Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

Вдруг испортилась погода и начался дождь и шторм. И тогда ночью я вдруг понял, что плачу в подушку. Вместо того, чтобы свалить это на погоду, усталость и дурной сон, вытереть глаза и заснуть, я встал, оделся, накинул плащ и вышел в сад.

– Миче, ты куда? – Рики тоже встал и оделся. – Я с тобой.

Молча мы шли по мокрым, пахнущим свежестью и хвоей улицам, всё выше, на обрывы Вершинки над морем. Мы стояли на высоте, а под нами бились о берег упрямые, пенные, пугающе высокие волны.

С Петриком случилась беда.

Может, он в страшной опасности, может быть, умер. Как же мне жить теперь? Ко мне жался Рики, он всхлипывал, уткнувшись в мой бок, потому что очень любил Чудилу. Наша зверушка, увязавшаяся за нами, сидела на парапете и тоже смотрела в море.

Вдруг она вздрогнула, заурчала и одним прыжком оказалась за нашими спинами.

– Ррр…

Там стояла Мадина Корк.

Да можно ли девушке ночью, в шторм, одной бродить по городу так далеко от дома? Первым делом я испугался, что из-за неё у меня опять будут проблемы с Корками, а вторым сказал:

– Какой смысл стоять здесь, Мурашка, если из башни вашего дома отлично видно побережье и море? Тебя родители загрызут за то, что болтаешься по городу в темноте. Где твои братья?

Из башни её дома также хорошо видна площадь, которую мы с Рики пересекли по пути на обрывы. Я знаю, потому что однажды, в детстве, в отсутствие мужской части Коркиного семейства, одноклассницы затащили меня туда ради гаданий и рассказывания страшилок из пещерной жизни анчу. Прибежав сюда за нами под влиянием порыва, Мадинка теперь боялась возвращаться одна. Мурашка – это её детское прозвище. Не потому, что она боязлива или не любит холод, а потому, что трудолюбива, усердна и заботлива. Девушка замотала головой и припала к платану в расстроенных чувствах.

– Мы тебя проводим, – вызвался Рики. – Мы проводим Мадину, правда, Миче?

– Угу.

Я снова уставился в море, и снова ничего почти не видел. Набережную освещали фонари, а там, дальше, ревела чернота. Вокруг маяка клубился подкрашенный алым туман, и нигде ни души.

Чикикука залезла мне под плащ. Не из приятных ощущение – мокрая тушка на груди. Мы, трое, молчали. Наконец Мадина спросила:

– Миче, ты думаешь, где-то бой?

Именно так я и думал, потому и кивнул.

– Думаешь, кто-нибудь из наших знакомых… В смысле, думаешь, кто победит? Может быть, ты гадал? Может, ответишь мне, как предсказатель?

– Должны победить наши. Нас много. Внезапность. Буря. У Петрика есть мой амулет. Я сделал его давно, и ведь такой же помог однажды. Да, тогда была большая драка в порту, а Чудила туда затесался, чтобы остановить.

– Матросы напились и подрались, и могли пострадать обычные горожане, – пояснил Рики, который был в курсе всего.

– И что? – спросила девушка. Таким тоном спросила, что я уловил – она знает эту историю.

– Чей-то нож наткнулся на амулет, как на маленький щит. Талисман развалился, а на Чудиле ни царапинки. Потом я сделал новый.

Не говорил ли я с Мадиной так, что она могла подумать, будто я одобряю их с Чудилкой привязанность? Ни с того ни с сего, сразу повёл рассказ о её любимом. Надо попробовать выкрутиться.

– Извини, волнуюсь о нашем друге, – нашёлся я. – Отвлекаю тебя от мыслей о твоих друзьях.

– Миче, – помолчав, снова начала Мадина, – думаешь, бой очень большой? Очень страшный? Думаешь… Что ты думаешь? Что-нибудь случилось? С общими знакомыми, например? С Чудилой твоим?

– Я дал себе зарок не гадать на Чудилку. Но если бы знал, что встречу тебя, и ты спросишь, погадал бы.

