скачать книгу бесплатно
Заметно оживившись, дети ускорили шаг. Дочка опять взяла ее за руку – и опять за ту, в которой была сумка с продуктами. Идти было очень неудобно, на каждом шаге сумка била ее по ноге, но она молчала. Даже дочка давно уже отказывалась ходить с ней за руку, а сын и вообще предпочитал в стороне держаться. Через несколько шагов она все же сменила руку.
– Тебе помочь? – насупился сын.
Надо же, мелькнуло у нее в голове, дожилась – на помощь ребенка напрашиваюсь. А у него и так ранец тяжеленный – одних только учебников шесть штук, да тетради, да пенал, да обувь сменная.
– Да нет, спасибо, – улыбнулась она, – тут уже два шага осталось.
Она повернули за угол дома и направились к своему подъезду.
Откуда до нее тут же донесся возбужденный голос Нины Петровны.
– Да что ты мне рассказываешь! Спешила она, как же! Она же удавится, прежде чем кого вперед себя пропустит. А то я не помню, как два года назад – только-только они сюда въехали – зашла к ней полстакана сахара одолжить. Она на меня так глянула, будто я за банкой икры пришла, – изливала Нина Петровна душу стоящей рядом с ней у подъезда соседке с третьей этажа.
– Ну, не знаю, – нерешительно ответила та. – Я за ней ничего такого не замечала – тихая, спокойная, даже вежливая…
– Вежливая? – взвилась Нина Петровна. – Она тебе «Здрасте» процедит, да глянет сверху вниз, как на бурьян придорожный – в институте она, понимаешь, выучилась. Она хоть раз с кем остановилась, поговорила о чем-нибудь? Нет, куда уж там – не о чем ей с нами разговаривать! А тихой и спокойной любая за мужем-министром будет. Вот квартиру хоть возьми. Они, небось, в своем министерстве в очереди на нее не стояли, это мы с тобой двадцать лет ждали, чтобы свое жилье получить. Так ей еще и тех пайков, что муж домой таскает, мало – и в магазине норовит у простого человека кусок из горла вырвать.
– Да что тут говорить, – заразилась ее страстным негодованием соседка, – вон на выходные на рынок ездят – могли бы всю машину продуктами забить, на всю неделю отовариться. Чтобы хоть после работы в магазине не толклись.
– Так я же тебе и говорю – я после нее взять хотела, так ей жалко стало сказать, что я вместе с ней очередь занимала, – почувствовав поддержку, с еще большей готовностью подхватила Нина Петровна. – За детьми она спешила! То-то ее до сих пор не видно…
Вжав голову в плечи, та, которую позже назвали Мариной, ринулась к подъезду, волоча за собой детей. Лишь бы они не поняли…
Заметив ее, соседка толкнула Нину Петровну локтем под бок. Они замолчали, сверля ее враждебным взглядом. Но, войдя в подъезд, она все же успела расслышать продолжение разговора.
– Да пусть кому хочет, тому и рассказывает, – фыркнула Нина Петровна. – Меня со стройки не уволят – кто им тогда квартиры строить будет…
В этот момент пришел, к счастью, лифт. Шагнув в него, она подождала, пока зайдут дети, и быстро захлопнула дверь.
– Этих теток я тоже перееду, – мрачно буркнул сын.
– Немедленно прекрати всякую чушь нести! – взорвалась она, и к ее огромному удивлению сын ничего не ответил.
Дома она быстро отправилась на кухню – до приезда мужа оставалось совсем немного времени. Разогревая ужин, она вновь мучительно переживала случайно услышанный разговор. Ей было стыдно, что и дети его слышали, и обидно, что в ее неумении врать усмотрели презрительное равнодушие к окружающим, и горько, что она сама не сумела найти достойных слов для ответа. Первой мелькнула мысль рассказать о случившемся мужу.
В самом деле, его семью ни за что ни про что унизили – неужели не найдет он способа укоротить язык желчной сплетнице? Таких, как она, только криком и можно приструнить, если ей в обычной, спокойной речи пренебрежение слышится.
