banner banner banner
Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается
Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

скачать книгу бесплатно


– Неужто с миром приехали? – недоумевали люди, с надеждой глядя вслед удаляющимся всадникам.

Мир с половцами, кроме прекращения набегов и кровопролития, сулил взаимовыгодный для обоих народов обмен. Одни получали довольно дёшево пригнанную скотину, вторые – ячмень, просо и все плоды, которыми одаривала земледельцев русская земля.

Владимир принял хана, встретив его у ворот княжьего двора. Под князем гарцевал белый, в яблоках конь, переливался позолотой пластинчатый доспех, переходящий в чешую на подоле. Под порывами ветра развевался накинутый на плечи красный плащ, на груди, поверх пластин, зерцало в виде большого, с крупными лучами солнца, выполненного золотом, с драгоценными камнями по краям. Правители приветствовали друг друга, затем спешились, и Владимир повёл почётного гостя в терем.

В просторной комнате уже накрыт был ломящийся от яств стол, и, следуя русскому и степному обычаям, не приступили к переговорам, сначала не отведав приготовленных угощений.

– Так что привело вас с Кытаном, хан? – задал вопрос Владимир, когда пришёл черёд дела.

Перед ним за другим концом стола сидел один лишь Итлар, но он вёл переговоры за двоих. Второй хан, получив в залог юного Святослава, старшего сына Владимира, с малым отрядом воинов разбил лагерь недалеко от городских стен, у самых переяславских валов.

– Не хотим больше вражды с Русью, – ответствовал хан. – Хотим дружбы, чтобы вместе на врагов наших выступать, а в мирное время торговать на пользу друг друга.

Владимир задумался, ища подвох в словах собеседника.

– Что, в Степи намечается большая война? – спросил он наконец.

– Нет. Всё спокойно в кочевьях, – заверил хан.

– Так что изменилось?

Теперь замялся Итлар. Он отхлебнул уже остывший чай и произнёс:

– Ты, наверное, знаешь, князь, что наши зимовья у моря. Как настают холода, мы, словно перелётные птицы, на полдень тянемся. Там, со всеми нашими стадами, тесно приходится, что многим не по нраву. Опять же, много наших, на вас глядя, также жить хотят. Чтобы вежи в одном месте раскинуть, чтоб сено на зиму здесь же заготавливать, чтобы и летовки, и зимовья в одном месте!

– Понятно, – кивнул князь, – решили у моих границ осесть?

– Есть такое желание, – подтвердил половец, – и не только у нас. Ещё два хана ждут твоего решения. Если договоримся, то и они к нашему соглашению примкнут, а за ними, глядишь, и другие потянутся. Слыхали мы, что ты умён. Настолько, что, не имея достаточно сил, от стольного Киева отказался!

Не сводя глаз с насторожившегося Владимира, хан едва усмехнулся и продолжил:

– Ещё слыхали мы, что ты не настолько глуп, чтобы от своего права на наследство отворачиваться! Когда придёт время, у одного тебя будет половецкая конница: сами за тебя выступим и другим твоих недругов поддержать не дадим! Знаешь сам, в конном бою нам равных нет!

– Хорошо, в военное время вам цены нет, согласен! – признал правоту хана князь и, уводя разговор от щекотливой темы, продолжил: – Но в мирное время что за спокойствие потребуете?

– Ничего! – заверил Итлар. – Нам самим мир выгоден. Во-первых, сможем беспрепятственно свои стада на продажу гонять, а чем обширнее твои владения, тем и нашему товару раздолья больше. Во-вторых, и тебе выгода: купцы твои не только речным путём под стрелами, как сейчас, но и посуху, под нашей защитой, смогут до самого моря добираться. Пойдут караваны – и нам прибыток с твёрдого сбора, и купцам, и тебе!