– Но что ты ощущаешь? Что всё плохо? Или же нет? Предсказатели чувствуют и без гаданий.

Я задумался. Да, чувствовал я, что всё плохо. Но некоторое время назад. Теперь же сердце моё почти успокоилось. Может, из-за того, что встретил Мурашку? Присутствие таких людей успокаивает.

Не выдержав, влез Рики:

– Теперь уже всё гораздо лучше.

– Да, Миче?

– Возможно. Да, видимо так.

Мадинка облегчённо вздохнула, улыбнулась и отвела с лица мокрую прядь. Я спросил:

– Кохи вернулся домой с этой вашей Лалой? Я слышал, он за город уезжал.

– Да.

– Коня забрал? Мы нашли и у стражи оставили.

– Да. Забрал.

– Ну и ладно.

– Он заболел.

– От чего?

– От простуды и расстройства.

– От какого?

– Я не знаю. Врач сказал – это нервное расстройство.

Я не мог не съехидничать:

– Кохи мерещатся белые бесенята?

– Кохи четыре дня не мог встать с постели.

– Наверное, ударился головой, – предположил я, опытный искатель приключений.

– Нет. Но он совсем молчит, ничего не рассказывает. Это ты с ним подрался, да, Миче?

– Когда бы это я успел? – лицемерно воскликнул я. – Думаешь, почему я спросил? Просто знакомый стражник у ворот сказал, что видел, как Кохи с вашей воспитанницей покинул город, а вот теперь конь вернулся один. Кстати, что говорит Лала?

– Что Кохи повёз её в долину, вроде как на экскурсию, и на обратном пути эта чёртова кляча сбросила их. Мой брат покатился с обрыва. Конь убежал.

– Ну вот. Кохи ударился головой.

– Нет. Врач сказал, с головой всё в порядке.

– А что говорит Лала?

– Ты о том, почему экскурсия вышла долгой такой? Говорит, они остановились в гостинице, и ей захотелось погулять при свете Ви и Навины. Но она заблудилась, а Кохи её искал. Перенервничал и замёрз.

– Н-да… У него есть нервы? Кстати, Лале должно было здорово влететь за то, что она не сидела в чулане, а отправилась на экскурсию.

– Да, – понурившись, односложно ответила Мадинка. И потёрла локоть, будто бы там у неё синяк.

– Тебе тоже влетело, – догадался я.

– Нет, – слукавила дочь злодеев. Правильно. О том, что они злодеи, никто не должен знать.

– И Хроту влетело? Я понял, что тайна старого чулана – это ваша общая тайна.

Мурашка усмехнулась, и потупилась ещё больше.

– А что твои любимые родители сделали с Кохи за то, что он повёз наказанную девочку в долину?

– Нет, – не в лад ответила Мадина, сгорбившись, как старушка. Словно простонала.

Я понял. Кохи, вернувшемуся с экскурсии простуженным и побитым, влетело больше всех. Счастливые дети ласковых родителей.

Постояли немного молча, глядя в шторм. Мадинка подошла близко, заглянула в глаза:

– Ты, наверное, не знаешь, Миче, мы, трое, очень близки. Мы любим Лалу. Хрот – он ничего не имеет против анчу, он интересуется вашей историей, собирает ваши легенды. Втихаря, – Мадинка улыбнулась нежно. – Ему нравятся такие беленькие девушки. Кохи не ссорится с Хротом из-за этого, наоборот, часто спрашивает, как всё было в далёкие времена. Если ты… ранишь… Кохи или Хрота, мне будет больно.

Она считала, что я способен убить её братьев. Я смолчал. Мы с Рики проводили её до калитки сада Корков, потому что торчать непроглядной ночью над морем было бессмысленно.

Она так и не спросила, откуда мне известна тайна любимого чулана старого злыдня Кырла Корка. Наверное, Лала давно уже сама ей рассказала о своём благородном предательстве и моём обещании. И о том, конечно, как мы встретились с Кохи у подземных владений анчу.

