Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

Он ещё что-то говорил, наш новоиспечённый моряк. Я смотрел на него и думал: вот так рушатся приятельские отношения. Враньё насчёт папы, нарочно выброшенный, якобы украденный кошелёк… Что ещё?

– Ты, Миче, не знаешь, кто тот человек, который для Петрика шпионил?

Откуда мне знать, меня не было в городе, я не виделся с Чудилой, я не успел нормально с ним поговорить. Я хотел бы знать, какое дело Ловкачу до имени этого человека, моряка или рыбака. Тем более, этих людей, скорей всего, было несколько.

– Ну… Он же герой! Заслуживает всяческих почестей за такую смелость, – объяснил наш товарищ свой интерес.

– Где Чудила, Воки? – спросил я.

– Где?

– Я тебя спрашиваю.

– Ну, вообще-то я думал, что застану его у тебя. Может, он домой пошёл? Может, приехали его родители, и он сейчас с ними? Может, он ранен?

– Ты когда его видел? – спросил я.

– Позавчера.

– До боя или после?

– Во время. Мелькнул где-то, когда мы…

Дзинь – дзинь!

Я вскочил, как потревоженный заяц. Кто-то пришёл!

По дорожке ко мне бежал зарёванный Рики.

– Нигде нет Петрика, – захлюпал мой ребёнок, уткнувшись мне в живот. – Хозяйка обещала сразу сообщить, если объявится.

Чикикука льнула к его ногам и жалостно на меня смотрела. Часто мне казалось, что она понимает человеческую речь.

Следом за Рики вошли Ната и Малёк.

– Пропал без вести, – сказали они. – Вывесили списки. Петрик Тихо пропал без вести. Позавчера.

– Но это ведь значит, что он найдётся? – проскулил мой очень младший брат.

Мы переглянулись беспомощно.

* * *

Пришли наши родители… Ах да, я не сказал, что папу уже отпустили домой. Он уже даже не ходил на процедуры, и выкинул не только костыли, но и палку. Врачи в Лечебнице удивлялись тому, что папа вдруг так быстро пошёл на поправку. Мы с Рики навещали отца почти ежедневно, болтали, а Чикикука забиралась ему на колени. После каждого посещения папе становилось всё лучше и он, смеясь, утверждал, что это от нашей большой любви и внимания… Родители пришли, и мы сидели, не зажигая огня.

Что же мне делать теперь? Петрик мне дорог совсем как Рики. Кто будет будить меня дикими воплями, входя в окно вместо двери? Кто будет болтаться у меня по выходным с утра до вечера, лазая с Рики по черешням и ругая меня за то, что я никак не куплю ребёнку ролики? Как мне быть без его упрямой веры в меня и готовности помочь во всём в любой час? Он был частью моей жизни и частью жизни моей семьи. Его родители были далеко, и он приходил к нам, чтобы провести вечер с моим папой за кошмарной умственной игрой королей, в которую я всегда проигрываю, а Чудила как раз наоборот. А если мама за его чудачества запускала в него мокрой тряпкой, он не обижался, а покорно шёл помогать мыть посуду, если у кухарки был выходной. Думая о Петрике, я вспоминал, что у нас и некоторые привычки были похожи, и мы перенимали друг у друга разные словечки и выражения быстрее, чем прочие наши друзья. У нас даже в уголке правого глаза было по одинаковой родинке, только у Чудилы она нормальная, а у меня – розоватая такая. И нас обоих это не смущало, а почему это должно смущать нас, мужчин, если нашу красивую королеву такая же родинка в уголке глаза ничуть не портит? Надеюсь, хоть у неё в семье всё нормально.

Не успел я так подумать, как папа вздохнул, встал и зажёг настольную лампу. Лучше бы он этого не делал. Мы заморгали красными опухшими глазами, а папа грустно сказал:

– Что ж, это цена победы. Но раз сказано, что пропал без вести, значит, надежда есть.