Владимир задумался. Картина вырисовывалась заманчивая, вот только неясно, какая сила готова примкнуть к нему, помимо этих двух орд, и насколько они, Итлар с Кытаном, способны подмять под себя остальные ханства? Не получится ли, что вместо ожидаемой поддержки Владимир сам увязнет, поддерживая слабых в степной междоусобице? Опять же, Святополк, при всей своей наивности, догадается, против кого может быть направлен этот союз, а готов ли к открытому противостоянию он сам, Владимир? «Что-то запаздывает сын Ратибора, – подумал князь. – А между тем совсем не мешало бы знать мнение Великого князя!» Время шло, но Олбега всё не было, и пришлось принимать решение без великокняжеского ответа. Перед самым заходом солнца Владимир дал согласие на мир и дружбу. Оба, он и Итлар, принесли клятвы – один перед иконой Спасителя, другой – вознеся глаза к небесному Тенгри. С лица хана спало напряжение, и он, собрав морщинки у глаз, сиял уставшими, но довольными глазами.

– Сейчас же отправлю воина с известием Кытану! – сообщил он. – Пусть празднуют заключение мира!

– Верно! – поддержал князь. – Переночуй у меня, а утром я тебя с ответными дарами, с почётом до валов провожу. Там ещё с Кытаном переговорим, и в счастливый путь!

Ночью в дверь спальной комнаты постучали. Доложили о возвращении Олбега, а с ним киевского боярина от Святополка. Владимир оделся и принял прибывших в той же самой горнице, в которой ещё днём вёл переговоры с ханом Итларем. Здесь уже ожидал поднятый с постели Ратибор. Он дождался, когда князь опустится в свой резной, крытый золотом стул, и встал по правую руку. Вошли двое. Они остановились перед князем, и неверный свет свечей заиграл тенями на их непокрытых головах. Рядом с вернувшимся дружинником стоял пышнотелый Славята – боярин из старшей дружины Святополка, которого Владимир пару раз примечал в его окружении. Ольбег, перехватив взгляд князя, шагнул вперёд и, указывая на спутника, представил:

– Ближний боярин великого князя Святополка – Славята. Великий князь просил…

– Великий князь Святополк просил сказанное мной принимать так, словно сказано им! – перебил дружинника боярин, полагая, что соблюдать дальнейшее молчание ниже его достоинства. – Шлёт тебе привет Великий князь и признательность за верность твою, что множит расположение к тебе старшего брата!

– И Великому князю привет с заверениями в моей сердечной с ним дружбе, – ответил на приветствие Владимир и сразу перешёл к делу. – Что передал Святополк?

– Великий князь с дружиной своей и набранной из горожан ратью уже на подходе к Переяславлю, утром здесь будет! – провозгласил боярин, и Владимир переглянулся с Ратибором.

То, что Святополк вышел из Киева с дружиной, да ещё усиленной городской ратью, многое объясняло.

– Великий князь настаивает на войне? – спросил Владимир, слегка уязвлённый столь решительными действиями, предпринятыми в одностороннем порядке.

– Настаивает! – подтвердил Славята.

– Насколько мне известно, великий князь был в большом затруднении. На какие средства рать в поход снарядил?

– Нашлись добрые люди, помогли, – усмехнулся боярин. – Раби со Святополком сговорились, так ростовщики жидовинские расщедрились, деньгами ссудили!

– А взамен что? – не уставал с вопросами князь.

Киевский боярин лишь пожал плечами.

– Мне то неведомо, князь. Это дело их и Святополка.

Владимир едва улыбнулся, глядя на посуровевшего Славяту. Тот, желая блеснуть своей осведомлённостью, успел сказать лишнее, но сумел остановиться, не желая выдавать и дальше то, что ему, со всей очевидностью, было известно. Переяславский князь давно был наслышан о способах действий иудейских ростовщиков. Те предоставляли кредиты под немыслимый процент, что непосильным бременем ложился на плечи тех, кто волею судьбы был принуждён к ним обращаться. Те несчастные, кому довелось испытать на себе такого рода «помощь», редко не оставались ободранными до нитки, но были и такие, для которых невыплата разбухающего на глазах долга оборачивалась невольничьими рынками, на которые должников продавали целыми семьями. Разумеется, к князьям, королям и прочим сильным мира сего у ростовщиков был другой подход. Задолжавшим им высоким особам предлагалось не тратить свои драгоценные время и внимание на столь несущественные мелочи, лишь доверить сбор очередной дани самим ростовщикам и их людям, а уж они своё вернут! Своё возвращали с изрядной лихвой, оставляя разорёнными целые селения и пополняя уже пресыщенные русскими рабами и рабынями восточные рынки. Поняв, какой ценой куплено временное благополучие, Владимир не позавидовал ближайшей судьбе Киевского княжества, а значит, и благополучию самого Великого князя.