И чем мне это грозит? Погадать, что ли?

Глава 16. После дождей

А через некоторое количество холодных, дождливых, штормовых дней продолжилось лето. Весь город журчал, сейчас это было царство бегущих наперегонки ручьёв и солнца, сияющего на воде. Так всегда бывает после больших дождей. Вода бежала по склонам, земля дымилась и благоухала, высыхая. Заливались птицы, они трепыхались в тёплых лужицах и блаженствовали, купаясь. О, как пахнут мокрые сосны, как манит море, как радует вид белых убегающих облаков! В наступающей жаре капли падают на макушку с веток яблонь, и с сорняков в саду – на босые ноги.

Ах, что за дождь! Прекрасный и сильный дождь! Он прошёл и принёс красоту и жизнь.

– Что? – спросил Рики. – Что ты стоишь? Ты будешь собираться? Мы папу навестить идём?

Пусть за мной зайдёт Ната. Должна же она понять, как мне плохо? Мне обычно всегда хорошо, и это я прихожу, когда она плачет. Мне было настолько худо в эти дни, что я эгоистично решил отложить на потом лишение Наты надежд насчёт меня, если таковые надежды вообще имели место. Мне нужно было участие, но и Нате тоже. Мы с ней поддерживали друг друга в нашем беспокойстве. А теперь я стою босиком и гляжу через калитку на улицу, и за моей спиной спущенный флаг. За моей спиной с невозможной скоростью носится по лужам Чикикука, то плещится, то зарывается в мокрую траву. Фыркает и кувыркается от счастья.

– Ты погадал бы, – жалобно попросил Рики. – Сразу станет всё ясно. Ты ведь не ошибаешься. А вот если я погадаю – я могу ошибиться. Я ещё маленький.

– Рики, – сказал я, – о человеке, который умер, не беспокоятся. А я беспокоюсь.

– Ты переживаешь.

– А ты пережёвываешь, – огрызнулся я. Помолчал и сознался: – Просто себе места не нахожу. Может, Чудилка ранен?

– Миче!

– Да нет, это я так, просто так.

– Миче!

– Сказал же, что не подумав.

– Да нет, глянь туда, там едут Корки!

Я глянул в сторону сада. По переулку, на замечательных конях, двигался небольшой отрядец. Папаша Корк со своей Коркиней и с несколькими родичами. Куда это они, интересно, по нашей-то улице?

Свернув налево, отряд зацокал вниз мимо моего дома. Цоканье было еле слышно сквозь журчание воды и верещание ласточек. Богато одетые всадники вспыхивали драгоценными камнями сквозь пар, поднимающийся от дороги, волосы и гривы, пронизанные лучами, поблёскивали, сверкающие брызги разлетались от копыт, блестящие капли висели над головами на листьях. Красиво! А я схватился за ворот рубахи и, задыхаясь от злости, смотрел на процессию. Это всё из-за них! По их милости я измотан тревогой, бессонницей и работой. По их милости Чудилка сейчас в море совершенно без меня. Не могу защитить. Наверное, стоило попроситься с ним. Как это я не подумал?

Я же говорю: слухи – это напасть какая-то. В городе только и твердили о том, какой я молодец – сорвал планы пиратов, а откуда это стало известно, я понять не мог. В рассказах, полных невероятного вымысла, упоминался даже амулет Сароссе, о котором я узнал посредством гадания и за который бился – деревянной саблей! – с великанами и дУхами. И все валом валили ко мне со своими проблемами. Все превозносили меня до небес. Собственно, то же самое происходило и с Мальком. Семейный бизнес Мале расцвёл пышным цветом. Своя доля славы досталась и Рики. Мальчишки и девчонки ходили за ним по пятам, но Лалы Паг не было в этой компании.

Всё это было несправедливо, потому что мы втроём весело развлекались несколько дней, добывая амулет, а Чудила, например, безрезультатно бился лбом во все двери, не зная того, что предпринимаем мы, доказывал и портил с кем-то отношения. Это гораздо сложней, уж поверьте. Он ничего не добился, но это не его вина, и о его усилиях не знают, и помнить не будут. Зато вспомнят о наших, если флот союзников потерпит неудачу: нас с Рики, как анчу, растерзают первыми. Вы чувствуете, я всё об одном.

