-настоящему. Наконец, он сказал:

– Так что делать-то надо? Наша свадьба тут при чем, что-то я не совсем понимаю.

– Ну как при чем. Тебе надо жениться на Верке.

– Что?

Володя встал резко, будто его ткнули, с грохотом упал стул. В комнату вбежала Ирка, затеребила его за руку.

– Апа, в запарк, апа.

– Как она тебя называет, Вов?

Володя смущенно пожал плечами, подхватил девочку.

– Можешь не верить, она сама. Я не учил.

– Мать! Вот ведь аферистка. Потихоньку научила.

– Тебе неприятно?

– Дурак ты. Хоть и инженер.

– Гель, вот что…

Володя сел, посадил Ирку на коленку, покачал

– Я, в общем понял. Ты хочешь, чтобы я расписался с твоей Веркой фиктивно, для удочерения девочки. Этого не будет. Я этого не сделаю. Ты понимаешь, это совершенно вразрез с моими правилами.

Геля стояла, опершись о дверной косяк и думала, как она вообще могла предложить ему такое.

– Я могу пойти в загс только с той женщиной, с которой действительно хочу жить. Детей от которой иметь. С тобой! И главное – это же моя страна, девочка. Это законы моего государства. Так нельзя.

Геля молчала.

– Но мы можем сделать вот что. Распишемся и удочерим девочку. Так правильно и это будет честно. Ты, кстати, уверена, что Верка твоя способна одна ребенка тянуть? Она вон, поддаёт слегка. Представляешь, что будет с этой вашей Ленкой, если её второй раз выкинут, как щенка?

– Ее не выкинули, там погибли родители… Я поняла, Вов.

Потом они еще долго сидели, молча, пока не стемнело. Геля бессмысленно чертила в тетрадке, Володя возился с Иркой, что-то строили на ковре из больших бумажных кубиков.

Иногда Геля поднимал глаза и исподтишка вглядывалась в его черты. И думала…

***

Коробочка жгла руки, как будто ее раскалил кто-то нарочно. Геля судорожно сжимала пальцы, ощущая, как будто сердцем, бархатистую поверхность, но отступать было некуда, она уже обо всем договорилась, маховик был запущен. В раздевалке было тесно и душно, от волнения Геле не хватало воздуха, но она, спрятавшись между шкафчиками, все же дождалась Верку.

– Верк…

– Ты чо это здесь кукуешь?

– Дело есть.

– Ну…

Геля глубоко вздохнула и выпалила.

– Слушай, есть мужик. Он за деньги согласен расписаться. Представляешь – не пьет, подрабатывает, сволочь. И денег даже не много берет, так, по-божески. Я с ним договорилась на это. Адрес тоже там…

Геля сунула Верке в руки коробочку. Та приоткрыла, и в тоненьком лучике света, пробравшемся в приоткрытую дверь, заблестела жемчужинка на тоненькой граненой цепочке. И маленький, светящийся розовый шарик…

Глава 10. Жемчужинка

– А чиво мне стесняться, я у себя дома, может ты забыла, кляча старая. Ишь, замечанья она мне… корова.

За столом, почесывая живот, поросший седым и волосами, хозяином развалился отчим. Анна сгорбилась, ее всегда прямая спина, как будто вдруг устала. Отчим уже с час нес околесицу, четвертинка, видно была ему не по силам, и он резко и, как-то грязно опьянел.

– Тута, вон, мужик чужой живет, а мне стесняяяйся. Я в своем дому, хочу при костюме буду, хочу голый пойду.

Он громко рыгнул, не прикрывшись, Ирка вздрогнула и с интересом посмотрела в его сторону.

– Деда, ик, – она на удивление точно повторила мерзкий звук, только тоненько.

– Ира!

Анна раздражённо посмотрела на мужа.

– Ира, это нехорошо.

– Нехорошооо?

Маленькие, заплывшие глазки отчима просверлили Анну, как буравчики,

– Это ты вон Тигре своей скажи, что нехорошо хрен знает кому дитенка давать. Ты в иго пачпорт смотрела? А ты гляяянь. Может он преступнек. И снасильничать вас тут пришел.

– Ну да, – Анна усмехнулась и встала,

– Меня, в первую очередь.

– А ты молчи, когда муж ругает. Ишь ты, старая карга, а дурная.