– С половцами как поступим, князь? – нарушил ход его мыслей Ратибор.

– Если Святополк на них войной собрался, так я ему не помеха! – заявил Владимир. – Я с ними мир заключил, но против своего Великого князя, конечно, не пойду. Завтра же, не встречаясь с Кытаном, Итларя отпущу, и пусть киевляне с ними уже в степи разбираются!

Известие о заключённом договоре и нежелание князя идти на его нарушение несколько смутили киевского боярина, и он с надеждой взглянул на Ратибора. Оба они уже давно привыкли к частым подаркам еврейских купцов, каждому прощены уже были взятые у ростовщиков займы, и теперь, сведённые недавно с иудейскими наставниками, известными на Руси как раби или рабины, бояре дружно отрабатывали свои долги. Переяславльский воевода не заставил себя ждать.

– Не иди в поводу у поганых, князь! – воскликнул он с жаром. – Они ведь веками Русь терзают, что другие князья скажут?

– Эка ты загнул, советник! – иронично усмехнулся Владимир. – Положим, не столько от самих половцев Русской Земле убыль, сколько от усобицы князей! С погаными в союзе или без них, а Русь раздирают так, что едва ли не половина от всего проданного полона – одних только князей заслуга!

Боярин взял смелость возражать, и Славята подал голос:

– Прости, князь, в горле пересохло, да и с коней мы только, разреши мне по надобности… Я ненадолго, скоро вернусь!

Киевлянин юркнул в дверь, оставив спорящих наедине, и вскоре выбежал на улицу к ожидавшему у коней долговязому кучерявому мужчине в одежде торгового гостя.

– Беда, рабин! – с ходу выпалил Славята. – Упёрся Владимир, дескать, мир я уже заключил!

– Веди к нему, боярин! – властно произнёс мужчина, сверкнув в гневе глазами. – И побыстрей! Скажешь, что по пути меня встретили, что есть у меня к князю весть!

Обратно боярин возвратился, ведя с собой третьего спутника.

– Это ещё кто? – удивился Владимир, разглядывая незнакомца.

– Вот, князь, торгового гостя в дороге встретили, так он для тебя весть имеет. Я решил, что тебе с ним самому перемолвиться любопытно будет, прости, коли не так!

– Кто таков? – спросил князь, уже обращаясь к незваному гостю.

Тот, словно только что пришёл в себя, рухнул на колени и распластался на полу в поклоне. Затем он поднял голову и, не смея подняться, зачастил тоном холопа, ошарашенного вниманием богоподобного господина:

– Я Соломон, гость торговый! Не гневайся, мудрейший князь, что осмелился пред твои очи показаться! Сам то я здесь ненароком, еду в Киев из Степи.

– Иудей? – спросил князь, уже предугадывая ответ.

– Так, великодушный князь! Хотел на хлеб заработать, караван собрал, у всех, у кого можно было, денег занял, а проклятые половцы разграбили, так и не добрался я до Булгара!

– Что за весть? – поторопил его Владимир, не желая выслушивать дальнейшие стенания. – Да встань ты на ноги, наконец!

– Так вот, я и говорю! – продолжил Соломон, поспешно вскакивая. – Едва я откупился от них, спасся, хвала Яхве! У самого Киева, на обратном пути, повстречался мне мой сородич, тоже купец, третьего дня из Чернигова. Он мне и скажи, что у князя тамошнего, Олега Святославича, сын половецкого хана гостит. Его отец Итлар вместе со вторым ханом, Кытаном, у того князя гостили и, прежде чем к тебе податься, своего сына ему и оставили!

В горнице надолго повисло молчание. Князь Чернигова Олег был давним соперником Владимира, и сам факт того, что половецкие ханы предприняли такой крюк на пути в Переяславль, наводил на мрачные мысли. Это значило, что половцы искали дружбы не только с ним, Владимиром, но и Олегом, а оставленный в гостях малолетний сын одного из них – явный признак того, что с черниговским князем у них тоже сладилось! Безусловно, половцы поддержат Владимира в предстоящем устранении от киевского престола Святополка, но чью сторону они примут, случись ссора с Олегом? «У меня Итлар Святослава в залог потребовал, а сам Олегу своего сына оставил!» – подумал Владимир, чувствуя себя обманутым.