Что-то тут же остановило ее. О чем она только что с сыном говорила? О том, что нельзя грубостью на грубость отвечать? А теперь что – сама хочет за мужа спрятаться, чтобы он меры принимал? А его реакцию не всегда и предскажешь – может не на шутку рассердиться и доставить-таки соседке неприятности. Возьмут и уволят человека или премии лишат. Она поежилась. Нельзя же, в самом деле, из-за минутной обиды всю семью наказывать.
И потом – у мужа ведь такая ответственная работа! Он и по вечерам почти каждый день задерживается, и по выходным не всегда ему отдохнуть удается, если на совещание вызывают. А тут еще и она его в мелкие бабьи дрязги втравить хочет.
К ее размышлениям с готовностью подключился тихий внутренний голос. А и правда – не лучше ли призадуматься, где она сама ошибку допустила? В любом ведь конфликте вина на обеих сторонах лежит. Она ведь действительно никогда не прикладывала никаких усилий для поддержания теплых, доверительных отношений с соседями. Откуда же им знать, что у нее на уме, да и на душе тоже? Вот и сегодня – не в том дело, что врать не стала. Как она будет детей честности учить, если сама о ней забывать начнет? Но ведь могла же объяснить соседке – спокойно, доходчиво, вот у подъезда хотя бы – что в школу опаздывала, что некрасиво учительницу задерживать…
Та, которую позже назвали Мариной, решила непременно извиниться перед Ниной Петровной – и в самое ближайшее время.
К приезду мужа ужин был готов. Лишь только прозвенел звонок, дети ринулись в переднюю. Пока они тормошили там отца, она успела накрыть на стол.
– Папа, папа, ужинать – скоро сказка! – вырвался из общего гама голос дочки.
– Ну, тогда быстро – мыть руки, – бодро скомандовал муж.
– Я – второй, – мгновенно отозвался сын.
Она мысленно улыбнулась. Кто был в их семье во всем первым, у детей сомнения не вызывало. Вот и пример сыну, что настоящее уважение не на боязни строится.
– А мама сосиски купила! – гордо сообщила дочка, отобрав у брата право первой объявить великую новость.
– Да? – В голосе мужа послышалась непонятная усмешка.
В кухне все уселись за стол, и муж сказал, сокрушенно кивая головой: – Я тут думал вас всех порадовать, но раз уж мама купила сосиски…
И он вытащил из портфеля завернутую в тонкую вощеную бумагу палку сырокопченой колбасы.
– О! – При виде редкого лакомства у детей округлились глаза, которые они тут же перевели с мольбой на отца.
– Нет, нет, нет! – важно покачал он указательным пальцем. – Ужин уже готов, а с этим завтра бутерброды в школу возьмете. Если быстро спать сегодня ляжете, – добавил он тоном, не допускающим возражений.
Та, которую позже назвали Мариной, похолодела. Хлеб! Она ведь так его и не купила! Вчерашний за ужином еще сойдет, но завтра им только гвозди можно будет забивать.
– Насчет бутербродов мы подумаем, – быстро произнесла она.
– Это еще почему? – удивился муж.
– Ты ничего не хочешь папе рассказать? – обратилась она к сыну.
Тот насупился, уткнувшись в свою тарелку.
– Я слушаю. – В голосе мужа прозвучала железная нотка.
Ковыряя вилкой в тарелке, сын выпалил скороговоркой: – Сегодня в столовке меня Вовка из очереди за молоком выпихнул, а я ему фингал поставил. Почти, – запнувшись, добавил он.
– Так поставил или почти? – спросил муж, не сдерживая усмешки.
– Завтра узнаю, – буркнул сын.
– Не забудь рассказать, – сказал муж, придвигая к себе тарелку. – Что еще новенького?
Сын бросил на сестру торжествующий взгляд и энергично принялся за ужин. Дочка удивленно глянула на отца и разочарованно вздохнула.
– Подожди, подожди! – вмешалась та, которую позже назвали Мариной, поворачиваясь к мужу. – Что это он должен будет тебе рассказывать? Он сегодня подрался – тебе этого недостаточно?