Геля молчала и катала в руке хлебный шарик. Все начиналось сначала, и она до смерти боялась, что она не выдержит, вмешается, будет обычная свара и тут вернется Володя. Что будет дальше, она могла себе представить, Разве Вовка выдержит, особенно при Ирке? Дочка ее стала почти божком для мужика.

– Надо его выключить!

Вдруг пришла ей в голову гениальная по своей простоте мысль

– Где- то у меня пиво было для завивки. Несвежее, да и хрен с ним. А у матери водка для натирания. То, что надо!

Порыскав у себя в комнате, Геля нашла открытую бутылку, посмотрела на дату.

– Опа. Так оно еще и свежее, относительно, до завтра срок. Пойдет с водярой, как по маслу.

Она влила пиво в здоровенную кружку, получилось две трети. Долила водки почти до краев, благо мать хранила её на балконе, и коктейль оказался прохладным. Подошла и с силой влепила кружкой по столу, так что жидкость расплескалась, образовав светло-желтую вонючую лужицу.

– На! С приехалом тебя!

– О. Тигра! Ишь, уважила отца, доченька. Молодец, можешь угодить папе.

– Жаба тебе доченька. Отпусти Ирку и давай хряпнем, что ли.

Геля глотнула из своего стаканчика, отчим залпом вылакал пойло. В дверях зашуршал ключ.

– Папааа!

Ирка кубарем скатилась с колен отчима и побежала в коридор. Споткнулась о неловко выставленный ботинок отчима, шлепнулась, но не заревела, потерла коленку и понеслась дальше.

– Ты ж мое солнышко, ясное. Ну-ка иди, Я тебе тут от зайчика передачку принес.

Володя вошел в зал, у него на плече, хохоча, как колокольчик, сидела Ирка. Мордочка у нее была вся в шоколаде, и вид абсолютно счастливый. Володя снял ее, посадил на стульчик, по-дошел к отчиму и протянул ему руку.

– Здравствуйте, Александр, будем знакомы – Володя.

– Привет, зяятёёок…

Геля напряглась, сейчас хорошо бы, чтоб отчим совсем поплыл и ушел спать. Но старый алкаш не сломался, коктейль на него подействовал странным образом, не опьянил, а вывел на какой-то новый виток спирали, пустой и злобный. Он с грохотом, ногой задвинул под стол табуретку, на которую хотел сесть Володя, зло сверкнул, вдруг налившимися кровью глазами и тонким бабьим голосом взвизгнул:

– Чего это ты тут расхозяйничался… куда эт ты зад мОстишь. Тута я живу, а ты пшол отсель. Пшол, пшол. Ишь прийманок, …еров.

Мат, грязный, какой-то профессиональный даже, резанул Гелины уши, которая и сама была не прочь подзапустить пару словечек. Но этот…Он был каким-то страшным. Она вскочила, сгребла Ирку в охапку.

– Гель, уведи мать. Забери ребенка. Подождите немного, там, у нас. Мы тут быстро.

Отчим хотел было встать, он совершенно озверел, щерился волком, смотрел слепо мимо лиц, видимо, практически не видя, и шарил скрюченными пальцами по скатерти, то ли искал что, то ли пытался удержаться. Нащупал нож, никак мне мог взять, скатерть морщилась, собираясь в складки, мешая.

– Анна… б. Где ты ссс… Покажись мужу, псина старая.

Анна ящеркой, вроде как не была такой кругленькой и неловкой, вмиг проскользнула мимо и тенью шмыгнула в коридор. Геля вытолкнула туда и Ирку и дернулась было к отчиму, но Володя одним четким и ловким движением что-то такое сделал, что отчим резко плюхнулся на стул и выронил нож.

– С… пусти гад. Больно, сволочь

– Иди, я сказал, – мотнул Володя головой в сторону двери, – мы тут поговорим с… папой.

Геля с Анной еще долго сидели на кровати в спальне и смотрели на проникающий из зала свет. Сначала визгливый крик отчима, что-то упало. Потом все затихло, был слышен только легкий скрип, тихий голос и шаги Володи по комнате…

Когда Геля проснулась среди ночи и прокралась в коридор, свет еще горел. В полуоткрытую дверь она увидела, что отчим спит на диване, прикрытый материным теплым халатом. Со стола было все убрано, приоткрыто окно.

– Вов… ты где?