Отряд уже миновал мои ворота, когда ехавший во главе его папаша Корк, резко развернул коня и быстро поцокал назад. Должно быть, он очень зол на меня – я сорвал его планы. Должно быть, его друганы-пираты уже давно обязаны были хозяйничать в нашей столице и посадить его на престол. А их всё нет и нет, а по городу ходят слухи о Миче, добывшем Доброе Сердце Эи, похищенное и спрятанное злоумышленниками в пещерах анчу.

Да, Корк, конечно, впал в бешенство при виде меня, но он не знал, насколько взбешён я.

Хлопнув калиткой, я выскочил на дорогу и встал перед его конём, как был: босиком, в наполовину расстёгнутой рубашке и лысый почти (вы же не думаете, что я всё ещё щеголял с чёрными кудрями? Я их сбрил).

– Ты, урод белоглазый… – яростным шёпотом начал Корк, свесившись с коня. И заткнулся. А что он скажет? Сознается, что готовил переворот, а я сорвал его замысел?

– Это всё? – спросил я, трясясь от злости.

– Ты… Ты… – заквакал он и, не зная, к чему придраться, ляпнул: – Ты что опять сделал с моим сыном?

– Что я опять сделал? Ну, скажи! – Я вцепился в уздечку его коня.

– Ты знаешь!

– Понятия не имею.

Наклонившись ниже, он закричал:

– Когда-нибудь на узкой дорожке я тебя убью.

Я рассмеялся ему в лицо:

– Давай, попробуй. И береги свои мозоли, если не разминёмся.

– Миче, не связывайся с ним, – послышалось сзади. Соседи выбежали на улицу мне на помощь, и у некоторых в руках были вилы, лопаты и палки. – Уезжайте себе, господин Корк.

– Эй, анчу, тебе что надо? – закричали из свиты.

– Отпусти уздечку, выродок, – шипел этот подонок.

Я бы отпустил, но это не я к нему лез изначально. Это он цеплялся ко мне и вывел-таки из себя. В ярости не подумав о животном, я дёрнул ремень, конь взвился на дыбы, Корк кувыркнулся и брякнулся. Я подскочил и схватил его за шкирку, пока он не пришёл в себя. Я сунул свои губы ему в ухо и шепнул кое-что:

– Помолись своему пиратскому богу за то, что я догадался, но не сказал. Облобызай ему ножки, потому что я не скажу. Не ради тебя. Ради других.

И я отшвырнул его от себя. И вот теперь меня убьют. Жаль, что волосы не успели отрасти – хотелось бы помереть с нормальными.

– Держите Рики за забором, – крикнул я соседям.

– Держите наглеца! – взвыл чёртов Корк.

Всадники надвинулись на меня, а чьи-то руки дёрнули меня назад, в толпу соседей.

– Расступись! – орала Коркова родня, пытаясь до меня добраться. – Выдайте преступника, напавшего на высокородную особу.

Соседи перегородили улицу, а на выставленные вперёд вилы особо не попрёшь.

Как по заказу появилась полиция. Знакомый лейтенант, дядя Вэт, крикнул что-то про порядок и суд, но Корк уже взгромоздился на коня и повёл своих в атаку. Ох, до чего ж плохи наши дела! Соседи в заботе обо мне крепко держали меня за руки. Они никогда не помнят, что я волшебник, и что руки магу нужны для колдовства и для их же защиты.

И тут звонкий голос перекрыл весь этот гвалт:

– Корабли! Смотрите, корабли!

На ограде, напротив моего дома, стояла Ната в платьице в горошек и показывала на море.

Схватка заглохла, не начавшись. Крики взвились до небес. Корки умчались вниз. Соседи бестолково заметались, покидали через заборы домашние орудия убийства и понеслись следом. Лейтенант Вэт похлопал меня по плечу и сказал:

– Миче, мальчик, обратись в суд, тебе говорю. Может, Корков попустит.