Заговорила мама Малька, всегда бывшая в курсе всех сплетен:

– Король с королевой, бедные люди, у них тоже такое же горе.

– Какое горе? – спросил Ловкач.

– Так ведь наш королевич тоже не вернулся. То ли убит, то ли взят в плен, а может, просто утонул. Не все умеют плавать.

Моя мама вдруг залилась слезами, припав к плечу мамы Наты, и плакала так горько, что у меня сердце едва не разорвалось.

Папа поджал губы, засопел и отвернулся.

– Никому не пожелаешь, – тихо сказал он, – тем более другу юности и детства.

– Кто друг? – поинтересовался Рики, обнимая маму.

– Как кто? Мы с Охти учились вместе. Только в ту пору никто не звал его «ваше величество», а дразнили Котофеем. Очень хороший человек. Мой и мамин товарищ.

Удивительное признание! Даже я не знал, хоть я старше.

– А что же сейчас вы не дружите? – пристал простодушный Рики.

– Почему-почему, не ясно что ли? – пробурчал Малёк. – Кто дружит с величествами? Только вон Миче.

– Если у человека горе – надо пойти и пожалеть, – не сдался мой очень младший брат. – Тем более, если человек – друг юности. Пойдёшь, па?

– Кто ж его пустит во дворец? – постучал по лбу Ловкач. – И у нас у самих горе.

Натина мама сказала:

– Но может, королевич найдётся? Может, и Петрик найдётся, раз без вести?

Ната тихонько заплакала. Чикикука заскулила. А я почему-то вдруг резко вышел из ступора. Я не могу, когда при мне скулят.

– А что я сижу-то? – заговорил я, подскочив. – Если Чудила живой, я найду его! Эх, сколько потеряно времени! Что же я сидел-то? Больше никогда! Только сразу! Рики, давай, тащи, что нужно. Почему я не додумался погадать? Вспомнил! Полдневный Поиск после полудня было поздно проводить.

– Проведёт, значит, что-то другое, – пояснил присутствующим Малёк.

– Говорил я тебе, – не сдержался братец.

– Я узнаю, жив ли он, и сразу отправлюсь искать. Но мне нужна Петрикова вещь какая-нибудь.

Говоря это, я уже раскладывал гадательные принадлежности трясущимися руками при свете пододвинутой к себе лампы.

– Рики, – лихорадочно восклицал я, – тащи какую-нибудь Чудилкину вещь. Их полно тут. Скорее.

Получилось так, что я сидел в круге света, а края комнаты тонули в полумраке, потому что это была маленькая настольная лампа, вроде ночника. Раскрылась дверь, ведущая в коридор, и оттуда вылетело и закачалось в проёме, в тени, привидение. Самое настоящее. Оно качалось в воздухе туда и сюда, окутанное чем-то вроде облака, а полы его белого балахона развевались. Все мы ахнули в один голос, а храбрый Рики заплакал. Чикикука спряталась под диван.

– Ищешь вещь, принадлежащую твоему другу? – обратился ко мне призрак загробным голосом. – Подойдёт ли душа Петрика Тихо?

– Нет! – отказался я.

– Подойдёт. Как это нет? – настаивало привидение. – Подойдёт-подойдёт.

Оно опустилось на пол и бесшумно скользнуло ко мне:

– Уже подошла.

– Что подошла? – совершенно обалдев, прошептал я.

– Душа.

– Петрик! – дошло до меня. – Петрик, это ты?! Ты умер? Нет, ты не умер!!! Ну так я убью тебя!

Вмиг это чудило было облеплено нами с ног до головы. Мы тискали его и вытирали счастливые слёзы о различные его части тела. Малёк отвесил ему подзатыльник, а потом выдрал его из рук моих родителей в свою пользу. Рики прирос к Петрику, как привитая веточка к молодой яблоне. Чикикука скакала у нас под ногами на задних лапах. Моя мама благородно простила балбесу испорченный мой любимый пододеяльник и обрезанную бельевую верёвку. Папа высказал предположение, что Петрик голодный, Ната сбегала на кухню и принесла еды. Старшее поколение её семьи и семейства Мале водило вокруг хоровод. Ловкач тоже радовался.

