скачать книгу бесплатно
– К тебе, княгиня? – переспросил Белояр, не представляя, как возможно войти в горницу к такой женщине простому дружиннику.
– Али робеешь? – усмехнулась Милана, задержав взгляд.
Вспыхнув, Белояр проследовал за ней, но, шагнув в комнату, обнаружил, что они совершенно одни, и смутился.
– Всё же оробел! – сказала княгиня с неожиданной лаской в голосе и приблизилась так, что дружинник разглядел каждую ресничку над её синими, словно весенние озёра, глазами.
– Что за дело? – спросил он, не горя желанием задерживаться ни минуты.
Милана помолчала, задумавшись, но, решившись, произнесла:
– Болит душа за князя. Береги его там, в степи. Но ещё пуще береги себя, ибо знай, что жду тебя и…
Княгиня, зардевшись, опустила глаза, но когда подняла их, то воин прочёл в них немой вопрос.
– Спасибо за заботу, княгиня! – сказал он и запнулся, подбирая слова. – За то, что нас с князем ждать будешь, и за ласку твою… Только вот, есть ещё кому ждать меня: жена моя Злата и сын наш Яробор встречать выйдут. Я как завижу их, так душой млею, и не надо мне в те минуты…
Дружинник замялся, подбирая слова, но княгиня остановила его:
– Не продолжай, в том нет нужды! – произнесла она сухо и отвернулась.
Белояр, решив, что разговор завершён, повернулся к выходу, но Милана окликнула его. Он развернулся и увидел в её руках свёрток.
– Возьми! – сказала она с прежней нежностью. – Пусть будет на тебе. Говорят, если обереги с любовью вышиты, то человек неуязвим. Я же буду молиться и ждать!
Дружинник потянулся к свёртку, и ладонь его коснулась нежной руки. От прикосновения его кинуло в жар, и сердце молотом застучало в груди. Он поднял взгляд и увидел заблестевшие глаза на побледневшем лице женщины. «Всё! Теперь так не уйти… Невозможно! – подумал он. – Эти глаза, и руки, и вздымающаяся грудь!..» Белояр шагнул вперёд и решительно притянул ждущую женщину к себе.
Глава 5
Найдёныш
Залитая солнцем Варна томно раскинулась на морском побережье. Наступил полдень, и кишевшие суетливым людом улицы заметно опустели. Жители трапезничали или дремали, следуя древней славянской традиции. Уже отзвучала капель, и всё живое давно проснулось. Дожди успели смыть промозглый запах зимы, и в чистом, свежем воздухе разлился волшебный аромат душистых цветов.
– Божедар! – позвала женщина, выглянув из окна рыбацкой хижины.
Она поправила наползающий на лоб белый платок с яркой вышивкой по краям и снова позвала:
– Божедар, иди полдничать!
– Сейчас, тётя Стана! Только со снастями закончу!
Худощавый юноша с копной светло-русых курчавых волос уже заканчивал ремонт порванной сети. Завершив работу, он пересёк небольшой дворик и вошёл в дом. Внутри царил полумрак, но поток света, врываясь через окошко, разлился на накрытом скатертью столе. На нём в котелке дымилась трахана – каша из дроблёной пшеницы, на рушнике лежали нарезанные ломти ржаного хлеба.
– Поворачивайся живей! – поторопила Стана дочь – девочку семи лет. – Видишь, брат уже здесь!