– Тссс, – Володя приобнял ее сзади, от него пахло водкой и, почему-то, дымком костра.

– Все нормально. Пошли спать.

…

Утром, в воскресенье, они сидели за столом долго, не спеша пили чай. Мать с Иркой еще спали, отчим в ванной уже час что-то делал, крякал, вздыхал, шумела вода.

– Видишь, стыдно ему, не выходит. Может вы зря уж так, с ненавистью сразу? Может как-то понять?

– Вов. Он мать бил раньше, у алкашей нет ни совести, ни стыда. Это он сейчас притих, слабоват стал. Мама раз рукой махнула, так он в стену впечатался, еле встал. Здоровье-то полностью угробил, лезть боится, теперь только несет всякое. Мерзость!

– Корябает его что-то. Сильно.

– Знаешь! У него два сына взрослых. Вот пусть их и корябает, а я сыта по горло. Давай квартиру снимем, а? Володь, не могу больше. И Ирке это дерьмо каждодневное, зачем?

– Давай, – аргумент про Ирку был железным, – у меня у друга родители комнату в своем доме сдают. Я поговорю.

…

– Мама красивка. Мама красит губки.

– Пора уже нормально говорить, Ира. Два с половиной годика, давай-ка, покажи пальчики, сколько тебе?

Ирка крутилась около, лезла в тумбочку и гоняла по полу, как котенок найденную помаду. Встала на четвереньки и озорно выставила два пальчика.

– А еще половинка?

Малышка захихикала тоненько, вошла Анна, взяла девочку на руки, посмотрела на дочь.

– Время как бежит, Гель. Вроде вчера тоненькая рыжуха у зеркала крутилась. А ты вон теперь, прямо дама…

Геля задумчиво разглядывала свою полную фигуру. Платье цвета топленого молока, хоть и немного подчеркивало полноту, но удивительно ей шло. Чуть подкрашенные хной волосы отливали глубоким темно-медным сиянием. Поднятые высоко, забранные в пышный узел, они открывали белоснежный лоб и подчеркивали разрез зеленых глаз. Темно-розовая помада делала мраморную кожу еще белее.

– Красивая… моя.

Володя прижался щекой к ее волосам,

– Цепочку с жемчужинкой надень… замечательно будет.

Геля вздрогнула. Она давно хотела признаться, но тянула. Врать, что потеряла, она не хотела наотрез, и вообще врать ему она больше никогда не хотела.

– Вов! Я ее продала… Вернее отдала…

– Кому? Зачем, Гель? Тебе деньги нужны?

После ее рассказа, он весело покрутил головой и сказал

– Знаешь, Гельчонок? Правильно! Я только начал тебе дарить, продолжу. Какая наша жизнь…

– Дурак! Давай лучше на квартиру копить. Кооперативную…Хочу новую жизнь начать. Только с вами!

Глава 11. Секретарь

– Согласны ли вы…

Геля чувствовала, как новая туфля сжала ее мизинец огненными тисками, ещё чуть-чуть и ступня взорвется, разлетевшись на сотни горящих маленьких осколков. Худая тетка, похожая на недоваренную щуку, в красном платье оттенка знамени вещала неожиданным басом и голос ее то отдалялся, то приближался. Да еще заколка на тугом пучке так тянула какой-то волосок, что ей хотелось тихонько пискнуть.

– Интересно, что будет, если сказать – «Не согласна»?

Озорная мысль так смешно пощекотала внутри, что Геля чуть не хихикнула. Она представила вытянувшиеся лица свидетелей и ошалевшее Вовкино. Скосив глаза, она посмотрела на него, и, увидев серьезный, торжественный Володин профиль, и бледную от волнения, выбритую до синевы щеку, устыдилась.

– Да.

Голос Володи охрип, было очень заметно, как ее будущий муж волнуется, и когда тетка посмотрела сквозь толстые рыбьи очки на Гелю, замер. Геля вздохнула, и почему-то очень тоненько произнесла

– Да

Вовка облегченно вздохнул…

Гладкое широкое, очень красивое кольцо точно и нежно обняло Гелин палец, тоненькое Володино никак не хотело надеваться. Но Геля справилась… Ослепила вспышка… ломкие стебли белых гвоздик приятно холодили вдруг загоревшиеся ладони. Крошечная Иркина ладошка мышкой шмыгнула в Гелину руку, дочка поджала ножки, потому что вторую её ручку крепко держал Володя.