– Я на минутку! – говорил Чудила.

– Садись ешь.

– Да я потом…

– Ешь сейчас.

– Мне бы пойти…

– Куда ты пойдёшь?

Он улыбнулся:

– У меня же есть свои родители? А? Есть? Так они же меня не отпустят. Поэтому я сначала к вам. Но на минутку!

– Так поешь, а потом пойдёшь.

Чудила сел за стол. А куда ему деваться? Он был бледным и оборванным, а левая рука перевязана грязной тряпкой, но это не мешало Петрику махать ею во все стороны.

– Ты что? Родители умрут, увидев тебя в таком виде. Миче, дай ему во что переодеться. И посмотри, что у него с рукой. Пошепчи там или что.

Я вынул Петрика из-за стола и уволок в свою спальню. Он умылся, переоделся, а руку я ему быстренько залечил. Ну, почти. То была маленькая ранка.

– Ужас, Миче, я просто с ног валюсь. Вы бы меня отпустили, а то я не дойду. Усну на газоне. Я завтра приду и всё расскажу.

– Устал, а играешь в привидение, балуешься иллюзиями и воздушными эффектами, – попенял я. – Ты поешь, а мы тебя довезём. Мы тебя проводим.

– Я не знаю, Миче, мне как-то неудобно. Мои родители останавливаются во дворце. Найму извозчика.

– Представь, – сказал я, – оказывается, мой папа и наш король дружили в юности. А теперь получается, не дружат. А что, собственно, тебе неудобно?

– Мне неудобно, что я вроде как задаюсь. Или что? Ничего? А ты знаешь, бывают в жизни такие ситуации, когда в жертву обстоятельствам приносится дружба.

– Дурацкие обстоятельства.

Чудила вдруг рассердился:

– Не говори ерунды! Если не знаешь, лучше молчи.

Я удивился. Чудила – это не я. Он гораздо спокойней, и редко выходит из себя. Значит, дело серьёзно, и лучше я пока буду молчать. Я махнул рукой на обстоятельства, всё равно из папы или из Петрика я когда-нибудь вытяну, что тут за секрет.

Мы вышли в столовую, и Чудилу снова усадили за стол. Глядя на то, как он ест, я понял, что мой друг просто смертельно голоден.

– Что с тобой случилось, Петрик? – спросили мы его, когда он немного уже наелся.

– Мы вообще не спали, всё время переживали, – укорил его Рики, ласкаясь к Чудиле, как котёнок.

– Да всё было нормально, всё как у всех. Сражались мы. А позавчера меня какая-то скотина столкнула в воду. Бой был на палубе.

– Оступился, наверное, – предположил Ловкач.

– Столкнула скотина, – упрямо стоял на своём Петрик. – Во время боя стукнула меня по голове. Только я не отключился, а так, немного дезориентировался. Так меня эта дрянь схватила за ноги и перекинула через борт. И уже когда я упал, там, внизу, ударился сам и потерял сознание. Смотрите, какая шишка. Убиться же можно было! Или даже вообще утонуть. Чёртов пират! – поморщился Чудила, поглаживая себя по темечку, а Чикикуку, забравшуюся ему на макушку, по спинке. – Знаете, в чём дело? На обратном пути, позавчера, наткнулись мы на пару их судов. Они сначала где-то затаились, а потом решили рвануть домой, в своё пиратское логово. Да не вовремя высунулись. Им было без шансов уцелеть. Я очнулся после падения, гляжу – нигде никого. Сам я на каком-то обломке. Думал, думал, куда двинуть, потом сообразил. Поймал доску, чтобы грести – и вперёд. Не так уж далеко от берега.

– Ну ты и сказанул! – ахнул Ловкач. – Тебе оттуда было грести и грести.