Девочка и так уже спешила с кувшином молока в руках. Вытянув слабые ручонки, она осторожно поставила его на стол рядом с юношей. Тем временем женщина поднесла посуду и села напротив. Рядом с Божедаром юркнула на скамью и девочка. Строго говоря, никаким братом юноша девочке не приходился, равно как и сыном этой премилой женщине. Двенадцать лет назад, после жесточайшей бури, его, едва живого, нашли на берегу среди обломков мачт. Мальчик был едва жив, и муж Станы Любомир принёс его на руках. У них уже было два своих сына, а рыбацкая семья, как и весь посёлок, жила небогато, но сомнений относительно дальнейшей судьбы найдёныша ни у кого не возникло. Есть два сына – теперь Бог дал третьего! Мальчик в тот страшный день потерял всю семью. Разбушевавшаяся стихия вздыбила целые горы вод, которые поглотили корабль и людей. Натан помнил крики, заглушаемые воем ветра и грохотом волн, себя, привязанным материнским платком к обломку доски и её, из последних сил плывущую рядом. Женщина недолго продержалась в воде. Он видел одну только голову матери, то и дело захлёстываемую волной, её разметавшиеся вокруг волосы и искажённое ужасом лицо. Она, видимо из последних сил, крикнула что-то, но Натан не расслышал её. На мгновение лицо матери прояснилось, она последний раз взглянула на него полным любви и надежды взглядом и разжала удерживающую сына ладонь. Вода накрыла её и теперь не отпустила, оставив мальчика одного среди бушующего безбрежного моря. Когда Любомир нашёл его, то, кроме имени, Натан помнил только, что плыли они, направляясь к новому, присмотренному главой семьи дому. Кроме отца с матерью, на корабле находились две его сестры и брат. Мальчик назвал их имена, но чем занимался отец, откуда и куда плыло судно, он не знал. На вид ему было не больше пяти. Одет в красивую расшитую серебром рубашку и такие же порты, а на шее, видимо, одетый матерью в последнюю минуту, золотой медальон на цепочке из того же металла. Внутри находился ничем не примечательный клок волос, но на лицевой стороне медальона – выгравированная лилия и встроенный над ней алмаз. Мальчик рос среди названных братьев, занимаясь тем же, что и все рыбацкие дети, – ходил с приёмным отцом в море, смолил лодку и чинил порванные снасти, в свободное время успевая помогать Стане в полевых работах. При всём его старании, от мальчика было мало проку: сложением и ростом он гораздо уступал своим болгарским сверстникам, но, похоже, живи он среди своего народа, и тогда не отличался бы силой и сноровкой. Ко всему прочему Натан оказался слаб здоровьем и часто болел, будучи источником переживаний и хлопот всей семьи. Четыре года назад он, возвратившись с осенней рыбалки, сильно захворал. Все дни, пока приёмный сын метался в жару и бреду, Стана не находила себе места. Пригласили знахарку, и она, вытянув все сезонные накопления, принялась лечить молитвами и травами. Шло время, но болезнь не отступала. Тогда бабка, щурясь выцветшими, подслеповатыми глазами, посоветовала:
– Имя ему менять надо. Видать, пришла Мара от Чернобога по его душу забрать то, что в тот день на море не удалось. Ты его в сыновья приняла, так теперь и имя ему новое дай! Одень его в новую рубаху с тем именем, вышитым внутри ворота, умой в ней, называя по-новому, и иди в церковь, ставь на то имя свечу во здравие.
– Кому ставить-то? – спросила женщина.
– Известно кому! – с прозвучавшей в голосе строгостью ответствовала старуха – Матери-Сва в образе Пресвятой Богородицы! Ей, родимой!
Она помолчала, оглядывая покрытого потом мальчика, и добавила:
– Ставь три свечи перед ней: Матери-Сва, Макоши и Живе. И молись им, пока пламя тех свечей не погаснет. Да не вздумай на попа с его приспешниками отвлекаться, не Прави они служат!
Бабка ушла, а Стана, посоветовавшись с Любомиром, нарекла того, кого приняла даром Богов, своим, славянским именем – Божедар. Она в точности поступила так, как советовала ей старая знахарка, и мальчик пошёл на поправку. Что явилось тому причиной – всё побеждающая юность, заботливость Станы с её материнскими хлопотами или принятый совет, известно одному Всемогущему Богу, но с тех пор в семье, а вскоре и во всём посёлке мальчика стали звать его новым именем. Все последующие годы женщина не могла нарадоваться, глядя на младшего сына. Он подрос и перестал так часто болеть, но она, для пущего спокойствия на душе, уговорила его креститься, а окрестив, стала брать в церковь, которую рыбацкие семьи исправно посещали в праздничные богослужения. Священник сразу приметил смышлёного юношу и определил его в церковный хор. Натан, обладая хорошим голосом и слухом, тем не менее оказанной честью тяготился, но зато, взамен постылому занятию, приобрёл захватившее его увлечение. Однажды по окончании церковной службы он помог священнику отнести пожертвованные мирянами продукты. Его дом находился рядом, но пришлось делать несколько ходок. Юноша занёс последнюю корзину и собирался уже уходить, когда взгляд его скользнул по лежавшей на столе книге. Она была раскрыта на странице, в половину которой пестрела картинка. Натан приблизился и взял увесистую книгу в руки, всей ладонью ощущая шершавость кожаного переплёта. Он с любопытством рассматривал библейский сюжет, затем внимание его привлекли крупные, расписанные замысловатыми крючками буквы. Разглядывая их, он перелистнул страницу и услышал голос священника:
– Интересно? А вот моему остолопу только картинки разглядывать! Все силы положишь, прежде чем псалтырь прочесть заставишь!