Через мгновение его уже не было в поле видимости.

Я остался дурак дураком посреди улицы, и даже едва сообразил помочь Нате слезть. Из калитки осторожно выглянул Рики с Чикикукой на руках.

– Ну, вообще, Миче, ну ты даёшь! – только и сказал мой очень младший брат. Зверушка уткнулась ему в шею и дрожала от усов до кончика хвоста.

Мы помолчали.

– Могут вернуться, – наконец выдавил я из себя. – Кораблей-то нет.

– Но надо же было что-то делать, – пробормотала Ната.

Я притянул её к себе и обнял её, как Рики обнимал Чикикуку. А Ната вела себя также, как зверушка: уткнулась и дрожала.

– Спасибо, – говорил я, гладя её волосы и пытаясь успокоить. И всякий раз в таких случаях мне хотелось так прижимать её к себе всю жизнь. Я вспомнил, что мне ведь надо отказаться от этого, но прогнал кошмарную мысль, решив додумать её потом.

Ната не могла отсюда видеть корабли, если бы они входили в гавань. От моего дома открывается вид на то место, где пляжи, но не на порт. Но её крик взбудоражил всю округу. Люди с воплями пробегали мимо нас, скакали верхом, ехали в экипажах, всё вниз.

– Корабли! Корабли! – кричали все. – Что стоите? Наши вернулись! Победа! Победа!

– Победа?

Рики понёсся за угол и возвратился оттуда с дикими глазами:

– Корабли! На самом деле! Я их видел! Там!

Над Няккой грянули колокола, ликующий перезвон ворвался в безмятежное небо.

– Миче, стой! Обуйся хотя бы, – удержала меня за рукав смеющаяся Ната.

Очень скоро мы бежали вниз вместе со всеми, и в просветы видели на горизонте возвращающийся флот.

– А вдруг пираты? – испуганно крикнул я.

– Ты что? Это наши! Я узнаю корабли. Вон тот – флагман «Великая Някка», а вон там – «Решительный». Тот – самый красивый – «Роза Заполья». Вид у него потрёпанный. На том меня в детстве разок прокатили – смотрите, это «Прекрасная Ориес». Надо же! «Северянин»! Он такой строгий! Ой, глядите туда: даже маленький цел, «Малыш Клю». Он участвовал во всех сражениях и всегда возвращался почти невредимым. «Летящий»? … Нет, не он. Это «Энн Кари». «Летящего» нет, я не вижу. На тот дали деньги какие – то прошлые Корки. «Золотая мечта» называется. Понятно, какая у них мечта. Нет «Красавицы запада». Честно, нет её. Может, не дошла ещё, а? «Грозный Дук», его отняли у пиратов давным-давно. Его нет. Не вернулся. И двух новых нет. Миче, помнишь, мы смотрели, как спускали на воду «Лилию». Ужас какой! Где она? Миче, думаешь, все они… утонули?

– Не знаю, – охнул я.

Меня всегда изумляла страсть Наты к кораблям. Она знает их все, характер каждого, время постройки, имена капитанов. Кое с кем из них водят знакомство её родители, и Ната спокойно может попросить покатать её, взять в плавание и, представьте, ей доверяют штурвал и даже покомандовать. Она знает страшное количество морских песен и разбирается в рыбе, потому что её отец был сначала простым рыбаком, а теперь – один из трёх известнейших торговцев этой скользкой добычей. Мало того. Ната может водить речные торговые суда по прекрасной Някке, нашей реке.

– Ната, а где Чудилка? – теребил её Рики.

– Что ты, разве можно увидеть?

Судя по тому, что Петрик уезжал в порт с Далимом и королём, он должен быть на «Великой Някке», хотя вовсе не обязательно.