Чудила легкомысленно ответил:

– Да догрёб бы ведь когда-нибудь. Шуровал я доской до глубокой ночи, а потом случайно заснул. Устал. Тут меня будят…

– Среди моря? – не поверил Натин папа.

– Ну да, среди моря. Но уже значительно ближе к берегу, я же так быстро работал доской! – (Вы видите, в этом весь Петрик, он никогда не отчаивается). – Я открываю глаза, о! – передо мной шлюпка, полная пиратов. Мама моя! Я чуть со своего плота не свалился. Я так и сказал: «Кошмар какой!» – говорю. А они хохотать: «Не дрейфь, сынок, залазь, нам по пути. Ты к берегу, и мы к берегу». Я им: «Вот уж нет, не залезу». Они опять гогочут: «Надо бы тебя притопить, да жаль. Молоденький ты ещё. Давай, грузись, довезём. Только, – говорят, – долг платежом красен. Ты уж нас не выдавай на берегу. Мы, – говорят, – затеряемся где-нибудь, будто нас и не было вовсе». Я забрался в шлюпку. Нормально добрались и разошлись в разные стороны. Я гляжу – шлюпка уже никому не нужна, ну и воспользовался ею. До города ещё далеко, а по воде я сократил расстояние. А ворота закрыты, ночь уже.

– И что ты сделал?

– Проник через водосток. Там, где в Някку впадает Икка. Надо бы решётку поставить попрочней, я её оторвал.

– Зачем такие сложности, Петрик? Почему бы нормально не войти в ворота?

– Ждать утра? Мне захотелось сейчас. У меня тут вы. У меня мама и папа. Кстати, я бы уже к ним поехал. Спать хочу невозможно. Сейчас приду и завалюсь.

– Ну, давай, давай, – засуетились наши родители. – Давай иди, мама с папой, конечно, с ума сходят. Бедный Петрик, тебе надо скорей отдохнуть. Мы тебя довезём. Нет? Почему? Ладно, найдём извозчика. Давай, Миче, ступай, найди.

Таможенник Малёк возмутился:

– Так что, по окрестностям бродит тьма-тьмущая пиратов?

– Да ерунда, – отмахнулся Чудила. – Они рассеялись. Кто-нибудь займётся чем-то мирным, другие – обычным воровством. Особые неудачники сразу попадутся дозорам. Банды, в которые некоторые потом сплотятся, перебьют. Пройдёт много времени, прежде чем пиратство снова обретёт силу. Я, знаете ли, кокнул их вождя.

– Кого кокнул?

– Какого вождя?

– Ты кокнул?

– Ты лично?! Сам?

– Самого Длинного Когтя?

– Ну да, ну да, – подтвердил Чудила, – ещё в первом сражении, когда был шторм. У острова Куа. Его было легко узнать: злобный, бородатый анчу.

– О! О-о-о!!! – взвыли мы в полном восторге. – О, Чудила, а говорят, он сражается, как бог, и вообще непобедим!

– Враки. Легенда. Какое там непобедим, если даже я с ним справился?

Мы снова повисли на нём, но помня, что Петрик очень устал, быстро отцепились, нашли ему извозчика и отправили к маме и папе. От провожатых он отказался.

Мы вернулись домой слушать похвалы наших собственных мам и пап. Какие мы у них молодцы! Как они нами гордятся! Как они нас любят! Это очень, очень приятно.

Но под восторженное обсуждение подвига Петрика, я хмурился и кусал губы. Я помнил, что рассказывал дед: пираты мстят и убивают тех, кому не повезло расправиться с их вождями.

– Так значит, правда, – спросил Ловкач, – что ты, Миче, приложил руку к разгрому пиратов? Это благодаря тебе корабли сменили курс?

– Да, это благодаря ему, – с гордостью сказал мой папа.

Зря он это сказал. Лучше бы с Ловкачом не разговаривать вообще. Мне стало казаться, что это неподходящее для меня знакомство.