С того дня настоятель принялся обучать юношу грамоте и вполне преуспел в своих стараниях. Натан на лету схватывал все премудрости и вскоре, научившись всему, что мог ему дать новоявленный учитель, взахлёб перечитал все его написанные на греческом церковные книги. Он быстро выучился счёту и стал уже овладевать старинным руническим письмом, но в прошлом месяце пришлось оставить занятия. К этому времени старшие сыновья Любомира успели жениться и со своими семьями проживали отдельно. Теперь Натан выходил в море с приёмным отцом чаще, но помощник из него вышел не такой сноровистый, как из братьев. В очередной раз, запрягая коней в полный воз рыбы, юноша провозился с постромками. Погода на глазах портилась, и надо было успеть на рынок до того, как размоет дорогу. Неожиданно грянул гром, и кони, испугавшись, прянули вперёд, сбив незадачливого юношу с ног. Он так и лежал, ошарашенный видом проносящихся перед глазами копыт, когда огромное, облепленное грязью колесо наехало на откинутую в сторону руку. Натан, словно наяву, помнил боль в сломанной кости, свой истошный крик и безжизненно повисшую руку, когда он вскочил на ноги. На крик сбежались приёмные родители с сестрой, за ними соседи. Все засуетились, стараясь оказать помощь, но их усилия мало помогали.
– Срочно везите к врачу! – посоветовал сосед, толстяк с лысеющей головой и густой русой бородой. – Только он кость вправит как надо, опять же рана открытая, зараза по всей руке разойтись может!
Забыв о ломящемся от улова возе, быстро собрали все имеющиеся в наличии деньги и на одолженной у соседа телеге повезли пострадавшего в Варну. Благо, что врача застали на месте. Он долго осматривал и щупал опухшую руку, не обращая внимания на громкие стоны, затем оглядел ожидавших рядом Любомира и Стану. Рыбак одёрнул грязный, в пятнах жира подол и узловатыми, покрытыми ссадинами и мозолями руками потянулся за пазуху.
– Ты в нас не сомневайся, мил человек! – поспешил заверить он и достал звякнувший медью монет холщовый мешочек. – Деньги есть!
– Видишь ли, рыбак! – сказал врач. – Мои услуги дороги, по карману только состоятельным горожанам, а здесь и вовсе случай сложный, горсткой меди не отделаться. Поищи кого подешевле, хотя не думаю, что кто-то возьмётся!
– Как же так, родимый! – всхлипнула, упрашивая, женщина. – Погляди на него! Едва добрались до тебя! И так ведь сын мается, а тут ещё эта тряска!
– Ничего не знаю! – отрезал эскулап. – Даром больных не принимаю!
– Да какая же сумма тебя устроит? – спросил Любомир, сдвигая густые брови.
Врач назвал, и супруги переглянулись. Стана, вздохнув, выудила откуда-то из потайного кармана блеснувший золотом медальон и положила на стол.
– Вот, в залог оставляем. Соберём по соседям недостающее – выкупим. А ты уж постарайся, голубь, от всей души просим!
Врач потянул за золотую цепочку и поднял медальон, внимательно рассматривая его на свету. Затем повернулся к рыбацкой паре и строго спросил:
– Откуда взяли?! Не придут за ним?