– Насколько я понял, – спокойно отозвался муж, – он не просто подрался, а дал сдачи. И я хочу узнать, насколько результативно. Решительные методы должны давать весомые результаты, иначе грош им цена.
– Результативно? – возмутилась она, не веря своим ушам. – Его реакция была совершенно неадекватной! Его всего лишь толкнули – возможно, случайно – а он в ответ руки распустил.
– Вот больше толкать и не будут, – пожал плечами муж.
Дети уже забыли об ужине, глядя во все глаза на родителей. Лицо сына медленно расплывалось в победной улыбке, во взгляде дочери появилась некая задумчивость. Та, которую позже назвали Мариной, почувствовала, что обещанная учительнице воспитательная беседа разворачивается в каком-то не том направлении. Единственным разумным выходом было немедленно прекратить этот разговор, а затем, наедине, напомнить мужу, что когда принципы воспитания в семье и школе не совпадают, в проигрыше обычно остаются дети.
Тихий внутренний голос задумчиво пробормотал, что если принципы воспитания в школе оказываются более достойными, ничто не мешает ей встать на их защиту. Раз уж случилось спорить в присутствии детей, можно на наглядном примере показать им, что папа нам друг, но истина дороже. Как бы только ему дать знать, какую именно истину планируется найти в этом споре?
– Так что, пусть у него самым весомым аргументом будет кулак? – негромко спросила она, делая мужу страшные глаза.
– Еще чего! – возмутился муж, и она с облегчением вздохнула. – Если он сам в драку полезет, то я ему первым ремня всыплю.
– Вот видишь, – удовлетворенно обратилась она к сыну, – а ты кричал, что папа завтра в школу придет.
– М-да? – прищурился муж. – С чего это ты так решил?
Сын опять сник.
– Чтобы он ко мне не лез больше… – невнятно пробормотал он, не поднимая глаз от стола.
– За мою спину, значит, спрятаться решил? – нехорошо усмехнулся муж. – Нет уж, парень, если решил отпор дать, то стой уже до конца. И разбирайся на равных, тяжелой артиллерией не прикрывайся.
– Да что ты говоришь, в самом деле! – не выдержала та, которую позже назвали Мариной. – Он доразбирается! А если завтра родители этого Вовки в школу придут? Жаловаться? Нас потом – что, к директору? А его в милицию на учет?
– А я и хотел сам, – подхватил сын со слезами обиды в голосе, – а училка начала орать, что меня из школы исключат.
– Вот тогда я в школу и пойду, – жестко ответил муж. – Если они из обычной мальчишеской потасовки дело раздувать начнут, тогда я с ними говорить буду – на равных. С учителями тягаться у него еще нос не дорос.
– Ну, давай, учи его, что когда вырастет, кому угодно хамить сможет, – бросила она в сердцах, проклиная себя за то, что не прекратила этот разговор в самом начале.
– Не хамить, – также резко отозвался муж, – а отстаивать себя. Он – мужчина, и ему нужно этому учиться. И начинать лучше с простых, незначительных случаев, чтобы знал, что делать, когда ему в серьезном деле поперек дороги станут.
– Вот он мне сегодня и сказал, – прищурилась она, пытаясь внушить мужу, какие выводы может сделать мальчик из его слов, – что когда вырастет, его все уважать и бояться будут. А не будут – он их всех на машине переедет.
– Пусть ее сначала купит, – фыркнул муж. – А если серьезно – насчет бояться не знаю, а вот уважать себя ему придется других заставить. Чтобы и в споре его слушали, не перебивали, и в спину ткнуть не решались. И уважение это в день совершеннолетия к нему – само собой – не придет. Ему придется его добиться. Именно поэтому не буду я никуда бегать и защищать его, но и шпынять его за то, что сдачи дал, тоже не стану.
– Папа, а мне тоже нужно сдачи давать? – подала вдруг голос задумчиво молчавшая до сих пор дочка.
– Да нет, малыш, – улыбнулся муж. – Девочкам драться не к лицу.
– Почему? – обиженно надулась дочка. – Девочек, значит, можно и толкать, и перебивать?