Две недели отпуска пролетели, как один день, но в интернат Геля неслась, как на крыльях, она очень соскучилась. Влетев в учительскую и плюхнув на стол пирог, размером с полстола, который она сама испекла в настоящей печке своего нового дома, Геля перевела дух.

– Господи, прям сто лет прошло. Забыла уж, как урок начинают. Фууу.

Она подошла к зеркалу, пригладила волосы, поправила воротничок белой блузки, подколола его покрепче тоненькой золотой брошечкой, которую подарил ей на свадьбу Володя. Вытянув руку, посмотрела на кольцо, улыбнулась. Она первый раз за все эти годы вдруг почувствовала, что хочет вечером домой. В уютную комнату, где теплый бок настоящей деревенской печки и стол, накрытый кружевной хозяйкиной скатертью. И кроватка с заплатанным стареньким, но пухлым детским одеялом. И Иркин хихикающий колокольчик. И Вовкин затылок, озадаченный и круглый, с аккуратно торчащими ушами… Вот вечно он все вечера просиживает над своими чертежами!

…

– Ангелина Ивановна. У нас сегодня комсомольское собрание, вы не забыли?

– Я помню, Алевтина Михайловна, я хотела вас попросить…

– Нет! Явка строго обязательна. Переизбрание секретаря комсомольской организации.

– Хорошо! —

Геля зло сплюнула в душе, сегодня было тринадцатое марта, ее день рождения. Алевтина не признавала никаких праздников сотрудников, в интернате их никогда не праздновали. Но зато дома… Назавтра она наприглашала столько гостей, а готовить, похоже, придется ночью.

***

Открыв двери класса, Геля быстро, порывисто полетела к столу и подняла вверх руку. Она так делала всегда, останавливая возню, и ей казалось, что от кончиков пальцев до ребячьих стриженных головок вдруг проходит теплый ток, который заставляет детские глаза загореться. Но сейчас, все пошло не так. Как только она подняла руку, гром аплодисментов, писков и криков» Поздравляем» просто оглушил. Распахнулась дверь и вошла толпа воспитателей и учителей. Воздушные шары рванули в класс разноцветным потоком. Ее посадили на стул, сдвинули парты. Ребята по очереди читали стихи, кто-то пел. В конце развернули транспарант – полотно на весь класс, на котором огромными буквами, немного украшенными кляксами и слегка коряво было написано "Мы любим свою любимую Ангелину».

Еле удерживая ворох гвоздик, который не помещался в руках и ронял то одну отломанную голову, то другую, Геля сидела посреди класса и чувствовала себя абсолютно счастливой.

– А тут тебе письма. Каждый написал, с неделю возились, бумаги перевели, страсть. А малыши старших просили, те за них писали, тоже беда. Тащи теперь домой это. Любят они тебя, Гель. Даже завидно.

Верка подала Геле большую коробку, раскрашенную под почтовый ящик. Коробка оказалась тяжелой, Геля поставила её на стол и приоткрыла. Внутри, в проклеенной красной цветной бумагой, пространстве, плотными рядками лежали разноцветные конвертики. Их было штук сто…

***

– Характеристику на педагога Ангелину Ивановну подписали учителя и воспитатели.

Алевтина вещала уже минут сорок, перечисляя Гелины достоинства. Идея сделать её секретарем комсомольской организации интерната пришла давно, с неё это требовали жёстко, а выбрать было особенно некого. Комсомольцы в интернате собрались довольно сомнительные, пара чумных нянек, как всегда пролетающих мимо птичками, грузчик Петька, водитель Алексей странной наружности, длинноволосый и тонкоголосый, как синица, повариха Клавка, принимающая свои законные пятьдесят по вечерам, Елена Владимировна, учительница музыки, томная девица, то и дело падающая в обмороки, Верка и Ангелина. Можно было, конечно, принять пару пенсионерок для массовости и затейницу трудовичку, разбитную деваху лет тридцати, но Алевтина не решалась. Отчет же по деятельности комсомольцев с нее требовали регулярно, история эта ее замучила, и она сообразила, как замечательно можно скинуть все это на вновь избранного секретаря. Тем более такого, как эта деваха, готовая днями и вечерами торчать на работе. Матершинница правда, но это исправимо. Можно, кстати и зарплатку поднять, старшей по смене сделать.