– Не бойся, его эта безделица! – сказал Любомир, кивая в сторону приёмного сына. – При нём была, когда нашли!
Ему, не утаивая, рассказали всё, и врач, пристально вглядевшись в примолкнувшего юношу, спрятал предложенный залог в ларец. Затем он помыл руки и приступил к операции. Этот врач пользовался известностью в городе. Будучи евреем, как и многие его коллеги, он при более внимательном рассмотрении узнал в своём пациенте родную кровь и теперь прилагал всё своё старание. Лекарь довольно долго провозился с раненой рукой и, уже накладывая отвердевающую повязку, задал юноше давно вертевшийся на языке вопрос:
– Каким именем назвали тебя при рождении?
– Натан! – бесцветным голосом произнёс молодой человек, совсем вымотавшись от перенесённой боли.
Еврей хмыкнул, утвердившись в своём предположении, но озвучивать его не стал.
– Через два месяца приводите для снятия повязки, – сказал он, обращаясь к мужчине с женщиной. – И назначенную сумму не забудьте! Не соберёте к сроку – оставлю медальон себе!
Сегодня, когда ещё не наступило время снятия повязки, Натан выполнял посильную работу во дворе, пока Любомир продавал рыбу в городе. Рука зажила, и юноша в нетерпении ждал, когда уже освободится от наложенной врачом основы. Стана некоторое время смотрела, как он управляется ложкой, неуверенно удерживая её в левой руке.
– Не болит? – спросила она.
– Говорю же тебе, тётя Стана, – давно уже! Будь по-моему, так уже и сам бы эту штуку снял!
– Экий ты быстрый! – упрекнула женщина. – Вот сегодня продаст Любомир улов, завтра ещё, сколько недостаёт, у родственников займёт, а там и в Варну поедем. Потерпи, всё равно до оговоренного срока ещё целая неделя!
– Знаю, – буркнул Натан. – Вот только, как деньги соберёте, надо сразу, не дожидаясь означенного дня, к тому врачу идти. Мало ли что у него на уме. Вдруг уедет куда, потом докажи, что долг вовремя принёс! Присвоит медальон, и правды не добьёмся!
– Не переживай попусту, так и сделаем, – успокоила юношу Стана.
Натан опустил раскрасневшееся от волнения лицо и молча доел кашу. Затем поднял голубые глаза на женщину и с юношеской горячностью заверил:
– Ты не думай, тётя Стана! Я те деньги за сломанную руку возмещу… Как только от этой штуки избавлюсь, так и заработаю!..
– Вот ещё! – прикрикнула женщина. – Что значит возмещу?! Ты ведь нам не чужой, о своём заботились. Да и сам посуди: о ком нам ещё стараться? Старшие выросли и отложились, только и остались у нас, что ты да Белава!
– И всё же мы эти деньги быстро вернём! – поправился Натан, говоря уже не только о себе. – Конечно, в море подольше бывать придётся, но и кроме рыбы есть чем в базарный день заработать! Я ведь грамоту хорошо разумею, могу письма на заказ писать. А нет, так счетоводом к какому купцу устроиться, настоятель меня весьма хвалил!
Стана, улыбаясь, склонила голову на ладонь и вздохнула.
– Какой же ты худой да низкорослый удался! Скоро время женой обзаводиться, да где тебе такую малютку найти?
– Найду, тётя Стана! – со всей горячностью заверил Натан. – Не только болгарские девушки есть на свете! Взять хотя бы Варну – вон сколько в ней гречанок, а они передо мной все в росте уступают!
Болгарка улыбнулась, но, решив не спорить, промолчала. Болгары на Балканах проживали уже несколько веков, и всё это время отношения с соседями у них оставались сложными. С ними то воевали, то заключали союзы, выступая против общих врагов. Империя упорно отказывалась оставлять в покое этот славянский народ, но и владеть им сил тоже не имела. В свете этих событий болгары греков не жаловали и терпели, пока соблюдался мир. Впрочем, те платили им той же монетой, и на их расположение к взращённому болгарами юноше вряд ли можно было рассчитывать. Но вскоре от невесёлых мыслей её отвлёк возглас Натана:
– Любомир вернулся, тётя Стана!