Команды сойдут на берег ещё не сейчас, но люди на набережной будут ждать. Пока переправляли раненых, и в порту грузили их на санитарные повозки. Я нагло отвёл глаза стоящим в оцеплении солдатам. Я бродил там и каждого встречного-поперечного спрашивал, не слышал ли он чего о Петрике Тихо. Зря я сюда пришёл. Невозможно было смотреть на этих искалеченных людей, заглядывать в их бледные, измученные лица. Война, это, знаете ли, не игра, не праздничное шествие. Это беды и боль. Надо было подождать вечера и прийти к госпиталю, где вывесят списки. Я не нашёл Петрика, зато меня затошнило и потемнело в глазах. Я ринулся было уходить, когда заметил долговязую фигуру приятеля – младшего доктора Шу, и пристал к нему с этим вопросом.

– Не знаю я, – вздохнул он. – Я не видал Чудилу. Где тут его найдёшь, смотри, что творится. С чего ты вообще взял, что ранен, почему сразу сюда пошёл? Здесь полно других моих знакомых, Миче.

Я знаю. Я сам склонялся над ними и звал их по имени, но не все откликались. Моя душа была полна ужаса, а живот сводили спазмы.

– Ты, Миче, или помогай или шуруй отсюда, – сказал Шушик.

– Но… Что делать надо?

Сколько-то времени я таскал носилки, потому что больше почти ни на что не годился. Когда вернулся домой, то рухнул на кровать, как полено, и проспал часа два, пока меня не разбудили.

– Вставай, Миче, – наш приятель Воки Ловкач тряс меня за плечо. Но мой организм сопротивлялся возвращению из забытья в эту кошмарную действительность. Открыв глаза, я снова закрыл их и отвернулся к стене. Мне всё мерещились эти раненые в порту, эти люди, с надеждой глядящие в море, эта беременная женщина, которую всю в слезах увели с набережной, эти слова Наты: «Миче, ты думаешь, все они утонули?»

И этот Ловкач, который, помнится, был замечен рядом с Назикой, укравшей амулет Сароссе. Я больше ему не верил, и это было горько. Что мы знаем о нём? Он не учился с нами. Он служил на таможне, и мы познакомились с ним через Малька, который привёл его на одну из пирушек по его просьбе. «Прицепился потому что», – объяснил Лёка. Я рассказывал уже, что сам он Ловкача не любил, но тот вошёл в нашу компанию и считался нашим приятелем.

– А ты, Воки, чего одет, как моряк? – спросил я Ловкача вместо приветствия.

– Ну вот тебе и здрасти, – засмеялся тот. – Я только что с корабля.

– Откуда?

– Миче, ты что? Я уходил с флотом. И, представь, не просто так, а на «Северянине». Хоть и простым матросом, но интересно же!

– Стоп! – сказал я. – А почему мы ничего об этом не знали? Почему ты не сказал, что уходишь в море, когда мы тебя встретили у ворот? Почему не знал Малёк, а он работает с тобой? Подожди, он сказал, ты уволился, но ни разу потом не зашёл ни на службу, ни к нам. А мы тоже не могли зайти, потому что адреса твоего не знаем. Где ты живёшь, Воки?

– Как же я мог зайти, Миче, если я был в море? Я для того и уволился, чтобы поступить на корабль. А ко мне заходить нечего. Ты знаешь: отец пьёт, и всё такое.

– Но мы беспокоились. Даже пьяный отец может сказать, где его сын. Ты живёшь в Пониже? Или за городом? – прицепился я. Никто из нас не бывал дома у Ловкача, а вот он у нас постоянно крутился. Что-то он соврёт?

– За городом, – сказал Воки.

– На востоке? На севере? – домогался я, хитрый анчу. – Из каких ворот ты выходишь, Ловкач?

– На севере, – кивнул он.

– Да нет, погоди, в прошлый раз ты говорил, что вышел через Западные ворота и пошёл домой.

– Да? Когда?

– Да когда-то давно.

– Наверное, я сделал крюк. Наверное, надо было куда-то зайти.

Хитрый Ловкач, но я хитрее. Наш город с запада на север можно обходить весь день. Хорош крючочек. Брешет наш дружок. Никогда вообще не было речи ни о каких воротах и месте проживания Ловкача.