Глава 17. Деревянная сабля

Прошло два дня. В эти дни случился праздник в честь победы, и нас: Петрика, Малька, меня и Рики, в числе прочих, наградили на главной площади за наши заслуги. Была у меня мысль, что Чудила разыгрывает нас, утверждая, что лично прикончил Длинного Когтя, но нет, так оно и было, за то он и был представлен к награде. Причём наш старый адмирал лично, при всех, рассказал о подвиге нашего дружка. Это действительно был подвиг, как бы не преуменьшал его сам Петрик. Причём, из рассказа адмирала выходило, что Чудилка искал этой встречи специально. Я даже подозреваю, что не только для того, чтобы просто облегчить победу, а отчасти и для того, чтобы пиратская месть пала на его собственную голову, а не на чужую чью-нибудь. Мы же вместе слушали дедовы рассказы, а Петрик – он такой вот чудила.

Длинный Коготь и впрямь был непобедимым соперником, опытным, безрассудно смелым воином, и при этом – человеком огромного роста и мощной комплекции. Его свирепость и умение владеть оружием вошли в легенду. По идее, один его крайне лохматый, и злобный вид должен был ввергнуть противника в панику. Особенно чувствительного Петрика, который не выше и не толще меня. Никто до того не устоял перед Длинным Когтем. Наш прежний адмирал погиб от его руки, как и многие другие моряки что опытней, старше и сильнее Чудилки. Атаман крушил ряды врагов со страшной силой. Его участие в битве и умелое руководство, могли решить исход сражения не в нашу пользу.

Но Чудила – он чудила во всём. Он всегда поступает нетрадиционно. Ради оригинальности, он не испугался. Причём, как утверждал Петрик, сам не знал почему. Но я думаю, что постоянно действующая счётная машинка в голове Чудилки быстро просчитала все варианты возможного достижения цели. Он справедливо решил, что там, где много шума и грома, и ненормальных эмоций, рациональный подход и сдержанность могут привести к победе. Худенький, но ловкий и тренированный Петрик довольно долго противостоял этой туше, отвлекая на себя внимание атамана, вывел его из себя своей невозмутимостью и упорством, но потом позволил Длинному Когтю считать себя побеждённым. В тот момент, когда сабля пирата неминуемо должна была бы лишить нашего дружка жизни, он ловко вывернулся из-под удара и нанёс свой. Спокойный Чудилушка вынудил несдержанного атамана действовать по своему плану – и вот результат.

А мы с Рики и с Мадиной Корк стояли тогда под дождём и понимали, что переделка, в которую попал наш Петрик, опасна и может плохо кончиться, и беспокойству нашему не было предела. А Малёк, как он признался, весь извёлся на службе, и улизнул с глаз дяди Тумы, чтобы попросить у Эи заступничества за «этого обалдуя». Ната не спала всю ночь и тревожно вглядывалась в темноту за окном.

Светлый ум, смелость и постоянные тренировки – понятна вам мораль? Петрик был смущён, краснел и опускал глаза.

Мой Рики получил медаль, и его просто распирало от гордости. Мне пришлось устроить детскую вечеринку в саду по такому случаю (взрослых тоже было полно). Мы с Мальком и Чудилой посмеивались и подтрунивали друг над другом. Нас эти малявки заставили тоже быть при наградах.

– Пригласил бы своих родителей, – сказал я Чудиле.

– А они уже уехали, – вздохнул он. – Дела. Совсем мало побыли со мной.

Никто из нас никогда не видел его родителей, но это почему-то лично у меня не вызывало никаких подозрений.

Сегодня утром флот Сароссе отбыл восвояси. Мне принесли от Далима свёрток: тот самый пояс и его прекрасную настоящую саблю. Чересчур роскошный презент на мой взгляд. Я помнил сон, ужаснувший меня в ночь перед знакомством с Далимом. До сих пор я холодел при воспоминании о том, как замахиваюсь острым клинком, и ничто не может остановить сильного и быстрого движения. Хорошо, что я проснулся, не досмотрев. И теперь этот подарок! Я не просил его! Я никогда не хотел иметь саблю! Ружьё – да. Саблю – нет. Если бы я мог, я бы отказался. Но отослать оружие назад мне показалось крайне невежливо и невоспитанно. Далим, конечно, считал, что для человека, изменившего ход войны, это достойная, дорогая и забавная награда – Назика рассказала ему про деревянную саблю.