Они с мужем всегда называли Натана сыном – при своих и посторонних, не делая для него никакого отличия от родных детей.
– Почему он не называет вас отцом и матерью? – спросила как-то соседка. – Ведь вы взяли его в семью!
– Зачем? – удивилась Стана. – Ладно, если бы он нам грудным достался. А так, в его возрасте, родную мать из памяти не выветришь, да и ни к чему это! Она ему жизнь дала, и никто ему её не заменит. Пусть зовёт, как есть, главное – что на сердце!
С улицы раздалось тарахтение телеги, ржание коней и крики соседской ребятни. «Чего это они сбежались? – подумала женщина. – Как будто телегу с лошадью впервые увидели!» Она быстро убрала со стола посуду и вышла во двор. И только там поняла причину поднявшегося шума. Из Варны Любомир возвратился не один. За их возом остановилась крытая парчой дорогая колымага, запряжённая двумя парами рысаков. Кучер проворно спрыгнул с козел и открыл узорчатую дверь. Первым показался высокий худощавый мужчина в дорожном коричневом камзоле и такого же цвета шляпе. Он на мгновенье задержался на порожке экипажа, одним коротким взглядом рассмотрев вышедших навстречу людей, и уверенными шагами приблизился к распахнутой калитке. За ним уже спешил знакомый Стане врач. В этот раз лицо его излучало радушие и довольство, граничащее с восторгом от одного только вида своего спутника. Любомир, напротив, выглядел растерянным. Он привязал повод к плетню и распахнул калитку пошире, приглашая гостей в дом. Те прошли во дворик, но следовать дальше отказались.
– Зачем? Тот, за кем я приехал, уже здесь! – твёрдо заявил незнакомец, и взгляды приезжих сошлись на юноше.
У Станы похолодело в груди. Она, затаив дыхание, продолжала взирать на мужчин, не произнеся ни слова.
– Что застыла! Твоему Божедару… эээ… Натану радость! Дядя его нашёлся! – громко провозгласил врач и повернулся к спутнику, представляя его. – Господин Соломон, важный человек из…
– Хватит! – властно оборвал его тот и, уже обращаясь к юноше, тем же тоном приказал: – Подойди!
Божедар переглянулся со Станой и приблизился. Они действительно во многом были похожи. Та же курчавость волос, худощавость в сложении и голубые глаза на узких, лобастых лицах. Незнакомец недолго рассматривал юношу. Он принялся расспрашивать его об именах своей кровной родни и задал ещё несколько вопросов, но ими и ограничился. Окончательно признав племянника, Соломон шагнул к нему и обнял, едва улыбнувшись краями губ.
– Слава Яхве, ты жив! – воскликнул он радостно – Собирайся, едешь со мной!
Натан искренне обрадовался обнаружившемуся родственнику, но он совсем не ожидал столь скорой разлуки с приёмной семьёй. Когда дядя освободил его от объятий, юноша растерянно посмотрел на окаменевшую у порога Стану, перевёл взгляд на хмуро теребящего конец поясного ремешка Любомира и на готовую разрыдаться сестру.
– Что, вот так сразу? – спросил он.
– А что тебя здесь держит? – удивился Соломон.
Натан замялся, не находя слов для ответа, но похоже, дядя и не собирался его выслушивать.
– Сейчас же едем к этому достопочтенному человеку, освобождаем твою руку и в путь, мне время дорого! – сказал он.
– Да, у меня уже всё нужное приготовлено! – поддержал его врач. – А что до медальона фамильного, так Соломон его уже выкупил, за это не беспокойся!
Частя и перемежая свой рассказ выражением радости, еврей принялся объяснять, как обратившийся к нему с зубной болью Соломон совершенно случайно увидел у него оставленную в залог драгоценность, забыв упомянуть, что он сам предложил её на продажу по довольно внушительной цене. Он расписал в красках своё счастье, когда столь уважаемый пациент опознал медальон своей погибшей сестры и благосклонное желание увидеться с племянником при полученном известии о нём. Как он, врач, нашёл-таки на городском базаре Любомира и свёл их, и вот теперь вместе со всеми радуется счастью воссоединившихся родственников! Богатый господин при подтверждении своих ожиданий обещал весьма круглую сумму золотом, и радость новоявленного помощника была искренней, но об этой подробности он тоже предпочёл умолчать.