– Ангелина Ивановна за годы работы в нашем заведении показала себя…

Геля молчала и разглядывала сумасшедшую муху, проснувшуюся раньше времени и сонно ползающую по мутному стеклу. Она надеялась, что все это вдруг рассосется само собой, чудом закончится и она побежит домой, тем более ей надо еще заскочить в пару магазинчиков. А этот поганый Вовка не смог перенести ночное дежурство в аэропорту.

– Наш замечательный педагогический коллектив и его партийная организация доверяет…

– Партийная организация – это она, Алевтина, великая и ужасная. Похоже, речь подходит к концу, скоро начнутся прения. Дай бог терпения… О! Стихами думаю, с ума сойти.

– А теперь прошу поднять руки, кто «За».

Геля с ужасом посмотрела в зал. Все, как дураки, подняли руки. И Верка! Получит, бестолочь,

– Кто против?

Против была только муха, которая в неожиданно наступившей тишине, вдруг оторвала тяжелое тело от стекла и низко загудела, делая пробный круг вокруг алюминиевой ручки рамы.

– Кто воздержался?

В гробовом молчании Геля подняла руку.

– Одну минуту, товарищ секретарь, я сделаю пометку в протоко.л

– Алевтина Михайловна, у меня самоотвод.

Глаза у Алевтины выкатились и даже побелели под очками…

– Какой еще самоотвод? Что вы выдумали? Партия и комсомол призывают вас трудиться на благо Родины. Или вы хотите, чтобы вам это пояснили в районном комитете комсомола?

– Алевтина Михайловна… Я не комсомолка.

В полной тишине было слышно, как упала и прокатилась ручка.

***

– Дура ты дура, совсем офигела. Зачем ты ляпнула, кому это надо?

Верка сидела на здоровенном толстом пне за сараем, закуривая уже третью папироску. Солнце пригревало совсем по весеннему, воздух казался бы легким и хрустальным, если бы не их дымовуха. Геля выбросила окурок в банку из-под кильки, поежилась и тряхнула головой.

– Куда нибудь вызовут, точно. Ладно в комитет, там Мишка, секретарь, прикроет, если чего. А в партком? Кожу же сдерут, живьем.

– Как тебе удалось-то?

– Что удалось?

– От комсомола откосить, Верка прошипела это еле слышно и хихикнула.

– Да отвод был. За твист. А потом я не лезла, никто и не вспомнил. Смешно вышло. Что будет то?

– Озверела она, мстить будет. Ей же сейчас придется сообщить, что она за змею на груди пригрела. Задницу намылят за не бдительность. Ну, а она тебя…

Верка изобразила неприличный жест. Геля махнула на неё рукой.

– На и хрен с ним. Ты лучше скажи, где малышка. Что- то я не видела ее сегодня в столовой.

– Гель, ты пока в отпуске была, Алевтина тут такой бэмс устроила. Истерила, орала на меня, уволить хотела. Да я и сама…

– Что?

– Ну, тот мужик, которого ты мне сосватала, он такой нормальный оказался. Короче, любовь у нас. И он сказал замуж за него идти.

– А ребенок?

– Ее Алевтина в Краснодар отправила, там вроде пара какая-то ее взять хочет.

– Вот сучка!

– Да может оно и к лучшему, я все равно бы не смогла, прости, Гель, а?

– Да с тобой то хрен бы. А маленькую мне Володька разрешил бы удочерить. Вот ведь вы, дряни. Только о себе…

Геля развернулась и, шлепая здоровенными интернатскими галошами, по растаявшим лужам, побежала в класс. В полутемном коридоре ее догнала Верка и что-то сунула в руку. В руке поблескивала золотая цепочка и маленький белый шарик…

Глава 12. День рождения

Сегодня Геле особенно не хотелось тащиться всю эту бесконечную дорогу от работы домой. Была бы такая волшебная палочка – взмах, и ты дома! Чертыхаясь, она спотыкалась на обледенелых кочках, на которых особенно подло соскакивает нога именно в тот, неподходящий момент, когда ты воспарила мыслями и тут – на! Отбитая задница!

– Вот ведь, живут люди рядом с работой. Раз и дома! А тут, охренеешь, пока дотащишься. Слава богу, хоть магазин рядом есть, пусть сельпо, а все что надо, купишь. Хоть сумки не надо переть, как раньше! Не…