На самом деле, больше всех других надо было благодарить, чествовать и наградить Лалу Паг, прибежавшую ко мне с ценными сведениями. Это она должна была стать героиней дня, и её имя должно было быть вписано в историю Някки. Но, как вы понимаете, о девчоночке даже никто не упомянул.

Не были при всех произнесены и имена людей, посланных Петриком на разведку, и Рики сказал, что это нечестно.

– Зато безопасно, – ухмыльнулся Малёк. – Тех людей нельзя называть, им тоже мстить могут. Это Петрику всё равно. Страшное количество людей видело, что он сделал с Длинным Когтем. Вы, Аги, давайте-ка, примите меры, как волшебники.

Мы приняли меры. Буквально с того момента, как Чудилка после возвращения отправился к маме и папе.

Рики Далим прислал остроносые модные сапожки, красивый кожаный ремешок, шапку с пёрышками и прочие вещицы, милые мальчишескому сердцу. Против этого я ничего не имел. Мы с принцем виделись и поболтали немного перед церемонией награждения. А вот нашего королевича, который, как и Чудила, внезапно нашёлся вскоре после возвращения кораблей, я не заметил в тот день на площади. Может, он ранен, может, приболел, но не сильно, потому что вид у нашего короля, когда он прицеплял мне орден, был самый сияющий. У королевы – тоже. Если бы с сыном случилось что-то серьёзное, не было бы её на площади, не было бы радости в её лице. Я говорил уже: хоть я время от времени видел королевича, но его внешность не удерживалась в моей памяти, и я не помнил, совсем не представлял, как его зовут. Сам не знаю почему.

В день награждения я озаботился, было, своим здоровьем. Спросил у приятеля моего, младшего Шу, подошедшего нас поздравить, слышал ли он о проблемах со слухом у анчу. Он слышал только о проблемах со зрением.

– Сегодня погода, наверное, такая или мы от множества народа устали, – фыркнул приятель. – Гул такой в голове, как прибой: ышшш, ышшш. И, знаете, довольно часто такое происходит. Особенно на всяких сборищах и гульбищах. Не у тебя одного проблемы, Миче.

– У меня тоже проблемы, – радостно примазался Рики.

– Ага, – кивнул Малёк. – Уши заложило и шуршит что-то. Это от погоды. Так бывает. Когда адмирал говорил, я некоторые слова вообще не слышал.

– А у меня нет проблем, – доложил счастливый Чудила и, хитро блестя глазами, постучал ногтем по золотой длинной пластинке на шее.

Что-то я хотел спросить у него, когда он вернётся. Вы не помните? Может, хотел поинтересоваться, как это его угораздило влюбиться в Мадину Корк, и что он думает с этим делать? Ната была со мной, и Аня была с Лёкой, и они радовались за нас, а Мадины нигде не было видно, и Петрик оглядывался и кусал губу. Лала Паг тоже словно испарилась, и Рики вёл себя точно так, как его старший друг.

Вместе с подарком Далима мне передали записку от Назики. «Бойся Якова Рэютри», – вот что было написано в ней безо всяких объяснений. Я слыхом не слыхивал об этом человеке. Яков Рэютри? Я всю голову сломал, пытаясь сообразить, кто это. Неужели нельзя было написать подробней?

*

И я начал бояться. Я боялся мести Корков, и мести пиратов, и неведомого какого-то Якова. Корки, правда, должны бы сейчас затаиться, чтобы не привлекать внимания к своему имени, не названному ни мной, ни Назикой, ни Лалой. Если бы они что-нибудь сделали со мной – сразу всё стало бы ясно. А вот пираты… С другой стороны, Корки должны бы запретить им мстить. Но если подумать, какое пиратам дело до каких-то Корков?..