– Сын Итларя гостит у Олега?! – словно не расслышав, вдруг переспросил Ратибор. – Неужто они в такой тесной дружбе с ним стали?

– Если только в дружбе! – воскликнул Славята. – А то ведь больше похоже на залог. Только вот что такого они обещали в Чернигове, что даже сыном поручаться пришлось?!

– Послушай Святополка, князь! – продолжил увещевать Ратибор и, зачем-то понизив голос, сообщил: – Я ведь тем половцам, что за валом дожидаются, много бурдюков с вином отправил, да вино то не простое, сон-трава в нём изрядно намешана! Предадим всех поганых смерти прежде, чем Великий князь подойдёт, а там, с ним вместе, и на вежи ударим!

– Да как я могу это сделать, давши им клятву? – всё ещё колебался князь, не отваживаясь выступить убийцей своих гостей и клятвопреступником.

– Не будет на тебе греха! – заявил киевский боярин. – Половцы всегда дают клятвы, но всё губят Русскую землю, льют кровь христианскую. Те два хана сами могут оказаться клятвопреступниками, так что следует убить их раньше, чем те успеют проявить коварство!

После сих слов князь колебался недолго. Единственным препятствием на пути предложенного советниками плана оставался остающийся в руках Кытана малолетний Святослав, но и здесь бояре сумели убедить князя.

– Господом нашим клянусь, ни единого волоса с твоего сына не упадёт! – перекрестился Славята, глядя на князя преданными глазами. – Сам выручать его пойду! Ты мне только дружинников своих половчей отряди да торков дай. Слыхал я, что они у тебя воины удалые, да и от половцев в ночи не отличить!

Владимир вздохнул. Он уже принял решение, но, чтобы соблюсти хотя бы видимость чести, обречённым тоном вымолвил:

– Что ж, вы делайте что хотите, но я не хочу ни для чего, дав клятву, переступить её и век о том сожалеть!

Не прошло и часа, как городские ворота приоткрылись, и к спящему лагерю половцев один за другим проскользнули воины. Едва заметными тенями они пробрались к раскинутому среди палаток шатру и проскользнули внутрь. В слабом свете лучины проступили контуры спящего на кровати мальчика. И шатёр, и кровать с прочей утварью были заранее приготовлены по распоряжению Владимира, когда согласно уговору он отдавал в руки половцев своего сына, но кто знает, не подложили ли подозрительные степняки вместо него другого? Против всех опасений, на кровати спал именно Святослав, и Ратибор вздохнул облегчённо.

– Он! – подтвердил воевода, и Славята, зажав мальчику рот, вместе с одеялом подхватил его на руки.

– Не бойся княжич, свои! – успокоил Святослава Ратибор, и вошедшие поспешили покинуть шатёр.

Весь лагерь спал. Узнав о заключённом договоре, половцы совершенно позабыли об осторожности. Половину ночи они пили доставленное из княжеского терема вино, орали песни и плясали и теперь, умаявшись от бурного празднования мира, спали мёртвым сном. Безмолвными призраками покинули лагерь бояре в сопровождении ловких торков. Уже за его пределами Славята, опустив мальчика на землю, повернулся к Ратибору.

– Я к князю, обрадую его успехом. А ты знаешь, что делать дальше.

Хищной стаей окружили переяславцы доверившихся им степняков. По знаку воеводы палачи шагнули к палаткам. В них и повсюду вокруг, у тлеющих костров лежали спящие воины. Мерно вздымались могучие груди, а окутавшие сны продолжали нести храбрых батыров по родной степи, когда сверху обрушилась разящая сталь.

Своим чередом взошло солнце. Оно снова дарило людям тепло и свет, кроме тех, кому уже не суждено было проснуться. Лишь только рассвело, в горницу к Итлару постучали. Половцы переглянулись и поправили пристёгнутые к поясам мечи. Итлар, не признавая из веселящих напитков ничего, кроме кумыса, не притронулся к присланному Владимиром вину, заставив последовать своему примеру и сопровождавших его воинов. Он проснулся с первыми молочно-белыми лучами, что едва пробивались через узкое окно. Вокруг было тихо, но никогда не подводившим, почти звериным чутьём хан ощутил разлитую в воздухе опасность. Один из двух его воинов шагнул к двери и распахнул её. У порога стоял улыбающийся во весь свой щербатый рот княжеский отрок.