– Ну, зачем же? – удивился муж. – Девочке нужно быть терпеливой и отходчивой. Она должна учиться вести себя так, чтобы никому не хотелось толкнуть ее. А если ее перебивают, значит, не к месту она заговорила, и лучше ей подождать, пока ее услышать захотят. А то начнет кричать в ответ – и вырастет в толстую и злющую тетку.
– А-а, – понимающе кивнула дочка, – как эта тетка сегодня возле подъезда…
– А вот ей, по-моему, и нужно было сдачи дать, – угрюмо буркнул сын.
Муж вопросительно посмотрел на ту, которую позже назвали Мариной. Она неловко заерзала на табуретке. Вот тебе и на – кто же знал, что дети не только поймут, о чем речь шла, но еще и отцу доложат об инциденте. Фраза сына всколыхнула в ее душе теплую волну благодарности – вот оглянуться не успела, а уже защитник подрастает. Но тихий внутренний голос напомнил ей слова мужа о том, что недостойно укрываться позади тяжелой артиллерии. Вот именно – не будет она жаловаться мужу. Уж чем-чем, а терпением и отходчивостью ее при рождении не обделили.
– Мне кажется, сказка уже начинается, – проговорил муж, глянув на часы. Детей словно ветром сдуло из кухни.
– После сказки немедленно готовиться ко сну, – бросил им вдогонку муж, и повернулся к той, которую позже назвали Мариной: – Так что сегодня случилось?
– Так, ерунда, не о чем и говорить, – отмахнулась она, потянувшись за тарелками, чтобы отнести их в мойку.
– Выкладывай, – коротко велел муж, пригвоздив ее взглядом к табуретке. – Если уж дети что-то заметили, значит, скандал случился немалый.
Та, которую позже назвали Мариной, поняла, что отговорками отделаться не удастся. Как всегда. Она рассказала мужу об инциденте в магазине и о том, чем он продолжился во дворе. Она старалась придерживаться только фактов, опустив особо красочные эпитеты и описание своих чувств, а также тот факт, что в скандале фигурировало и его имя – рассказ получился сбивчивым и невнятным.
– Я только очень тебя прошу, – добавила она под конец, – не нужно принимать никаких мер. Она – просто такой человек: сегодня покричала, завтра забыла. А если ты вмешаешься, то только масла в огонь подольешь.
– Не буду, – с готовностью пообещал муж. – Не хватало мне еще с базарной бабой ругаться. Но если она не угомонится, обязательно скажи мне – я найду способ заставить ее направить свой интерес в другую сторону.
Она глянула на мужа с благодарностью. Вот, не преминул отметить тихий внутренний голос, никогда не нужно опускаться до участия в низменной перебранке. Нужно уважать свое достоинство, тогда и другие будут относиться к нему с уважением.
– Но, честно говоря, – неожиданно продолжил муж, – больше всего в этой ситуации удивляешь меня ты.
– Я? – захлопала она глазами. – Почему?
– Потому что именно ты постоянно в подобные переделки попадаешь, – объяснил муж.
– Да что я сделала-то? – возмутилась она.
– Ничего, – отрезал муж. – И в этом все и дело. Тебя ничего не интересует, ты ни с одним человеком общий язык найти не можешь. Ты хоть раз задумывалась, почему тебя все вокруг в штыки воспринимают? Ты – необщительная, ты людей с таким скучающим видом выслушиваешь, что с тобой и говорить не хочется.
Она молча смотрела на него, не находя ни слов, чтобы ответить, ни воздуха, чтобы вдохнуть. От обиды ей туго перехватило горло.
– И на работе ты ни к чему не стремишься, – продолжал тем временем муж, – и детей тебе увлечь нечем. Книги не читаешь, газеты вообще в руки не берешь, даже телевизор со спицами в руках смотришь. Все у тебя должно быть правильно; живешь, словно кукла заводная – пружинку закрутили, она и шевелит руками-ногами, пока завод не закончится. А чтобы среди людей свое место найти, знаешь, и изобретательность, и находчивость требуются. И умение расположить к себе других.