Пока врач старался, расписывая своё участие в состоявшейся встрече, Любомир подошёл к жене и перебросился с ней парой фраз. И когда Натан по завершении монолога врача повернулся к ней, она уже справилась с охватившими её чувствами.
– Бог сподобил тебя встрече с родным дядей, Божедар!.. – сказала она и замялась, но через малое время нашла нужные слова. – Наверное, он тоже любит тебя… Ты знаешь, что нам… мы все любим тебя и желаем добра. Останешься ли ты с нами или покинешь, наше благословение всегда будет с тобой!
Она замолчала, и в воздухе повисло неловкое молчание.
– Да что же мы всё у порога стоим? – спохватился хозяин и повторил приглашение. – Прошу в дом!
Но гости снова решительно отказались и в ожидании ответа воззрились на топтавшегося на месте юношу. Тот, поняв, что пришла пора принимать решение, подбежал к приёмным родителям и обнял их.
– Дядя Любомир, тётя Стана! – с жаром воскликнул он. – Простите меня! Я всех очень люблю: и вас, и сестру с братьями, но поеду с дядей! Ведь знаю, что не осудите вы меня за то, что хочу воссоединиться с прежней роднёй!
Проводы были недолгими. За столь короткое время весть о том, что Божедара нашёл родной дядя, облетела всю улицу, и за плетнём собралась внушительная толпа. Прибежали старшие братья с жёнами, соседи и весь проживающий по улице люд. Все радовались благополучному исходу и высказывали добрые пожелания, только Стана едва сдерживала слёзы.
– Ну что ты испереживалась? Перестань! – сказал ей муж непривычно осипшим голосом. – Что ему у нас? Кроме любви, нам ему дать нечего! А тут родной дядя, и какой! Заберёт его, важным человеком сделает, нужды не знающим. Встанет на ноги, глядишь, и о нас вспомнит, навестит!
Дочь вынесла кувшин молока в дорогу, и мать, перехватив его, подала в руки Божедара вместе с завёрнутой в рушник ковригой свежевыпеченного хлеба.
– Вот, поснедаете в дороге, – сказала она с грустью.
В тот же миг подскочил расторопный кучер и принял молоко со свёртком, освободив юноше руки для прощания. Божедар обнял всех и срывающимся от волнения голосом пообещал:
– Я скоро приеду! Как только смогу, так и приеду!
– С Богом! – сказал Любомир на прощание, и юноша повернулся к ожидавшему в экипаже дяде.
Он вскочил на подножку и через миг уже сидел на узенькой скамейке, выглядывая через окошко на улицу. Там, всё более отдаляясь от тронувшейся с места колымаги, застыли у плетня те, кто долгие годы был ему семьёй. Навзрыд заголосила сестрёнка, и Стана, продолжая махать правой рукой, вскинула к лицу левую. Дорога изогнулась в крутом повороте, и провожающие скрылись из вида. Вот уже, оставшись где-то за холмом, скрылся рыбацкий посёлок, а юноша всё смотрел за окно, вглядываясь в пока знакомый пейзаж. Радость от нежданной встречи сменила непривычная грусть расставания, и он сидел, погружённый в свои мысли, понимая, что сейчас находится на том этапе, когда меняется привычная жизнь. Экипаж, трясясь на ухабах, уже въехал в Варну, когда Соломон нарушил молчание.
– Хватит печалиться, – сказал он. – Теперь забудь о жизни среди гоев! Тебя ждёт прекрасное будущее, полное почестей и богатства!
– А кто это, гои? – спросил юноша, впервые слыша это слово.
– Те, кто не относится к людям.
В глазах Натана так и остался вопрос, и дядя счёл нужным пояснить:
– Сегодня за весь день я видел лишь трёх человек: тебя, вот этого, сидящего напротив, достойного лекаря, и себя, когда утром смотрелся в зеркало. Лишь мы принадлежим к евреям – Господом избранному народу, все остальные, встреченные мной с начала дня, – гои.