– Князь Владимир передал, чтобы вы, собравшись и позавтракавши в тёплой избе у Ратибора, пришли к нему на княжий двор! – провозгласил парень. – Я провожу!

Все трое уже были обуты и одеты. Заметив, что половцы собрались облачиться в доспехи, он хмыкнул:

– Пошто торопитесь, гости? Вас ведь на завтрак зовут, не на бой! Сюда ещё будет время вернуться с подарками от князя!

Пристыженные за свою подозрительность, степняки вышли, накинув тулупы, и вслед за отроком прошли длинным коридором, миновали просторную комнату и вскоре вышли на переполненную морозной свежестью улицу. Солнце поднялось достаточно высоко и с каждым часом согревало щедрее, провозглашая победоносное шествие в Явь покинувших Сваргу светлых Богов. Птичьим щебетом пробуждались леса, ширились освобождённые от снега пятна пахоты на полях, а там, где-то за холмами, навстречу весне, раскрывала свои объятия Степь.

В натопленной избе пахнула жаром печь. В просторной горнице стоял стол со стопками блинов и кувшинами, доверху наполненными молоком. Итлар огляделся и, обнаружив, что они одни, спросил у отрока:

– Где же воевода?

– Видать, наверху! – пожал плечами тот. – Сейчас сбегаю, а вы пока за столом располагайтесь!

Парень повернулся, подошёл к ведущей на второй этаж лестнице с резными балясинами, в несколько прыжков преодолел её и скрылся, хлопнув за собой дверью. Весь верхний этаж был полон одетых в доспехи дружинников. Они молча замерли на отведённых местах, сжимая в руках луки и оружие ближнего боя. С прибытием отрока Ольбег взмахнул рукой и осторожно потянул на себя заранее откреплённую от потолка доску. Его примеру последовали стоящие по обеим сторонам лучники. Вслед за первой последовали ещё две, и глазам стрелков открылись все три половца, ожидающих гостеприимного хозяина за столом. Уже через мгновение десяток пущенных разом стрел пронзили доверчивых гостей, не оставив им ни единого шанса, и Ольбег повернулся к ожидавшим у двери меченосцам:

– Зря готовились, без вас обошлись!

Не прошла и неделя, как объединённые рати Святополка и Владимира вышли к границе Переяславского княжества. Снег в полях растаял, лишь в ложбинках ещё белели его остатки, словно запоздалые напоминания о недавней зиме. Половцы совсем не ждали русские рати. Их ханы уехали заключать мир, и, полагаясь на неприкосновенность гостей и послов, степняки при любом раскладе ожидали прежде их возвращения, но вместо них пришли враги. Атака была столь неожиданной, что воины не успели собраться в боевые порядки. Многие сражались тем, что подвернулось под руку, и падали от стрел и копий на глазах растерянных от ужаса женщин и детей. Лишённые единого командования, немногие успевшие подготовиться к бою воины действовали разрозненно и безуспешно, и захваченные врасплох обезглавленные орды оказались обречены. В этот день русичам досталась богатая добыча. Захваченному скоту, коням и верблюдам не было числа. Больше того – в русский полон попали все половецкие семьи – женщины, красные девицы и малые дети. Теперь пришло время половецких страданий. Тут и там бесчинствовали ратники и дружинники, среди тёплых ещё трупов раздавались истошные крики детей и женщин. Натешившись вволю, приступили к дележу. Оба князя не скрывали торжества – такой добычи в степи никто из русичей не захватывал: с лихвой хватило не только им, но и всем воинам, и ещё приходилось приложить изрядные старания, чтобы доставить весь полон и добычу в свои княжества. Солнце ещё возвышалось в зените, когда оба обременённых грузом воинства тронулись в обратный путь, погоняя скот и связанных женщин. Следом, держась ручонками за материнские подолы, едва успевали хныкающие дети, а среди трупов и сожжённых кибиток, осев на мёрзлую землю, остались встречать смерть никому не нужные старухи и старики.