Страх, не дававший мне покоя с того дня, как родился Рики, поднял голову и расправил крылья, а я старался прятать его, но не знал, что с ним делать. В детстве доктора объяснили мне, внушили, просто вдолбили, что мой страх не имеет под собой оснований, что гадать, в чём тут дело – это проявление малодушия, недостойное мужчины, и я теперь, если брался за карты, чтобы погадать себе, вспоминал их уроки. Гадательные принадлежности не слушались меня, рассыпались и складывались в комбинации, в которых я не видел смысла, порой просто потому, что темнота застилала глаза. Это от страха увидеть. Понимая, что доктора – замечательные люди, желающие мне добра, и помня их наставления, я гнал от себя страх, хотя теперь, на детской вечеринке, в который уже раз серьёзно задумался: а может, правы не они, а я, предотвративший переворот? Так задумчиво я и провёл некоторое время, глядя сквозь листву на Нату в жёлтом платье, что так идёт к её русым волосам и удивительным золотистым глазам, любуясь её движениями и возбуждённым счастливым лицом.

– Миче, у нас ещё есть то печенье? – донеслось ко мне сквозь визг и верещанье.

– Какое?

– То, с мармеладкой в середине.

– Не помню. Я посмотрю.

Спрыгнув с черешни, на которую я забрался от приставучих ребят, и одёрнув Далимов кафтан, в который они меня вырядили, я пошёл к дому.

– Захвати мою читру, – крикнула Ната. – Я спою.

– Ура! – подхватил Малёк. – И мою свирельку. Потанцуем.

– Да! Да! Потанцуем! – подхватили все. – Тащи все инструменты, которые мы принесли.

Поглаживая Чикикуку, мой Рики грустно вздохнул. Он хотел позвать на праздник Лалу Паг, но не смог её найти и вызвать в сад. Ни вчера не мог, ни сегодня, а ему хотелось с ней потанцевать.

Я начал с кухни. Где оно, это печенье? Неужели всё съели, а я и не заметил? А! У меня в кабинете есть заначка. Я прошёл в кабинет.

Дзинь-дзинь!

Это кто же ко мне?

Выглянув в окно и увидев, кто пришёл… Нет, я даже не берусь описать свои чувства. Самым слабым из них было сильное удивление. Не тратя времени на оббегание стен, углов и дверей, выпрыгнул прямо из окна навстречу тому, кто ко мне явился.

– Привет тебе, Хрот. Ты в гости или подраться? Или ошибся калиткой? Или уже уходишь? – спрашивал я, прикидывая, чем он попытается нанести удар и где скрывает оружие. – Эй, ты чего это, Хрот?

Младший Корк пошатнулся и прислонился к забору. Выглядел он зеленовато и запуганно. Помято и даже небрито. Необычно и странно. И при этом молчал.

– Подожди, постой-ка, сбегаю за стулом, – залепетал я, невежливо пялясь в лицо гостя. – Нет, какой стул? Есть же лавка. Где-то тут лавка. Или в дом? Пошли в дом. Вижу, что-то стряслось. Только тебе придётся перелезть через подоконник, чтобы не увидели остальные. Если ты зашёл погадать, то большая толпа – это не то, что поможет.

Минуту назад, я считал, что Корк пришёл, чтобы, подобно старшему братцу, мне претензии предъявлять и драться.

– Плевать, – чуть шевельнулись губы Хрота, и я повёл его через клумбу к окну, приговаривая:

– Сейчас, сейчас.

Поскольку сын злыдня Кыра не выказал восторга от возможности перелезть через подоконник, пришлось усадить его на ящик из-под цветочной рассады. Ящик установил под окном Чудилка для удобства проникновения ко мне в кабинет. Может, в другое время Корка перекосило бы от прикосновения анчу, но сейчас ему было не до такой ерунды. Он скрючился на ящике, как старичок.