Из большой комнаты послышалась знакомая с детства мелодия, предшествующая выпуску новостей.
– Идем, новости послушаем, – закончил муж, вставая. – И хорошенько подумай о том, что я сказал. Я не хочу, чтобы дети еще раз стали свидетелями того, как их мать роняет свой авторитет.
– Я лучше посуду пока помою, – натянуто ответила она.
– Вот именно, – кивнул головой муж. – О чем с тобой можно говорить, если ты даже понятия не имеешь, что в мире происходит? Идем, я сказал, – добавил он не терпящим возражений тоном, – посуду потом помоешь.
Войдя в большую комнату, он коротко бросил всего два слова: «В ванную», и дети тут же поплелись к выходу, бормоча что-то под нос – но едва слышно. На экране телевизора уже появилось знакомое всей стране лицо диктора вечерних новостей. Муж удобно устроился на диване и обратился в слух. Похоже, у него даже мысли не возникло, что она может не последовать за ним – так же, как от детей не ожидал он ничего другого, как готовиться ко сну сразу после сказки на ночь.
Она замерла на месте, испытывая сильнейшее желание развернуться и уйти на кухню. Посуду действительно нужно мыть сразу после еды! Тихий внутренний голос прошептал, что душевный покой близких людей не менее важен, чем чистота в доме, и что, спровоцировав еще один конфликт, она всего лишь докажет правоту слов мужа о том, что неспособна разделять интересы окружающих.
Опустившись на краешек дивана, она старательно прислушалась к словам диктора. Опять где-то план перевыполнили. Точное количество тонн стали, выплавленной сверх нормы, ни о чем ей не сказало. Она ежедневно сталкивалась с различными сплавами на работе, но предоставляемые ей для измерений образцы измерялись в десятках граммов. Она попыталась представить себе, сколько образцов потребуется, чтобы набрался вес в одну тонну. Где-то тысяч пятьдесят, наверное. Сколько же она их уже измерила? Вряд ли больше – со всеми-то ее больничными. Это что же получается – за десять лет трудовой деятельности она едва справилась с тонной металла, в то время как повсеместно за месяц намного больше производят, да еще и сверх плана? М-да.
Интересно, к чему она может стремиться на работе, если в любой день ей может потребоваться вызывать врача и сидеть с больными детьми дома? На соседей ей, что ли, детей оставлять, чтобы полет научной мысли не задерживался? Нет-нет-нет, лихорадочно забормотал тихий внутренний голос. Да и потом кусочки металла, которые занимали все ее время на работе, вызывали у нее ничуть не больше энтузиазма, чем потоки стали, льющиеся с экрана телевизора. Не нужно было в политехнический идти, в очередной раз подумала она.
Куда же ей нужно было идти после школы? Дети вышли, наконец, из ванной и направились через большую комнату к себе, в маленькую. Лица у них раскраснелись, и на каждом шагу они тихонько прыскали. Понятно, опять водой брызгались – весь пол, небось, залили. Она поднялась было, чтобы пойти и помочь им побыстрее улечься в кровать, а заодно и проследить, чтобы они собрали на завтра ранцы, но муж негромко бросил:
– Сиди, сами справятся – не маленькие уже.
Она послушно осталась на месте. Придется ей и посуду после новостей мыть, и лужу в ванной вытирать, и одежду в детской складывать, и ранцы, скорее всего, тоже. Хоть бы фильм сегодня какой-то неинтересный показывали, чтобы не жалко было начало пропустить. А еще лучше – футбол. Тогда муж точно на него телевизор переключит и на какое-то время обо всем забудет – и о ней заодно.
Мысли ее вновь вернулись к утраченным возможностям. Может, ей нужно было в педагогический поступать? С детьми она временем никогда не тяготилась. Со своими, правда – а хватило бы терпения изо дня в день с чужими возиться? Она вспомнила сегодняшнюю встречу с раздраженной учительницей и поежилась. Или в медицинский? Ну да, конечно, туда без связей даже думать не стоило. Так же, как и в торгово-экономический…
От резкого звонка телефона она вздрогнула так, что зубы клацнули.