– Отца-то как зовут? Встречал он тебя? Мы – так сразу побежали к морю.

– Встречал? – хмыкнул Воки. – Да он совсем допился. Вряд ли он знает, что флот отсутствовал, а я вместе с ним.

– Ты как-то странно к отцу относишься. Пусть допился, но он же тебе отец. Ты даже имя его не вспоминаешь.

– Да ну его, Миче, не о том мы говорим. Ты спроси меня, как всё было. О, как мы расчихвостили пиратов!

Но я не дал себя уболтать.

– Вот видишь, – с упрёком сказал я. – Видишь, ты сражался, ты молодец. Тобою надо гордиться. Я замолвлю словечко – и твоего папашу в Лечебнице превратят в нормального человека. Будет у тебя хорошая семья.

– Да мне и так неплохо. Это у тебя хорошая семья, Миче, вот ты и не понимаешь меня.

– Да у тебя нет сердца! – фальшиво возмутился я. – Даже не надо в Лечебницу. Вот я сделаю снадобье – и ты станешь давать его папаше два раза в день. Будет как огурчик. Кстати, я вспомнил. Ты говорил, его зовут Джоуш Тэрю. Это важно, Воки, ведь над снадобьем надо четырежды произнести имя клиента. Я дам его тебе через две недели, приходи тогда. Итак, что там случилось в море?

– Да, – ошарашено произнёс Ловкач, выпучив от удивления глаза. Когда это он сообщил мне имя папы-пьяницы? Ну, вы-то поняли, что никогда, что ему сейчас приходилось врать и изворачиваться. – Да, – повторил он выдуманное мной имя: – Да, Джоуш. А что было? О! Мы напали на пиратов у острова Куа, мы даже не дали им выйти из бухты. Знаешь, кто сказал, что они прячутся там и ждут, пока мы отбудем на Лийские острова?

– Догадываюсь. Чудила? Он был на «Великой Някке»?

– Да! Да! Его очень ценит адмирал. Они вечно вместе, – с некоторой обидой подтвердил Ловкач. – Представь, никто не знал, что планы меняются. Всё случилось в последнюю минуту, когда адмирал собрал всех капитанов. Приказ короля. Мы сначала шли намеченным курсом, потом вдруг ночью повернули назад, к острову Куа. Говорят, что это Чудила заранее попросил кого-то из рыбаков или из моряков пошпионить и выяснить, где могут скрываться пираты. Прямо в море подобрали человека на яхте, который очень спешил шепнуть ему об этом. Мог не успеть. Мог просто разминуться.

Вы посмотрите, каков Петрик, наш тайный полицейский! Пока мы с Мальком и Рики рыскали по пещерам, а сам Чудилка сидел под домашним арестом, он ухитрился выслать разведку. У него везде приятели! И точно – могли не успеть разузнать и отчитаться, слишком мало было времени до отхода кораблей. Но вот что интересно: мне померещилось или я и впрямь уловил в голосе Ловкача злые нотки? Он продолжал:

– А следующей ночью был шторм – и мы напали на них, хоть это было опасно.

– На пиратов нападать всегда опасно, – буркнул я.

– Да, но я в смысле шторма. Такая драка была… Страшно, Миче. Ещё так темно, и волны, и дождь. Но это ещё не всё. Пришлось гоняться за теми судами, что улизнули. Ужас, я просто с ног валился.

– Ты бегал за кораблями пешком? – усмехнулся я.

– Нет, просто всё время на ногах, всё время в работе. Ещё дожди без конца. Бои… – голос Ловкача дрожал, он смотрел мимо меня, должно быть, заново переживая все эти ужасы: сражения, смертельную опасность и усталость, угрозу со стороны переменчивого моря. – Мы сражались ещё позавчера. Мы разбили пиратов даже в их логове, на Лийских островах. Да, мы добрались и туда – надо же покончить с пиратством. Часть кораблей контролирует побережье…