На третий день, когда распродали купцам-работорговцам всех полонённых половцев, князья со своими дружинами подступили к Чернигову. Олег с малой дружиной встретил их у самых ворот.

– Чего хотите? – спросил он, заранее догадываясь о причине визита столь не милых сердцу гостей.

– У тебя есть Итларевич! – заявил Святополк без всяких обиняков. – Либо убей, либо дай нам, он враг нам и Русской земле!

Олег Святославич, услышав такой пафос, не счёл нужным сдерживать улыбку.

– Я понимаю вас двоих! – сказал он. – Ваши подвиги будут помниться век, и не только сынами убитых, но при чём здесь Русская земля?

– Прекрати эти намёки, князь! – вспылил Владимир, но его поспешил перебить Святополк.

– Не будем ссориться из-за ничтожного волчонка, братья! Выдай нам сына Итларя, в знак дружбы, а нет, так ведь мы твой Чернигов возьмём! Стоит ли половецкий ребёнок благополучия и жизней сотен русичей?

Олег ответил не сразу. Но когда он заговорил, его голос зазвучал с прежней твёрдостью:

– У Великих князей, видать по всему, свои правила, но я гостей не выдаю!

Олег Святославич повернул коня, давая понять, что встреча окончена, и лицо Владимира омрачилось. Уже у своих дружин, придержав коня, Святополк поравнялся с приотставшим Владимиром.

– Что пригорюнился? – натужно усмехаясь, сказал он. – Возьмём рати и подтянем их сюда. С ними да нашими дружинами Олег и недели не продержится!

Владимир согласился с ним, но его занимали совсем другие мысли. «Не отдал мальчика! – думал он, испытывая двойственное чувство к черниговскому князю. – Значит, не в заложниках итларев сын, но в гостях! Может, и правда, что никакого сговора между ним и ханами не было? Может, дело только в обычной приязни, и моя выгода была в союзе, а вовсе не убийстве собственных гостей?» Князья отъехали ещё на значительное расстояние, весьма перекрывающее полёт стрелы от городских стен, и определились с рубежами планируемой осады. «Не выдал, значит! – снова задумался Владимир, уже ведя дружину ко вторым воротам. – Смог устоять, не повёлся на соблазн!» Он вспомнил события недавних недель, и на душе стало муторно. Так, что уже не хотелось ни Чернигова, ни стольного Киева, ни жизни этого осиротевшего по его вине мальчика. Владимир уже был близок к сожалению от всего того, что случилось в последние дни, но сделанного не воротишь, и приходилось, соблюдая лицо, следовать всему тому, к чему подталкивал его Святополк.

Вскоре подошли рати, но возросшее количество войск не возымело ожидаемого воздействия на непокорного князя. Как и прежде, Олег не торопился менять свои понятия о чести, и осада Чернигова грозила перерасти в активные действия. Первым о них заговорил Святополк.

– Придётся готовить приступ! – предложил он Владимиру, с каждым днём всё более раздражаясь бездействием.

Переяславский князь соглашался, но продолжал затягивать время штурма, ссылаясь на неготовность своих войск. И вот, когда он и вовсе уже собрался объявить о своём нежелании вести войну с черниговским князем, пришли тревожные вести. В Степь из похода на Византию возвратились две самые мощные половецкие орды под предводительством ханов Боняка и Тугоркана. И теперь они, желая мести за предательство русских князей, пошли на Русь. Первый, разоряя Поросье, уже двинулся к Киеву, а второй осадил Переяславль, превратив в пепел и пыль уцелевшие после прошлогоднего набега предместья. Над приграничной Русью нависла очередная война.

В отрезанном от остального мира Чернигове ничего не знали о выступлении половцев. Под рукой у князя Олега было всего две сотни дружины, остальные малыми отрядами несли службу в других городах княжества, и сейчас на них рассчитывать не приходилось. Жители Чернигова собрали ополчение, но и его было явно недостаточно для отражения решительной атаки переяславцев и киевлян. Тем не менее, город готовился к обороне. На стену подвозили запасы камней и смолы, не прекращалась раздача оружия новым ратникам – черниговцы были полны решимости поддержать своего князя. Олег Святославич, стоя на крепостной стене, в который раз окинул взглядом разъезды и лагерь противника.

– Устоим ли, князь? – спросил один из бояр.